Проблема возникновения экзогамии и рода

Экзогамия, как известно, состоит в строжайшем запрете как брачных, так и внебрачных половых отношений внутри определенного человеческого коллектива и тем самым, следовательно, в обязанности всех членов данного коллектива вступать в брак с людьми, к нему не принадлежащими. Термин „экзогамия" был введен в науку Дж. Мак-Леннаном, большая заслуга которого состоит в том, что он указал на повсеместное распространение и большое значение этого и ранее известного этнографам явления. Однако сущность экзогамии Дж. Мак-Леннан раскрыть не смог. Абсолютно противопоставив экзогамию эндогамии, экзогамные коллективы эндогамным, он запутал как сам себя, так и многих других исследователей. Ясность в вопрос об экзогамии была внесена лишь Л.Морганом, убедительно доказавшим, что экзогамия неотделима от рода и является его необходимейшим признаком, что род всегда является экзогамным коллективом и что иных экзогамных коллективов, кроме рода и фратрии, представляющей собой первоначальный род, не существует (1934а, с.41–45,306–310).

С тех пор, как было установлено, что экзогамия является необходимым и исключительным признаком рода, вопрос о возникновении рода в сущности своей совпал с вопросом о происхождении экзогамии. Ответить на вопрос, как возник род, — значит раскрыть, как возник коллектив, между членами которого воспрещены половые отношения, т. е. выявить, как возникла экзогамия. Это, конечно, не значит, что всякая теория возникновения экзогамии является одновременно обязательно и теорией происхождения рода. Как указывалось выше, связь экзогамии и рода была раскрыта лишь Л.Морганом. Но и после появления его работ целый ряд ученых вплоть до нашего времени продолжал и продолжает рассматривать экзогамию как явление, не связанное исключительно лишь с родом. Но даже те теории возникновения экзогамии, авторы которых не решают вопрос о возникновении рода, могут представить определенную ценность для понимания проблемы происхождения родовой коммуны.

Теорий происхождения экзогамии существует очень много. Вполне понятно, что изложение и критический анализ каждой из них невозможен не только в рамках раздела, но даже специальной главы. Для этого потребовалась бы специальная работа. Но в изложении всех теорий экзогамии и нет необходимости. Многие из них давно отвергнуты наукой и не представляют ценности.

Мы не будем рассматривать ни теорий, авторы которых видели источник экзогамии в похищении женщин, принадлежащих к чужому коллективу (Леббок, 1876, с.69, 89; Mc Lennan, 1886, р.75–76; Спенсер, 1898. II, с. 19–25; Кунов, 1930, с.102–103; Зибер, 1959, с.280), ни теорий, объяснявших экзогамию отсутствием полового влечения между людьми, с детства живущими вместе (Bentham, 1864, р.220; H.Ellis, 1906, IV, р.205; Crowley, 1907, р.52–53; Преображенский, 1929, с.123; Хэйл, 1935, с.119), ни примыкающей к последней теории, выводящей экзогамию из инстинктивного отвращения к инцесту (Lowie, 1949, р. 14), ни теорий, объяснявших экзогамию ревностью старого самца — главы первобытной патриархальной семьи (Lang, Atkinson, 1903; Lang, 1905 p. 114–143; N.Thomas, 1906, p.62–63; 1907, p.353), ни стоящих особняком теорий Э.Дюркгейма (Durkheim, 1898, р.47), Н.Н.Харузина (1903, II, с. 124–125), К.Н.Старке (1901, с.312), З.Фрейда (1923, с. 150–153), Р.Бриффо (Briffault, 1927, I, р.201, 250–259), М.К.Слатера (Slater, 1959), Т.Парсонса (Parsons, 1954), ни огромного числа всевозможных эклектических теорий (Westermark,1925, II, р. 192–193, 235; Mukerjee, б.г., р.229; Murdok, 1949, р.288–301; Washburn and De Wore, 1961, p.99 — 100; Coult, 1963; Aberle, Bronfenbrenner, Hess, Miller, Schneider, Spuhler, 1963; Мюллер-Лиер, 1924, с.96–97; Шурц, 1923, 1, с. 121–123; Вольфсон, 1937, с.48–50 и др.).

