Памятники типа Драхенлох и зоофагическис праздники

Этнографических параллелей к описанным выше находкам имеется бесчисленное множество. Обзор их начнем с тех, которые являются прямыми параллелями к находкам в Драхенлохе, Петерсхеле и другим, связанным с медведем.

Ритуальная забота о черепе и костях медведя имела самое широкое распространение по всему Северному полушарию. Существование ее отмечено в Европе у древних карелов и финнов, а также у саамов, в Азии — у хантов, манси, ненцев, алтайцев (тубаларов, теленгитов и др.), кетов, тувинцев, эвенков, эвенов, якутов, юкагиров, ульчей, ороков, орочей, удэгейцев, нивхов, нанайцев, негидальцев, айнов, ительменов, в Америке — у монтанье, наскапи, кри, оджибве, меномини, потаватоми, лиллуэт, шусван, томпсон, чилкотин, атапасков и многих других индейских племен (Гон-датти, 1888, с.77; Харузин, 1898, 3, с. 19, 32; Шренк, 1903, III, с.96–97; Пекарский и Цветков, 1911, с.350; Пилсудский, 1914, с. 139; Богораз-Тан, 1926, с.75; 1928, с.72; Потапов, 1928, с. 17–21; Зеленин, 1929, с.47–50; Золотарев, 1933, с.63; 1939а, с. 134; Штернберг, 19336, с.52, 67, 292, 437, 499, 530; С.Иванов, 1937, с. 14; Калевала, 1940, с.321–322; Б.Васильев, 1948, с.93–94; Алексеенко, 1960, с. 101; Вайнштейн, 1961, с.173; Гурвич, 1960, с.77; Jochelson, 1926,11 — III, p. 148; Hallowell, 1926, p. 137–142).

Формы ритуальной заботы о костях медведя были довольно разнообразны. В большинстве случаев череп и кости медведя вешались на ветви деревьев, высокие пни, столбы, шесты и т. п., несколько реже их помещали на специальный помост, складывали в специальный сруб или амбар, еще реже зарывали в землю. Отмечено и сочетание нескольких из указанных выше способов.

Особый интерес для нас представляет способ ритуальной заботы о костях медведя у нивхов района Чоме, описанный А.М.Золотаревым (1933, с.63). У них головы всех убитых медведей хранились в особом амбаре (лезанге), расположенном в главном родовом стойбище. В этом амбаре, расположенном в нескольких десятках шагов от стойбища, были сложены завернутые в бересту медвежьи головы и висели на шнурках медвежьи лапы. Неподалеку от амбара находилось место погребения остальных медвежьих костей.

В данном случае мы наблюдаем прямую и очень близкую аналогию с находками в Драхенлохе. И там и тут существует особое хранилище для голов и лап, рядом с которым находится скопление остальных медвежьих костей. Аналогия настолько полная, что ее невозможно считать случайной. Эта аналогия была подмечена А.М.Золотаревым (19396), указывавшим в своей рецензии на работу П.П.Ефименко „Первобытное общество" (1938), что трудно пройти мимо поразительного сходства всей обстановки находок в Драхенлохе, где были сложены в специальных каменных камерах черепа медведей, с обычаем гиляков и ульчей сохранять после медвежьего праздника череп медведя и шкуры с лап (перчатки).

Находки в Драхенлохе, Петерсхеле и другие им подобные, по нашему мнению, несомненно представляют собой явление, аналогичное имевшей широкое распространение в гораздо более позднее время в Северном полушарии ритуальной заботе о черепе и костях медведя.

