Новый хозяин Мельницы

(февраль 2898)

Для тех несчастных, кто словом первым

И первым взглядом твоим сражён,

Ты есть, была и пребудешь перлом,

Женой нежнейшей из нежных жен.

В округе всяк, не щадя усилий,

Трубит, как дивны твои черты,

Но я-то знаю, что средь рептилий,

Опасней нет существа, чем ты.

Под нежным шёлком, сквозь дым фасона,

Свиваясь в кольца, как напоказ,

Сверкает туловище дракона!

Но этот блеск не для третьих глаз.

М. Щербаков

Саша спустился на первый этаж, поплотнее намотал шарф и вышел из подъезда. Вьюга будто поджидала его, бросила в глаза пригоршню снега и отвесила ветряную пощёчину. Он опустил голову и чуть боком стал продвигаться к соседнему дому. Февраль он не любил больше всех остальных зимних месяцев, потому что в Дербенде кончалась зима, то есть уже вылезала зелёная травка, а тут были двухметровые сугробы, нечищеные тропинки, кошмарные ветра и мороз.

Когда подобие снеговика по фамилии Славко ввалилось в прихожую, Василик взял веник, выставил гостя обратно в подъезд и принялся обметать его со всех сторон. Когда Сашу подмели, он зашёл и принюхался: в воздухе витал аромат фирменной печёной рыбы пани Свартмель, рецепт которой, по её словам, знали все женщины Машьялоры курт, откуда она была родом.

Саша засунулся на кухню, поздоровался с Иминай и пошёл в большую комнату. Она была почти точной копией предыдущего жилища супругов (однокомнатной квартирки в старом трёхэтажном доме). Слева от двери стоял шкаф-стенка из сосны, с множеством отделений и полок, в середине его приютился маленький старый телевизор. Но на этом привычный городскому обывателю интерьер заканчивался. Угол справа и большая часть противоположной стены были задрапированы плотной поблёскивающей янтарной тканью. На полу лежал сектор толстого ворсистого ковра, цветом похожего на июльскую тундру, крайние точки его совпадали с границами драпировки. По его краю стояли четыре никелированных стойки, поддерживающих идущий из угла балдахин, Саше казалось, что он сделан из застывшей в виде складок карамели. Под этим навесом на ковре стоял низенький столик, по традиции оформленный под шахматную доску, а вокруг лежали маленькие подушечки в огромном количестве. Вкус у хозяйки был необычным, но ему тут нравилось. Он не знал, как обставлены две другие комнаты, да и вообще не понимал, зачем с такой тягой к минимализму, как у Иминай, нужна такая большая квартира. «Эх, надо бы привести сюда Грасю и объяснить, что так обставлять квартиру — модно. Может, она перестанет мне есть мозг со своей блажью про новый комплект мебели...»

Вошёл Василик и приподнял бровь. Саша улыбнулся и кивнул. Они расставили фигуры и начали партию. Играли, как обычно, молча. В момент, когда он почувствовал, что Свартмель задумал что-то, и понял, что от следующего хода будет зависеть итог партии, в комнату вошла Иминай, а за ней Кяти. Девушка не проронила ни слова, скользнула ящеркой в объятия мужа и замерла, оценивая расстановку сил. Улыбнулась, Саша улыбнулся в ответ — с ней он никогда играть не садился. Не то, чтобы она была сильным шахматистом, но иногда в её голове рождались такие комбинации, предугадать которые было сложно. Работа женской головы подобна полёту кубиков, подсказывало самолюбие, может шестёрка выпасть, а может единица. На сей раз ему удалось переиграть Василика. В отличие от Клима он не расстраивался, если ветреная виктория перепархивала на другую сторону. Потом они сидели и болтали о передрягах в институте. Саша, наблюдая за супругами, подумал: «Какой же она кажется хрупкой в объятиях этого медведя». Мысли поползли в сторону того, что Василик чувствует, обнимая такую красавицу. Он мысленно поднял себя за шкирку и встряхнул.

Щёлкнул замок — это пришёл Вацлав, дверь открылась, потом хлопнула. «Обметаться пошёл», – догадался Саша. Через несколько минут он появился в комнате – спина прямая, сам как тетива.

– За мной следят, – потом кивнул гостю, – здравствуй, Саша.

Иминай покачала головой:

– Чего и следовало ожидать. Ладно, иди мой руки, переодевайся. Силь, помоги мне всё с кухни сюда принести.

– Конечно, – он прикоснулся губами к её волосам.

«Должно быть, они чудесно пахнут», – подумал Саша и тут же отвесил сам себе мысленный подзатыльник.

Пока ели, Вацлав рассказал, что когда он из магазина шёл, заметил слежку. Саша вздохнул и подумал: «Ну, что за жизнь! Прилетели позавчера, оказалось, что жена набрала отгулов и с детьми к тёще укатила погостить, правда, они уже в поезде, так что скоро дома будут. Думал, от Дара отдохну — на тебе, кто-то Вацика нашего пасёт. А может, кажется ему? Кому он, такой красавец, нужен?»

– Саш, ты чего? – спросил Василик.

– Да я вот думаю: а может, Вацлаву показалось?

Взгляд Сибенича превратился в мухобойку, а Саша – в муху. Иминай вышла, а через некоторое время вернулась с большой пухлой папкой и положила её на середину стола, с которого Василик предупредительно убрал посуду. На папке было забавное изображение: стрелки часов, развёрнутые в положение «четверть десятого», пересекали горизонтальную восьмёрку знака бесконечности, всё это заключал в себе стилизованный циферблат. Над эмблемой большой синий штамп «В АРХИВ», который задевал своим краем приписку от руки: «предв. эксп. 2886-88гг».

