Практическая значимость

Материалы данной работы могут быть использованы в общеобразовательной школе как дополнительный материал при подготовке к урокам по курсу Истории Средних веков и внеклассным мероприятиям.

Структура работы

Главы в работе разбиты по проблемному принципу. В первой главе рассматриваются предпосылки и причины образование религиозно-политических течений в исламе, а так же затрагивается проблема их влияния на политику государства в VII – XIII вв. Вторая глава посвящена теологии основных религиозно-политических течений.

Глава I. Предпосылки и причины раскола в исламе

Предпосылки раскола

Ислам возник и сформировался в западной части Аравийского полуострова. В его основе смешались эклектичные идеи более древних религий: христианства, иудаизма, зороастризма. Вначале Мухаммед не настаивал на том, что создает новое учение, новую религию. Он выступил за признание единого Бога, в чем-то родственного иудейскому и христианскому.

Одной из предпосылок раскола можно считать совместное проживание мусульман и представителей других религий. Последователи других религий, таких, как иудейская, христианская, зороастрийская, оказавшихся в сфере влияния новой мусульманской власти, часто принимали лишь внешне. Эти народы, обладавшие в прошлом высокой цивилизацией, часто скептически относились к пропаганде и проповедям нового Пророка и требованиям его религии. Принудительно исламизированные неарабские народы формально приняв ислам, расшатывали его изнутри и вели с ним тайную борьбу. Еще одной проблемой были принявшие ислам кочевые арабы, жители пустыни. Существование различных диалектов, расовых и иных особенностей в самом ближайшем будущем привело к росту противоречий и создало угрозу основам единой веры. Действительно в идеологии ислама переплетались воззрения различных народов, что в большинстве случаев послужило причиной возникновения противоречий в нем.

Другой предпосылкой являются разногласия внутри самой исламской общины (уммы), между мединскими племенами хазраздж и анус с одной стороны и мухаджжирами (переселенцами из Мекки) с другой. Два племени - хазрадж и аус – вместе с мухаджжирами («переселенцы») из Мекки считаются ядром исламской уммы (общины) в Медине. Вражда между хазрадж и аус, которая продолжалась не один десяток лет, мешала объединению мединцев и мекканцев, ставших жителями одного города.

Следующей предпосылкой можно считать противоречивость источников вероучения, отсутствие четкой теологической теории. Как и в христианстве, в исламе с первых столетий его существования возникают споры о Боге и его отношении к человеку, о природе и «качествах» Аллаха, о предопределении и свободе человеческой воли, об отношении к греху и т. д. Так Аш-Шахрастани в книге о религиях выделял такие предпосылки: противоречивость источников исламского вероучения - Корана и сунны, которые допускали значительное разнообразие точек зрения. Корану предшествовали и сопутствовали записи законодательного и богослужебного значения, существовавшие частью, уже при первых халифах. Некоторые из них восходили к аналогичным записям проповедников раннего ислама или ханифизма в Мекке и Медине. Таким записям – «чтениями» - придавалось значение руководства, хотя тексты разных записей не были согласованы и, как отмечают предания, по одним и тем же вопросам в них имелись противоречия. С распространением ислама и власти халифов на большой территории наличие противоречивых записей дало повод к отклонениям в богослужебной и законодательной практике и привело к нежелательным для центральной власти осложнениям. О большом значении, которое придавалось составлению такого свода, можно судить по тому, что этим делом руководили представители правящих кругов во главе с халифом. Выполняя поручение халифа Абу Бакра, Зейд ибн Сабит, который в последние годы жизни пророка Мухаммеда состоял при нем в качестве писца, судя по преданию, собрал и сличил разрозненные записи, делавшиеся им и другими лицами на плоских костях, камнях, коже, пальмовых листьях, на всем, что использовалось тогда для письма. Кроме того, он стал записывать рассказы современников Мухаммеда, тех, кто помнил, сохранил в своей памяти «откровения Аллаха». Все это, заново просмотренное Зейдом и переписанное на отдельных листах-ас-сухуф, составило первую редакцию Корана, которая поступила в распоряжение руководства Халифата при халифах Абу Бакре и Омаре, но не переписывалась, не размножалась. В условиях происходившей в Халифате политической борьбы составление Зейдом по поручению халифа Абу Бакра некоего «чтения», Корана, в основу которого кладутся записи «откровений Аллаха», вызвал, появление и других подобных записей и списков. Однако тексты этих записей, не всегда совпадали. Они расходились между собой и с собранными Зейдом как по составу, числу и последовательности глав, так и по существу, по смыслу и полноте входящих в них сообщений. Халиф Осман ибн аль-Аффан решил заглушить разгоревшиеся споры вокруг разноречивых текстов, приняв вместо них единый официальный текст Корана. С этим предложением Осман, обратился к тому же Зеиду ибн Сабиту, ему было поручено подготовить требовавшийся единый текст. Изначально были отобраны все записи «откровений Аллаха», имевшиеся у отдельных лиц. Сличив конфискованные тексты с первой редакцией Корана, подготовленной Зейдом, и приняв или отвергнув ту или другую вновь полученную запись, составители Корана по приказу халифа уничтожили все оригиналы насильно или добровольно собранных текстов. Зейдовско-османского текста Корана, переписанная в четырех экземплярах, была разослана в важнейшие центры Халифата - Мекку, Дамаск, Куфу и Басру. Этот текст стал считаться каноническим. По-видимому, разосланная редакция вполне устраивала халифа Османа и поддерживавшие его круги высокопоставленных омейядов, к этому времени занимавших едва ли не большинство командных должностей в Халифате.

