Символы, термины, обряды

ОЖИВШИЕ ИЗВАЯНИЯ

Уж не знаю почему (да это и не важно), но слово фетиш трактуется в словарях всегда в очень узком, ограниченном значении: как «объект, временно избранный для поклонения», «маленький идол, используемый африканскими дикарями», и т.д.

Дюлор в своей книге (Des Cultes qui ont precede et amene l’idolatrie) определяет фетишизм как «поклонение объекту, признаваемому людьми невежественными и слабоумными за вместилище или место пребывания бога или гения».

Все это, конечно же, очень здраво, глубокомысленно и разумно; но вот одна беда: не имеет ничего общего ни с истиной, ни с действительностью. Фетиш, разумеется, может быть идолом у негров Африки, как говорит Вэбстер; и слабоумных, невежественных людей среди тех, кто поклоняется этому фетишу, тоже, должно быть, немало; однако история свидетельствует, что теория, согласно которой некоторые объекты (как, например, статуи, изображения, амулеты) могут служить временным или даже постоянным пристанищем для «бога», «гения» или просто духа, признавалась и разделялась многими даже самыми просвещенными людьми. Ее создали отнюдь не невежды и слабоумные, коль скоро большинство мудрецов и философов древнего мира — от легковерного Пифагора, до скептика Лукиана — верили в ее истинность так же, как в наше цивилизованное, культурное и просвещенное время продолжают верить сотни миллионов христиан, невзирая на вышеуказанные ученые вердикты и совершенно независимо от того определения, которое мы попытаемся дать фетишизму сейчас.

Отправление причастия, таинство пресуществления «с предполагаемым обращением хлеба и вина во время евхаристии в тело и кровь Христову» однозначно превращают и хлеб, и вино, а заодно с ними и чашу причастия в фетиши — такие же, как дерево, или камень, или тряпочка для дикаря африканца. Каждый чудотворный образ, гробница или статуя святого, Девы Марии или самого Христа в римско-католической и греческой церквах должны, таким образом, рассматриваться как фетиши, поскольку чудеса, предположительно совершаемые Богом или ангелом, Христом или святыми, часто связываются в этих конфессиях с какими-либо статуями или иконами, которые (в случае если чудо признается подлинным) при этом на более или менее продолжительный срок необходимо превращаются во «вместилище или место пребывания» либо самого Бога, либо «ангела Господня».

Только «Словарь религий» (статья — «Фетишизм»)218 дает достаточно точное определение: Слово фетиш образовано от португальского feitico — «заколдованный», «очарованный», «заклятый»; отсюда — fatum (судьба), fatua (фея)... Более того, слово «фетиш» было и остается идентичным понятию «идол»; и, как говорит автор «Терафима идолопоклонников»219:

Фетишизм есть преклонение перед каким-либо объектом — неорганическим или живым, большим или миниатюрным, в котором (или в связи с которым) некий «дух» [добрый или злой — словом, невидимая разумная сила] проявляет свое присутствие.

Собрав для своей «Тайной Доктрины» кое-какой материал на данную тему, я хотела бы поделиться некоторой его толикой прямо сейчас в связи с вышедшим недавно теософическим романом «Падший идол»220, дабы засвидетельствовать, что это художественное произведение несомненно базируется на некоторых в высшей степени оккультных истинах эзотерической философии.

Образы всех богов древности — от самых древних, арийских, и до позднейших, семитских (еврейских), — представляли собою идолы и фетиши, как бы они ни назывались: терафим, урим и туммим, кабейри или херувимами, или богами-ларами. И если, говоря о терафимах (слово, которое Гроций переводит как «ангелы», что этимологически подтверждено Корнелием, добавляющим к тому же, что они «служили символами присутствия ангелов»), христиане позволяют себе называть их «посредниками, через которых проявляется божественное присутствие», то почему мы не можем сказать то же самое об идолах язычников?

Я прекрасно осознаю тот факт, что современный ученый, равно как и среднестатистический скептик, верят в «живые» образы римской церкви ничуть не больше, чем в «живой» фетиш дикаря. Но речь в данном случае идет вовсе не о вере или неверии. Я просто привожу свидетельство древности, охватывающей период в несколько тысячелетий, против скептицизма нашего XIX столетия — века спиритуализма и спиритизма, Шарко и его гипнотизма, психической «суггестии» и свирепствующей повсюду, хотя и не признанной, черной магии.

Нам, европейцам, следует прежде всего научиться уважать религию своих праотцов, изучая ее верования и их происхождение, а уж потом привлекать на ее защиту языческую древность с ее великой философией. Где мы встречаем в так называемой священной литературе Запада первое упоминание идолов и фетишей? В главе XXXI (и далее) книги «Бытие» — в Месопотамии, в Уре Халдейском, где предки Авраамовы — Серух и Терах — поклонялись маленьким глиняным идолам, которых называли своими богами; а еще — в Харане, где Рахиль похитила идолов (терафим) своего отца Лавана. Иаков, может, и запретил поклоняться этим богам, но мы видим, что спустя 325 лет после этого запрещения, Моисеевы евреи снова служат «богам аморреев» (И. Нав., XXIV, 14-15). Лавановы боги-терафимы по сей день существуют у некоторых мусульманских племен на территории Персии. Это маленькие статуэтки духов-охранителей или богов, с которыми советуются по любому поводу. Раввины поясняют, что Рахиль, похищая богов своего отца, могла преследовать лишь одну-единственную цель: не допустить, чтобы они подсказали Лавану, в каком направлении ушли она и ее муж Иаков, дабы отец не смог еще раз воспрепятствовать их уходу из своего дома. Таким образом, ею двигало отнюдь не благочестие и не страх перед Господом Богом Израилевым, но лишь боязнь того, что отец может призвать своих богов к себе на помощь. Более того, ее мандрагора была не чем иным, как еще одной разновидностью колдовского и магического инвентаря.

