А ТЫ отмылся от своих грехов?! 12 page

*

…Вода продолжала низвергаться на изнеможённую землю. Озеро вышло из своих берегов и под руководством ливня затопило деревню. Кто-то из жителей покидал своё жилище в поисках спасения. Была нарушена система электроснабжения. Не работала телефонная связь. Изредка включая работающее на батарейках радио, Роберт и Женя слушали последние сводки о трагедии во всем мире…

Ливневые дожди.

Как они могли распространиться одновременно по всему земному шару? Для всех ответ на этот вопрос оставался неразрешимой загадкой.

Силы властей были брошены на спасение людей в больших городах. Про маленькие и отдалённые населённые пункты они забыли. Роберт с Женей решили отбросить попытки выбраться. Это было бесполезно. В других местах творилось то же самое. Паводки и оползни… Весь мир накрывало нескончаемым дождём. Мир исчезал.

Когда Роберт понял, что им осталось всего несколько дней, он сел за стол, зажёг свечку и раскрыл уже третью тетрадь. Он продолжал делать в ней записи. Словно оставлял послания для кого-то другого. Для тех, кто будет после него…

Но в этот раз он решил отойти от привычной манеры художественного повествования. Решил сделать запись как бы от себя, от автора данного произведения. Взяв ручку, Роберт посмотрел на спящих Женю с Авророй. Он долго не отрывал от них взгляда, понимая, что это, пожалуй, одна из самых прекрасных сцен, которые он когда-либо в своей жизни видел…

Через какое-то время он повернулся к тетради и стал записывать.

Я нахожусь здесь под мириадами капель дождя. Я словно Ной, но только без ковчега. Вместо него — пристанище души, в котором за последние дни поместилось так много всего… Да и будь у меня настоящий ковчег, терзала бы совесть, что я спасусь, а другие — нет. А так — всё по-честному. Наконец-то справедливость накроет всех своим равномерным потоком воды.

Никто не ожидал этих дождей… Все мы оказались не у дел. Но мне не страшно. Я вместе с теми людьми, с кем и должен быть. Кто знает, может, конец света наступил уже давно, и мы все умерли, но не заметили этого, по привычке думая, что продолжаем жить дальше? А нескончаемый дождь необходим, чтобы напомнить нам об этом?

Не знаю. Наверное, до приезда сюда, у меня так и было. Я бродил во тьме своего личного конца света. Я так долго боролся с собой. Все эти годы не обращал внимания на то, что лилось из меня наружу. И это любовь. К Жене. К миру. К своей мечте — быть с ней, чего бы мне это ни стоило.

С ранних лет эта мечта жила во мне, но так и оставалась внутри. И от этого весь мир казался мне каким-то недоделанным. Сейчас же, когда весь мир рушится, мне он кажется куда гармоничнее и прекраснее. Та ещё ирония, правда?!

Да, теперь, когда я вернулся сюда, всё встало на свои места. Всё так, как и должно быть.

Когда я смотрю на этот бесконечный дождь, мне хочется только одного. Снова, как когда-то детьми, бежать с ней по утренней летней росе. Жадно впитывать в кожу и сердце первые лучики восходящего солнца. Видеть блеск в её глазах и замирать от объятий. Замирать от восторженного чувства, что лето не кончится никогда! Радоваться этой пьянящей жизни и позволить Всему Просто Быть. Просто смириться. Хоть раз смириться со страданиями и смертью, что источает реальность каждый день вокруг нас.

Всё. Это всё кончается. Всё смывает водой. Теперь нет смысла горевать о страданиях. Прежний мир будет навсегда погребён под тоннами воды…

Теперь, когда я снова с ней рядом, я чувствую, что могу стать счастливым. По-настоящему. И засиять гораздо ярче. Нужно лишь отчаянно, до дрожи в теле, всем сердцем верить в это. Верить в любовь, вечную и неизменно окутывающую всю вселенную…

Да, у многих из нас, пожалуй, конец света уже наступал. Когда в наши хрупкие и построенные на искренне-чистых мечтах души со скоростью в один короткий вдох влетали каменные глыбы неудач и коварных подножек судьбы. А дальше — сплошные блуждания во тьме в надежде выйти на свет…

Люди-фонари иногда встречаются на нашем пути. Они помогают нам. Но пора бы задуматься о том, что каждую секунду вечности мы сами являемся этими фонарями. И способны сами осветить себе дорогу, которую мы выбрали.