У подавляющего большинства перечисленных выше племен и народов ритуальная забота о черепе и костях медведя была не изолированным явлением, а заключительным моментом довольно сложного комплекса обрядов, связанного с охотой на медведя, свежеванием его туши и поеданием его мяса и известного под названием медвежьего праздника. Не вдаваясь в описание медвежьего праздника, которое можно найти в работах Н.А.Гондатти (1888), Н.Н.Харузина (1898), Л.Шренка (1899, И; 1903, 111), Б.Пилсудского (1914), Л.Я.Штернберга (19336), А.М.Золотарева, (1939а), Б.А.Васильева (1948), А.Ф.Анисимова (1958а), Е.А.Алексеенко (1960), А.Холуэлла (Hallowell, 1926), отметим, что он устраивался после удачной охоты на медведя, а у некоторых народов также и по случаю церемониального убиения специально выращенного зверя (так называемый медвежий праздник айнского типа) и носил характер коллективного пиршества. Центральным объектом праздника была голова медведя, которую обычно в течение определенного времени не отделяли от шкуры. Голову медведя клали на почетное место, причем так, чтобы она оказывалась лежащей между передними лапами. Весь праздник протекал перед медвежьей головой, являвшейся центром всех совершаемых на нем обрядов. После окончания праздника осуществлялась описанная выше забота о черепе и костях медведя.

Медвежий праздник существовал в Европе у древних карелов и финнов, саамов, в Азии — у хантов, манси, кетов, эвенков, юкагиров, ульчей, орочей, нивхов, нанайцев, неги-дальцев, айнов, коряков, чукчей, в Америке — у алгонкинов, в частности, у монтанье, наскапи, оджибве, кри, пенобскот, майями, а также у нутка, квакиютль и тлинкитов (Гондатти, 1888; Харузин, 1898; Шренк, 1899, 11; 1903; 111; Пилсудский, 1914; Фрезер, 1928, IV, с.53; Богораз-Тан, 1928, с.72–73; Золотарев, 1934, с.26, 44; Штернберг, 19336, с.26, 51 — 111, 424, 499, 536; Калевала, 1940, с.316–318; Б.Васильев, 1948; Анисимов, 1958а, с.110; Алексеенко, 1960; Гурвич, 1960, с.78; Jochelson, 1905,1, р.88–89; Hallowell, 1926, р.60–75, 99— 100).

Отсутствие медвежьих праздников у некоторых народов, у которых имелась ритуальная забота о костях медведя, и отсутствие такой заботы у некоторых племен из числа тех, у которых отмечено существование медвежьего праздника, не может послужить основанием для отрицания наличия глубокой внутренней связи между медвежьим праздником и ритуальной заботой о черепе и костях этого животного[97], ибо это представляет собой явление позднейшее. Об этом свидетельствует тот факт, что почти у всех племен и народов, у которых отсутствовал медвежий праздник, но имелась обрядовая забота о черепе и костях медведя, отмечено существование либо прямых пережитков медвежьего праздника, либо разнообразных обрядов, связанных с медведем. Существование такого рода пережитков отмечено, в частности, у алтайцев, тувинцев, якутов, долган, меномини и многих других алгонкинов, ассинибойн (Харузин, 1898, 4, с.5; Потапов, 1928, с. 17–21; Попов, 1937, с.202; Вайнштейн, 1961, с. 172; Hallowell, 1926, р.72, 77). О позднем характере медвежьих праздников тлинкитов, квакиютль и нутка, у которых не отмечено (а может быть, просто не замечено) ритуальной заботы о костях медведя, говорит та их особенность, что они справляются не после каждой удачной охоты, а лишь после первой в сезоне (Hallowell, 1926, р.74–75).

Все это вместе взятое дает, на наш взгляд, достаточно оснований полагать, что ритуальная забота о черепе и костях медведя в своей первоначальной форме была неразрывно связана с праздником, из которого возник современный медвежий праздник.

Существование одной ритуальной заботы о черепе и костях медведя без соответствующего праздника, а также существование медвежьего праздника без обрядовой заботы об останках медведя представляет собой результат разложения единого медвежьего культа, имевшего когда-то необычайно широкое распространение[98].