Но что же думали об этих идолах, коих Гермес Трисмегист называет «статуями, предвидящими будущее» («Асклепий»)221, различные классические и даже священные авторы?

Филон из Библа свидетельствует, что евреи советовались с демонами подобно аморитам, и что делалось это чаще всего с помощью маленьких статуй из золота, коим придавалось обличье нимф. К ним можно было обращаться в любое время, и они сообщали вопрошающему, что ему следует делать и чего остерегаться («Antiquities»)222. В «Moreh Nebhuchim» (кн. III) сказано, что переносные охранные боги язычников (dii portatiles vel Averrunci) более всего походили именно на этих еврейских богов-охранителей. Это были настоящие обереги или живые талисманы — simulacra spirantia у Апулея (книга XI); их ответы, данные в храме сирийской богини, слышал и записал сам Лукиан. Кирхер (иезуитский падре) свидетельствует также, что терафимы выглядели весьма причудливо и походили на языческих египетских cераписов; и Кедрен косвенно подтверждает это заявление Кирхера (в своем «Oedipus Aegyptiacus», Vol. III, pp. 474-75), говоря, что звуки «т» и «с» (подобно санскритскому «с» и зендскому «х») носили взаимозаменяемый характер, и потому cерафим (или cерапис) и терафим этимологически представляют собой почти одно и то же.

Что касается практического использования этих идолов, то, согласно Маймониду (Moreh Nebhuchim, lib. III, chap. XXIX), эти боги или образы считались наделенными пророческим даром и могли предрекать своим владельцам «все, что было для них полезным и благотворным».

Все эти образы, как нам говорят, имели форму младенца или маленького ребенка; лишь некоторые имели гораздо более крупные размеры. Это были обычные изваяния или идолы, которым была придана человеческая внешность. Халдеи обращали их к свету той или иной планеты, чтобы последняя наделила их своей силой и добродетелью. Эти идолы использовались в астромагических целях; прочие же, обычные терафимы — для некромантии и, в большинстве случаев, колдовства. С помощью магического искусства к ним «привязывали» души умерших (элементарии) и использовали их затем в качестве помощников в различных темных делах.

Уголино223 вкладывает в уста мудреца Гамалиила — учителя (или гуру) Святого Павла — следующие слова, заимствованные, как он сам говорит, из его «Capito» (гл. XXXVI):

Они [владельцы некромантических терафимов] умертвили новорожденного младенца, отрезали ему голову и поместили ей под язык посоленную и политую маслом маленькую золотую пластинку, на которой было выгравировано имя злого духа; а затем, повесив голову на стене своей комнаты, зажгли перед нею светильники, и распростерлись на полу, и разговаривали с ней.

Маркиз де Мирвиль убежден, что именно эти экс-человеческие фетиши имел в виду Филострат, когда перечислял известные ему примеры подобного же рода.

Известно, что голова Орфея, — сообщает он, — говорила с Киром; голова одного жреца-жертвователя из храма Юпитера Гоплосмия в Карии, будучи отделенной от тела, назвала, по свидетельству Аристотеля, имя своего убийцы, некоего Кевкида; а голова Публия Капитана, по Траллиану, в час победы римского консула Ацилия Глабриона над Антиохом, царем Азии, предсказала римлянам великие бедствия, ожидающие их в скором времени... (Pneumatologie. Des Esprits, etc., Vol. III, p. 252).

Диодор поведал миру о том, как эти идолы изготавливались для магических целей в глубокой древности. Семела — дочь Кадма — вследствие сильного испуга преждевременно родила семимесячного ребенка; и Кадм, следуя обычаю своей страны, решил дать ему (ребенку) сверхъестественное рождение, которое позволило бы ему жить после смерти. Кадм поместил тело ребенка внутрь золотой статуи и сделал ее идолом, для поклонения которому были учреждены особый культ и ритуалы (Diodorus Siculus. Historical Library, lib. I, 23, 4-5).

Комментируя вышеуказанный фрагмент в своей статье (Memoires de l’Academie des Inscriptions, Vol. XXIII, p. 247) Фрере подчеркивает:

Единственное, что заслуживает еще более пристального внимания, — тот факт, что описанное освящение Кадмом ребенка Семелы, произведенное, по утверждению орфиков, в соответствии с обычаями предков Кадма, в точности повторяет церемонию, описанную раввинами и изложенную Сельденом применительно к терафимам или домашним богам сирийцев и финикийцев. Маловероятно, однако, что евреи и орфики были близко знакомы друг с другом.

Таким образом, у нас есть все основания полагать, что многочисленные рисунки в «Oedipus» отца Кирхера, изображающие фигурки и головы с торчащими из-под языков, свесившихся из открытых ртов, металлическими пластинками, и есть настоящие и подлинные терафимы, как их описывает маркиз де Мирвиль. Опять же, ле Блан (Religions, Vol. III, p. 277) говоря о финикийских терафимах, сравнивает их с греко-фригийским палладиумом, содержавшим человеческие останки.

«Все мистерии обожествления, оргии, жертвоприношения и магия посвящались этим головам. Убивали ребенка — достаточно маленького для того, чтобы его невинная душа все еще оставалась соединенной с Анима Мунди — земной душой, — говорит он, — его голову бальзамировали и удерживали в ней его душу с помощью магии и заклинаний, что подтверждено убедительными свидетельствами»224.

