IV. Очерк структурно-функциональной теории социальных систем

Ограниченность места не позволяет проследить ос­новные проблемы, существующие в структурно-функци­ональной теории социальных систем. Однако можно ут­верждать, что она развивается с определенной ясностью, хотя и не исключительно, в четырех охарактеризованных выше направлениях. Мы теперь увидели основные кон­туры достижимой и практически применимой системы структурно-функциональной теории.

Последняя часть статьи будет посвящена чрезвычай­но сжатому и общему очерку этих основных контуров. По необходимости большинство деталей придется опус­тить. Как в любой развивающейся теоретической струк­туре, здесь возникает масса трудностей и нерешенных проблем, которых мы также не будем касаться.

Первым существенно важным моментом обобщенной теоретической схемы является определенная система координат. Совершенно ясно, что для рассматриваемой теории такой системой координат является «действие» или, может быть, лучше, «действующее лицо-ситуация», в некотором роде аналогичная системе координат «орга­низм-среда», существующей в биологической науке.

Система координат «действующее лицо-ситуация» граничит с психологией, но в применении к социальной системе возникает дополнительная сложность из-за рас­смотрения множества взаимодействующих акторов в ситуациях, которые частично являются дискретными, частично — общими для них.

Элементом всякой социальной системы является че­ловеческий индивид как действующее лицо, как некото­рая сущность, основная характеристика которой состо­ит в стремлении к достижению «целей», в реагировании эмоционально или аффективно на объекты и явления и, в большей или меньшей степени, в осознании или понима­нии своей ситуации, своих целей и самого себя. Действие в данной системе координат по сути своей расположено на «нормативной», «телеологической» или, лучше ска­зать, «волюнтаристической» системе осей. Цель являет­ся, согласно определению, «желаемым» состоянием дел; неудача в ее достижении — «психологическим крушени­ем» (frustration). Аффективная реакция включает компо­ненты удовольствия или страдания актора и одобрения или неодобрения объекта или состояния, которые вызы­вают реакцию. Наконец, когнитивная ориентация подчи­нена стандартам «правильности», или «адекватности», знания и понимания. Эта по существу «нормативная ори­ентация» действия направляет внимание на решающую роль тех «стандартов», которые определяют желаемое направление действия в форме целей и стандартов пове­дения. Эту систему нормативных стандартов, по-видимо­му, лучше всего рассматривать в качестве одного из наи­более важных элементов «культуры» группы, который также включает в себя типы когнитивных «идей», симво­лов и других элементов. Однако, с нашей точки зрения, социальная система является системой действия, т.е. мо­тивированного человеческого поведения, а не системой

культурных стандартов. Она взаимодействует с культур­ными стандартами в одной связи точно таким же обра­зом, как она взаимодействует с физическими и биологи­ческими условиями в других отношениях. Но «система культуры» является иным уровнем абстракции от «соци­альной системы», хотя в значительной степени это абст­ракция от тех же самых конкретных явлений⁹.

⁹ О различии действия и культуры см. «The Structure of Social Action» (ch. XIX, p. 762 и далее). Этот взгляд отличается от взгляда Клакхона и Келли в «The Consept of Culture» (The Science of Man in the World Crisesis, ed. by R-Linton, Columbia Univ.Press, 946).

С этой точки зрения, способ интерпретации действия обладает своеобразной двойственностью. Первый суще­ственный компонент- это «значение» («meaning») для актора, будь то на сознательном или бессознательном уровне. Второй компонент — это его отношение к «объек­тивному» сцеплению объектов и событий, как они ана­лизируются и интерпретируются наблюдателем.

В некотором смысле эта исходная система координат состоит в выделении, с психологической точки зрения, структурных категорий человеческой личности, которые должны быть использованы при описании и анализе каж­дой отдельной структуры характера или последователь­ности действий. Но структура социальных систем не мо­жет быть выведена непосредственно из системы координат «актор—ситуация». Помимо этого требуется функцио­нальный анализ тех осложняющих обстоятельств, кото­рые возникают в результате взаимодействия множества субъектов действия.

Даже абстрагированные от социальных отношений особенности ситуации действия, а также биологические потребности и способности индивида составляют опре­деленные фиксированные пункты детерминации в систе­ме действия. Функциональные потребности социальной интеграции и условия, необходимые для функциониро­вания множества акторов в качестве «единой» системы, достаточно хорошо сопряженной, чтобы существовать самостоятельно, оказывают определенное влияние и на другие обстоятельства.