Содержание Корана порождало разномыслие в умах мусульман, и мусульманские экзегеты вынуждены были заниматься толкованием «неясных» коранических выражений, намеков, противоречий. Было разработано даже особое положение об «отменяющем» и «отмененном» стихах Корана[1]. В. Кудрявцев отмечает, что «большинство сур состав­лены из отрывков различных откровений, часто не свя­занных тематически и произнесенных в разное время. Такая мозаичность изложения обусловлена в первую очередь характером фиксации текста. Своеобразие языка Корана, неоднородность его формы и стиля обусловлены длитель­ностью создания, разнообразием содержания, поиском Мухаммедом точных средств выражения для идей и социальных реалий, находивших свое осмысление в процессе и его пророческой деятелбности» [2]. Сторонники противоположных точек зрения с одинаковым успехом ссылались на Коран, находя в нем подтверждения правильности своих позиций. Так, например, мутазилиты насчитали в Коране 129 мест в пользу их догмата о свободе воли, сунниты же, в свою очередь, приводили 216 мест из Корана в пользу их учения о предопределении[3]. Еще большее разнообразие позиций порождала сунна-другой источник исламского вероучения. Первоначально сунна означала «путь, направление, по которому следует идти», впоследствии - предания о словах и поступках пророка Мухаммеда. Сунна- предание о Пророке Мухаммеде, переданное ближайшими его сподвижниками и последователями. В нее входят рассказы (хадисы) у суннитов (сторонников сунны) и ахбары (вести) у шиитов, не признающих полностью сунну. Сунна-второй после Корана источник сведений, основанный на тщательной информации. Она, наряду с Кораном является одним из главных источников для шариата и фикха-мусульманской юриспруденции. Рассказы состоят из иснада («опора» по-арабски) и матна-само содержание. В иснаде приводят все мельчайшие данные о рассказчике и лишь после этого идет содержание рассказа. Хадисы состоят из шести томов, и их закончили фик­сировать только в VIII - IХ вв. Сложившаяся на протяжении первых двух веков ислама, вобравшая в себя еще больше легендарных преувеличений, шеститомная Сунна стала чем-то вроде комментария и пояснений к Корану. Сунна также как и толкование Корана, по­требовал специального изучения. Оно сделалось вско­ре предметом соревнования четырех ортодоксальных школ. О научном обосновании их теологии или же о примирении между верой и знанием, у них не было и речи. Всякая попытка такого рода отвергалась как ере­тическая. Ограничивались тем, что старались разъяснить учение пророка, освещая каждое понятие со всех сто­рон, то выставляя, то отвергая различные толкования. Вследствие всего этого в народе иссякли послед­ние остатки истинного благочестия. Нравственная распущенность все увеличивались, и мрач­ное суеверие тяжело давило умы. Из страны фараонов, славившейся искусством волшебства, занесены были в ислам алхимия, астрология, колдовство, которые в значительной степени слились с вероучени­ем. Толкованию снов посвящались пространные сочи­нения, к которым обращались даже серьезные ученые. Еще в большей степени проявилось бессилие ислама в том, что во многих местностях стали возникать сек­ты, которые до неузнаваемости исказили учение проро­ка, перемешав его с языческими представлениями. Уважение и почтение к слову пророка не мешали хадисотворчеству, в результате чего возникла масса вымышленных и противоречивых сведений о словах и поступках Мухаммеда и его сподвижников.