Мы ограничимся рассмотрением лишь важнейших теорий экзогамии, имеющих определенную научную ценность и являющихся и в настоящее время предметом оживленной дискуссии между исследователями Эти теории можно разделить на три основные группы.

Первая группа — теории, объясняющие возникновение экзогамии необходимостью предотвращения вредных последствий браков между кровными родственниками. Такого взгляда придерживался, в частности, Л.Морган (1934а, 19346). С точки зрения Л.Моргана, возникновение рода является одним из моментов процесса исключения кровных родственников из полового общения. Вначале брачные отношения были воспрещены между родителями и детьми, и из промискуитетной орды возникла кровнородственная семья. Затем возник запрет половых отношений между братьями и сестрами, и кровнородственная семья уступила место семье пуналуа. На основе семьи пуналуа возникла родовая организация, навсегда исключившая сестер и братьев из брачного общения, причем не только родных, но и боковых. Исключение братьев и сестер из полового общения и тем самым возникновение экзогамии Л.Морган объясняет потребностью предотвращения вредного влияния кровосмешения (1934а, с.41, 45, 254 и др.). Но на вопрос о том, каким же именно образом возникло запрещение браков между братьями и сестрами, ясного ответа он не дает. С одной стороны, он объясняет возникновение этого запрета сознательной деятельностью людей, обнаруживших вред инцеста и принявших меры к его предотвращению (1934а, с.45, 229, 245). С другой стороны, он рассматривает возникновение экзогамии и рода как результат „великих социальных движений, совершающихся бессознательно, путем естественного отбора" (1934а, с.30–31). Вообще в вопросе о возникновении рода у него много неясностей. Почти совсем не объяснен им переход от семьи пуналуа к роду. Это сознавал он и сам. Вслед за утверждением, что род образовался из женской ветви семьи пуналуа, Л.Морган замечает, что „объяснить, каким образом в точности произошел род, конечно, невозможно" (1934а, с.250).

Позицию, близкую к моргановской, занимал Л.Файсон (Fispn and Howitt, 1880, p.99—117), видевший причину возникновения экзогамии в сознательном стремлении предотвратить вредные последствия кровосмешения. Однако взгляды его на возникновение рода не совпадают со взглядами Л.Моргана. По Л.Файсону, роду предшествовало не три стадии развития, как утверждал Л.Морган, а всего лишь одна. Человеческий коллектив, предшествовавший роду, Л.Файсон называл неразделенной коммуной. Характеристика этого коллектива у него не отличается ясностью. С одной стороны, он писал, что в неразделенной коммуне брачные отношения существовали лишь между лицами, принадлежавшими к одному поколению (1880, р. 117). С другой стороны, мы встречаем у него утверждение, что „неразделившаяся коммуна" значит не более и не менее как промискуитет (Файсон, 1935, с.117). Когда перед обществом встала задача исключить возможность брачных отношений между братьями и сестрами, то эта цель, по Л.Файсону, была достигнута разделением первоначальной коммуны на две взаимобрачующиеся половины, внутри каждой из которых половые отношения были запрещены (1880, р.99— 100). На тех же позициях, что и Л.Файсон, стоял и А.Хауитт (Fison and Howitt, 1880, р.364–365; Howitt, 1904, р.88–89, 173–174).

Сторонниками взгляда, согласно которому экзогамия явилась результатом сознательных усилий людей, подметивших вред кровосмешения, были также Г.Мэн (1884, р. 174–175), Л.Я.Штернберг (1933а, с. 112–113), А.Джолли и Ф.Роз (1947а, 19476).