Но функциональные потребности, лежат ли в их осно­ве биологические, социо-культурные или индивидуальные источники, поскольку они относятся динамически к такой концептуальной схеме, удовлетворяются посредством про­цессов действия. Потребность в пище биологически обус­ловлена; но процесс производства пищи человеком и раз­личные социальные обычаи во вкусах, в приготовлении и потреблении пищи определены биологически не более, чем любые другие социальные явления, такие как, например, создание симфонической музыки, наслаждение ею. Следо­вательно, вопрос о конечном «источнике» потребностей является некорректным, если он не связан со структурой и ориентацией социальных систем действия. В этом последнем случае здесь создается «фокус», вокруг которого концент­рируются установки символа и стандарты действий.

Структура — это совокупность относительно устой­чивых стандартизированных отношений между элемен­тами. А поскольку элементом социальной системы явля­ется актор, то социальная структура представляет собой стандартизированную систему социальных отношений между акторами. Однако отличительная черта структур и систем социального действия заключается именно в том, что в большинстве отношений действующее лицо не при­нимает участия в качестве целостной сущности, а участву­ет в них лишь посредством данного дифференцирован­ного «сектора» своего целостного действия (в том же смысле, в котором данный кирпич как целое является или не является «частью» данной стены). Такой сектор, пред­ставляющий собой единицу социальных отношений, ста­ли называть «ролью»¹⁰. Следовательно, предыдущее по­ложение должно быть переформулировано: социальная структура представляет собой систему стандартизован­ных отношений акторов, выполняющих роли относитель­но дру_Г друга. Понятие роли соединяет подсистему дей­ствующего лица как психологической единицы с определенной социальной структурой.

¹⁰ Это понятие было использовано Р. Линтоном в «The Study of Man» (New York, 1936). См. особенно гл. VIII.

Здесь возникают два вопроса. Во-первых, какова при­рода этой связи, что такое социальная структура с точки зрения актора, выполняющего свою роль в ней? Во-вто­рых, какова природа «системы» стандартизованных от­ношений в социальной структуре?

Ключ к ответу на первый вопрос лежит в норматив­но-волюнтаристическом аспекте структуры действия. С точки зрения социальной системы роль — это некоторый элемент обобщенной стандартизации действий индиви­дов, входящих в эту систему. Но это не просто статисти­ческая тенденция. Важное значение здесь имеют катего­рии цели и стандарта. С точки зрения актора его роль определена нормативным ожиданием членов группы, сформированным в социальных традициях этой группы. Наличие таких ожиданий составляет существенную осо­бенность ситуаций, в которых находится актор. Приня­тие или непринятие этих ожиданий влечет за собой санк­ции одобрения и награды или порицания и наказания. Более того, ожидание составляет часть его собственной личности. В процессе социализации им усваиваются - в большей или меньшей степени — стандарты и идеалы его группы, так что они становятся эффективными мотива-ционными силами в его собственном поведении, незави­симо от внешних санкций.

С этой точки зрения существенным аспектом социаль­ной структуры является система стандартизированных ожиданий, которая определяет правильное поведение лич­ности, исполняющей некоторые роли, основанные как на ее собственных позитивных мотивах конформности, так и на санкциях других. Такие системы стандартизированных ожиданий, рассматриваемые по их месту в тотальной сис­теме и достаточно глубоко пронизывающие действие, так что их можно принимать без доказательства как законные, условно называются «институтами». Следовательно, ос­новным структурным стабильным элементом социальных систем, который, согласно изложенным соображениям, должен играть решающую роль в их теоретическом ана­лизе, является структура институциональных стандартов, определяющих роли входящих в нее акторов.

С функциональной точки зрения институционализиро­ванные роли представляют собой механизм, интегрирую­щий весьма разнообразные возможности «человеческой природы» в единую систему, способную преодолеть ситуа­ционные крайности, с которыми общество и его члены по­стоянно сталкиваются. Институционализированные роли выполняют две функции по отношению к этим возможнос­тям. Первая состоит в отборе таких возможностей поведе­ния, которые «удовлетворяют» потребностям и укладыва­ются в пределы данной стандартизированной структуры; другие типы поведения при этом подавляются или ими пре­небрегают. Вторая функция должна обеспечить через ме­ханизмы взаимодействия максимум мотивационной поддер­жки действию, соответствующему ролевым ожиданиям. Помимо прочего, как бескорыстные мотивы, ассоциирую­щиеся с «совестью» и «идеалами», так и эгоистические дол­жны быть мобилизованы для одного и того же.