«Истинной» верой, «правоверным» исламом, признавался тот образ действия, которому следовали сам Мухаммед и его сподвижники. Однако это разъяснение основателя ислама оказалось слишком общим и неопределенным, чтобы можно было провести четкую разграничительную линию между «правоверием» и «ересью». Таким образом, после смерти Мухаммеда ислам находился в самом начале своего становления в котором еще не было единой системы догматов, к ак правильно отмечал В. В. Бартольд, «необходимость установить логическую связь между отдельными элементами вероучения возникает только впоследствии, под влиянием споров с иноверцами и еретиками»[4]. В этих условиях неизбежно возникало множество мнений, часто противоположных, что, естественно, служило постоянным поводом для взаимного обвинения в «ереси» и неверии. Проклятие и обвинение в «ереси» были уделом инакомыслящих, причем за этим далеко не всегда стояло господствующее мнение. Первыми систематизаторами и классификаторами мусульманских сект были, видимо, Васил б. Ата и Абу Джафар ал-Ахвал. Васил б. Ата впервые определил категории «еретиков», хариджитов, «крайних» шиитов и хашвитов, а Абу Джафар ал-Ахвал, согласно аш-Шахрастани, выделил четыре основные категории мусульман: хариджиты, кадариты, шииты и сунниты (ал-амма). Выделение этих четырех течений в раннем исламе положило начало мусульманской ересиографической традиции и было закреплено в дальнейшем трудами как шиитских, так и суннитских авторов. Согласно мусульманской традиции, первая ересь (бида) в исламе возникла в конце VII в., когда появились кружки и школы, в которых обсуждались вопросы теологии. Первыми еретиками были Мабад ал-Джухани, Йунус ал-Асвари, Гайлан ад-Димашки, признавшие свободу человеческой воли, и ал-Джад Дирхам, первым высказавшийся о сотворенности Корана. Это был самый ранний догматический раскол во мнениях внутри ислама. В VIII в., в период отпочкования от ислама различных сект, в первую очередь шиитских, устанавливается представление о «правоверии» и «ереси».

Причины раскола

А) Отсутствие четких правил и инструкций наследования после смерти Мухаммеда

Смерть пророка поставила вопрос о том, кто теперь возглавит мусульман. При этом речь шла не столько о духовном, религиозном главе, сколько о сложившегося к этому времени большого нового государства с его все увеличивавшимися территорией и населением, с усложнявшейся системой формирующейся администрации. В рамках арабской исламской общины обе верховные должности, духовная и светская, в этих условиях естественно слились в одном лице, которое под наименованием халифа («заместителя» пророка) и должно было возглавить мусульман.

Как пишут Доминник и Жанин Сурдель известные французские востоковеды, которые провели глубокое исследование первой имперской цивилизации ислама: «Во-первых, позиция Сподвижников, которые поначалу отказывались верить в его смерть, считая, что Откровение не завершено и что их вождь, быть может, отправился, подобно Моисею, на встречу с Господом, эта точка зрения сразу же была отвергнута, но позднее нашла свое продолжение в фундаментальных принципах некоторых групп мусульман. Во-вторых, позиция верующих, имевших идею заменить Мухаммеда человеком, способным, в свою очередь, руководить Общиной».[5]