Против точки зрения, объяснявшей возникновение экзогамии сознательным стремлением предотвратить вред инцеста, было уже во времена Л. Моргана выдвинуто немало очень веских возражений. Указывалось, в частности, что в биологической науке до сих пор нет единого мнения по вопросу о последствиях близкородственных браков, что многие ученые отстаивают положение о безвредности кровосмесительных связей. Сам по себе этот факт и в том случае, если правы были исследователи, считавшие инцест вредным, свидетельствовал не в пользу этой точки зрения. Действительно, если даже ученые, располагающие огромным фактическим материалом, доставляемым как практикой разведения более быстро, чем человек, размножающихся животных и растений, так и специально поставленными экспериментальными исследованиями, не смогли прийти к единому мнению по этому вопросу, то как могли осознать вред кровосмешения первобытные люди, не имевшие иных объектов наблюдения, кроме самих себя? Ученые, признававшие вредное влияние близкородственного скрещивания на потомство, указывали, что накопление вредных последствий происходит постепенно на протяжении ряда поколений. По этой причине вредные последствия кровосмешения, если они имели место, не могли быть замечены первобытными людьми.

Все эти доводы не могли не быть учтены сторонниками рассматриваемого взгляда на экзогамию. К.Каутский, который в одних своих работах соединял теорию похищения с теорией вреда кровосмешения (1923а), а в других объяснял экзогамию только вредом инцеста (19236, 1925а, 19256), выдвинул объяснение, основывавшееся на том факте, что если вред близкородственного спаривания мало заметен, то легко заметно благоприятное влияние неродственных браков на расу, пришедшую в упадок вследствие вредного влияния первого. Люди осознали, причем не обязательно в адекватной форме, вред кровосмешения, когда им бросилось в глаза резкое различие между потомством, происходившим от случайных вначале связей с представителями других коллективов, и потомством от браков между членами коллектива. Те коллективы, которые не ввели экзогамию, неизбежно погибли. Получили преимущество в жизненной борьбе и победили те, которые ее ввели.

Несколько иное объяснение возникновения экзогамии выдвинул Дж. Фрезер (Frazer, 1914, IV, р.157–169). Согласно Дж. Фрезеру, экзогамия возникла непосредственно из состояния промискуитета без каких-либо посредствующих этапов (р. 109, 137). Кровосмесительные связи, неизбежные при промискуитете, отрицательно сказывались на потомстве. Возникла настоятельная потребность исключить возможность половых отношений между близкими родственниками. И эта необходимость была осознана, но не в адекватной, а в иллюзорной, фантастической форме, в форме суеверия, предрассудка (р. 153–154, 169). Возникший суеверный страх перед половыми союзами между близкими родственниками побудил первобытных людей разделить общину, живущую в промискуитете, на две экзогамные взаимобрачующиеся группы (р. 107–114), Те общины, которые не смогли осознать необходимость введения экзогамии, погибли в борьбе за существование. Победили в этой борьбе общины, которые ее ввели.

Ф.Энгельс в „Происхождении семьи, частной собственности и государства", принимая моргановскую теорию возникновения экзогамии и рода, нигде не говорит об адекватном осознании вреда кровосмешения и о сознательном введении экзогамного запрета. Мы находим у него по вопросу о возникновении экзогамии лишь замечание вскользь о „смутном стремлении ограничить кровосмешение" (Соч., т.21, с.48) и указание на то, что „в этом проводимом все дальше исключении кровных родственников из брачного союза тоже продолжает проявляться действие естественного отбора" (с.51; см. также с.43, 49). Эта точка зрения была безоговорочно принята Е.Ю.Кричевским (1932. с.30; 1934а, с.42–44, 48).

Авторам теорий, объяснявших возникновение экзогамии бессознательным стремлением ограничить кровосмешение и действием естественного отбора, удалось более или менее успешно обойти некоторые из тех затруднений, с которыми не могли справиться ученые, считавшие экзогамию результатом сознательных усилий, направленных к предотвращению вреда инцеста. Но в ходе развития этнографической науки против всех без исключения теорий вреда кровосмешения были выдвинуты такие возражения, на которые сторонниками этих теорий ответа найдено не было.