А далее следовал обычный процесс — золотая пластинка и т.д., и т.п.

Это и есть та самая жуткая черная магия, говорим мы, и практиковали ее не кто иные, как дугпа прошлых эпох, отвратительные колдуны древности.

О средних веках известно лишь то, что к черной магии иногда прибегали некоторые римско-католические священники; в их числе — один доминиканский священник-отступник, состоявший на службе у королевы Екатерины Медичи — этой верной дщери римской церкви и одной из организаторов Варфоломеевской ночи. Эту историю рассказал Бодин в своем знаменитом сочинении о колдовстве (см.: De la Demonomanie des Sorciers, Paris, 1587); к тому же мы цитируем ее во втором томе «Разоблаченной Изиды». Папа Сильвестр II был публично обвинен кардиналом Бенно в колдовстве из-за своей «пророчествующей бронзовой головы». Эти головы и другие говорящие статуи — трофеи магического искусства монахов и епископов — были точными копиями живых богов древних храмов. Папы Бенедикт IX, Иоанн XX и Григорий VI и Григорий VII вошли в историю как колдуны и маги.

Но несмотря на все это обилие фактов, доказывающих, что латинская церковь украла у древних евреев все, включая их познания в черной магии, один из нынешних поборников древнего еврейства, а именно маркиз де Мирвиль, без стеснения публикует самые жуткие и грязные обвинения против евреев современных!

В своей беспощадной полемике с французскими символистами, пытающимися дать философское объяснение древним библейским обычаям и ритуалам, он заявляет:

Мы не говорим о тех символических значениях, которые изыскиваются для объяснения всех подобных традиций [человеческие терафимы и отрезанные головы младенцев] евреев-идолопоклонников, поскольку не доверяем этим объяснениям ни в малейшей степени. В то же время мы уверены, что «голова», с которой советовался в затруднительных случаях скандинавский Один, была терафимом, принадлежавшим к той же самой [магической] категории. Но еще больше мы уверены в том, что все загадочные исчезновения и похищения маленьких [христианских] детей, практиковавшиеся евреями во все времена и даже в наши дни, являются прямым следствием этого древнего и варварского некромантического ритуала... Пусть читатель вспомнит случай с Демасом и отцом Томасом

(Pneumatologie. Des Esprits, etc., Vol. III, p. 254).

Как все ясно и бесспорно. Несчастных обворованных израильтян открыто обвиняют в похищении и последующем обезглавливании христианских детей ради создания пророчествующих голов, которые служили бы их колдовским целям! Интересно, где еще фанатизм и нетерпимость постараются свить гнездо для своей odium theologicum?

На самом деле все обстоит с точностью до наоборот, поскольку совершенно очевидно то, что именно по причине столь вопиющего злоупотребления оккультизмом Моисей — равно как и праотцы еврейского народа — строго-настрого запрещал использовать какие-либо резные образы, статуи и прочие подобия, изображавшие как «богов», так и живых людей. Те же самые соображения лежат и в основе аналогичного запрета, введенного Мухаммедом и одобренного всеми мусульманскими пророками.

Ибо подобие человека, в какую бы конкретную форму оно ни облекалось, и из какого материала ни создавалось бы, может стать в руках опытного колдуна, практикующего черную магию, смертельной угрозой для своего прототипа. Светские власти в средние века и даже каких-нибудь 200 лет тому назад знали, что делали, когда приговаривали к смерти тех, у кого находили маленькие восковые фигурки их врагов, ибо присутствие оных могло означать только одно — намерение совершить убийство. «Не должен ты рисовать живой дух врага своего или создавать подобие какого-нибудь человека», ибо «это — отвратительное преступление против природы». И еще: «Любой предмет, в который заключили дух, — опасен, и потому не должно оставлять его в руках человека несведущего... Следует пригласить человека ученого (в области магии), чтобы он очистил его». (Pract. Laws of Occult Science, Book V, Coptic copy). В своеобразном «руководстве» по основам оккультизма сказано: «Чтобы сделать заколдованную вещь (фетиш) безвредной, ее следует распылить на атомы (разрушить) и захоронить оставшиеся от нее обломки в сырой земле» (далее приводятся конкретные наставления, не имеющие отношения к настоящему изданию)225.

То, что здесь называется «живым духом», на самом деле является астральным телом. «Души — как соединенные со своими телами, так и оторванные от них — обладают некоей вещественной субстанцией, ибо такова их собственная природа», — говорит Святой Иларий (St. Hilarius, Commentarius in Matthaeum, cap. V, 8)226. Следовательно, астральное тело живого человека, несведущего в оккультных науках, можно заставить (если хорошо разбираться в магии) оживить какой-либо объект: войти в него и оставаться там постоянно, особенно если этому объекту придано сходство с самим человеком, то есть если это портрет, статуя, маленькая восковая фигурка и т.п. И если любой вред или увечье, нанесенное астральному двойнику, автоматически переносится на физическое тело, то нетрудно догадаться, что, пронзив куклу в каком-нибудь жизненно важном участке тела, скажем — в сердце, можно тем самым вызвать смерть ее прообраза, причем подлинная причина смерти так и останется неизвестной.

Египтяне, делившие человека (экзотерически) на три части или группы: «тело разума» (чистый дух — наши 7 и 6-й принципы), призрачную душу (5, 4 и 3-й принципы) и грубое тело (прана и стхулашарира), призывали в своих магических обрядах и заклинаниях (как для божественных целей белой магии, так и для черных магических козней) именно «призрачную душу», или астральное тело, как мы его называем.