Вторая основная проблема состоит в структуре са­мих институтов как системы. Институты понимаются как факторы, контролирующие действия человека в обще­стве, и как следствия их. Следовательно, в качестве сис­темы они должны быть одновременно связаны как с фун­кциональными потребностями акторов — индивидов, так и с социальными системами, которые они образуют. Та­ким образом, основным структурным принципом, так же как и в анатомии, является принцип функциональной дифференциации. Однако функциональное содержание в социальных явлениях оказывается более сложным, ибо здесь переплетаются функциональные потребности ак­тора и социальной системы.

Любая схема для анализа такой функционально Дифференцированной структуры по необходимости бу­дет сложной, и, вероятно, ни одна из них не будет един­ственно «правильной». Однако исходная трехмерная схе­ма представляется достаточно приемлемой и высоко обобщенной¹¹.

¹¹ См.: «Toward a Comman Language for the Area of Social Science», part II. (Помещена в том же сборнике работ Т. Парсонса, из которого взята пуб­ликуемая статья. — Примеч. ред.).

Во-первых, здесь имеются «ситуационные» институты или стандарты. Таковыми оказываются организации ролей вокруг аспектов ситуаций, в которых находятся акторы и социальные системы. Наиболее яр­кий пример этому дают роли родства, организованные вокруг биологической зависимости индивидов по прин­ципу происхождения, и в менее яркой форме — политичес­кие институты, организованные на основе солидарности в применении силы и подчинении ей в рамках территориаль­ной общности.

Второй тип институтов — инструментальные, сфор­мировавшиеся ради достижения вполне определенных целей. Например, некоторая данная процедура, вроде тех, что применяются в современной медицине, осуще­ствляется в рамках институционализированной роли врача. Наконец, в-третьих, имеют место «интегрирую­щие» институты, которые ориентированы прежде все­го на регуляцию отношений индивидов с целью избежать конфликтов или добиться позитивной кооперации. При­мерами этого могут служить социальная стратификация и власть.

Поскольку относительная оценка личных качеств и достижений в социальной системе неизбежна, постоль­ку весьма существенно, чтобы эти оценки интегрирова­лись в упорядоченной системе ранжирования, в системе стратификации общества. В то же время возможности от­клоняющегося поведения и необходимость детальной ко­ординации действий многих людей во всяком сложном об­ществе таковы, что нельзя положиться на спонтанную реакцию, на неорганизованный контроль. Некоторые лица и организованные агентства должны обладать вла­стью, чтобы в определенных пределах подавить откло­нение и его последствия или способствовать эффектив­ной кооперации. И опять весьма существенно для интеграции общества, чтобы такой контроль над други­ми был институционально упорядоченным, регулируе­мым и представлял собой систему ролей законной влас­ти. Это важный фактор эффективности контроля, ибо он делает возможной апелляцию к чувству морального обя­зательства и позволяет регулировать саму власть, которая в случае злоупотребления может привести к серьез­ным последствиям.

Важность понимания институтов как функциональ­но дифференцированных систем состоит в том, что та­кое понимание позволяет рассматривать изменения в любой части социальной системы с точки зрения их вза­имозависимости во всей системе как целом. Поскольку такая система адекватно формулируется в обобщенных структурах и является структурно завершенной, постоль­ку она требует, чтобы обращалось явное внимание на каждое из возможных отражений изменения в различ­ных направлениях.

Однако динамический анализ невозможен только лишь с точки зрения систематического рассмотрения ин­ституциональной структуры. Для проведения такого ана­лиза необходимо ввести обобщающее истолкование по­веденческих тенденций акторов — людей в той ситуации, в которой они находятся, подлежащих воздействию ожи­даний их институционализированных ролей. В самых об­щих чертах такое обобщение зависит от теории «моти­вации» человеческого поведения.

Исходные основания такой теории должны быть по­лучены из психологии. Но поскольку «идеосинкразичес-кий» элемент в поведении и мотивации индивидов весьма велик и поскольку уровень абстрагирования в психоло­гии таков, каков он есть, постольку вообще невозможно вывести адекватную теорию мотивации социально орга­низованных массовых явлений путем простого «приме­нения» психологических обобщений. Отношение между психологическим уровнем и поведением в социальных системах сложно, но на это отношение проливает свет психологическая трактовка понятия роли.