Возможно, мы и не сможем слиться с другими, раствориться в едином свете, но свой путь осветить — нам под силу. И это всё, что нужно. Всё, что нам было нужно…

Но вот новому миру — если он когда-нибудь возродится на наших «могилах» — этого будет мало. Ему нужно будет сделать что-то гораздо большее. Что-то гораздо доброе и чистое, чтобы не наступить на те же грабли. О, да. Ему нужно будет всё сделать по-другому!

Я оставляю это послание тем, кто в будущем, возможно, сможет его найти. Создайте новый мир. Создайте новый Эдем. Я призываю вас. Я кричу вам из своей погружающейся в небытие эпохи:

ВЫ СМОЖЕТЕ!

ВЫ СОЗРЕЛИ ДЛЯ ЭТОГО!

ВЫ ЗАСЛУЖИВАЕТЕ ЭТОГО!

P.S. А мы, последние жители планеты Земля, скажем следующее:

Мы будем отчаянно, до последнего удара сердца, до самой смерти, верить в счастливый конец. А за ним — в новое, счастливое начало. Начало нового Мира. Начало новой Эпохи. Начало Истинной Любви и Единства.

Ведь это неотъемлемое свойство всех людей — до последнего верить во что-то лучшее. И пусть окажется так, что это самое свойство — не просто утешение для наших истощённых душ. Пусть окажется так, что это — великий знак нам от внутренней истины.

Знак, что однажды… так всё и будет.

[21]

Роберт остановился и посмотрел в большое окно. На взлётной полосе моросил дождик. Отсюда, изнутри, аэропорт казался таким маленьким, беззащитным, что ли. Тучи захватили небо и словно решили отправить к земле разведчиков — капли дождя. Те разбивались о ровную поверхность взлётно-посадочной полосы, о чём-то сильно напоминая Роберту…

Словно о каком-то забытом сне. Сне, в котором он вернулся в родной край, где встретил прекрасную подругу детства — Женю. Там начался дождь, не останавливающийся ни на минуту. Укрываясь в доме, они фантазировали, что нескончаемым потоком приходящей воды накрывало всю планету. Реки, моря, океаны выходили из своих берегов, застилая собой материки… И он, находясь под впечатлением от многообразия испытываемых чувств, писал про это книгу.

Но ведь это не сон, подумал Роберт тут же. Это ведь… было. Он действительно написал книгу. И совсем неожиданно, точно ведро ледяной воды на голову, она была принята одним из крупнейших издательств России. И в очень короткий срок стала популярной. Так у Роберта и началась совершенно иная жизнь. Жизнь, в которой он пребывал и по сей день.

Его литературный триумф был окутан для него тайной. Некогда юный журналист — теперь вдруг превратился в известнейшего писателя. В столь молодом возрасте из современных литераторов страны такого добиться не удавалось ещё никому.

«Но ведь это не сон, — всё стоял у окна Роберт и думал. — Ведь это же…»

— Эй, дружище? — раздался позади него голос.

Роберт повернулся. Это был его хороший приятель.

— Смотри-ка, что про тебя в газете пишут! Сам Винский! Слушай! — Приятель развернул газету и стал ему читать: — «Сказочно чувственный автор приоткрывает нам дверцу в удивительный мир Эйрену, который он назвал в честь древнегреческой богини мира. Эйрена — как некий идеал человечества. И действительно: мы получаем историю о мирном мире, из которого исчезло всё людское страдание. Но при этом — исчез и весь прежний мир. Материки ушли под воду, и лишь крошечные островки остались на поверхности планеты, состоящей на 99,9% из воды. На этих маленьких островках — последние представители человечества. Выжившие после Великого Наводнения.

И всю надежду автор возложил именно на следующие поколения, родившиеся после этого важнейшего для планеты события. Именно они, по его мнению, должны будут привести мир к новой эпохе. К процветанию. И только так однажды и может быть построен новый Эдем. Успех всего этого всецело зависит от простых молодых людей, которые должны будут принять важнейший выбор своей жизни и жизни планеты — идти своим, новым, путём, или же обернуться к старым устоям и повторить ошибки своих предков.