В среде влиятельных кругов общины, правоверные могли выстоять под напором каких угодно рискованных последствий тех отношений, которые уже и на этот раз привели к значительным затруднениям. При отсутствии всякого твердо установленного порядка престолонаследия добровольная присяга влиятельнейших лиц являлась, и позже, единственным правовым основанием, на которое только и могли опираться будущие властители. Благодаря существующим у арабов одновременно стремлению к консерватизму и любви к свободе лишь немногие кандидаты на престол имели шансы быть выбранными, так как если бедуины и готовы были склониться перед особенно почитаемым княжеским родом, они никогда не согласились бы подчиниться первому встречному выскочке. Только этим и можно объяснить, что в течение 200-летнего периода мирового арабского владычества лишь два раза произошел насильственный захват власти новой династией. Поэтому сохранялась известная преемственность правления, но вследствие большой плодовитости обеих семей, Омейядов и Хашимитов, вопрос о личности почти всегда выступал на сцену в весьма опасной форме. Перемена правления зависела в древнейшие времена главным образом от тех, которые считались наиболее уважаемыми сподвижниками Мухаммеда, а позже от влиятельнейших придворных чинов и высших военачальников. А это были представители не только личных своих интересов, но также и интересов семьи племени. К этому присоединялся и еще один элемент: в каждом юном, малоцивилизованном народе старики имеют, перевес над молодым поколением; то же явление мы замечаем и у арабов. Главой племени они выбирали охотнее всего одного из престарелых, поэтому впоследствии старшие в роде почти каждый раз выказывали естественное свое притязание на престолонаследие. Такому притязанию противоречило естественное стремление каждого правителя стараться закрепить власть за своим собственным сыном. Примирить эти главные тенденции было неразрешимой задачей. Арабские халифы довольствовались тем, что еще при жизни устраняли братьев и дядей и приказывали присягнуть своему старшему сыну. Но это, конечно, могло практиковаться только, пока преданность к династии сдерживала у придворных и полководцев личные интересы и оттесняла склонность к интриге на задний план, т.е. очень недолго. Впоследствии же, к концу VIIв., когда заимствован был из христианской Византии институт евнухов, происки и заговоры придворных пошли без конца.

Почивший основатель религии, оставил своим правоверным в Коране образец образа действий в делах веры. Но в предписаниях божественной книги не было, целесообразного единства: закон в церковных и государственных делах был установлен отдельными положениями, изданными без особого порядка. В Коране не находилось ни единого слова, которое указывало бы на порядок преемственности власти. Мухаммед в течение своей болезни не позаботился сделать прямого распоряжения; Абу Бакру поручалось прежде руководительство караванами пилигримов, ныне же - замещение пророка во время совершения молитв в мечети, это не значило особенно много, если принять во внимание, что важный указ отречения, составленный в Мекке, Мухаммед, по ясно выраженной им воле, предоставил в то время прочесть не Абу Бакру, а так же его товарищу, Алию. Поэтому невозможно было теперь иначе поступить, как отыскать решение в старинных обычаях арабского народа, что, однако, было бы напрасным трудом, так как всякое ближайшее обоснование наследственности было до такой степени чуждо вольнолюбивым нравам бедуинов, что даже под давлением византийской и персидской гегемонии с трудом могло пустить корни право наследства в провинциях Гассан и Хира; тем менее, понятно, могло ли оно существовать среди привыкших к неограниченной свободе исконных племен полуострова. Положим, нередко случалось, что по смерти главы, отличавшегося храбростью и богатством, выбор старейшин племени падал на сына, но это происходило тогда только, когда личное уважение или же интересы племени клонились именно к этому, причем малейшее давление в таком деле ощущалось всеми до болезненности. Но Мухаммед не оставил после себя ни одного сына. Если Фатима, как единственное оставшееся в живых дитя пророка, пользовалась личным уважением, все же была она только женщина и не могла предъявить серьезных притязаний в пользу своего супруга Алия вне тесного круга Хашимитов и немногих других личных ее приверженцев. Несмотря на неоднократно засвидетельствованную Мухаммедом равноправность всех правоверных, эта равноправность пока не была практически закреплена на полях сражений в Персии и Сирии; распоряжались всем фактически люди Медины, беглецы, ансары и вообще те, кто в последние времена занял местечко среди окружающих пророка, остальная же масса арабских племен оставалась по-прежнему инертной. Само собой, лишь мединцы и могли участвовать в избрании нового властелина, не говоря уже о том, что было просто невозможно ждать, когда соберутся уполномоченные от всех частей страны.

Б) Отсутствие сильного политического и религиозного лидера.