Все это прежде всего истинно в двух направлениях. Ранняя тенденция в психологии рассматривала «лич­ность» как выражение генетической конституции или как единственную в своем роде идиосинкразическую лич­ность. Однако изучение социализации в сравнительной перспективе показывает, что у тех, кто социализировал­ся в одной и той же культурной и институциональной

системе, в «структуре характера» существуют значитель­ные элементы единообразия, варьирующиеся в зависимо­сти от различных ролей внутри системы¹².

Хотя пределы применения этой концепции струк­туры еще не выяснены, все же признано ее общее теоре­тическое значение. Там, где она применяется, стандар­ты мотивации, которые обычно используются для объяснения поведения в институционализированной роли, не выводятся непосредственно из «склонностей человеческой природы» вообще. Они зависят от компо­нентов, организованных в некоторую особую структу­ру. Сформировавшийся тип личности будет обладать своим собственным стандартом мотивации и тенденци­ями поведения.

Другое принципиальное направление развития каса­ется области, которая рассматривает процессы подвиж­ности поведения в любой данной социальной системе на психологическом уровне. Очевидно, особенно в резуль­тате рассмотрения сложных обществ, что эти пределы относительно широки для больших масс населения и что распределение типов характера, в большей или меньшей степени отвечающих требованиям данной роли, также достаточно разбросано.

Основной механизм здесь заключается в том, что мо­жет быть названо «структурной генерализацией цели» и другими аспектами ориентации. Как считает Томас, одна из основных функций институтов состоит в «определении си­туации»¹³ для действия. Как только ситуация институцио­нально определена и это определение подтверждено сис­темой санкций, интегрированной соответствующим образом, действие, поддерживаемое соответствующими тенденциями в ожиданиях, стремится, как указывалось, мобилизовать в свою пользу широкое разнообразие моти-вационных элементов. Так, если взять наиболее известный пример — «мотив прибыли», играющий столь важную роль в экономических дискуссиях, то это вовсе не является психологической категорией.

¹² См., например: Kardiner A. The individual and his society (N.Y., 1939), a также последние работы Маргарет Мид.

¹³ Особенно см. его «The Unadjustad Girl» (Boston, 1927), Введение.

Верный взгляд скорее состоит в том, что система «свободного предпринимательства» в эко­номике, основанная на деньгах и рынке, определяет ситуа­цию для поведения и ожиданий поведения от делового пред­приятия таким образом, что люди должны стремиться к прибыли как условию выживания и показателю успеха сво­ей деятельности. Следовательно, какие бы интересы ни ру­ководили индивидом, будь то достижение, самоуважение, восхищение со стороны других и т.д., не говоря уже о том, что можно купить за деньги, — все они превращаются в де­ятельность по производству прибыли¹⁴. В ситуациях, опре­деляемых различно, одинаковые исходные мотивы приво­дят к совершенно различным видам деятельности¹⁵.

¹⁴ См.: Parsons T. The Motivation of Economic Activity («Canadian Journal of Economics and Political Science», May 1940). (Русский перевод этой статьи см.: наст, изд., с.???. — Примеч. ред.) Дальнейший анализ отношения роли— структуры к динамике мотиваций см.: Parsons T. Propaganda and Social Control («Psyhiatry», Nov. 1942).

¹⁵ Cm. Malinowski. Corol Garden and Their Magic. London, 1935, vol. I, ch. I, part 9.

Таким образом, при анализе динамических проблем социальной системы недостаточно применять «психоло­гию» к поведению индивидов в соответствующей "объек­тивной" ситуации. Необходимо дать интерпретацию их «ре­акций» с точки зрения, по меньшей мере, двух других проблем — знания о структуре характера, "типичной" имен­но для этой особенной социальной системы, и своеобраз­ных целей и ориентации, возникающих в результате «опре­делений ситуаций», распространенных в данном обществе.

Но при всем уважении к анализу данного типа остается в силе то, что основные динамические категории социальных систем являются «психологическими». Отношение психоло­гии к теории социальных систем аналогично отношению био­химии к общей физиологии. Точно так же как организм не является категорией общей химии, так и социальная система не является категорией психологии. Но в физиологической концепции того, что такое функционирующий организм, про­цессы признаются химическими по своей природе. Точно так же и процессы социального поведения, как и любые другие процессы поведения, являются психологическими. Но вне истолкования, придаваемого этим процессам их институци­онально-структурным контекстом, они утрачивают свое зна­чение для понимания социальных явлений.