Однажды страдание должно будет закончиться — такова основная идея книги «Эйрена. Мир после нас». Аллюзия на библейские писания, чувственно-лиричное повествование, масштабная, эпическая атмосфера глобальных перемен в мире и в душевной организации всего человечества — всё это, пожалуй, позволит книге молодого писателя Роберта Ланина на долгие десятилетия — если не столетия! — уверенно расположиться в ряду лучших писателей двадцатого века». Видал?! «На столетия»! И это сам Винский! Да чего ты хмурый-то такой, а?

— Всё нормально… Да, здорово. Хороший отзыв.

— «Хороший отзыв»?! Это всё, что ты можешь сказать?! Ох, Роберт! Я, конечно, понимаю: писатели должны быть странными, — но не настолько же!

Роберт, слабо улыбнувшись, хлопнул приятеля по плечу.

— Спасибо тебе за приятную новость.

— Да чего уж там, — махнул рукой тот. — Ладно. Далеко не отходи. Сейчас регистрация начнётся. А я пока схожу за водичкой. Аж в горле пересохло от этого Винского! «На столетия»! Сам Винский!..

Приятель отошёл. Роберт ещё несколько мгновений постоял у окна. Затем, вздохнув, не спеша двинулся в сторону стойки регистрации пассажиров. Внезапно он осознал по аромату, что проходит мимо лавки цветов. Роберт остановился возле неё и украдкой бросил взгляд на золотистый цветок.

— Это…

— Хризантема! — энергичным голосом сообщила продавщица. — Символизирует трепетную любовь! Будете брать?

— Трепетную любовь… — отчуждённо повторил Роберт. И вдруг впал в глубокие раздумья.

— Что с вами? Брать-то будете?

Роберт вполголоса ответил:

— Одну…

Продавщица вытянула из букета самую пышную хризантему и дала ему. В этот хмурый пасмурный августовский день яркий жёлтый цветок выглядел как-то ирреально.

Роберт отошёл от цветочной лавки и сел на свободную металлическую скамью. Рядом положил небольшую сумку и дипломат; в последнем хранил копию своей книги и прочие необходимые документы. Всё его внимание было сосредоточено только на солнечном соцветии хризантемы.

«Она цветёт почти всю осень. И ей не страшны заморозки», — вдруг пронеслись слова в его сознании. Роберт махнул головой, словно отбиваясь от наваждения. Что происходит? Цветок, как и моросящий дождь, будто напомнил о каком-то сне… Но ведь это был не сон!

Неожиданно к глазам Роберта подступили слёзы. Точно как тогда, когда он шёл к ней по тихим улочкам деревни…

Он потянулся к своему дипломату и открыл его. Из маленького бокового кармашка вынул конверт с письмом. Его письмо. Написанное несколько месяцев назад, но так и не отправленное…

Роберт медленно вынул из конверта несколько сложенных листочков. Развернув их, он, с дрожащими руками и с влажными глазами, принялся скользить взглядом по строчкам…

Жень.

Моя мастерица цветов…

Ты говорила, что в человеке несомненно присутствует «частица счастья». Та самая, которая есть в нём несмотря ни на что. Та самая, которая может сделать его совершенно счастливым.

Эта мысль до сих пор не даёт мне покоя. Не давала покоя и когда мы были вместе. «Эйрена» стала её результатом. Я поверил. Истинно и искренне впитал это в себя. И — излил в виде книги. В ней немногочисленные выжившие смогли обратиться к этой самой частице. Осознать её в себе и раскрыть.

Так они начали создавать новый мир. Без войн. Без страха. Без насилия. И самое главное, Жень, самое главное от чего у меня даже слёзы наворачиваются, это — без страдания.

Мир без страдания.

Утопия?.. Несомненно. Утопительная утопия утопительных масштабов. Но такая манящая, согласись, Жень?.. Такая прекрасная как человеческая черта — во всём до последнего находить что-то светлое и обнадеживающее, даже когда вокруг сплошной мрак и бездна неизвестности. И ты заразила меня этим. Мутировала мою клеточную структуру. И этого хватило, чтобы создать эту книгу.

Но не знаю, хватит ли этого для меня самого… Для моей собственной жизни. Я не знаю, сколько ещё пройдет времени, сколько его должно пройти, чтобы я хоть чуть и в самом себе раскрыл эту самую «частицу».

Может быть, поэтому я до сих пор так далеко от тебя?

Может, поэтому ту зиму, обещанную совместную зиму, ты провела без меня?..

Именно тогда и создавалась Эйрена… Новый мир в моей душе. И к которому так стремилась сама моя душа! В который я уверовал, словно в единственное спасение всей своей жизни.