Крупнейшим английским этнографом Э.Тайлором (Tylor, 1889, 1896) одним из первых, наряду с Л.Файсоном и А.Хауиттом, было доказано, что простейшей, первоначальной, исходной формой экзогамии является дуальная ее форма, когда существуют только две экзогамные взаимобрачующиеся группы. Выявив это, Э.Тайлор далее открыл, что порядок, который он назвал дуальной экзогамией, неизбежно ведет к постоянному кросс-кузенному браку, т. е. браку между детьми брата и детьми сестры. Таким образом, выяснилось, что в то время как, с одной стороны, экзогамия исключает возможность браков между параллельными кузенами любых степеней, вообще исключает возможность браков между сородичами, даже между теми, родственные связи между которыми вообще не могут быть прослежены, с другой стороны, она в своей первоначальной форме предполагает и даже делает обязательными браки между перекрестными кузенами, между детьми брата и сестры, т. е. ближайшими родственниками. Это явление находится в противоречии со всеми теориями, объясняющими экзогамию стремлением предотвратить вред кровосмешения.

В результате в настоящее время общепризнанным среди советских этнографов является мнение, что возникновение экзогамии нельзя объяснить ни сознательным, ни бессознательным стремлением предотвратить кровосмешение. Это мнение было высказано и обосновано в выступлениях участников дискуссии по проблеме экзогамии, состоявшейся в Институте этнографии АН СССР в 1947 г. (Золотаревская, 1947). Это мнение нашло отражение и в редакционной статье журнала „Советская этнография" — „Ф.Энгельс и проблемы современной этнографии" (1959), в которой прямо было сказано, что „не подтвердилось данными современной этнографии и биологии приведенное в „Происхождении семьи, частной собственности и государства" моргановское объяснение возникновения экзогамии из стремления избежать кровосмешения" (с. 14). В настоящее время сторонниками теории кровосмешения, в том ее варианте, который нашел выражение в работе Ф.Энгельса, остаются лишь П.И.Борисковский (1935, 19506, 1957а, с. 195), П.П.Ефименко (1953, с.244–245, 308–309) и А.П.Окладников („Всемирная история", 1955, 1, с.46: 1958а, с.143).

Вторая обширная группа теорий экзогамии, к анализу которой мы переходим, рассматривает экзогамию как средство установления и закрепления связей между коллективами первобытных людей. Одним из первых такое объяснение экзогамии было выдвинуто Э.Тайлором (Tylor, 1889, 1896). Первоначально, по Э.Тайлору, существовали небольшие полуоседлые изолированные эндогамные орды. По мере роста плотности населения все более частыми явлениями становились войны между этими коллективами, которые в конце концов поставили под угрозу само их существование. Возникла настоятельная необходимость в установлении прочных дружественных связей между отдельными ордами. Единственным средством, дававшим в то время возможность тесно связать орды друг с другом, могли быть лишь взаимные браки. Экзогамия сделала браки между ордами принудительными и тем самым привела к возникновению постоянных и прочных объединений человеческих коллективов, которым оказались не в состоянии противостоять группы, сохранившие эндогамию и оставшиеся поэтому изолированными. Дикие племена, таким образом, оказались перед выбором: или сохранить эндогамию и оказаться истребленными, или ввести экзогамию (1896, р.93). В результате экзогамия стала повсеместным явлением (1889, р.267). Среди современных зарубежных ученых точку зрения Э.Тайлора разделяют или близки к ней Р.Форчун (Fortune, 1932), У.Томас (W.Thomas, 1937, р.181–196), А.Кизс (Keith, 1948, р.152–155), Л.Уайт (White, 1948, р.424–426; 1949, р.315–316, 329), К.Леви-Строс (Levi Straus, 1956, р.277–279), М.Са-линз (Sahlins, 1959, р.59), Р. и Л.Макариусы (R. et L.Makarius, 1961, р. ЗО — 50). Среди советских ученых сходные взгляды мы находим у Д.А.Ольдерогге (1945, с.299–300; 1947, с.22–24), точка зрения которого отличается от тайлоровской только тем, что необходимость установления прочных связей между коллективами он выводит прежде всего из трудностей борьбы с природой, а также у М.Г.Левина и Н.Н.Чебоксарова („Очерки общей этнографии", 1957, с.24) и В.С.Сорокина (1951, с. 149).