– Это что? – спросил Саша.

Василик ответил:

– Клим бы сказал: мол, папка, не видишь что ли?

– С этой папкой история запутанная, – Иминай достала один из листков и протянула его Саше.

Пока он рассматривал стенограмму какого-то эксперимента, она начала рассказывать:

– Помнишь упавший самолёт около курорта?

– Конечно.

– В самолёте нас было четверо: я, механик-радист и два пилота. Нас подбили в северо-восточной части Дара, и мы на одном двигателе и одном крыле мы дотянули до почти заросшей посадочной полосы. Оба пилота погибли при посадке – фонарь кабины пробило ветками. Зрелище то ещё было, – Василик взял её за руку и стал поглаживать тонкие пальцы, будто успокаивая. – Когда мы с механиком выбрались наружу, то оказалось, что за нами наблюдает коренастый старик с ружьём. Удивились мы несказанно. Особенно я, когда поняла, что перед нами — дикий васпа. Но, боги, создавшие этот мир, делали его с юмором: он крикнул, что пришёл помочь, а нам ничего не оставалось, как проверить, что за помощь он нам предлагает, причём на собственной шкуре.

Саша окинул её взглядом, в котором недоверие перемешалось с жгучим интересом. Девушка-сюрприз продолжала:

– Он сказал, что его зовут Йощка. Оказалось, что история этого старика похожа на историю нашего Кира, только он не воевал и никогда не был на юге. Главный Улей разбомбили практически сразу после того, как он вылез из кокона. Спасло его то, что в момент бомбёжки Йощка был в каземате. Оттуда его вытащил контуженный васпа Сот, у того с головой всё было совсем плохо. С точки зрения васпы, – пояснила она. – Спасённого паренька он протащил с собой чёрт знает сколько километров, пока они не наткнулись на маленький каменный улей, в котором и стали жить.

– Это наши, что ли?

– Нет, такой же, как наши, только он гораздо восточнее, полдня топать надо, чтобы до него дойти. Он особенный — на термальном источнике стоит. Когда Сот и Йощка наткнулись на курорт, поразмыслили, но решили, что дом с горячей водой в тайге лучше, чем на курорте без неё. И прожили они там целых пятнадцать лет. Потом совершили поход в Шурань, с те самые лаборатории. Оказалось, что там когда-то произошёл страшной силы взрыв, практически уничтоживший верхние ярусы, зато в тех, что уцелели, васпы обнаружили ценнейшие документы. В том числе рукопись профессора Лютенвальда, в которой описывались истоки экспериментов по созданию генных гибридов. Всё это богатство они унесли с собой в Дар. Через несколько лет Сот снова отправился в поход, на этот раз один. Месяца через четыре он прилетел на СИ-2, правда, вертолёт был не вполне исправен, поэтому он оставил его на заросшем аэродроме, а сам пешком пошёл в Загорье.

– Бред какой-то! Пешком – в Загорье?

– Я же говорю, у него с головой не всё в порядке было. Хотя... Может, он дотопал до Ополья, а там ещё какой-нибудь транспорт ангажировал. Больше о Соте ничего не известно. С собой он привёз некоторое количество бумаг, которые оставил в улье, а уходя, забрал тетрадь Лютенвальда.

– И что из этого?

– Слушай дальше. Это было осенью девяностого года, весной девяносто первого наш самолёт аварийно садится в Даре. Связи нет, никакой возможности выбраться нет, поэтому мы воспользовались гостеприимством Йощки и поселились в его улье. Тогда я впервые столкнулась с васпой. Чтобы остаться живой и по возможности невредимой, мне пришлось попытаться подчинить его. Ати (дед, в переводе с моего родного языка) обладал могучей, как старый кедр, волей, а у меня не было ровным счётом никакого опыта. Сломить его у меня не получилось, но на помощь мне пришли обыкновенные человеческие инстинкты, которые наставники не успели выбить из ученика. Направив движение «души» в нужную сторону, я перевела желание иметь детей в форму желания иметь внуков, коих он обрёл во мне. Ати полюбил меня, как внучку, а на этой почве мне удалось погасить его желание. Вместо того, чтобы пытаться овладеть мной, он стал меня защищать, даже объект нашёлся — механик-радист, который хоть и человеком был, а посматривал на меня вполне однозначно. Механику в конце концов крупно не повезло — на охоте нарвался на медведицу с медвежатами.

– Бедняга, – вздохнул Саша.

– С Ати я прожила чуть больше года, а в июне девяносто второго лемех забрасывает на курорт картографическую экспедицию.

Василик прижал жену к себе и добавил:

– Вот так мы и познакомились.

– Ну и история!

– Это, Саша, только небольшая её часть, – улыбнулась Иминай.

– Собственно, вот мы и добрались до главного на данный момент. Настоящий Вацлав Сибенич в той экспедиции погиб. Погиб героически, спасая нас. Перед смертью он побывал в улье Йощки, оказывается, с собой он везде и всюду таскал вот эту папку. В неё же положил документы, которые привёз на СИ-2 Сот. Написал эту записку, и вскоре скончался.

– От чего?

– Это совершенно другая история, сейчас неважно, от чего, – сказала Иминай тоном, которому не хотелось возражать, и протянула записку.

Почерк был ровным, хотя и не сильно разборчивым. Всего две строчки:

«На редкость удачная находка. Василик, эта папка способна объяснить многое, избавив меня от необходимости делать это самому — ты же знаешь, я плохой рассказчик.»