Эта книга стала всем для меня. Мне даже начало казаться, что я пришёл на свет только для того, чтобы рассказать людям об Эйрене. О том возможном будущем, к которому однажды люди смогут прикоснуться. В котором смогут стать одним целым. Включить свои огни и объединить их с другими огнями. Стать единым светом. Единством. Без разрозненности. Без угнетения друг друга.

Книга стала чем-то вроде бомбы. Взорвалась на всю страну и не только. Я даже не успел заметить, как это началось. Я был буквально выброшен в вихрь событий: издательство, редакторы, литературные критики, интервью… Я даже и не мог мечтать о таком дебюте! Это что-то немыслимое. Это что-то сверх меня.

Иногда в такие моменты я словно замираю на несколько мгновений и думаю: наверное, это и есть знак, что Эйрена должна была появиться на свет. И — именно сейчас. Для того, чтобы будущие поколения смогли задуматься о том пути, куда мы все движемся. Куда движется всё человечество.

И я сказал, куда.

К миру без страданий.

К миру, в котором будет царствовать мир.

В котором люди сольются в один единый источник света.

И это будет рай. И он возможен. В это поверили читатели. В своих сердцах. И я этому бесконечно рад. Рад, что смог стать частью этого масштабного и порой не поддающемуся понимаю процесса.

Женя…

Но, пожалуй, я не сделал самого главного. Не изменил что-то в себе. Я абсолютно не понимаю, что сейчас со мной происходит. Я чувствую себя в объятиях чего-то большего. Того, что ведёт меня, чтобы показать изнанку страдания и глубину происходящих в мире процессов. Чтобы потом я мог передать всё это другим. Это как бы высшее предназначение, понимаешь?

Не знаю, Жень… Возможно, у меня просто разыгрался нарциссизм на фоне ошеломительного успеха. Но… я не могу противиться всему этому. Оно сильнее меня.

Когда я вижу дождь, Жень, мне сразу же представляются твои слёзы. Я знаю: тебе одиноко. Именно этот образ живёт в моей душе. Ты печалишься, что как только дождь закончится, я уеду от тебя. И поэтому в моём воображении продлеваешь его своими солёными слезами и обнимаешь меня дрожащими руками.

Знаешь, Жень… Я очень часто вспоминаю тот день, когда мы с тобой заблудились в лесу. Ты говорила, что тоже его помнишь. Стояла поздняя осень. Начался ливень. И мы, заплутав, абсолютно не знали, как выбраться из леса. Нам было по восемь лет.

Ты от страха и холода прижалась ко мне и начала тихо плакать. Я был маленький, и не знал, как тебя успокоить. И тогда я выбрал самое первое, что пришло мне в голову — я стал плакать вместе с тобой. Я разделил твоё страдание, ведь не знал, как можно изменить его.

И, посмотрев на мои слёзы, ты вдруг сказала:

— Не плачь, Роберт.

— А я и не плачу, — ответил я тут же, помнишь? — Это — твои слёзы.

— Ты плачешь моими слезами? — очень удивилась ты.

— Да. У нас одни слёзы на двоих. Чтобы было не так страшно.

Тогда ты улыбнулась и перестала бояться. И мы, взявшись за руки, пошли. Пошли, промокая до ниточки, искать дорогу домой. И мы её нашли!

Именно в тот день, Жень, мы с тобой и полюбили дождь. Именно после этого случая мы, как только тучи нависали над деревней, снова бежали в лес. Мы играли с дождём, пока не промокнем до ниточки. Мы общались с ним, как с нашим общим другом. Как с нашим ангелом. И он хранил нас в этом лесу. И мне кажется, он даже слушал нас. Наши с тобой сердца. Он понимал нас. И именно он спустя много лет снова подарил нам друг друга. Тем незабываемым августом. Чтобы мы могли многое для себя понять. Увидеть глубину своих душ и осознать, куда же двигаться дальше.

«Эйрена» — плод того дождя.

Жень…

Правильно ли я тогда поступил?..

У меня нет на это ответа.

Но иногда, открыв утром свои глаза, я чувствую, будто я снова рядом с тобой. И это даже не сон. Это что-то большее.