Медведь не представляет единственного вида животных, о черепе и костях которого проявлялась обрядовая забота. Ритуальная забота о черепе и костях животных, причем самых разнообразных, имела в прошлом универсальное распространение. Не представляют собой исключительного явления и медвежьи праздники. Они являются одной из разновидностей имевших широкое распространение праздников, центральным моментом которых являлось обрядовое коллективное поедание того или иного животного. В этнографической литературе отсутствует общее название для праздников типа медвежьих, что затрудняет изложение проблемы. Мы будем в дальнейшем именовать их зоофагическими праздниками (от греческого „зоо" — животное, „фагос" — поедать, пожирать).

Большое число самых разнообразных зоофагических праздников существовало у народов Северной Азии. У чукчей, коряков, ительменов, азиатских эскимосов наряду с медвежьими праздниками существовали праздники диких оленьих быков, лося, кита, волка, тюленя, моржа, росомахи, белого дельфина (Jochelson, 1905, 1, р.66–77, 89;Богораз-Тан, 1928, с.73; Штернберг, 1936, с.403; Кузнецова, 1957, с.289–293), у эвенков — праздника оленя и лося (Окладников, 1950а, 1 — 11, с.286; Анисимов, 1958а, с.132), у хан-тов — волчьи праздники (Белявский, 1833, с.99), у айнов — праздники лисы, енота, филина, орла, ястреба (Б.Васильев, 1948, с.92). Все эти праздники, как правило, включали в качестве своего момента ту или иную форму ритуальной заботы о костях животных, причем опять-таки главным объектом этой заботы были головы и конечности.

У эвенков, например, забота о черепе и конечностях оленя и лося ничем по существу не отличалась от заботы о черепе и конечностях медведя (Пекарский и Цветков, 1911, с.349; Василевич, 1930, с.64; Анисимов, 1958а, с. 132).

Ритуальную заботу, нередко полностью сходную с той, которая проявлялась о черепе и костях медведя, мы находим также у хантов по отношению к оленю, собаке и белухе (Шренк, 1899, И, с.236; Зеленин, 1936, с. 164), у ненцев — к осетру и другим рыбам (Долгих, 19616, с.62–63), у киргизов — к овце, лошади (Зеленин, 1929, с.48–50), у якутов — к оленю, быку, лошади (Серошевский, 1896, 1, с,658), у юкагиров — к лосю и оленю („Религиозные верования народов СССР", 1931, 1, с.61), у коряков — к собаке, оленю (Крашенинников, 1949, с.735), у эвенов — к оленю (Гурвич, 1960, с.77), у нивхов — к тигру, касатке, нерпе, белухе (Шренк, 1899, И, с.236; Штернберг, 19336, с.54), у ороков — к нерпе, у айнов и орочей — к касатке, у нанайцев — к тигру (Золотарев, 1934, с.21, 24, 32). У целого ряда из перечисленных выше народов ритуальная забота о костях животных дополнялась целым рядом обрядов, аналогичных совершаемым во время медвежьих праздников (нивхи, орочи). Что же касается ороков, то у них существовал праздник нерпы, аналогичный медвежьему (Золотарев, 1934, с. 14–16, 22 и др.).

По сообщению Б.О.Долгих, у долганов вплоть до самого последнего времени бытовал обычай помещать черепа оленей с рогами на крыши избушек. У нганасан и энцев черепами оленей с рогами украшались санки охотников. Согласно преданиям энцев, в прошлом оленьи черепа с рогами в огромном количестве хранились рядом с жилищами охотников[99]. Все эти обычаи вряд ли можно истолковать иначе, как пережитки ритуальной заботы о черепах оленей.

Интересно отметить, что в отношении к таким животным, как лось и олень, предметом ритуальной заботы в некоторых случаях являлись не столько череп и кости, сколько рога, а иногда и исключительно лишь рога. Существование ритуального отношения к рогам оленей и лосей отмечено у чукчей и эвенков (Богораз-Тан, 1939, II, с.71–72, 80 и др.; Окладников, 1950а, I–II, с.284; Кузнецова, 1957, с.300, 325). Прямой аналогией с находкой в Тешик-Таш является ритуальное отношение к козлиным рогам в некоторых районах Узбекистана (Окладников, 1949, с. 78–79).