Непрестанные соперничества и претензии между сподвижниками, стали поводом для непрерывных распрей, перераставших иногда в войны, но, прежде всего, создававших внутри ислама разломы. При жизни Мухаммеда военачальники назначались всегда только для исполнения совершенно определенных отдельных поручений, по исполнении которых вступали они снова беспрекословно в ряды равноправных правоверных. Тот, кто теперь принимал руководительство общиной, мог поэтому рассчитывать на повиновение только в том случае, если всегда и во всем будет следовать точно примеру пророка; во всяком случае он должен был действовать именно так, как привыкли видеть действовавшим самого пророка. Август Мюллер в своей работе дает подробное описание всей трудности поиска нового лидера, который смог бы удерживать равновесие между арабскими кланами.[6] Но в тоже время Мюллер пишет, что после смерти пророка уже была сильная политическая фигура способная его заменить. В потверждение этому приведем отрывок из его монографии: «Между тем для каждого правоверного было ясно, что Абу Бакр, как выразился Омар в избирательном собрании, назначен самим пророком в заместители при общей молитве в мечети: а молитва, как известно, составляла основание всей религии. К этой основной обязанности легче могли примкнуть и остальные дела общины; не требовалось, таким образом, создавать нового авторитета, который не с виду только мог бы опираться на распоряжения самого пророка. Но ведь нового авторитета, собственно, и не создавалось». Жанин и Доминик Сурдель видят причину раскола в пустоте, котора образовалась после ухода слишком яркого политического и религиозного лидера, который при жизни не предусмотрел возможности своего замещения[7]. Соперничество и претен­зии бывших учеников пророка, мешали им договориться о выборе одного из них преемником, и первые четыре халифа, «идущие праведным путем» (рашидун), которые особо почитаются в исламе, в сущности, пришли к власти благодаря мощных групп интересов. Правление Сподвижников, было лишь чередой непрерывных распрей, перераставших иногда в войны, которые создавали внутри ислама разломы. Сказочное представление о неограниченной власти и блеске, которые и поныне по детским воззрениям связывают с именем халифа багдадского как третьего в союзе, рядом с императором и папой, нисколько не изменяет сущности вещей, ибо халиф имел, собственно говоря, право называться только «наместником исламизма». Конечно, с течением времени обстоятельства придали этому сану иное значение. Уже преемник Абу Бакра счел необходимым слегка наметить возрастающий блеск главы общины прибавлением к титулу слов: эмир ул-муминина, т. е. «повелитель правоверных», но скромное название халифа в глазах всех властителей ислама имело постоянно возрастающее значение. И в обоих этих отношениях избрание Абу Бакра оказывалось самым подходящим. Все равно, как и при жизни Мухаммеда, когда каждое слово пророка было для него откровением, так и теперь заботился он, в общем и в частностях, подражать безусловно тому, что пророк когда - либо сказал или сделал, питая непоколебимую уверенность, что подобный образ действий не преминет увенчаться успехом. Весьма возможно, и это было важнее всего, что его управление, которое совершенно соответствовало смыслу учения и словам пророка, не давало действительно никакого повода к порицанию самым остроумным ревнителям веры, а тем более к явному неповиновению самых набожных из общины. Так постепенно и незаметно привыкали правоверные повиноваться приказаниям халифа, благодаря чему новое государственное устройство быстро окрепло. Ближайшие преемники Абу Бакра могли уже беспрепятственно по собственной инициативе вводить нововведения там, где не встречалось соответственных, ясных предписаний божиих или пророка.

В) Восстание аравийских племен

Вскоре после смерти пророка в разных частях исламского государства стали возникать лжепророки. Они начали поднимать восстания против сподвижников Мухаммеда. На это, в частности, обратил внимание академик В.Бартольд в исследовании «Мусейлима»[8]. «Уже давно было отмечено», - писал он в письме, - «что восстание арабов после смерти Мухаммеда нигде не имело целью возвращение к языческому культу; руководители восстания хотели быть такими же пророками, каким называл себя Мухаммед. По крайней мере, один из них, Мусейлима, стоял ближе к христианству и к первоначальному исламу, чем сам Мухаммед в конце своей жизни, после примирения с курейшитами»[9].