…Снег идёт. Вот я тихо стою и смотрю сквозь беспросветность. И вдалеке замечаю фонарь, ярко излучающий белый свет. И медленным шагом иду к нему. В голове абсолютно никаких мыслей. Прохожу сквозь морозный воздух. Но мне от него тепло, чем когда бы то ни было. Ведь впереди на пути показался домик. Знакомый душе домик, у окна которого сидишь ты, одетая в белый шерстяной свитер и укутанная такой же белой шалью, и греешь руки об кружку горячего чая, глядя вдаль, где сплошные белые цвета.

Уж не о таких ли белых полосах в своей жизни ты мечтала? Не о такой ли прекрасно-убаюкивающей, успокаивающей зиме?..

Я прибавляю шаг и уже могу прикоснуться к покрытой инеем калитке. Ещё пару шагов и...

Останавливаюсь.

Мы соединяемся взглядами и, словно завороженные этим, теряем все мотивы своих действий.

«Ты вернулся...» — шепчешь ты, не обращая внимания на выскользнувшую из рук кружку.

«Теперь, Жень, навсегда», — шепчу я тебе в ответ.

…Роберт открыл глаза.

Он полусонно оглядел оживлённый зал аэропорта и потёр глаза. Осторожно положив хризантему на соседнее кресло, встал и снова подошёл к огромному окну. Сквозь моросящий дождь были видны самолёты и крошечные фигурки людей в униформе.

Там, где-то за далёким горизонтом, его ждали толпы читателей. Новые места. События. Открытия. Ещё много книг ему нужно написать. Ещё столько всего сказать!

Да. Он здесь. В этой действительности. И мир — просто есть. И он — часть него. Несмотря ни на что.

Роберт глубоко вздохнул и понял, что пора на посадку. Его приятель уже дожидался его.

Он взял дипломат с сумкой и медленно двинулся к стойке регистрации. Но через несколько шагов вдруг остановился и обернулся. Обернулся, чтобы в последний раз увидеть цветок, лежащий на пустой металлической скамье. Жёлтая хризантема…

Скоро осень.

Никогда не сдавайся.

———————

…В это самое время, в одной из деревень России, на веранде своего дома в кресле сидела девушка. К ней подбежала маленькая девочка.

— Мама! Ма-ам! А почему Буся не плиходит?

Девушка с умилением взглянула на свою дочь и произнесла:

— Она… а она ведь наконец-то стала свободной, Милая!

— Свободной?

— Да. Она… она убежала в козочкины края и теперь живёт там с другими козочками!

— Это потому что у неё халактел такой?

— Характер? Ну… можно и так сказать!

— Ей тепель холошо?

— Теперь ей очень хорошо, Дорогая. Как никогда раньше.

— Скучно без Буси… Но лаз она стала свободной, то пусть бегает. Но всё лавно она дулочка!

Мать посмеялась, гладя дочку по голове. Затем девочка выбежала в сад перед домом и стала подбрасывать мячик и ловить его. Девушка, с тихой радостью и спокойствием, наблюдала за ней, сжимая в руках книгу «Эйрена. Мир после нас». Затем открыла заключительную главу и на какое-то время погрузилась в чтение.

Когда дочитала последнюю строчку романа, она подняла голову и снова взглянула на дочь. Та уже сидела на земле и пристально-пристально глядела ей в глаза. А затем вдруг произнесла:

— Всё будет холошо, мама.

Мать тут же заплакала. Так эти слова были своевременны! Слова родного маленького человечка!

— Всё будет холошо, как у Буси! У неё холошо, и у нас будет так же!

— Конечно, Милая! Конечно, всё будет хорошо! — вытирая слёзы, улыбнулась мать. — У нас с тобой всё будет хорошо!

— А почему ты плачешь, мам? — вскочила дочь и, запрыгнув маме на колени, крепко её обняла. — Почему?

— Потому что люблю тебя, Чудо моё! Потому что люблю этот мир!

— А дядю Ло?

— И дядю Ро!

— А он к нас ещё плиедет?

— Кто знает, Милая. Он теперь великий писатель. Если судьба распорядится, то он ещё когда-нибудь навестит нас. Давай пожелаем ему большой удачи. Он делает очень важное дело. Для всех будущих поколений. Для всей нашей планеты. Пусть у него всё получится!

— Я очень хочу, чтобы он плиехал снова, мам! Я ему кое-что не сказала…

— И что же ты ему не сказала, Милая?

— Что я его тоже сильно люблю!

Мать, рассмеявшись, крепче прижала к себе дочь. И, посмотрев на ясное августовское вечернее небо, еле слышно прошептала:

Свети, Роберт.

