Возникновение и сущность промискуитетных оргиастических праздников

По мере дальнейшего развития первобытного человеческого стада воздержание от половых отношений все в большей и большей степени становилось необходимым условием успешного протекания не только деятельности по подготовке к охоте и самой охоты, но и всякой вообще производственной и присваивающей деятельности коллектива. Производство, развиваясь, требовало непрерывного расширения сферы действия половых табу, увеличения длительности периодов, в течение которых обязательным было воздержание от половых отношений.

В результате этого жизнь первобытного стада, ранее довольно монотонная и однообразная, начала все в большей и большей мере складываться из чередования все более резко отличающихся друг от друга периодов: периодов полового воздержания и периодов половой жизни. Первые были временем усиленной хозяйственной деятельности коллектива, вторые — падали на время наименьшей интенсивности этой деятельности. По мере того, как периоды, свободные от действия половых табу, становились все более редкими и все менее продолжительными, половая жизнь коллектива начинала приобретать столь интенсивный и бурный характер, что делала совершенно невозможным одновременное с ней существование какой бы то ни было хозяйственной деятельности. Это привело к тому, что периоды, в течение которых были возможны половые отношения, совершенно освободились от хозяйственной деятельности, превратились в периоды отдыха от нее, в своеобразные праздники. Характерной чертой этих праздников было интенсивное, бурное, ничем не ограниченное, никакими правилами не регулируемое общение между полами.

Возникновение такого рода оргиастических промискуитетных праздников было неизбежным и закономерным результатом развития половых производственных табу. Они были явлением столь же всеобщим, как и породившие их половые охотничье-производственные табу. Это положение находит свое полное подтверждение в данных этнографии и фольклористики, неопровержимо свидетельствующих о том, что такого рода праздники в прошлом имели универсальное распространение. У довольно значительного числа племен и народов исследователями были зафиксированы не просто отдельные пережитки промискуитетных оргиастических праздников, но сами эти праздники.

Ярко выраженный оргиастический промискуитетный характер носили связанные с инициациями и обрезанием юношей праздники, имевшие в прошлом место у жителей одной из областей о. Вити-Леву (о-ва Фиджи). Во время этих праздников мужчины и женщины одевались в фантастические одежды, обращались друг к другу с самыми непристойными фразами и открыто, публично, не считаясь ни с какими нормами, без всякого разбора вступали в половые отношения. В это время половые акты были не только возможны, но чуть ли даже не обязательны между братьями и сестрами, которые в обычное время не имели права даже разговаривать друг с другом, не говоря уже о каких-либо иных отношениях. Такого рода состояние ничем не ограниченной свободы общения полов длилось несколько дней, после чего все ограничения восстанавливались и жизнь входила в свою нормальную колею (Fison, 1884, р.24–30).

То обстоятельство, что во время такого рода праздников происходило нарушение экзогамного запрета, на котором покоится род, свидетельствует о том, что их корни уходят в эпоху, предшествующую роду, в эпоху первобытного человеческого стада. Сами туземцы на вопрос о причинах нарушения во время праздников всех существующих брачных норм давали ответ, что так было у предков и что этими праздниками они хотят сделать приятное им (Fison, 1884, р. З0).