Заклинаниями призывалась не сама душа, но лишь ее подобие, которое греки называли эйдолон и которое представляло собой промежуточный принцип между душою и телом. Это учение пришло с Востока — колыбели всякого знания. Халдейские маги, равно как и последователи Зороастра, верили, что не только божественная душа (дух) получает возможность приобщиться к славе божественного, небесного света, но также и чувственная душа. (Psellus, in Scholiis, in Orac).227

Будучи переведенными в нашу теософскую терминологию, эти две души будут называться соответственно — Атма и Буддхи (носитель духа).

Неоплатоники и даже Ориген «называют астральное тело — авгоэйд и астроэйд, то есть сияющее подобно звездам» (Histoire et Traite des Sciences Occultes, by Count de Resie, Vol. II, p. 598).

Словом, господствующее ныне незнание природы человеческого призрака и жизненного принципа, равно как и функций различных человеческих принципов, поистине прискорбно. В то время как наука отвергает их целиком и полностью (самый легкий способ разрубить гордиев узел существующей проблемы), церковь выдумывает фантастическую догму об одном-единственном принципе — душе; и ни та, ни другая, похоже, не собираются отступаться от своих предубеждений, несмотря на обилие древних свидетельств, в том числе и оставленных наиболее учеными древними авторами. А потому, прежде чем изучать этот вопрос, сохраняя хоть какую-то надежду немного прояснить его, нашим теософам (по крайней мере, тем из них, у кого данная проблема вызывает интерес) необходимо узнать и уяснить следующее:

1. Какова разница между физиологической галлюцинацией и психическим или духовным ясновидением или яснослышанием?

2. Духи или невидимые существа определенного рода — будь то призраки некогда живших людей, ангелы, духи или элементалы — имеют ли от природы какое-нибудь эфирное и потому невидимое для нас тело? Если да, то связаны ли они с ним неразрывно или же могут притягивать к себе некоторые текучие субстанции, чтобы становиться видимыми для людей?

3. Обладают ли они способностью настолько эффективно смешиваться с атомами какого-либо объекта, будь то статуя (идол), рисунок или амулет, чтобы передать ему свои силы и способности или даже оживить его?

4. Могут ли Адепты, йоги или Посвященные привязывать эти существа с помощью белой или черной магии к определенным объектам?

5. В каких состояниях, помимо нирваны и авичи, могут пребывать добродетельные и дурные люди после смерти? И т.д., и т.п.

Обо всем этом можно прочесть в сочинениях древних классиков, в особенности — арийской литературы. Кроме того, я сама попыталась изложить и истолковать коллективное и индивидуальные мнения на сей счет крупнейших философов в своей «Тайной Доктрине»228. Надеюсь, эта книга в скором времени выйдет в свет. Но для того чтобы хоть как-то нейтрализовать эффект, производимый на людей недальновидных такими юмористическими произведениями, как «Падший идол», я сочла необходимым привести в этой статье некоторые факты из прошлых эпох, свидетельствующие о том, что посмертные шалости, подобные тем, которые позволял себе псевдоаскет м-ра Энсти, умерший внезапной смертью, случаются в природе не так уж редко.

Начнем, пожалуй, с того, что напомним читателю, что если астральное тело человека — не предрассудок, в основе которого лежат обычные галлюцинации, но реально существующий в природе объект, то, следуя законам логики, можно предположить, что этот эйдолон, чья индивидуальность полностью сосредотачивается после смерти в личностном Эго, будет притягиваться к собственным останкам, некогда бывшим его живым телом229; а если последнее будет кремировано, а пепел — захоронен, вполне естественно, что астральный человек будет искать ему замену, чтобы продлить свое существование; и находит он ее, как правило, в чужом живом теле, в которое ему удается проникнуть (в теле медиума), или в своей собственной статуе, или портрете, или в какой-нибудь хорошо знакомой вещи в доме, где он некогда жил, либо в его окрестностях. Вряд ли возможно также списать целиком на счет предрассудков теорию «вампиров». По всей Европе — в Германии, Штирии, Молдавии, Сербии, Франции и России — над мертвыми телами тех, кого считали вампирами, совершались специальные очистительные обряды, варьирующиеся лишь в соответствии с установлениями местных церквей. Но и греческая, и латинская религии одинаково считают, что тело такого мертвеца целесообразно выкопать и пригвоздить к земле осиновым колом.

Однако, чем бы на самом деле ни был этот призрак — реальностью или суеверием, неоспоримо одно: древние философы и поэты, классики и просто сочинители верили в то, что в человеке заключен его астральный двойник, который может появляться отдельно от своего плотного тела как при жизни, так и после смерти последнего; и эта вера, пережив несколько тысячелетий мировой истории, сохранилась до наших дней (по крайней мере мы ее полностью разделяем). При жизни «призрачная душа» является носителем божественной души и чистого духа. Но лишь только физическую оболочку поглощает пламя, духовная душа, отделяясь от подобия человека, восходит к своей новой обители абсолютного блаженства (дэвакхан или сварга), а призрачный эйдолон нисходит в область Аида (лимб, чистилище, камалока).

«Я завершила свое земное существование, — восклицает Дидона, — мой сияющий призрак [астральное тело], образ моего существа спустится теперь в земное лоно»230.

Vixi, et quem dederet cursum fortuna, peregi;

Et nunc magna mei sub terras ibit imago.

(Virgil, Aeneid, lib. IV, 653-654).