Свети!

Часть четвёртая

☼

ЭЙРЕНА

[22]

— Это была ты…

Ева тут же поднялась с моих колен и встала в полный рост.

— Это была ты… — растерянно произнёс я снова. — В том фильме… это ты играла в «Играх с дождём». Ты — та самая Женя… Как же я сразу тебя не узнал!..

Ничего не ответив, Ева стала вылезать из ямы. Не без труда. Весь её сарафан вконец замарался влажной землёй.

Шёл дождь. Тучи полностью настигли остров и теперь располагались прямо над ним. Всё небо затянуло безысходной тёмной серостью. Солнце бесследно сгинуло за этой плотной завесой.

Да. Всё менялось. И небо. И остров. И моё состояние. И, конечно же, Ева. Всё летело к чертям. Ах да — не к чертям, а — к ангелам. Всё летело к ангелам!

Но вот только это ничего не меняло. Абсолютно. Неизбежно близилось что-то ужасное, и вряд ли образ ангелов мог это предотвратить.

Я тоже вылез из ямы. И побежал за Евой, быстро шагающей к берегу.

— Я хочу задать свой второй вопрос!

Ева вдруг повернулась и иронично ухмыльнулась:

— Рискуешь, Роман. Потом ведь всего один останется. Не боишься?

— Сама ведь говорила, что времени мало!

— А так его может стать ещё меньше.

— Плевать! Итак, мой второй вопрос… Ты беременна?

По лицу Евы пронёсся испуг. Нескрываемый и выразительный. Она опустила взгляд на свой живот, увеличение которого я уже не мог не замечать.

— Значит, это правда… — нерешительно произнесла Ева, осторожно дотронувшись пальцами до живота.

— Так, теперь послушай меня! — я взял в свои руки обе её руки и серьёзно посмотрел ей в глаза. — Ева. Я сделаю нашу яму ещё глубже. И если с моря начнёт приходить вода, она будет стекать туда. Так мы сможем продержаться дольше. А когда дождь закончится — я уверен, он обязательно закончится! — всё станет как прежде. И тогда мы снова…

— Ничего не поможет… — тихо перебила меня Ева, медленно покачивая головой. — Уже совсем ничего, как ты не понимаешь…

— Но я не хочу терять тебя. Нас. Я буду бороться!

— Поздно! — вдруг раздражённо вскрикнула Ева, вырвав свои руки из моих. Не отводя взгляда от своего живота, она развернулась и снова двинулась к берегу. Лишь через несколько мгновений находу чуть слышно произнесла:

— Время отдавать долги, Роман. Время петь песню слёз.

Что?..

«Песню слёз»?

— Я не согласен! Я НЕ СОГЛАСЕН! Это мой остров! Я здесь главный, понятно? И я сделаю всё, чтобы стало как раньше! Мне наплевать на то, что ты мне тут говоришь! Я буду рыть! Рыть, пока кровь из рук не потечёт, поняла?!

Сильно разозлившись, я тоже развернулся и побежал к яме. Спрыгнув в неё, принялся быстро рыть. Правда, теперь получалось гораздо сложнее. Приходилось каждый раз подниматься на ноги, чтобы выгрузить влажную землю из ямы. Эти дополнительные действия требовали лишних затрат сил.

Но я рыл. Рыл, не прерываясь.

Не знаю, сколько времени прошло. Но вскоре я уже с трудом доставал ладонями до верхних краёв ямы. Мне даже пришлось сделать что-то наподобие лестницы, некий склон, чтобы из неё выбираться.

Я продолжал. Не останавливаясь ни на минуту. Копал в бешеном ритме. Яма становилась чрезвычайно глубокой. Такой же, как, пожалуй, могила на похоронах Виктории. Да, похоже, я, и правда, рою себе могилу…

Несколько раз мне мерещилась чёрная бабочка. Она будто порхала где-то сбоку от меня, пока я усердно трудился. Но только я поворачивал голову и присматривался — исчезала.

Дождь усиливался. Всё более становился похожим на тот, что в «Играх с дождём»… Эх, мне бы сюда ковчег. Но не построить его здесь. Не из чего. Да и этот остров — он ведь и был моим собственным ковчегом! Местом моего спасения. И я чувствовал себя в нём наипрекраснейше. Почему же всё стало рушиться? Почему?!

Время отдавать долги.