Существование подобного рода праздников или вообще периодов, в течение которых допускалась неограниченная свобода отношений между полами, отмечено в Австралии у арунта, кайтиш, ньянга, варрамунга, ильпирра, бишожина, вальпари, лоритья, иллиаура, гевегал, племен нижнего течения р. Муррей и целого ряда других (Fison and Howitt, 1880, p.280; Spencer and Gillen, 1899a, p.92 — 111, 389; 1904, p. 137–139; 1927, II, c.474–476; Howitt, 1904, p.216–217; Malinowski, 1913, p.95–97); в Океании, — кроме о. Вити-Леву, на Гавайях, Новой Гвинее, о-вах Тробриан, Банкс, Северных Новых Гебридах (Hartland, 1910, II, р. 149; Rivers, 1914в, I, с. 142; Wirz, 1924, S.69–70; W.Thomas, 1937, p.264; Malinowski, 1948, p.217–219; Лисянский, 1947, с 127); в Азии — на островах Бабар, Лети, Сермата, Лакор, Моа, у даяков Калимантана, ифугао Филиппин, джакун Малайи, качинов Бирмы, нага, меитхеев и других народов Ассама, кхондов, бхуйев и других племен Ориссы, хо и орао-нов Чхота-Нагпур, санталов, мунда, котов Нильгири, кхарваров и других дравидийских племен Мирзапура, у раджастханцев и во многих других областях Индии, у тибетцев Ку-кунора, некоторых курдских племен, пшавов, азиатских эскимосов (Roth Ling, 1891, p. 126; Crooke, 1896, II, p.325–326; Hahn, 1903, p.12; Hodson, 1906, p.94; 1911, p.87, 167–168; Hartland, 1910, 11, p.126–172; Frazer, 1922a, II, p.98–99: Westermark, 1925, I, p.86–88, 170, 234; Briffault, 1927, III, p. 196–200, 221; Ford, 1945, p.30; Dalton, 1960, p.195–196; Русселе, 1877, с. 143–145; Ковалевский, 1888, c.222–223; Краулей, 1905, c.284; Чаттопадхьяя, 1961, c.346–350); в Африке — у багешу Уганды, племен Танганьики, Малави, Замбии, Южной Родезии, басуто, бапемба, бавенда, готтентотов, ибо, ашанти, племен Конго и Камеруна, нупе, хова Мадагаскара (A.Ellis, 1877, р.140; Wake, 1883, р.160–161; Ward, 1895, р.288; Johnston, 1898, р.708; Wheelwright, 1905, р.254–255; Gottschling, 1905, р.372–373; Roscoe, 1909, р. 187; Hartland, 1910, И, р.213–218; Frazer, 1914, II, р.403; Westermark, 1925, I, p.9l; Briffault, 1927, III, p. 199; Norbeck, 1961, p. 173); в Америке — у карок, юрок, вийотов, кабина-пек, керес, майду, хидатса, племен нижней Миссисипи и плато, племен Мексики, в частности тарахумара и ацтеков, майя, племен Никарагуа, перуанцев, апинаже, уаупе, чороти, техуэльче, арауканов (Brancroft, 1875, I, р. 100–105, 206, 551; Powers, 1877, р.57; Lumholtz, 1903, I, р.352; Latham, 1909, р.354, 361; Hartland, 1910, И, р.238–241; Briffault, 1927, III, p. 196–197; Вайян, 1949, с.215; Ланда, 1955, с. 142).

У некоторых племен и народов оргиастические праздники не носили полностью промискуитетного характера. Так, например, в селении Лезу (о. Новая Ирландия) во время оргиастических праздников требовалось соблюдение запрета половых отношений между лицами, принадлежащими к одной фратрии. Все остальные ограничения не соблюдались (Powdermaker, 1933, р. 113). Существование сходного рода ограничений отмечено в большинстве случаев у австралийцев (Spencer and Gillen, 1904, р.137–139; Howitt, 1904, p.195, 224, 260).

Существование праздников, хотя и не полностью идентичных тем, которые наблюдались у фиджийцев и других перечисленных выше народов, но также отличавшихся большой свободой общения полов, отмечено в Европе у древних римлян („История религии и тайных религиозных обществ…", 1871, V, с. 149, 158; Бодянский, 1882, с.9— 10, 20–34, 42; Ельницкий, 1964, с.85, 252), древних греков (Якушкин, 1875, с. IV; Богораз-Тан, 1928, с.97), древних ирландцев (Сокольский, 1881, 4, с.220; Веселовский, 1913, с.541).

По сообщению летописца Переславля Суздальского, праздники, отличавшиеся половой свободой, существовали у восточных славян, в частности у радимичей, вятичей и северян („Повесть временных лет", 1950, 1, с. 15; 11, с.227). Как свидетельствуют „Правила Кирилла митрополита" (XIII в.), послание игумена Памфила в Псков (1505 г.). „Стоглав" (1551 г.), челобитная старца Григория царю Алексею Михайловичу (1651 г.), а также и другие материалы, подобного рода праздники бытовали на Руси до весьма позднего времени (Снегирев, 1837, IV, с.36; Афанасьев, 1865, I, с.443–445; Якушкин, 1875, c.V–VI; А.Смирнов, 1878, с. 10–16, 20; Ковалевский, 1886, II, с.4–5; Соболевский, 1890, с. 130; Харузин, 1903, II, с.46; Довнар-Запольский, 1909, с.397; Аничков, 1914, с. 165–166, 246).

Красочное описание такого рода праздников мы находим в упомянутом выше „Послании Елизарова монастыря игумена Памфила Псковским наместнику и властям о прекращении народных игрищ в день Рождества св. Иоанна Предтечи". „Еда бо приходит великий праздник день Рождества Предтечева, — читаем мы в нем, — и тогда, во святую ту нощь, мало не весь город взмятется и възбесится, бубны и сопели, и гудением струнным, и всякими неподобными играми сотонинскими, плесканием, плясанием…, стучат бубны и глас сопелий и гудут струны, женам же и девам плескание и плясание и глазам их накивание, устам их неприязнен клич и вопль, всескверненные песни, бесовские угодия овершахуся, и хребтом их вихляние, и ногами их скакание и топтание; ту же есть мужем же и отроком великое прелщение и падение, но яко на женское и девическое шатание блудное възрение, тако же и женам мужатым беззаконное осквернение, тоже и девам растление…" („Дополнение к актам историческим", т.1, 1846, с. 18–19; см. также: „Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских", 1846, IV, с.59–62). (См. примечание 12).