– И всё?

– И всё.

Колёсики под костями черепа пришли в движение, и Саша запоздало спросил, показывая на сидящего напротив мужчину, чьё лицо покрывали шрамы:

– А это кто?!

– Я Вацлав Сибенич. То есть новый Вацлав Сибенич.

Саша уставился на него, силясь понять этот шифр.

– Это васпа, – сказала Иминай.

Учёный чуть не подскочил, потом хлопнул себя по лбу:

– И как я раньше не догадался, ты же, Вацик, всё время с осами тусил! Но всё же — откуда?

– Мы полетели на поиски Сибенича, помнишь – было такое?

– Да, ты ещё всё своё наследство туда спустила... Август девяносто второго?

– Именно. Мы летели от Ополья к курорту. Не долетая до Сулими, увидели, что с поляны, совсем рядом с нами, запустили красную ракету. Мы туда. А там зрелище, достойное фильмов ужасов — медведь мужика жуёт. Вертолёта добрый мишка испугался, добычу бросил. Сели и – к пострадавшему. А на нём живого места нет, весь в крови, переломанный, ободранный. Поняли — до больницы не долетим, помрёт. Единственное, что я могла сделать — ввести васповакцину, которая запускает неполное бескоконное перерождение. В результате состояние стабилизировалось. Мы полетели к себе, в аномалию, следующие две недели занимались тем, что кости сращивали. Там не до красоты было, поэтому лицо вышло каким ты его видишь.

– А мне нравится, – рыкнул Вацлав, – стоит только глянуть исподлобья – разбегаются все.

Саша скептически усмехнулся. Иминай продолжала:

– Подлечили Вацлава, я соединила его с гнездом, потом Клим на «Северине» добросил его до границы Ополья, подзаправился на заимке «Сулимь», тогда там оставался керосин в бочках с каких-то совершенно лохматых времён. Ну, всё, «Северин» летит обратно, забирает нас с курорта, и мы отправляемся в Выгжел, где оставляем нашего соосного друга до следующей экспедиции. На поезде доезжаем до Дербенда, а в институте нас настигает радостная весть, что пожёванный медведем Вацлав лежит в больнице в каком-то мелком опольском городке. Клим с Василиком мчатся туда, опознают друга — полный happy end!

– А как же врачи не заподозрили, что он васпа?

– Вакцина действует не быстро. Досумеречная техника, которой оборудованы лаборатории в тех медвежьих краях, ни за что не определила бы такие тонкие изменения крови, а исследовать мозг там просто не на чем. Окончательное перерождение произошло летом девяносто третьего. Вацлав был первым, кто прошёл через собранный нами жидкостный кокон.

– Хитро, – протянул Саша, потом посмотрел на васпу, которого распирало от гордости. – И всё-таки у меня сотня вопросов по этой истории. Что стало с Сотом? Где сейчас Йощка? Откуда взялась вакцина и что это такое? И как это связано с тем, что за Вацлавом следят?

– Ну, добрый молодец, – рассмеялась Иминай, – по старой сказочной традиции отвечу я на три вопроса. Когда мы с Ати познакомились с Василиком, он понял, что за моё будущее можно не беспокоиться, и ушёл вслед за Сотом. Я бы могла заставить его остаться, но за год жизни в его улье я прониклась к нему огромным уважением и не стала мешать ему воплотить заветное желание. Вакцина была в числе прочего на нашем самолёте. А как это связано с Вацлавом, я сейчас покажу.

Она достала ещё один лист. Тут Саша обнаружил, что так заслушался, что напрочь забыл о листе, который всё это время держал.

– Ты что-нибудь из стенограммы понял?

– Нет.

– Положи лист на папку, сейчас покажу. Дело в том, что Вацлав-изначальный человеком не был.

Иминай стала рассказывать, водя пальцем по строчкам, набранным латиницей, и останавливаясь на важных местах.

– Вот тут — цель эксперимента – выведение генных гибридов; здесь условия, судя по всему — сухой кокон, а вот сокращение «g. Bombus lapidarius», это означает, что использовался геном каменного шмеля. Работа с шмелиным геномом — наша, загорская разработка, но мы никогда не пользовались сухими коконами. На папке логотип нашего института, значит, эксперимент проводился в дружественном институте в Эгере, в лаборатории, которую курировал Лютенвальд. Эгерцы хомо бомбус используют как разведчиков, получается, что Вацлав Сибенич был...

– Эгерским шпионом! – воскликнул Саша. – И теперь с ним пытаются связаться, но никак, потому что наш Вацик ни черта не знает!

– Не совсем. Стенограмма, что ты держишь, была в папке, которую принёс Вацлав-первый. А вот три любопытных листка, которые принёс с собой Сот.

Он всматривался в листы, пытаясь понять, в чём подвох. Пока не дошёл до последних строк.

– Так, понятно, каждый лист именной, – он показал на низ, где чёрным клеймом значилось «Сибенич Вацлав, 2862 г.р., дбр-ц». – Значит, были ещё двое: Збышек Возняк и Анжей Лисовски. Их что, по имени подбирали?

– Нет, по году рождения и, скорее всего, по физическим параметрам. Ты ещё одну интересную вещь проглядел, – сказала Иминай.

Саша ещё раз просмотрел листы, потом глаза его округлились, он про себя выразился на непереводимом диалекте рабочих посёлков. На каждом из них внизу стояла неброская резолюция: «При обнаружении объект уничтожить».

– Что это значит?

– Саш, мы над этим голову ломали, давай ты свои мозги задействуешь.

Саша взял все листы и разложил их на полу.