Особое место в данной группе составляют „экономические" теории возникновения экзогамии. Одна из таких теорий была выдвинута А.М.Золотаревым (1931, 1932). Экзогамия, по мнению последнего, возникла потому, что заключение браков вне данного коллектива было экономически выгодным на стадии охотничье-собирательского хозяйства. Каждая группа людей имела свою охотничью территорию, доступ на которую был запрещен для членов других коллективов. Мужчина, заключая брак с женщиной из другой орды, получал право охотиться на территории группы жены. За брак с чужой женщиной стояла и родня охотника, получавшая большую долю его добычи. Заинтересованы были в таком браке и родители женщины, ибо, отдавая дочь в чужую орду, они получали много подарков от жениха и его родни, в то время как в случае ее брака с мужчиной своей орды они не получали ничего. Заключение брака было своеобразной формой завязывания экономических связей. Экзогамия, таким образом, по мнению А.М.Золотарева, была не чем иным, как формой экономического сцепления, радикальным средством экономической экспансии (1931, с.49). Искусственность этой теории бросается в глаза. Сам А.М.Золотарев в дальнейшем пересмотрел свои взгляды и отказался от этой теории (1940а, 19406, 1964). Различные варианты „экономической теории" экзогамии мы находим у Г.Эйльдермана (1923, 1930), Ш.Эншлена (1954, с.73), в первом томе „Исследований по истории древнегреческого общества" Дж. Томсо-на (1958, с.38), а также у А.Донини (1962, с.40).

В заключение необходимо отметить, что авторы всех теорий, принадлежащих к этой группе, как „экономических", так и неэкономических, за исключением одного лишь А.М.Золотарева ограничились высказыванием самых общих положений о возникновении рода. Ни один из них, исключая А.М.Золотарева, даже не попытался показать, как конкретно возникли экзогамия и род.

В основе теорий возникновения экзогамии, принадлежащих к третьей группе, лежит взгляд на экзогамию, как на средство урегулирования отношений внутри человеческого коллектива. Одним из первых такой взгляд на экзогамию был высказан крупнейшим русским социологом М.М.Ковалевским. На ранних стадиях развития женщина, по мнению последнего, неизбежно „должна была явиться яблоком раздора между членами одного и того же сообщества". „Но всякое сообщество, в том числе и родовое, может держаться лишь под условием внутреннего мира— и этим обстоятельством объясняется, почему на разнообразнейших концах земного шара эта общая всем причина привела к установлению системы экзогамных браков" (1886, I, с. 111). И в последующих своих работах М.М.Ковалевский (1905, с.175–185; 1910, II, с.100–110; 1914, с.52–53) объяснял введение экзогамии (как и запрещение кровной мести внутри рода) стремлением устранить всякие поводы для столкновения между сородичами. „…Система экзогамных запретов, — указывал он, — устраняя возможность столкновения между членами рода из-за факта апроприации женщин, необходимо вела к тому же последствию [что и запрет кровной мести внутри рода. — Ю. С.\ т. е. к обращению рода в замиренную среду" (1905, с. 181). „…Род, как мы понимаем его, — подводит он итог своим взглядам, — есть первобытное человеческое стадо, понемногу преобразованное благодаря действию экзогамии и применению системы запретов или „табу" одинаково к бракам и осуществлению кровной мести. Благодаря этому род становится очагом мира" (1910, с.106; см. также: 1905, с.188; 1914, с.52–53).