Вплоть до XVII в. и даже более позднего времени отличались значительной половой свободой некоторые народные праздники во Франции и Италии (Briffault, 1927, III, р.201). Не представляли исключения Германия и Швейцария. В старинном кодексе округа Клостер кантона Граубюнден, где обычное право не было зафиксировано вплоть до XVII в., М.М.Ковалевским, например, была обнаружена статья, запрещавшая сходбища в селах, результатом которых, как указывалось в ней, являются блуд и прелюбодеяния (1886, II, с.8).

У многих народов наблюдается постепенное сужение круга лиц, пользующихся во время праздников правом на свободное половое общение. Если первоначально это право принадлежало всем, то в дальнейшем оно сохраняется в основном лишь за молодежью. Существование праздников или периодов времени, в течение которых обычаем разрешались неограниченные половые отношения между юношами и девушками, или же их пережитков, причем иногда весьма отдаленных, отмечено у огромного числа народов, в частности, в Африке — у йоруба, баконго и вакамба; в Азии— у батаков, тувинцев, бурятов, якутов, народов Кавказа; в Европе— у марийцев, удмуртов, коми, мордвы, русских, украинцев, белорусов, болгар, хорватов, македонцев, немцев, англичан, ирландцев (Якушкин 1875, с. VII; А.Смирнов, 1878, с. 14–18; Сумцов, 18866, с.431–442; Ковалевский, 1886, II, с.5; И.Смирнов, 1890, с.133; 1891, с. 209; Харузин, 1903, II, с.40–46; Кузнецов, 1904, 2, с.89–94; Каруновская, 1936, с.348–349; Худяков, 1936, с.399; Вайнштейн, 1964; Hazlitt, 1870, I, р.121; Hartland, 1910, II, р. 195; Weeks, 1914, р.161–166; Briffault, 1927, III, p. 199–201; Alford, 1952, p.49).

Как свидетельствуют данные этнографии, у большинства народов имевшим место во время оргиастических праздников беспорядочным половым сношениям приписывалось свойство магическим образом способствовать размножению животных и развитию растений и тем обеспечивать обильную добычу или обильный урожай (Frazer, 1922а, II, р.98 — 101; Westermark, 1925, р.84 — 180; Briffault, 1927, 111, p. 185–209; Чаттопадхьяя, 1961, с.89, 315 сл., 346 сл.). Поэтому ограничение, а затем и полное запрещение во время праздников беспорядочных половых сношений не могло не сопровождаться появлением различного рода ритуальных действий, представлявших собой замену этих сношений и призванных оказывать такое же магическое влияние на природу. Беспорядочные половые отношения замещаются совершаемыми в определенное время и в определенном установленном порядке сношениями мужей и жен, ритуальным соединением жреца и жрицы и т. п. Заменой их могут также быть действия, представляющие собой иногда откровенную и грубую, иногда смягченную имитацию полового акта или намеки на него (частичное или полное обнажение, за) оление и т. п.), различного рода непристойные телодвижения и жесты, игры и танцы, имеющие эротический характер, обычай носить во время праздничных процессий изображение половых органов, сквернословие и т. п. (Богаевский, 1916, с.57–60, 180–187; Кагаров, 19296, с.191–193; Briffault, 1927, III, p. 196–209). Все эти действия совершались в большинстве своем как во время праздников, ранее носивших промискуитетный характер, так и в иное время в качестве самостоятельных магических обрядов, чаще обрядов земледельческой магии.

Наличие подобного рода действий и обрядов свидетельствует о существовании в прошлом промискуитетных оргиастических праздников. А такого рода действия и обряды бытовали как во время праздников, так и помимо них, у огромного числа народов, в частности у древних египтян, древних греков, древних римлян, этрусков, немцев, русских, украинцев, сербов, чехов, грузин, сванов, адыгейцев, кабардинцев, мордвы, эвенков, кетов, нанайцев, манчжур, японцев, кайя-нов Калимантана, племен Явы и Молуккских о-вов, маори, эве, бушменов, бахуана, эскимосов, пипилей, манданов, арапахо, зуньи и многих других (Геродот, 1885, I, с.373–374; Афанасьев, 1869, III, с.730; Новосадский, 1887, с.25, 130; Аничков, 1903, 1, с.268; С.Максимов, 1903, с. 110, 296–300; Веселовский, 1913, с.241; В.Анучин, 1914, с.21–25; Богаевский, 1916, с.59–60; Кагаров, 1918, с.49; Харузина, 1927, I, с.59; 1928, I, с.22; „Религиозные верования народов СССР", 1931, II, с.89, 196; Штернберг, 1936, с.146–147; Файнберг, 1955, с.91–92; Элленбергер, 1956, с.215–222; Бардавелидзе, 1957, с. 177–186; Анисимов, 1958а, с.34; Лавров, 1960, с.205; A.Ellis, 1890, р.41, 44; Crooke, 1896, II, р.320; Tordey and Joyce, 1906, р.286; Hartland, 1910, И, р.232–237; Frazer, 1922а, II, р.98 — 100; Briffault, 1927, III, р.205–206).