Сабин и Сервий Гонорат Мавр — ученый комментатор Виргилия, живший в VI столетии — утверждали, по свидетельству демонолога Дельрио (кн. II, гл. XX и XXV, с. 116)231, что человек состоит, помимо души, из тела и тени (умбра). Душа восходит к небесам, тело распыляется, а тень погружается в Гадес. «...Призрак, — говорят они, — umbra seu simulacrum — не является настоящим телом: это всего лишь образ тела, к которому невозможно прикоснуться рукой, ибо он неуловим, подобно дыханию».

Гомер описывает такую тень на примере призрака Патрокла, который, хотя и погиб, сраженный рукою Гектора, все-таки: «Здесь — его лицо, и голос, и кровь, что все еще из ран его сочится» (см.: Iliad, XXIII, 65-68; также Odyssey, XI, 468). Древние греки и римляне разделяли душу на две части: anima bruta и anima divina, первая из которых названа у Гомера животной душой, образом и жизнью тела, а вторая — бессмертной и божественной.

Что же касается нашей камалоки, то Энний, по словам Лукреция, «увидел образ священных сфер в Ахерузии, где не живут ни наши тела, ни наши души, но только наши подобия, чья мертвенная бледность наводит страх!» Именно в окружении этих теней к нему явился божественный Гомер, обливаясь горькими слезами, как будто боги сотворили этого великого человека едино лишь для вечного страданья. Именно из глубин этого мира (камалоки), вечно алчущего сближения с нашим, оставшаяся в нем третья часть великого поэта — его призрак — вещала Эннию о тайнах природы...

Пифагор и Платон тоже подразделяли душу на две характерные части, независимые друг от друга: одна — разумная душа, или λόγον, и другая — неразумная, ἄλογον. Последняя, в свою очередь, тоже делилась на две части, или аспекта: θυμιχὸν и ἐπιθυμιχὸν; так что если добавить ко всему этому еще божественную душу, и ее дух, и тело, то получатся как раз те самые семь принципов теософии. То, что Виргилий называет imago («образ»), Лукреций именует словом simulacrum («подобие») (см.: De Rerum Natura, Bk. I, 123), но и то, и другое суть варианты названия одного и того же — астрального тела.

Таким образом, мы находим у древних сразу два однозначных подтверждения истинности нашей эзотерической философии: а) астральный или материализованный образ умершего на самом деле не является ни душой, ни духом, ни телом оного, но только его тенью, что полностью согласуется с нашим собственным определением этого образа — «оболочка»; и б) если только оболочку или какую-то вещь одушевляет не сам бессмертный Бог (ангел), она никак не может быть духом, то есть душой или истинным, духовным Эго некогда жившего человека, ибо дух возносится, а астральное тело (если только это не тело живого человека) не может подняться выше земного, привязанного к земле Эго, или неразумной оболочки. Следовательно, Гомер был прав, когда заставил Телемаха, увидевшего Улисса, представшего перед своим сыном после долгого отсутствия, воскликнуть с недоверием:

Нет, ты не мой отец; ты — демон,

дух, что пытается прельстить меня!

(Одиссея, XVI, 194-95)

Эти-то иллюзорные тени, не принадлежащие ни земле, ни небесам, и призывают к себе на помощь колдуны и прочие адепты черной магии, чтобы преследовать свои жертвы, заставлять галлюцинировать умы порою даже самых честных и добропорядочных людей, которые становятся, таким образом, жертвами намеренно инспирированных ментальных эпидемий; а еще — чтобы препятствовать всеми возможными способами благому делу просветителей и охранителей человечества, будь то божественные создания или простые смертные.

Полагаю, этого вполне достаточно для того, чтобы доказать: вся древность свидетельствует в поддержку теософов, подтверждая подлинность их доктрин.

ИДОЛЫ И ТЕРАФИМЫ

[Несложно понять значение «сказки», рассказанной халдеем Ку-тами232].

Его modus operandi с «идолом Луны» такой же, каким он был у всех семитов еще до того, как Терах, отец Авраама, сделал образы, названные в его честь терафимами, и тем более до того, как «избранный народ» Израиля перестал пророчествовать с их помощью. Эти терафимы были такими же идолами, как и все прочие языческие фигурки и статуи233. Предписание «не должен ты поклоняться образам резным», следовательно, должно быть гораздо более поздней вставкой или же на него долгое время не обращали внимания, поскольку поклонение терафимам и предвидение грядущего с их помощью оказались настолько ортодоксальной и общераспространенной традицией, что сам «Господь» счел возможным пригрозить израильтянам через Осию отобрать у них все терафимы:

Ибо долгое время сыны Израилевы будут оставаться без царя... и без жертвы, без жертвенника, без ефода и терафима. (Ос., III, 4).

Мацева, или статуя, или столп — именно это имеется в виду в вышеприведенном библейском тексте под «ефодом и терафимом».

Отец Кирхер активно поддерживает идею о том, что статуя египетского Сераписа была во всем идентична статуям серафимов или терафимам в храме Соломона. Луи де Дье говорит:

Возможно, это были образы ангелов или статуи, посвященные ангелам. Присутствие одного из этих духов, привязанного к терафиму, позволяло получать ответы на задаваемые ему вопросы; и если эта гипотеза верна, то слово «терафим» следует рассматривать как эквивалент «серафима», где «т» перешло в «с» на сирийский манер234.

Что же говорит об этом «Септуагинта»? Понятие «терафим» последовательно переводится в нем, как εἴδωλα — формы, уподобленные кому-либо; эйдолон — «астральное тело»; γλυπτά — изваянные; κενοτάφια — скульптуры, скрывающие в себе нечто, служащие вместилищем чего-либо; θήλους — проявления; ἀληθείας — истина или реальность; μορφώματα или φωτισμούς — светящееся, сияющее подобие. Последнее наиболее ясно указывает на то, чем на самом деле были терафимы. «Вульгата» переводит это понятие как «annuntiantes» — «вещие посланцы», что также говорит о том, что терафимы действительно служили оракулами. То были оживленные статуи; боги, являвшие себя массам через посвященных жрецов и адептов египетских, халдейских, греческих и прочих храмов.