Связывал возникновение экзогамии с необходимостью урегулирования отношений внутри человеческого коллектива Б.Малиновский (Malinowski, 1927, 1931). Сексуальный импульс является, по его мнению, силой социально разрушительной. Он не только дезорганизует семью, по вообще разрушает узы родства, на которых покоится первобытное общество и которые служат базой для его дальнейшего развития. Поэтому общество, чтобы существовать и развиваться, должно контролировать и обуздывать половой инстинкт. Этой цели служит система половых табу, важнейшим из которых является экзогамия, полностью исключающая возможность половых отношений внутри родового коллектива (1927, р. 195). Обуздывая и подавляя разрушительное действие полового инстинкта, экзогамия обеспечивает возможность успешной совместной деятельности его членов (1931, р.630). Сходные взгляды мы встречаем у Б.Зелигман (Selig-man, 1929, р.243–246, 268–269; 1950), по у последней речь идет, собственно, не о происхождении экзогамии, а о возникновении запрета инцеста внутри семьи, которую она считает основной ячейкой общества.

Из советских ученых первым сделал попытку взглянуть на экзогамию как на средство обуздания полового инстинкта и тем самым средство предотвращения столкновения внутри коллектива М.П.Жаков (1933), однако он, как и все упомянутые выше авторы, ограничился высказыванием лишь самых общих соображений по вопросу о возникновении экзогамии.

Несравненно более глубокую и конкретную разработку получила эта концепция в статье крупнейшего советского этнографа С.П.Толстова „Пережитки тотемизма и дуальной организации у туркмен" (1935), в которой возникновение экзогамии впервые было поставлено в связь с появлением и развитием половых производственных табу, а происхождение последних было объяснено как результат нарастания противоречий между беспорядочными промискуитетными половыми отношениями и потребностями развития производственной деятельности дородового коллектива. Исходя из этих принципиальных положений, С.П.Толстов попытался нарисовать конкретную картину возникновения экзогамии и рода. По его мнению, основная тенденция развития возникших в дородовом коллективе половых табу заключалась в полной ликвидации всех проявлений половой жизни внутри коллектива, вплоть до исключения бытовых отношений между мужчинами и женщинами. Развитие этой тенденции привело на стадии кровнородственной семьи к распаду ранее единого двуполого коллектива на два однополых: мужской и женский, каждый из которых самостоятельно вел хозяйство. Изоляция этих коллективов нарушалась лишь один раз в году, когда на определенный срок снималось табу и мужчины и женщины соединялись для коллективного брака. В период снятия табу производственные и иные функции отходили на второй план. Возникновение экзогамии было связано с тем моментом, когда рост производительных сил сделал необходимым появление межполового разделения труда и, следовательно, образование двуполого коллектива. Возникшая опасность возврата к промискуитету была избегнута путем сохранения старой системы половой табуации, запрета половых отношений внутри коллектива и смягчения бытовой табуации общения полов. Каждый из двух существовавших лагерей — мужской и женский — стал постепенно обрастать представителями противоположного пола, включавшимися в хозяйственную жизнь коллектива. Постепенно два лагеря — мужской и женский — превратились в два находящихся во взаимных брачных отношениях двуполых экзогамных коллектива — два рода. Брак первоначально был „алокальным". „Мужья" и „жены" принадлежали к различным хозяйственным коллективам. Их соединение происходило лишь в период снятия табу. (См. примечание).

Если общее принципиальное положение С.П.Толстова по вопросу о возникновении экзогамии представляется нам в основном совершенно правильным, то с предложенной им конкретной схемой развития, несмотря на наличие в ней ряда ценных моментов (положение об ограничении промискуитета во времени, об „алокальности" первоначального брака), в целом согласиться, на наш взгляд, трудно. Самым слабым ее местом является тезис о происшедшем в определенный период времени распаде дородового коллектива на две самостоятельные в хозяйственном отношении однополые группы.