К числу пережитков оргиастических промискуитетных праздников должен быть также отнесен обычай заключения браков в одно и то же определенное время. Такого рода обычай был зафиксирован у крестьян чуть ли не всех стран Европы, а также у огромного числа народов Африки, Азии, Океании, Северной и Южной Америки (Снегирев, 1837, IV, с.18–30; А.Смирнов, 1878, с. 12; Сумцов, 1881, с.61–69; Веселовский, 1894, с.318: Довнар-Запольский, 1909, с.82–83; Hutchinson, 1897, р.5, 243, 261; Guise, 1889, р.214; Wester-mark, 1925, 1,р.83–84).

О существовании в прошлом оргиастических праздников говорят и данные фольклористики. В славянском и западноевропейском фольклоре следы их сохранились в легендах о шабашах ведьм (Афанасьев, 1869, III, с.469–474; Штернберг, 1936, с.228–229; Runenberg, 1947, р.225–239)

Многочисленные этнографические данные, часть которых была приведена выше, свидетельствуют не только о том, что исходным моментом в развитии человеческих семейно-брачных отношений был промискуитет, но и о том, что по крайней мере в эпоху, непосредственно предшествовавшую возникновению рода, промискуитет был ограничен во времени, что носившие беспорядочный характер половые отношения были в то время не постоянно существовавшими, а периодически возникавшими. Тем самым они косвенно свидетельствуют о существовании в ту эпоху периодов воздержания от половых отношений, периодов действия половых производственных табу.

То обстоятельство, что этнографические материалы свидетельствуют о существовании в прошлом не просто промискуитета, а ограниченного во времени промискуитета, не осталось не замеченным. Положение о том, что в раннюю пору истории человечества беспорядочные половые отношения внутри человеческого коллектива имели место лишь в определенные более или менее ограниченные периоды времени, мы находим в трудах К.Д.Кавелина (1859, с 181), М.И.Кулишера (1885, с.664), М.В.Довнар-Запольского (1909, с.83), А.Н.Веселовского (1913, с.241, 258) и целого ряда других ученых. Однако никто из них не смог объяснить причин ограничения промискуитета во времени. Такое объяснение мы находим лишь в статье С.П.Толстова „Пережитки тотемизма и дуальной организации у туркмен" (1935), в которой возникновение оргиастических праздников рассматривается как следствие появления половых табу.

Этнографическая наука располагает, помимо косвенных, и прямыми данными о теснейшей связи промискуитет-ных праздников и периодов действия половых производственных табу.

Оргиастическим праздникам или их пережиткам очень часто предшествуют периоды строжайшего полового воздержания, связанные с тем или иным видом хозяйственной деятельности. Очень ярко это проявляется в Индии, где, по словам Р.Бриффо (Briffault, 1927, III, р.359), ритуальное половое воздержание теснейшим образом связывается и переплетается с ритуальной половой свободой, как и повсюду в примитивном мире. В качестве примера можно указать на меитхеев и нага Ассама, у которых связанные с целым рядом сельскохозяйственных работ периоды строжайшего полового воздержания непосредственно сменялись праздниками, отличавшимися бурным оргиастическим характером (Hod-son, 1906, р.94, 1911, р. 167–168), на индейцев Перу (Briffault, I, 1927, III, p. 196), а также пипилей Центральной Америки (Frazer, 1922а, II, р.98–99)[74].

Выше уже отмечалось, что все основные особенности половых производственных табу и оргиастических промискуитетных праздников говорят о том, что они возникли в эпоху первобытного человеческого стада. Универсальная распространенность как первых, так и вторых и существующая между ними теснейшая связь свидетельствуют о том, что на определенном этапе развития первобытного человеческого стада его жизнь начала состоять из чередующихся периодов интенсивной хозяйственной деятельности, во время которых половые отношения были строжайше воспрещены, и свободных от хозяйственной деятельности периодов интенсивной половой жизни — оргиастических промискуитетных праздников.

Date: 2016-05-14; view: 415; Нарушение авторских прав