– Вот это где-то добывает Вацлав. Кстати, а что там ещё в папке было?

– Результаты каких-то экспериментов, анализы, части медкарт, просто куски текста – белиберда про охоту, дичь, охотников и собак – видимо, это какой-то шифр, и номера телефонов.

В Саше проснулся детектив, благо этот жанр, в отличие от фантастики, он любил. Папку положил слева от себя.

– А вот наследие от Сота. Это я точно знаю, я их в улье Йошки не раз перебирала.

«Наследие» свежеиспечённый Шерлок положил справа. Там были три листа с резолюциями, два паспорта с разными данными, но идентичными фотографиями, не толстая пачка мелких купюр и карта Дербента. Саша пересчитал деньги, подумал, и сказал:

– А знаете, ребята, тут денег, если смотреть на девяностый, как раз чтобы купить еды и билет с Выгжела до Дербенда. Когда я первый раз билеты на экспедицию оформлял, как раз по старым ценам взял, они где-то около двух лет держались, а потом проезд дороже стал.

– Что-то я ничего не понимаю, – вздохнул Василик. – Давайте к нашим любопытным незнакомцам вернёмся. А ты, Саша, потом посидишь с папками этими.

Парень нехотя отвернулся от загадочных документов.

– Дело в том, что слежка за Вацлавом началась ещё до отлёта, – пояснил Василик. – Но если его хотели бы убрать, то сделали бы это гораздо раньше. Скорее всего, они ждут, вопрос: чего? В общем, есть к тебе, пан метеоролог, просьба: сделай нам блоху.

– Ну, не вопрос, только как вы эту блоху агенту эгерской разведки подкинете?

– Придумаем, что-нибудь. Ты, главное, сделай.

– Хорошо, завтра с утра в институт наведаюсь, у меня там есть из чего собрать. Правда, переносной радар у меня один, старый и паяный-перепаянный, так что больше, чем на четыреста метров, не рассчитывайте.

– Пойдёт.

Саша глянул на часы, потом в окно. Ему показалось, что некоторые из снежинок как-то подозрительно медленно пролетают мимо окна.

– Слушайте, ребят, а давайте я у вас переночую, всё равно дома у меня нет никого, а я с этим наследием посижу. Может быть, что-нибудь интересное в голову придёт.

– Да всех богов ради! – широко улыбнулся Василик.

Вскоре всё улеглись спать, кроме Саши, конечно же.

Поспал он часа четыре, всё это время трудолюбивые ксилокопы возводили высоченные стены лабиринта, а Саша метался по нему, замечая, что из-за каждого угла за ним следят васпы. А когда силы его были уже на исходе, на него спикировал двухметровый шмель, обхватил мохнатыми лапами и, взревев, как истребитель, рванул в небо.

Саша, помятый и небритый, сидел в одиночестве на кухне и пил чай, все остальные спали. Он вспоминал, из каких запасов можно соорудить блоху — микроскопический передатчик, который биологи прикрепляли к подопытным зверюшкам, чтобы отслеживать их местонахождение. Но идея «пометить» таким образом вражеского шпиона казалась ему дурацкой. В кухню вошла Иминай, улыбнулась:

– Доброе утро! – сказала она негромко.

– Доброе утро... снегурочка.

На ней был длинный атласный халат, цвета весеннего неба. Она села напротив.

– Как спалось?

– Фигово, всю ночь за мной мутанты гонялись.

Девушка тихонько рассмеялась.

– И как, догнали?

– Да, – он потёр колючий подбородок. – Кроме шуток, у вас там каких-нибудь людомуравьёв не вывели, часом?

– Нет, – Иминай улыбалась, вопрос её развеселил. – Разработки генных гибридов изначально велись в институте Лютенвальда в Загорье. Потом параллельно и совершенно независимо этим занялись кнесы, ещё в те времена, когда Эгерского королевства не было, а была кучка мелких княжеств. Потом самый умный из них, Великий князь Эдвард, придумал и включил васподелку, и с этим непобедимым войском двинулся на соседей. Так и появилось Эгерское королевство. Наш институт контакт с Эгером наладил где-то в это время. В Загорье никогда об идеальной армии не мечтали, Лютевальд практически сразу отказался от генома ос и переключился на пчёл-плотников и шмелей. Из первых получили, как ты знаешь, строителей, из вторых — рейнджеров, геологов-разведчиков и тому подобные кадры, которые надо было посылать за ценными данными сквозь воду, огонь и медные трубы. Собственно на этом и начались первые конфликты: Лютенвальд своих гибридов опекал и в обиду не давал никому: никаких издевательств, моральных или физических, у нас никогда не было. А вот из эгерских экспериментов получился Шуранский комплекс, где васпы взбунтовались, перерезали весь персонал, вырвались наружу и почти на сто лет стали бичом севера. Формально наши институты дружат до сих пор, хотя я сейчас туда не полетела бы ни за что.

Саша усмехнулся:

– Сумерки не создали орды кровожадных мутантов в тайге – люди сделали их своим руками. А когда Лютенвальд умер?

– Никто не знает. Он исчез.

– А...

– Саш, хочешь, открою тебе секрет.

Тот аж вперёд подался:

– Давай.

– Ати Йощка сказал, что нам нечего делать среди людей. Теперь я понимаю, сколько мудрости кроется в этих словах. Курорт не сможет вечно служить нам убежищем. Последние пять лет гнезду на руку играет то, что ИНМ ищет полезные ископаемые, досумеречные технологии и ещё чёрт знает что на Срединном плоскогорье. Все считают, что про Дар известно всё и ничего интересного там нет. С этого года мы начинаем готовиться к переходу в Загорье. Но для этого нужно вывести на свет наших недругов, чтобы никто не помешал и не последовал за нами. И тебе предстоит сыграть в этом важную роль.