Что касается способа гадания или прорицания судьбы и получения наставлений от терафимов235, то он был подробно и ясно изложен Маймонидом и Сельденом. Первый из них пишет:

Почитатели терафимов утверждали, что свет главных звезд [планет], проникая в изваянные статуи и пропитывая их насквозь, наделяет их ангельскими добродетелями [регентов или оживляющих принципов этих планет], в том числе знанием многих полезных наук и искусств. (Maimonides, Moreh Nebhuchim, III, xxix).

Сельден, в свою очередь, приводит то же самое объяснение и добавляет, что терафимы236 создавались и устанавливались соответственно положению планет, коим они посвящались, поскольку каждый терафим был посвящен своему особому «звездному ангелу». Этих ангелов греки называли «стойхейя» и связывали с небесными фигурами, именуемыми «богами-охранителями»:

История Греции свидетельствует, что Дардан, аркадиец, получив их в качестве приданого, увез в Самофракию, а оттуда в Трою. А им поклонялись задолго до дней славы и процветания Тира или Сидона, хотя первый был построен за 2760 лет до Р.Х. Откуда они пришли к Дардану?» (Разоблаченная Изида, т. I).

Тех, кто мог замечать στοιχεῖα, называли στοιχειωματικοί или прорицателями,

призывающими на помощь планеты и στοιχεῖα 237.

Аммиан Марцеллин утверждает238, что древние гадания всегда осуществлялись при помощи духов стихий (spiritus elementorum), или, как они назывались по-гречески, . То есть здесь фигурируют уже не «духи» звезд (планет) и даже не божественные существа, но просто создания, населяющие различные стихии. Каббалисты называют их стихийными духами; теософы — элементалами239. Отец Кирхер, иезуит, сообщает читателю:

У каждого бога был свой канал передачи предсказаний. И у каждого — своя сфера деятельности. Серапис наставлял людей в сельском хозяйстве; Анубис обучал наукам; Гор давал рекомендации в психической и духовной области; Изида извещала о разливах Нила, и т.д. (Oedipus Aegyptiacus, Vol. II, Pars Altera, Cl. XI, cap. iii, p. 444).

Этот исторический факт, изложенный одним из самых способных и эрудированных представителей Ордена иезуитов, увы, не делает чести «Господу Богу Израилеву», поскольку отвергает все его претензии на приоритет и на звание единственного живого Бога. Иегова, по свидетельству самого Ветхого Завета, общался со своим избранным народом точно таким же способом, что ставит его в один ряд со всеми остальными языческими богами, причем, возможно, даже не самыми высшими из них. В «Книге Судей Израилевых» мы читаем о Михе, который сделал себе ефод и терафим и посвятил их Иегове (см. «Септуагинту» и «Вульгату»); плавильщик изготовил их из двухсот сиклей серебра, переданных ему матерью Михи.

Правда, «Священная Библия» короля Якова оправдывает этот случай идолопоклонства следующим обстоятельством: «В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым». (Суд., XVII, 6).

Однако тот факт, что Миха, наняв для своих ефода и терафима жреца-предсказателя, заявляет: «Теперь я знаю, что Господь будет мне благотворить», указывает на широкую распространенность этого действа. И если действия Михи, который создал у себя «дом Божий. И сделал он ефод и терафим, и посвятил одного из сыновей своих» (Суд., XVII, 5), чтобы служить им, а также «литому кумиру», посвященному «Господу» его матерью, кажутся теперь суеверием, то в те дни единой религии и единого слова они таковыми вовсе не казались. И как может латинская церковь осуждать эти действия, если один из лучших ее авторов — Кирхер — называет терафимы «священными орудиями первоисходных откровений», основываясь на тексте книги «Бытие», где Ревекка «пошла вопросить Господа» (Быт., XXV, 22 и далее), и Господь ответил ей (разумеется, через терафима) своими пророчествами? А если этого покажется недостаточно, то есть еще Саул, огорченный молчанием ефода240, и Давид, вопрошающий туммим и получающий изустный совет Господа, как ему лучше расправиться со своими врагами.

Туммим и урим — предмет, вызывающий в наши дни немало версий и предположений, — не были, надо сказать, изобретением евреев и даже не были связаны исключительно с этим народом, несмотря на то, что Иегова дал Моисею подробнейшие указания на их счет. Ибо жрецы-иерофанты египетских храмов тоже носили нагрудник из драгоценных камней, во всем похожий на тот, который стал впоследствии элементом одеяния израильских первосвященников.

Верховные жрецы Египта носили, повесив на шею, образы из сапфира, которые назывались Истиной, поскольку истина проявлялась в них.

Сельден не единственный христианский автор, который указывал на тождество между еврейскими и языческими терафимами и был убежден в том, что первые имеют египетское происхождение. Более того, Деллингер — прежде всего римско-католический сочинитель — сообщает:

Терафимы хранились и использовались во многих еврейских семьях вплоть до времени Иосии. (Paganisme et Judaisme, Vol. IV, p. 197).