Каким бы кратким и незаконченным ни являлось все сказанное выше, все же можно надеяться, что это дает представление об основных чертах возникающей струк­турно-функциональной теории социальных систем. Ос­тается поставить вопрос, в каком аспекте эта теория мо­жет рассматриваться как специфически социологическая.

Конечно, возможно рассматривать социологическую теорию в качестве теории социальных систем вообще. Од­нако такой подход представляется нежелательным, так как в этом случае социология стала бы крайне громоздкой дис­циплиной, включающей в главное содержание психологию и всю экономическую теорию. Наиболее важная альтерна­тива состоит в том, чтобы считать социологию одной из наук об институтах в вышесказанном смысле слова или, более специфически, — об институциональной структуре. Отсю­да следует, что социология не должна ограничиваться толь­ко статическим структурным анализом, но и уделять опре­деленное внимание проблемам структуры,включая структурные изменения. Динамические, особенно психоло­гические, проблемы войдут в социологию с точки зрения их специфического отношения к данному контексту¹⁶.

¹⁶ Это едва ли чем отличается от взгляда, изложенного в «The Structure of Social Action», гл. XIX: институты — такие элементы структуры социальных систем, которые наиболее четко воплощают в себе типы «общей ценност­ной интеграции» системы действия.

Такой взгляд позволяет определить психологию как общую науку о структуре человеческой личности и мотивации. Совершенно ясно, что многие конкретные про­блемы психологии в этом смысле совсем не являются со­циологическими. Например, социологические соображе­ния будут вторичными и периферийными во всей области клинической психологии. Однако обе эти науки неразрыв­но связаны между собой, и данные, касающиеся ролевой структуры социальной системы, по меньшей мере подспуд­но включены во все конкретные психологические пробле­мы. Это обычная ситуация в отношении различных наук.

Такой взгляд позволяет также провести различие меж­ду социологией и экономической теорией. Экономическая теория занимается определенными динамическими процес­сами, происходящими внутри социальных систем. Ситуация, где экономическая теория особенно необходима, ограни­чена определенными типами социальных систем, особенно теми, где в большей степени распространена первичная ори­ентация на оптимальное использование ресурсов и цен. Та­кая ситуация предполагает, во-первых, отчетливо выражен­ную институциональную структуру. Во-вторых, как следствие этого, она предполагает организацию мотивов вокруг структурно обобщенных целей определенных типов. Но при таких условиях специфические динамические по­следствия экономически ориентированного действия дол­жны анализироваться с точки зрения особой концептуаль­ной схемы. И Парето, и другие исследователи хорошо понимали, что эта схема в высшей степени абстрактна и бо­лее широкие аспекты динамики тотальных экономических систем будут неизбежно включать взаимосвязь с неэконо­мическими переменными.

В некоторых аспектах возникновение в сложных со­циальных системах определенных функционально дифференцированных структур аналогично специфическим чертам товарного производства. Может быть, самым важ­ным примером этого является управление. Всегда возмож­но считать изучение таких структур и соответствующих социальных процессов предметом относительно независи­мой науки. Однако до сих пор ни один из этих вариантов не имеет особой аналитической схемы, появление которой могло бы означать, что эта область приобрела теоретичес­кий статус, аналогичный тому, которым обладает сама эко­номика. Поэтому в высшей степени проблематично, можно ли считать «политическую теорию» в научном, а не в эти­ческом или нормативном смысле фундаментальным элемен­том теории социальных систем. Вероятно, более логично рассматривать ее в качестве области применения общей те­ории социальных институтов, но достаточно дифференци­рованной, чтобы ее можно было трактовать как независи­мую дисциплину для многих целей. Подобные соображения

распространяются и на другие аспекты структурной диф­ференциации, например религиозные.