Г) Феодальные процессы

Мединская власть одновременно с расправой с племенами и пророками, не желавшими ей подчиняться, принимала решительные меры по привлечению на свою сторону кочевых арабских племен. Само принятие ислама, в этих целях истолковывалось ранее всего как признание своего политического подчинения. В области религиозной политики у правителей Халифата в первый период завоеваний придерживаясь умеренного курса. «Снисходительные» правители, не успев еще создать свой административный аппарат для регулярного взимания податей, натуральных повинностей и иных обложений, получали возможность оставлять у себя в тылу сравнительно небольшие отряды, бросая основные силы на завоевание земель. Следует, однако, сказать и о переходах в ислам, о его распространении. Условия его принятия в то время были несложными: требовалось признание и произнесение при свидетелях главной формулы исповедания веры - шахада - «свидетельства»: «Нет божества, кроме Аллаха (бога), и Мухаммед - посланник божий». Этот акт воспринимался как заключение договора с Аллахом, в силу чего вероотступничество исключалось. Если оно все же имело место, то едва ли не в большинстве случаев наказывалось смертью.

Часто, особенно в первые десятилетия арабских завоеваний, принятие ислама выдвигалось как условие перехода на сторону Халифата. В силу этого принявшие ислам занимали привилегированное положение, с них не бралась подушная подать, джизья. А в случае зачисления новообращенного в состав войска или чиновником в административный аппарат Халифата ему полагалось, как правило, немалое жалованье и хороший земельный надел. Даже если принадлежавшая новообращенному земля была завоевана, она возвращалась ему. Новообращенным разрешалось также выбрать себе место для поселения и подыскать арабское племя, клиентами - мавали - которого они становились. Обычно они и селились вместе с этим племенем, сопровождали его в походах; это племя становилось их покровителем.

Переход в ислам знати обычно означал для них сохранение имущества и привилегий. Характеризуя политику халифа Омара I в отношении дехкан - феодалов Вавилонии, принявших ислам, историк Балазури писал, что халиф "не вмешивался в их дела, не забирал у них землю, снял джизью с их шеи". Были, естественно, и непредвиденные случаи. Так, при том же халифе Омаре I "вместе с членами своего дома и свитой принял ислам правитель Хузистана Хормуздан (Хормузан). Он стал советником халифа Омара по иранским уделам, жил в Медине и получал из казны халифа жалованье - 2 тысячи драхм; после покушения на Омара был казнен по обвинению в организации заговора[10].

Несмотря на угрозу суровой расправы, население, обращенное в ислам во время набега войск, возвращалось к старому культу, когда чужеземцы уходили. Об этом свидетельствует, например, история Бухары Абу Бекра Мухаммеда ибн Джафара ан-Наршахи (ум. в 959 г.)[Труд Наршахи, написанный по-арабски, сохранился в дважды сокращенном переводе (на фарси), сделанном в XII в.],рассказывающего о действиях военачальника Халифата Кутайбы ибн Муслима, начавшего военные действия в Мавераннахре [Мавераннахр (Заречье) - название области на северо-востоке от Иранского плоскогорья, между Амударьей и Сырдарьей; один из важнейших городов Мавераннахра - Бухара.] около 705 г.

Наршахи писал, что, когда войска Кутайбы занимали Бухару, "каждый раз жители Бухары принимали ислам и снова, по уходе арабов, отступали от принятого вероучения. Кутайба трижды обращал их в мусульманство, но они снова отступали и становились неверными. Наконец в четвертый раз Кутайба после борьбы взял город; с большим трудом ввел он там открытое исповедание ислама и водворил мусульманство в сердцах жителей. Кутайба всячески принуждал их, и все открыто придерживались ислама, а в душе оставались идолопоклонниками. Но хотя Кутайба и приказал жителям Бухары каждую пятницу собираться на молитву в соборной мечети, построенной в крепости Бухары на том месте, где раньше было капище идолов, эта мера также не дала большого эффекта. Чем иным можно объяснить, что в дополнение к административному нажиму был пущен в ход подкуп. Призывая население на молитву, объявляли, что "каждому, кто придет, он (Кутайба ибн Муслим) заплатит два дирхема" [Дирхем - серебряная монета, одна двадцатая динара.]. Но положение завоевателей и от этой меры не стало безопасным. Арабам пришлось ходить в эту мечеть вооруженными.

Однако с помощью подкупа, по-видимому, удалось внести разлад среди населения, воздействовать на владельцев "замков", которые были связаны со старым жречеством и искали путей к сохранению своего привилегированного положения. "Однажды, в пятницу, - сообщает Наршахи, - мусульмане пришли к воротам замков и стали звать обитателей на намаз джума (пятничный); мусульмане настойчиво требовали, чтобы те шли. Тогда обитатели замков стали бросать с крыш камнями в мусульман. Завязался бой..."[11]