Существование ритуальной заботы о костях самых разнообразных животных отмечено у сванов (Зеленин, 1929, с.50; Чурсин, 1957, с.83), даяков Калимантана (Roth Ling, 1892, р.46), о головах медведей, тигров и пантер у нага, ка-чинов, в Юго-Восточной Азии (Б.Васильев, 1948, с.98; God-don, 1896, р. 181), о челюстях диких кабанов и оленей у то-раджа Сулавеси (Фрезер, 1928, IV, с.57; Леви-Брюль, 1937, с.99), о костях морских черепах у рыбаков о. Ямдена (Фрезер, 1928, IV, с.57), о челюстях свиней, черепах, различных животных и рыб у папуасов берега Маклая, туземцев о-вов Адмиралтейства, Банкс, Соломоновых, Новых Гебрид, Тор-ресова пролива (Миклухо-Маклай, 1950, II, с. 276, 425; 1951, III, ч. 1, с.73, 118; Codrington, 1891, р. ЮІ; Sommerville, 1897, р.367).

У племен Центральной Африки отмечено существование обычая ритуального погребения убитых леопардов, львов и пантер. Л.Фробениус, давший описание этого обычая, и вслед за ним В.Г.Богораз-Тан рассматривают его как явление того же порядка, что и медвежий культ у народов Северной Азии и Северной Америки (Богораз-Тан, 1936, с.47). Соблюдение особого ритуала по отношению к черепу убитого буйвола отмечено у багешу, по отношению к костям лося — у бушменов (Фрезер, 1928, IV, с.54; Элленберг, 1956, с. 160).

У некоторых племен Юго-Восточной Азии и Африки наблюдалось не просто обрядовое отношение к тому или иному убитому животному, не просто воздавание ему почестей, но настоящие праздники, аналогичные медвежьим. Таковы, например, слоновьи праздники у баила в Африке и у некоторых племен Камбоджи (Фрезер, 1928, IV, с.56; Леви-Брюль, 1937, С.96–97).

Ритуальную заботу о черепах и костях бизонов, бобров, лосей, оленей, куниц, собак, костных остатках рыб находим мы у индейцев Северной Америки (Фрезер, 1928, IV, с.57–60; Леви-Брюль, 1937. с. ЮЗ; Tout, 1905, р.152–153). Нередко эта забота выступает как момент зоофагических праздников (Харузин, 1898, 3, с.30; Tout, 1905, р.152–153). Имеются данные о существовании ритуальной заботы о черепе и костях животных и у индейцев Центральной и Южной Америки (Фрезер, 1928, IV, с.55–56; Штернберг, 1936, с.405; Леви-Брюль, 1937, с. ЮЗ), а также в Австралии (Штернберг, 1936, с.405).

Пережитки ритуальной заботы о черепе и костях животных отмечены также у целого ряда народов Европы, в частности, у русских, белорусов, украинцев, мордвы, мари, чувашей, черкесов, голландцев, немцев (Афанасьев, 1865, I, с.636–640; Богатырев, 1916, с.77; Богданов, 1916, с 103, 107; „Религиозные верования народов СССР", 1931, И, с.42, 181, 253; Зеленин, 1937а, с.25–29).