Что касается личного мнения паписта Деллингера и протестанта Сельдена, возводящих Иегову к еврейскому терафиму, а «злых духов» — к терафимам язычников, то это — обычное одностороннее суждение, продиктованное духом сектантства и odium theologicum. Но Сельден прав, когда утверждает, что в древности эти контакты с потусторонними силами предпринимались исключительно для общения с божеством и ангелами. И все же:

Святой Дух (или, вернее, духи) говорил (не только) с детьми Израиля через урим и туммим, пока стояла скиния, — в чем нас стремится уверить доктор А.Круден.

К тому же не только евреям для подобной «теофании, или божественного общения» нужна была «скиния», ибо ни одна Бат-Коль (или «Дочь божественного Голоса»), именуемая «туммим», не была слышна ни евреям, ни язычникам, ни христианам без надлежащей скинии. Скиния, таким образом, служила чем-то вроде древнего телефона, существовавшего в эпоху магии, когда оккультные силы приобретались через посвящение, как и в наши дни. XIX век создал электрический телефон, заменивший скинию из особых металлов, дерева и специальных приспособлений, а на смену верховным жрецам и иерофантам привел природных медиумов. Так стоит ли удивляться тому, что вместо планетарных духов и богов нынешние верующие достигают лишь существ гораздо более низкого порядка, таких как элементалы и одушевленные оболочки, коих Порфирий именует демонами?

О том, кем на самом деле являются эти существа, он откровенно поведал нам в своем сочинении «О добрых и злых демонах»:

Это те, кто хотел бы, чтобы их считали богами, и чей предводитель требует, чтобы его признали Верховным Божеством. (De abstinentia, II, 41, 42).

Можно не сомневаться (и ни один теософ наверняка не сомневается) в том, что во все эпохи существовали как добрые, так и злые духи; боги — как благодетельные, так и вредоносные. И единственная проблема состояла и состоит в том, чтобы отличить одних от других. Христианская церковь, утверждаем мы, разбирается в этом вопросе ничуть не лучше, чем ее непросвещенная паства. И если сие утверждение нуждается в доказательствах, то для этого достаточно будет просто вспомнить о том бесчисленном множестве теологических ошибок, которые были допущены именно в силу неопытности в данном вопросе. Вряд ли разумно избирать себе богов из числа языческих демонов и затем с раболепным обожанием копировать их символы, проводя различие между добрым и злым лишь на основании легковесного аргумента, что первые являются христианскими, а вторые — языческими.

Планеты — элементы Зодиака — изображались в виде двенадцати камней, именуемых «тайнами элементов» (elementorum arcana), не только в Гелиополе. Согласно многим ортодоксальным христианским авторам, тот же самый символ присутствовал и в храме Соломона и вплоть до наших дней сохраняется во многих итальянских церквах и даже в Соборе Парижской Богоматери.

Прочтя нижеследующее предостережение Климента, многие наверняка сочтут его излишним, хотя и считается, что в данном случае Климент повторяет слова Святого Петра:

Не поклоняйтесь Богу так, как это делают евреи, считающие, что только им одним ведомо Божество, и не замечающие, что вместо Бога они поклоняются ангелам, архангелам, Луне и месяцам. (Stromata, lib. VI, cap. v).

Но кто, прочитав все вышесказанное, не удивится тому, что, несмотря на столь очевидное осознание заблуждения евреев, христиане все равно не перестают поклоняться еврейскому Иегове — духу, который говорил с людьми через терафима! А то, что это так и что Иегова действительно был всего лишь гением-охранителем или духом народа Израиля, только одним из pneumata ton stoicheion (или «великих духов элементов»), то есть даже не «Планетарным Духом», со всей очевидностью свидетельствуют Святой Павел и Климент Александрийский, если, конечно, их слова хоть что-нибудь да значат. У последнего, например, слово stoice%ia означает не только элементы (стихии), но также и порождающие космологические принципы, в особенности — знаки [или созвездия] Зодиака, месяцы, дни, Солнце и Луну. (Discourse to the Gentiles, p. 146).

Аристотель вкладывал в этот термин то же самое значение. Он говорит — τῶν ἄστρῶν στοιχείω241, в то время как Диоген Лаэртский упоминает δώδεκα στοιχεῖα двенадцать знаков Зодиака242. А если добавить к этому еще и недвусмысленное свидетельство Аммиана Марцеллина, который говорит, что древнее гадание всегда производилось с помощью духов элементов (History, Book XXI, chap. i, 8) или тех же самых πνεύματα τῶν στοιχείων, и вспомнить многочисленные фрагменты из Библии, где говорится, что: а) израильтяне, включая Саула и Давида, прибегали к тому же способу гадания, используя те же самые средства; и б) говорил с ними при этом их собственный «Господь» — Иегова; то кем же еще мы можем считать этого Иегову, как не одним из «spiritus elementorum»?

Таким образом, вряд ли можно узреть существенную разницу между «идолом луны» (халдейским терафимом, устами которого говорил Сатурн) и идолом «урим и туммим» (инструментом Иеговы). Оккультные ритуалы — научные в своей основе и составлявшие наиболее возвышенную и священную из наук — деградировали вместе с человечеством и выродились в колдовство, называемое ныне «суеверием». Как поясняет в своей «Исторической библиотеке» Диодор Сицилийский:

Калдхи, долгое время наблюдавшие за планетами и лучше всех понимающие значение их движений и их влияния, научились предсказывать людям будущее. Самым важным они считают свое учение о пяти великих светилах, которые они называют истолкователями, а мы — планетами. И хотя они говорят, что большинство предсказаний о будущих великих событиях они получают от Солнца, все же с гораздо большим тщанием поклоняются Сатурну... Некоторые такие предсказания, сделанные разным царям, таким как Александр, Антигон, Селевк Никатор и др.,...исполнялись настолько точно, что люди замирали в благоговейном восторге. (Hist. Libr., Book II, xxixxxxi).