Саша замер, как кролик перед удавом. Иминай наклонилась к его уху и начала говорить, он посмеивался и кивал.

В институте было пусто. На учёного, пришедшего в неурочное время, вахтёр внимания не обратили: уже привыкли, что двинутые на всю голову ИНМ-щики могут припереться на рабочее место и в воскресенье, и в праздник. Саша зашёл в «паяльную», порылся в ящиках. Оказалось, что и делать ничего не надо: после неудавшегося эксперимента по запусканию блох в шкуру лемеха осталась целая россыпь опытных образцов. Он настроил наиболее подходящий, сунул блоху с радаром за пазуху, вошёл в смежный кабинет, где стоял телефон. Набрал номер Змея Горыныча, которому уже три с половиной года исправно слал «шпионские» данные, тщательно проверяемые оголтелой четвёркой. Саша со злорадством слушал гудки, думая, что в такую рань он ещё точно спит.

– Слушаю.

«Точно спал!» – подумал Саша.

– Здравствуйте!

– Молодой человек, Вы на календарь и на часы смотрели?

– Ой, извините, забыл совсем. Это же нормальные люди отдыхают, а меня эти изверги за мальчика на побегушках держат. Мне всю документацию оформлять, – вздохнул он. – А ведь у меня и своя работа есть. Мне и свой отчёт писать надо.

– Не нойте, Славко. Скажите лучше, было ли что-нибудь необычное?

Тут Сашу посетило вдохновение.

– Было ещё как! Я зафиксировал очень необычный поток на высоте триста.

– А пани Свартмель? – в голосе проступило раздражение.

Саша понизил голос:

– Погибла при крайне странных обстоятельствах, – он выдохнул, чтобы не рассмеяться, собеседник тоже затаил дыхание, – вторая пчелосемья у пани Свартмель. Корма в улье предостаточно, а пчёлы все – мёртвые.

– Так... Понятно. У Вас всё?

«А через трубку не достанешь, бе-бе-бе!»

– Нет, не всё. Скажите, пилот Сибенич Ваш человек? Можно я через него документацию передавать буду, очень неудобно на почту бегать под разными предлогами.

– Что?

– Просто я несколько раз замечал, что он после посещения архива не через вахту выходит из института, а через чёрный ход.

– Ах, вот как? Ну, ладно, проверю. Всего доброго.

– До связи, пан Горкович.

Из института он направился обратно к ребятам. Когда вошел в квартиру, оказалось, что население только-только сползлось на кухню. Точнее, туда сползлись Василик с Вацлавом, а Иминай, перепархивая от плиты к холодильнику, готовила завтрак. Саша сел, положил на стол блоху с радаром, потом пересказал в лицах диалог со Змеем Горынычем. Ребята похихикали, а по лицу девушки, подобному улыбчивой северной весне, пробежала тень, Саша пожалел, что рассказал об этом: смерть пчёл она воспринимала болезненно.

– Ну, что, господа, – спросил он, уплетая яичницу, – не передумали ещё эгерского шпиона ловить?

Вацлав покачал головой.

– Ну, поймаем его, а дальше?

– Да не будем мы его ловить, – сказал Василик, – Ими просто рядом с ним поскользнётся или оступится, он ей поможет подняться, а в это время надо блоху в карман забросить.

– А кто сказал, что мы его вообще увидим сегодня?

– Попытка не пытка.

– Слушай, Силь, при всём моём уважении, эта идея – бредовая! Вы что, детских детективов перечитали?

– А какой у нас выбор? Вацлава могут убить – нужно что-то предпринять.

Иминай в разговоре не участвовала, она водила карандашом по бумаге. В конце концов Саша спросил:

– А что ты рисуешь?

– Да так...

Девушка протянула ему лист с наброском: мельница в горной долине, посреди которой текла не то маленькая речка, не то широкий ручей, вдали виднелась плотина, от неё шёл жёлоб, вода пробегала по нему и падала на лопатки мельничного колеса.

– Чёрная мельница. Профессор часто про неё говорил, что-то вспомнилось. Для него она была олицетворением мироздания.

– А при чём тут мельница и мироздание?

– Хм, каждый его по-своему представляет. У древних сербов была легенда о вечном Мельнике, одноглазом колдуне, который заключил с Господином Здрайцей сделку: смерть его не трогает, пока шесть жерновов мельницы мелют зерно, а седьмые — то, что привезёт Господин. Он написал однажды, – Иминай начала читать чуть нараспев:

Бьётся, дробится, струится вода,

Иней блестит на спицах,

Мастер молчит. Ему, как всегда,

В зимнюю ночь не спится.

Шесть жерновов этой ночью немы,

Замерли в стылом шоке,

Только седьмой грохочет из тьмы

Каменной песни строки.

Мечутся лисами ученики,

Труд их сегодня чёрен.

В ковш опрокидывая мешки,

Хлебных не видят зёрен.

Спит Лютенвальд, неподвижен Кёльдсбрук,

Дремлют тревожно люди

В час, когда тихо ложится вокруг

Пыль перемолотых судеб.

Она поёжилась и добавила:

– Образ мельницы являлся ему, когда судьба закладывала очередной вираж. Ладно, давайте собираться.