Необычайно широкое распространение почти по всему Старому Свету имел культ быка (коровы). В той или иной форме он существовал в древности в Египте, Двуречье, на Крите, в Палестине, в Греции, Риме, Грузии, у восточных славян (Шантепи-де-ля Соссей, 1899, I, с. 115–137, 184, 200; Кагаров, 1913, с.247–258; Толстов, 1936; Б.Васильев, 1948, с.98; „История культуры древней Руси", 1951, И, с.63–65; Матье, 1956, с. 16 сл.; Бардавелидзе, 1957, с. 188–203, 258–260 и др.). В недалеком прошлом существование его было отмечено в Индонезии, на Филиппинах, в Индокитае, Индии, в Сибири, на Кавказе („Религиозные верования народов СССР", 1931, I, с. 146; Б.Васильев, 1948, с.98; Бардавелидзе, 1957, с. 188–203, 258–260). Почти у всех этих народов культ быка (коровы) был связан не с охотой, а с земледелием. И тем не менее через все позднейшие наслоения в нем просвечивают древнейшие, связанные с охотой, черты. В культе быка мы встречаемся с явлениями, поразительно сходными с теми, что наблюдаются в медвежьем культе. Так, например, у народов Индо-Китая было отмечено существование ритуальной заботы о черепе приносимого в жертву быка, почти не отличимой от ритуальной заботы о черепе медведя у народов Северной Азии (Б.Васильев, 1948, с.98).

Глубокое сходство с медвежьим праздником обнаруживают афинские буффонии, во время которых совершалось убиение и торжественное обрядовое поедание быка. И.И.Толстой (1936), посвятивший этому древнегреческому празднику специальное исследование, на основе детального анализа его особенностей пришел к выводу, что „сам по себе аттический обряд буффонии безусловно восходит в своей сакральной основе к обрядам типа сибирских медвежьих праздников" (с. 264). К сходному взгляду как в отношении афинских буффоний, так и аналогичного празднества в г. Магнесии на Меандре пришел Л.Я.Штернберг (1936, с.418–420).

С афинскими буффониями не связано сохранение черепа и костей убитого быка. Однако ритуальная забота о животном во время их имела место, проявляясь в набивании шкуры быка сеном и изготовлении чучела. Подобная форма ритуальной заботы о животном не представляет исключительного явления. Набивание сеном или травой шкур медведей было отмечено у хантов и коряков, у которых существовали медвежьи праздники (Белявский, 1833, с.99; „Религиозные верования народов СССР", 1931, 1, с.54, 206; Jochelson, 1905, I, р.88–89). Набивали сеном шкуру жертвенного животного и монголы (Фрезер, 1928, IV, с.60).

Праздники, сущность которых состояла в обрядовом убиении и поедании быка, вплоть до самого последнего времени существовали у сванов (Бардавелидзе, 1957, с. 199 сл.). Пережитки зоофагических праздников были отмечены кое-где в России, Франции и Англии в XIX и даже XX вв. (Снегирев, 1837, IV, с.64–65; Афанасьев, 1868, П, с.255–256; В.Миллер, 1884, с.41; Минх, 1892 с.117–120; С.Максимов, 1903, с.453–454; Дуйсбург, 1933, с.89–90, 95–98; Зеленин, 1934, с.10; Coxhead, 1952, с 22–26), причем иногда пережитки подобного рода праздников сочетались с пережитками ритуального отношения к головам убиваемых животных (Зеленин, 1914,1, с.257–258).

Приведенные выше данные, по нашему мнению, дают достаточное основание для вывода, что ритуальная забота о черепе и костях по крайней мере части животных в своей исходной форме была неразрывно связана с соответствующими зоофагическими праздниками, возникла первоначально как момент этих праздников[100]. Несомненным можно считать, что с зоофагическими праздниками была связана в своей исходной форме не только забота о черепе и костях медведя, но и ритуальная забота о черепе и костях таких, например, животных, как бык (зубр, бизон, тур), олень, лось, лошадь, козел, свинья (кабан, вепрь)[101], волк и некоторых других.