Наконец, возникает вопрос, следует ли антропологию рассматривать в теоретическом смысле как независимую на­уку. При изучении первобытных обществ она, конечно, яв­ляется весьма специализированной областью, в некотором смысле аналогичной случаю с управлением. Однако, посколь­ку ее теоретическая задача заключается в изучении социаль­ной системы как таковой, то оказывается, что нет оснований рассматривать социальную антропологию в качестве особой теоретической дисциплины. В соответствующем аспекте она должна считаться ветвью социологии, а в других аспектах — экономики, логической науки и т.д. Однако возникает одна проблема, анализ которой может привести к изменению этого взгляда. Многие защитники антропологии считают, что это наука о культуре, а не о социальных системах. В вышеприве­денном анализе выявилось, что культура, хотя она эмпири­чески фундаментальна для социальных систем и в этом смыс­ле — их компонент, в теоретическом смысле не является исключительно социальным явлением. Указывалось, что изу­чение структуры культурных стандартов как таковых и их структурной взаимозависимости есть законная абстракция от конкретных явлений человеческого поведения и его мате­риальных следствий. Оно совершенно отличается от их изу­чения в контексте взаимосвязи с социальной системой. Та­кое изучение не эквивалентно изучению институтов как аспекта социальной системы. Если фокус теоретического интереса антропологии должен смещаться в этом направле­нии, то отсюда следуют два важных вывода. Во-первых, со­вершенно ясно, что традиционный интерес антропологии к первобытным народам не может быть поощряем. Культура первобытных народов, так же как и структура их институ­тов, не является больше основанием для обособления и раз­вития науки. Во-вторых, важно уяснить отношение между культурной и социальной структурой. Именно по этому воп­росу возникает большая путаница как среди социологов, так и среди культурных антропологов.

1945

К общей теории действия. Теоретические основания социальных наук. *

Часть I. Общая теория действия. Некоторые основные категории теории действия. Общие положения.

(Талкотт Парсонс, Эдвард Шилз, Гордон Оллпорт, Клайд Клакхон, Хенри Мюррей, Роберт Сире, Ричард Шелдон, Самюэль Стоуфер, Эдвард Толмен)* *

I. Введение.

* Toward a General Theory of action. Theoretical Fundations for the Social Sienses. Ed. by T. Parsons and E. Shils. Hurper and Row. N.Y., 1965. ** Some fundamental categories of the theory of action. A general statement (Talcott Parsons, Edward A. Shils, Gordon W. Allport, Clyde Kluckhohn, Henry A. Murray, Robert A. Sears, Richard С Sheldon, Samuel A. Stouffer, Edward C. Tolman)// Toward a General Theory of Action, p. 3-30.

Настоящая статья, по замыслу авторов, должна спо­собствовать становлению общей теории в социальных на­уках. Теория в социальных науках призвана выполнять три основные функции. Во-первых, она должна способствовать систематизации существующих конкретных знаний. Это достигается через выдвижение обобщающих гипотез, по­зволяющих систематически переформулировать имеющие­ся факты и догадки путем расширения пределов использо­вания частных гипотез, а также путем подведения разрозненных данных под некоторые общие понятия. Бла­годаря такой систематизации наличие общей теории в со­циальных науках будет содействовать накоплению и росту наших знаний. Совершенствуя наше понимание внутренних связей в структуре наличного знания, имеющего ныне неупорядоченный, фрагментарный вид, эта теория поможет нам сосредоточить внимание на тех проблемах, которые действительно нуждаются в дальнейшей проработке.

Во-вторых, общая теория в социальных науках дол­жна направлять исследования. Теоретические формули­ровки позволяют нам локализовать и более точно опре­делить границы нашего знания и нашего неведения, а также обеспечивают выбор проблем. (Надо заметить, од­нако, что это отнюдь не единственный способ выбора для плодотворного исследования.) Более того, в рамках об­щей теории можно выдвинуть гипотезы, которые затем применяются и проверяются в ходе исследования этих проблем. Если анализируемые проблемы сформулирова­ны как гипотезы, систематическим путем выведенные из теории, то окончательные результаты способствуют об­щей оценке теории и ее дальнейшему развитию.

И, в-третьих, общая теория в качестве отправной точ­ки для конкретных исследований поможет контролировать субъективность в наблюдениях и интерпретациях, прояв­лению которой ныне благоприятствует узкая специализа­ция образования и исследований в социальных науках.

Настоящая статья сама по себе не претендует на роль такой общей теории, которая смогла бы адекватно выпол­нить перечисленные три функции. Скорее она представля­ет определенный набор фундаментальных категорий, ко­торые должны использоваться при формулировании общей теории. Сама же теория в течение многих лет разрабаты­вается путем сближения таких дисциплин, как антрополо­гические исследования культуры, теория научения, психо­аналитическая теория личности, экономическая теория и исследования современной социальной структуры.

Date: 2016-05-14; view: 332; Нарушение авторских прав