Через двадцать минут компания прогуливалась по краю площади перед администрацией; рядом был в скверик, гордо именуемый городским садом. Жители своими силами построили на площади снежный городок: несколько здоровых снеговиков, лабиринт и большую ледяную горку. Народу было много, в основном ребятишки, пришедшие покататься на горке, и матушки-бабушки, присматривающие за ними. Тут и там раздавались зазывалки тёток, таскающих самодельные термоящики с пирожками.

Саша глядел под ноги, прикидывая, как бы со всем эти до трёх разобраться, чтобы успеть встретить на вокзале семью. Иминай с Василиком разговаривали о работе, Вацлав осматривал местность. Какой-то мальчик расплакался, бабуля начала вытирать ему слёзы, потом взглянула на пилота, взвизгнула, что с такой рожей надо дома сидеть, подхватила ребёнка на руки и засеменила прочь.

– Пойдёмте в сад, – сказал Вацлав.

Они ушли с площади и стали прогуливаться вдоль сквера. Не прошло и десяти минут, как пилот процедил сквозь зубы:

– Не пяльтесь, скамейка на соседней аллее.

Иминай бросила взгляд на сидящего там мужчину. На нём были чёрные брюки со стрелкой, дорогие кожаные ботинки, чёрная куртка, капюшон которой был накинут на голову. Девушка-сюрприз переменилась в лице и сказала:

– Ждите здесь.

Она устремилась к аллее. Василик засунул руки в карманы и стал разглядывать утоптанный снег. Саша знал, что такой взгляд бывает только у тех, кто способен слышать, как кошка лакает молоко этажом ниже. И сейчас он слушал шаги своей возлюбленной. Саша подумал о жене и, отогнав её образ, нащупал радар за пазухой, чувствовал он себя полным идиотом. Тут Свартмель поднял изумлённое лицо и оглянулся – пани, рассыпая серебро смеха, обняла шпиона. Они что-то сказали друг другу, потом она пошла обратно. Подойдя, шепнула с загадочной улыбкой:

– Пойдёмте домой, через полчаса у нас будет гость. Всё потом объясню.

По пути они заскочили в магазин. Когда пришли домой, Иминай загнала всех на кухню, в том числе и Сашу, который дома к плите и близко не подходил. Василик нервничал, Саша тоже, только Вацлав был спокоен, чистил себе картошку и всё. Под чутким руководством пани к приходу гостя, который несколько задержался, в холодильнике стояли салат и десерт, а в духовке — овощная запеканка. Василик и Иминай пошли к двери, секундой после раздался звонок. Любопытство потащило Сашу следом. Вацлав тоже вышел в коридор.

В квартиру вошёл «шпион». Иминай улыбалась.

– Здравствуйте! – поздоровался мужчина.

– Боги, как я рада тебя видеть! Как теперь тебя зовут?

– Аким.

– Это мой муж, Василик, – она взяла его под руку, – это Вацлав, мой дубль-пилот и телохранитель, и Саша, наш друг и соратник.

Пришедший обменялся рукопожатиями с мужчинами.

– Раздевайтесь, и давайте пройдём в комнату, – предложил хозяин дома.

Аким снял верхнюю одежду. Саша удивился — одет молодой человек был в строгий костюм чёрного цвета и белую рубашку. Они зашли и уселись вокруг чайного столика под балдахином.

– Ими, – сказал Аким, вставая, – прежде всего я хочу завершить миссию, которую шесть лет назад возложил на меня Лебош Лютенвальд.

Его голос чуть дрогнул, когда он произнёс имя. Он встал, девушка взяла мужа за руку и они тоже поднялась.

– Иминай Вэнтинэ, ныне Свартмель, я, Аким Зертаки, полномочный представитель «Time of Fate» и лично Лебоша Лютенвальда по юридическим вопросам в Южноуделье, исполняю его последнюю волю, – он достал из внутреннего кармана конверт. – Это завещание.

Он вскрыл конверт и прочёл:

– 17 февраля 2892г., «Time of Fate».

Милая Ими! Если ты читаешь это письмо, значит, меня всё ещё нет в той вероятности Мира, в которой существует наш Комплекс и в которой живёшь ты. Значит, мне всё ещё не удалось проделать то, что удалось однажды проделать тебе – вернуться обратно. Это значит так же, что наше общее дело, наш «Time of Fate», остался без хозяина. Мельница, на которой нет Мельника, не может работать. Так быть не должно. Посему я, Лебош Лютенвальд, владелец и генеральный директор исследовательского комплекса «Time of Fate», находясь в здравом уме и твёрдой памяти, сознательно и абсолютно добровольно передаю тебе, Иминай Вынтене, ведущему ксенобиологу «Time of Fate» и первому испытателю «Зелёной двери», успешно осуществившему не только вход, но и возвращение, полное право на управление Комплексом и распоряжение всеми причитающимися мне лично средствами и ценными бумагами, содержащимися в банках Южноуделья и королевства Эгерского, равно как и любыми прибылями, вознаграждениями, премиями, выигрышами и процентами, причитающимися по ходу обращения оных средств и ценных бумаг. Единственным условием выдвигаю требование равноправно разделить бремя управления с существом, называющим себя Збенешем, либо же – Сотом двенадцатым, последним из самой первой дюжины моих учеников, и последним же – из последней. С тем, чьё место в своё время заняла ты. Но требование это обретёт силу только в том случае, если судьбы ваши – твоя и Сота двенадцатого – пересекутся, вы встретитесь и узнаете друг друга. Знай, что от природы – земной ли, или другого мира – не знаю – дана тебе великая власть. Власть беззаветно подчинять силе твоего сознания самых страшных существ из всех, живущих в данное время на Земле – веспов, или как их теперь называют, васпов, сравнившихся в своей кошмарности с человеком, не знавшим конкуренции до тех пор, пока он, в безграничной, но близорукой алчи своей, не создал себе такого конкурента сам. Пробуждающуюся в тебе силу Великой Владычицы ощущал даже я. И теперь по многим причинам, но в частности – потому, что я не хочу становиться на пути естественно развивающихся событий, я шагнул в «Зелёную дверь», и, как видишь, пока не нашёл способа раздобыть обратный билет. А посему – владей твёрдо, правь мудро, распоряжайся рачительно и аккуратно, и доведи до конца то, что начинал я один, а развивали и продолжали мы, все вместе! Огласи это Завещание другим Одиннадцати, найди нового Замыкающего на своё место, и приступай к работе. Теперь ты – Мастер, и только от тебя зависит, молоть Мельнице снова, или же навечно замереть, зарасти травой Забвения древним Жерновам Времени. Все формальности, связанные с официальной частью вступления этого завещания в действие, проведёт для тебя Аким, наш верный юридический полномочный представитель во Внешнем мире и Хранитель этого завещания до истечения установленного мною срока. Удачи тебе на твоём новом Пути. Прощай. Твой Лебош Лютенвальд, – он сглотнул и продолжил: – Далее подпись и личный оттиск Лютенвальда. Подпись и печать частного юридического агентства Акима Зертаки, полномочного представителя «Time of Fate» и лично Лебоша Лютенвальда по юридическим вопросам в Южноуделье.