По-видимому, и сам С.П.Толстов не был вполне удовлетворен набросанной им картиной перехода от стада к роду. Неоднократно подчеркивая в своих последующих работах, что его основные положения по вопросу о возникновении экзогамии остались неизменными, он в то же время нигде больше не излагает этой схемы и не настаивает на ней (Толстов, 1950а, с.17, см. также: Золотаревская. 1947, с 152–153). Отказываясь по существу от предложенной им в 1935 году картины развития, С.П.Толстов новой не дает, оставляя, таким образом, вопрос о том, как конкретно возникла экзогамия, каким образом произошло превращение первобытного стада в род, нерешенным.

Попытка, исходя из положений С.П.Толстова, дать решение проблемы возникновения экзогамии была предпринята Н.А.Бутиновым (1951). Однако последний не сумел показать, каким образом возникла экзогамия, как протекал процесс становления рода, ограничившись общими рассуждениями по этому вопросу.

На этом обзор важнейших теорий возникновения экзогамии и рода можно закончить. Как видно из него, среди ученых, не исключая советских, нет единства мнений по вопросу о возникновении экзогамии и рода. Ни один из авторов существующих теорий не смог раскрыть внутреннюю объективную логику процесса, приведшего к возникновению экзогамии и рода, не смог дать конкретную внутренне непротиворечивую и согласующуюся с имеющимся фактическим материалом картину возникновения экзогамии и рода. Проблема происхождения экзогамии и рода до сих пор все еще не получила своего конкретного решения. В вышедшей в 1957 году книге советского этнографа М.О.Косвена „Очерк истории первобытной культуры" прямо признается, что „вопрос о том, как возник род, не поддается приемлемому объяснению" (с. 120). „Советскими учеными А.М.Золотаревым, С.П.Толстовым и Н.А.Бутиновым, — говорится в уже упоминавшейся редакционной статье журнала „Советская этнография" — „Ф.Энгельс и проблемы современной этнографии" (1959), — был сделан ряд попыток уяснить и конкретизировать историю возникновения экзогамии, однако в целом эта сложная проблема не может считаться решенной и требует дальнейшей разработки" (с. 14).

Причиной нерешенности этой проблемы во многом является не всегда верная ее постановка. Большинством авторов теорий возникновения экзогамии и рода эта проблема рассматривалась или как вопрос о возникновении одного из многих общественных институтов или, в лучшем случае, как вопрос о переходе от одной стадии развития человеческого общества к другой, в то время как в действительности это есть вопрос о завершении процесса формирования человеческого общества. Дать конкретное решение проблемы возникновения экзогамии и рода невозможно, не выявив движущих сил и закономерностей процесса формирования человеческого общества, который одновременно является и процессом формирования человека. Вопрос о возникновении экзогамии и рода всеми авторами рассматривается в отрыве от вопроса о происхождении человека современного типа, в то время как эти две проблемы неразрывно связаны и не могут быть решены друг без друга. Существенным недостатком подавляющего большинства теорий возникновения экзогамии и рода является абстрактный подход к решению этой проблемы. Вопрос о происхождении экзогамии и рода в них рассматривается в отрыве от тех конкретно-исторических условий, в которых происходило превращение первобытного стада в родовую коммуну. Этот недостаток объясняется во многом тем, что сам вопрос о времени возникновения родовой организации был окончательно решен совсем недавно.

В заключение необходимо подчеркнуть, что, хотя имеющиеся в настоящее время теории возникновения экзогамии и рода не содержат решения этой проблемы, многие из них, несомненно, представляют большую ценность, ибо в них нашли отражение отдельные стороны процесса становления человека и общества Особенно ценными нам представляются те принципиальные положения по вопросу о возникновении экзогамии, которые мы находим в трудах С.П.Толстова. На наш взгляд, только исходя из них, можно дать конкретное решение этой сложной и важной проблемы.