[Из всего вышесказанного можно заключить, что заявление халдейского адепта Ку-тами о том, что в своем сочинении он намерен передать непосвященному читателю лишь то, о чем Сатурн рассказал Луне, та поведала идолу, а этот идол или терафим — ему самому — писцу Ку-тами, напоминает об идолопоклонстве не в большей степени, нежели та же самая практика в исполнении царя Давида. И следовательно, это утверждение нельзя рассматривать ни как апокриф, ни как «сказку».] Вышеназванный халдейский посвященный жил задолго до того времени, когда, как принято считать, на свет появился Моисей; но и при жизни последнего храмовая священная наука все еще процветала; она начала клониться к упадку лишь тогда, когда к ней стали допускать насмешников вроде Лукиана и слишком часто стали метать перлы оккультной науки перед голодными псами, одержимыми духом воинствующего невежества и критиканства.

КУЛЬТ МИТРЫ

Всем, кто посещал Классические галереи Британского музея, знакома скульптура Быка Митры. Она изображает молодого человека во фригийском колпаке, сидящего верхом на быке и в то же время вонзающего в него нож. Одновременно с этим быка атакует какое-то насекомое — скорпион или рак, а следом за ним летят два ворона или какие-то другие птицы. Хотелось бы узнать кое-что о значении этой скульптуры.

I. Какая аналогия существует между этим идолом и индусской Вач?

II. Какая аналогия существует между ним и еврейским «золотым тельцом», или «херувимом», которого израильтяне изготовили в пустыне из металла, отобранного ими у египтян?

III. Изображенное насекомое — рак или скорпион?

IV. Два летящих ворона связаны с воронами Мефистофеля (см.: Гете. Фауст); или же с древнескандинавской мифологией; или с более возвышенной системой символики, о которой идет речь в «Тайной Доктрине»? Связан ли каким-либо образом мистический смысл слова «ворон», занимающего столь важное место в легендах о Ное и Илии, с митраической мифологией?

Книжный Червь

Мы отвечаем:

I. Нам не известно ни о каких аналогиях между персидским Митрой и индусской Вач. Если «Книжный Червь» знает что-либо на этот счет, то пусть «встанет и объяснит».

II. Помимо того, что херувим и телец являются в символике синонимами и что телец — это молодой бык, мы не видим никакой взаимосвязи между золотым тельцом евреев и Митраитским Быком. Оба быка — и новый и старый — символизировали силу и творческую (или порождающую) энергию.

К тому же Моисеева аллегория связана с тайным знанием, которое евреи украли у египтян. Моисей был посвящен в их мудрость и использовал ее в благих целях, но израильтяне восприняли эту мудрость только как мертвую букву и потому использовали ее для достижения своекорыстных целей, т.е. в черной магии. Вот почему Моисей уничтожил тельца, а то, каким образом он это сделал, ясно указывает на знание им алхимии. Ибо в Писании сказано, что он сжег «золотого тельца», стер его в прах, и рассыпал по воде, и «дал ее пить сынам Израилевым» (Исх., XXXII, 20). Настоящий алхимик сразу понял бы смысл этого действа, хотя непосвященный увидит в нем только физически немыслимую чушь.

III. Изображенное насекомое — это, конечно же, (Скорпион) — знак, управляющий в астрологическом плане способностью к воспроизводству и детородными органами, а в эзотеризме — соответствующий буйным животным страстям человека, символизируемым также быком. Духовный человек — это Митра, Солнце. А поскольку Солнце управляет в астрологии огненной триадой, куда входят: (Овен, или агнец), (Лев) и (Скорпион), то и Митра изображается освобожденным человеком. Отсюда и фригийский колпак, и, возможно, то, что он сидит верхом на (Телец — знак, следующий за Овном) и убивает его — т.е. животные страсти. Это аллегорическое изображение прекрасно и поучительно; оно символизирует митраические мистерии, в ходе которых человека учили смирять и подчинять свою животную Сущность.

IV. Изображение воронов не может быть объяснено ни одним из первых двух предположений. Лишь в результате деградации божественного до уровня черной магии вороны стали считаться в Средние века спутниками ведьм и чертей. Птицы олицетворяли — как в арийской, так и в семитской символике — ангелов, божественных посланников, а во внутреннем человеке — его духовную и человеческую души, или Буддхи и Манас.

Именно они летят следом за насекомым, которое подгоняет животные страсти (вспомните, в какую часть туши «Быка Митры» оно вцепилось), чтобы вернуться в человека, как только он победит и убьет свою животную природу, олицетворяемую Быком. Однако эти предполагаемые вороны, скорее всего, — не вороны, а ястребы. Последний был божественной птицей, посвященной Солнцу (Митре) практически во всех мифологиях; в то время как ворон был символом долголетия, мудрости, которую приносит опыт, и осмысленной и твердой воли человека. Отсюда и аллегория ворона, которого выпустил Ной и который уже не вернулся в Ковчег; и воронов Илии, кормивших его утром и вечером; иными словами — это разум (Манас) помогал Илии выжить и снабжал его всем необходимым. Ибо если воспринимать библейский текст в буквальном смысле, во имя чего многочисленные почитатели Библии неустанно сражаются с нами, то чем можно объяснить тот факт, что именно ворон — и в физиологическом, и в библейском понимании нечистая птица (см.: Лев., XI, 15) — был избран «Господом Богом» для того, чтобы кормить Фесвитянина243, а не голубь или еще какое-нибудь чистое и святое пернатое существо?