Свежевыпавший снег позавидовал бы белизне кожи Иминай, а юрист тем временем продолжал, вынув ещё один конверт:

– Здесь все сопутствующие документы, оформлением которых мы займёмся в том случае, если наследство будет принято.

– Да, я, двенадцатый Ученик в дюжине, Иминай Свартмель, принимаю на себя управление «Time of Fate».

Аким опустился на одно колено и прижал кулак к груди.

– Здравствуй, Мельник. Я клянусь тебе в верности до последнего вздоха.

– Здравствуй, старший подмастерье, я принимаю твою клятву.

Саше казалось, что он стоит в продуваемой всеми ветрами горной долине, около широкого ручья, позади почерневшая от времени мельница, а перед ним около ворот стоит коленопреклонённый молодой мужчина в холщовой рубахе и таких же штанах, подпоясанный верёвкой, и некто в глухом чёрном плаще с капюшоном. Говорят они на каком-то незнакомом языке, в котором можно опознать славянские корни. Изящная кисть коснулась его макушки, видение исчезло. Саша побежал курить.

Когда он зашёл в квартиру, услышал, как Иминай, всхлипнув, сказала:

– Вот оно как выходит… Меня сегодня Саша спросил, когда профессор умер, а я ответила, что он исчез. Просто так ответила, а получилось, что правду сказала.

«Правду? И что же это... Ничего не понимаю, так когда он исчез?!»

Саша зашёл в комнату, Иминай сидела, уткнувшись в плечо мужа, об неё тёрлась Кяти. Увидев, что они не одни, пани вытерла слёзы и сказала:

– Так, действовать надо. Аким, ты когда узнал, что я в Выгжеле?

– Буквально неделю назад. Раскопал историю с покупкой вертолёта. Ты умеешь прятаться, Ими, я тебя почти год искал. Записать в паспорте Ими Най Свартмель и сменить дату рождения было отличной идеей. Вы оба – молодцы: протянуть с получением паспорта до свадьбы, выйти замуж по свидетельству о рождении, потом получить самый главный документ — как вы это провернули?

Девушка лукаво улыбнулась и пожала плечиками. Саша про себя позлорадствовал – у Свартмеля было идиотское выражение лица, даже рот слегка приоткрылся – видимо, для него было новостью, что вся эта котовасия с документами всего лишь способ спрятаться. Иминай погладила мужа по руке и сказала:

– Это Василик мне идею подал.

Рот приоткрылся ещё сильнее, потом захлопнулся, Саша подумал, что будь у него такая лиса в жёнах, он бы не выдержал.

– Постой, значит, месяц назад в Выгжеле тебя не было?

– Ни меня, ни моих людей.

– Значит, за Вацлавом кто-то следит.

Она вышла и принесла папку. Вкратце пересказала историю, которую вчера слышал Саша. Аким слушал молча. Взял паспорта, полистал.

– Практически уверен, что в Эгере делали. Но точно только Непек Ёл сказать может. Кстати, а как же Вацлав до сего дня благополучно дожил?

– Я его спрятала: он по своим документам только договор с институтом на очередную экспедицию подписывает да медкомиссию проходит. Он же теперь пилот-частник. Сразу после прилёта садится на поезд, сходит в небольшой деревеньке, а там скоком-боком начинает перемещаться Всеслав Смирнич, бомж с паспортом, большой специалист по погрузке мраморных памятников и мешков с мукой. И так до следующего рейса.

– Рискованно, но ладно, раз уж сработало. А доки где ему делала?

– Так через Непек Ёл, только не напрямую. Слушай, а почему ты на меня через наших агентов не вышел, ты же должен быть в курсе, что Сириус единственный, с кем я могла связаться напрямую?