Чёрт… Чёрт! И ещё раз чёрт! Я не хочу никому ничего отдавать! Пошли все к чёрту! Проклятый дождь, оставь мой остров в покое! Не забирай у меня последнее!

— Э-э-э-э-эй! — крикнул я, что есть сил. — Ты та-а-а-м?

Через несколько мгновений наверху мелькнул кусочек красной ткани.

Там…

— А что со мной дальше было, узнать не хочешь?

Молчание.

Лишь одноликий стук падающих на землю капель.

Я понял: ответ — положительный…

[23]

Чем дольше я оставался в Южном Залиново, тем больше оттягивал своё возвращение к пещере. Эти ласки Ники, её грустный голос, понимающий взгляд… я начинал привыкать ко всему этому. Однако последние страницы дневника Виктории вернули всё на свои места…

Тем же вечером, после просмотра «Игр с дождём», Ника отправилась на кухню мыть посуду. Сказала, что приготовит сейчас что-нибудь на ужин. Я решил, что это хорошая возможность дочитать дневник. Достав его из кармана толстовки, я сел у печи. Положив тетрадку на колени, раскрыл последнюю запись, сделанную Викторией за два дня до смерти.

Октября

В последние дни мне кажется, что абсолютно весь мир ополчился против меня. Как будто каждый — злобно смотрит в мою сторону. В автобусе, на работе, в подъезде… Может, я уже схожу с ума?

Сегодня утром я случайно уронила на остановке сумочку. В этот самый момент рядом проходил какой-то парень. Внезапно он шагнул в мою сторону. Я подумала, чтобы помочь поднять сумочку… Оказывается, чтобы сказать, что я криворукая тупица. И затем пошёл дальше.

Я чуть не расплакалась прямо там…

Какое он имел право так мне говорить? Что я ему сделала? Что вообще происходит? Как будто всё, что я делаю — неправильно. Будто всё вокруг рождает только негативные последствия.

Я очень устала. Чёртова осень. Снова всё повторяется из года в год. На работе тоже всё валится из рук. За последние две недели я разбила три чашки и четыре тарелки. Причём — уже наполненные и предназначавшиеся для гостей. Теперь, когда я подхожу к поварам за заказом, они уже открыто и язвительно мне говорят, чтобы я не грохнулась где-нибудь по пути. Козлы поганые.

И ещё… теперь я, кажется, действительно зависима от выпивки…

Раньше я отгоняла от себя эту мысль. Как, наверное, её отгоняет каждый алкоголик, аргументируя свои регулярные выпивания нелепыми доводами. Но если до этого я пила, чтобы заглушить боль и мысли, то теперь чувство лёгкого опьянения начало требоваться мне и на работе. Теперь я стала выпивать даже там…

Это произошло вчера. И совершенно спонтанно. После хорошо погулявшей толпы осталась полная бутылка шампанского. Я взяла её вместе с грязной посудой и, сама того не сознавая, спрятала под стол в помещении рядом с мойкой. На этом столе всегда хранится чистая посуда, которую мы, официанты, в свободное от обслуживания столиков время натираем до блеска. Избавляться от целой бутылки мне было очень жалко…

Поскольку домой я обычно возвращаюсь в два или три ночи, до конца рабочего дня ещё оставалась куча времени. А тоска в душе сидела сумасшедшая. И я, когда никого в том помещении не оказалось, достала бутылку и быстро сделала пять глотков. Затем снова её спрятала и пошла работать. Через какое-то время повторила процесс.

А работать, и правда, сразу же стало веселее! Плохое настроение и апатия исчезли. Время стало незаметно мчаться вперёд. И я всё больше радостно предвкушала окончание рабочего дня и всё больше контактировала с бутылкой.

Скоро она стала пустой. Я её выбросила и попыталась сбить запах изо рта жвачками. И, что самое забавное, никто ничего не заметил. Ни менеджер, ни официанты, ни бармены, ни придурочные повара. До конца рабочего дня я буквально летала, как бабочка в летнем поле.

После смены нас всех по домам развозит такси. Так же было и в этот раз. Когда я и водитель остались в машине вдвоём, разговорились. Через полчаса он уже сидел у меня на кухне, и я снова — но только теперь вместе с ним — пила шампанское. Но вскоре вдруг опомнилась.

«Какого чёрта происходит? — зашевелилась мысль в моей пьяной голове. — Сейчас просто секс, и завтра тоже с кем-то просто секс, и так до конца жизни?»