Все это вместе взятое дает основание для предположения, что находки в Драхенлохе, Петерсхеле, Вильденманнлислохе, Зальцофене, Клюни, Ильинке, Ильской, Схул, Ля Шапелль, Тешик-Таш были связаны с какими-то первобытными праздниками, являвшимися исходной формой зоофагических праздников указанных выше народов и племен, причем первые шесть находок связаны с праздниками, являвшимися предшественниками медвежьих, следующие два (Ильская, Схул) — с празднествами, являвшимися далекими предшественниками описанных выше бычьих праздников, а последняя (Тешик-Таш) — с козлиным праздником. К сходным выводам относительно находок в Драхенлохе и Петерсхеле пришел целый ряд исследователей. В.Г.Богораз-Тан (1931, с.111), например, прямо утверждал, что эти находки говорят о существовании в мустье праздников, аналогичных чукотскому празднику моржовых голов. На существование генетической связи между медвежьим праздником народов Сибири и находками в Драхенлохе и Петерсхеле неоднократно указывал А.М.Золотарев (1939а, с. 134; 19396). А.П.Окладников (1949, с.77) видел в этих находках отражение тех идей, которые в Сибири и Северной Америке нашли свое развитие в сложной обрядности медвежьего праздника

В пользу предположения о существовании теснейшей связи между памятниками типа Драхенлох и обрядами, аналогичными тем, которые имели место во время медвежьих и других зоофагических праздников, говорят данные археологии, относящиеся к верхнему палеолиту.

В позднепалеолитических стоянках сделано немало находок, ничем по существу не отличающихся от находок в Схул, Ильской, Ильинке и в то же время свидетельствующих о существовании в эту эпоху ритуальной заботы о черепе и костях животных, во всех деталях иногда сходной с той, которая отмечена у народов Сибири и в других районах земного шара. „Неоднократно отмечалось, — пишет П.П.Ефименко (1953, с.408–409), — особенно при раскопках позднепалеолитических поселений в СССР, где исследование палеолитических памятников поставлено несравненно лучше в смысле тщательности наблюдений, чем в Западной Европе, — что кости некоторых животных (мамонта, овцебыка, северного оленя, песца, пещерного льва и др.) часто занимают особое положение в обстановке палеолитических стойбищ. В ряде известных нам случаев эти животные, с другой стороны, бывают представлены необычными частями скелета— черепами, лапами, хвостами. Такие факты известны, например, в отношении Костенок 1, где был обнаружен целый череп мускусного овцебыка — единственное, чем было представлено здесь это животное, — причем этот череп оказался лежащим поверх груды мамонтовых костей внутри одной из землянок, в таком положении, которое заставляет думать, что первоначально он должен был помещаться на кровле жилья". Такая же находка была сделана в Авдееве (с.409). В стоянке Елисеевичи рядом с остатками землянки было обнаружено нагромождение черепов мамонта (с.409), в Александровке (Костенки IV) в одном из жилищ были найдены два черепа пещерного льва (с.485), в Павиленде (Уэльс) рядом с погребением человека в особой яме был найден целый череп мамонта (с. 410).

Сущность этих находок помогает выявить известное изображение на относящейся к мадлену пластинке, обнаруженной в пещере Раймонден (Шанселад). На этой пластинке видны силуэты человеческих фигур, стоящих по сторонам почти съеденной туши зубра. От последнего сохранились позвоночник, характерная голова с горбатым носом и бородой и вытянутые передние ноги (Ефименко, 1953, с.523–524). Как указывает П.П.Ефименко (с.523), в позе, приданной зубру, нельзя не видеть поразительного сходства с положением, которое придавалось медведю во время соответствующих праздников у народов Сибири. Как изображение торжества, представляющего собой один из вариантов праздников, которые справлялись народами Северной Азии по случаю удачной охоты на медведей, оленей, моржей, рассматривает этот рисунок и В.Г.Богораз-Тан (1936, с. ЗЗ).

Тот факт, что в верхнем палеолите ритуальная забота о черепе и костях животных была теснейшим образом связана с зоофагическими праздниками, свидетельствует в пользу положения о существовании такой связи и в мустьерскую эпоху.

Date: 2016-05-14; view: 375; Нарушение авторских прав