– Нельзя было давать поводы для слухов. Понимаешь, шесть лет отсутствия Лютенвальда не остались незамеченными. Про его уход знают только дюжина, но никакой целенаправленной работы не ведётся, только финансисты загружены, как раньше, а остальная сеть практически стоит. Люди и гибриды догадываются, что что-то не так. К тому же за последние пять лет эти сеть постоянно фиксирует странное поведение васпов – эти ветераны объединились: добывают информацию, куда-то бесследно пропадают и прикрывают эти уходы. Я не верю в эту легенду про пустыню мертвецов, куда они уходят, якобы затем, чтобы умереть на воле. Но даже эти отчёты остаются незамеченными Загорьем, не говоря о том, что Эгер готовит очередную волну испытаний непонятно чего в Южноуделье. Сеть нестабильна, нужна сильная рука, чтобы она не развалилась по частям, – он поджал губы, потом резюмировал, - мы на грани.

Иминай вздохнула:

– Васпы преданные, отчаянные, но они всё-таки просто осы, воевать — это пожалуйста, но для тонких игр они подходят слабо. Значит так. Пора нам, старший подмастерье, прибраться на нашей мельнице. Во-первых, из зернохранилища надо выгнать всех крыс. Пока озадачься этим. И ещё, веспы — наш новый проект, м-м, проект «Королевство». Все они уходят на курорт, лично ко мне. Незаметно для них самих чистите все хвосты, чтобы ни одна эгерская лиса даже намёка на навий запах не учуяла, не говоря уже о южноудельцах. Всё понятно?

– Понятно. Только вот мне бы тебя в курс всех дел ввести. Лютенвальд предполагал, что ты будешь заниматься только наукой, а дюжина и Збениш — обеспечением и защитой. Но времена меняются.

– Плох тот мельник, который не знает, что на его мельнице делается.

Аким кивнул.

– Вскоре мы откроем тут отделение нашего агентства, а там посмотрим.

Иминай заморгала, потом она уставились в одну точку перед собой. Василик прижал к себе жену и начал что-то шептать, но она не реагировала. Аким с испугом смотрел в остекленевшие за один миг глаза. Саша растеряно переводил взгляд с одного на другого, потом на Иминай. Через полминуты она пришла в себя. Закрыла глаза, откинула голову на мужа.

– Гнездо. Они научились-таки звать. Там ЧП. Вацлав, готовь вылет, под каким угодно предлогом. В запасах топливо есть на туда-обратно?

– Ну, если только на туда...

– Значит, закупай, только в несколько приёмов и... В общем, осторожно, – Вацлав кивнул. – Аким, кстати, а финансовая сторона у нас как?

– Бывало и лучше, но в целом стабильно, выше среднего.

– Плохо работаете, ребята.

Почему-то Аким улыбнулся:

– Ну, ничего: муку по сусекам соберём, колобок испечём, на базар съездим...

– Кстати, неплохо было бы нам тут кран с керосином установить.

– Ладно, и над этим подумаю.

– Силь, свяжись с Ириной, пусть к концу каникул оформляет мне бюллетень минимум на месяц, лучше больше. Обратно я прилечу с Бором и Киром. Твоя задача, Саша, убедить жену, что у тебя в вымирающей деревне Злодырищего под Славеном есть родственник, который под старость лет пожелал выбраться к цивилизации поближе, и негоже старику в помощи отказывать. Аким, подготовь документы на имя Кирасия Щипача, коренного жителя сей чудной деревеньки, шестидесяти двух лет от роду. С названием Злодырищего договоритесь сами. И ещё свидетельство о рождении на имя Борислава Горича, пятнадцать лет, Тор. Всё, я отдохну и собираюсь.

– Ими, что происходит? – спросил Василик.

– С востока к гнезду притащился полуживой обмороженный васпа. Он умирает. Гор уверен, что без кокона не обойтись. Силь, – она взяла мужа за руку, – Йощка вернулся.

Интермедия

Саша открыл глаза – больничная палата. Подташнивало, и стены слегка покачивались. Приподнялся на локте, и правда – больничная палата. На стуле, рядом с постелью дремала Маришка, после вторых родов она расплылась и стала выглядеть лет на пять старше.

– Мариш, – позвал Саша.

Она подняла заспанное опухшее от слёз лицо.

– Папа!

Обняла и начала причитать, что он совсем себя не жалеет, и, если будет так дальше убиваться в своём институте, то скоро помрёт по-настоящему.

– Мариш, Мариш, а здесь-то я как оказался?

– Ты не помнишь, что ли? Вышел из дома, переходил дорогу, у тебя прихватило сердце, а в это время светофор красным загорелся, и этот придурок... – она всхлипнула и добавила: – Там студент твой оказался, он скорую и вызвал, светленький такой.

– Да, теперь вспомнил и светофор, и легковушку. Студент... нет, не помню. Светленький? Лилич?

– Он представился, но я не запомнила, как услышала, что ты без сознания и тебя...

Он перебил её, надеясь, что она не расплачется снова:

– Что доктор-то сказал?

– Лёгкий сотряс, а сердце лечить надо...

Маришка всё-таки разрыдалась, Саша стал утешать дочку, говорить, что плакать не из-за чего, что всё нормально. Вздохнул про себя: «Время идёт, ничего не меняется, опять из-за ерунды ревёт». Слово «время» отдалось в груди тупой болью. Время судьбы...

– Папа, тебя плохо?!

– Нет-нет, Мариш, всё нормально.

Потом были врачи и медсёстры, вереницы родственников и коллег. Он улыбался, никак не ожидал такого внимания: и в отдельную палату положили, позаботились, и гостей целая толпа. Только что-то не давало покоя, какая-то деталь, то, что лежало во внутреннем кармане...

– Флешка!

Он треснул по кнопке вызова. Через секунду открылась дверь, вошла медсестра, Саша постарался взять себя в руки:

– Простите, что побеспокоил, Вы бы не могли посмотреть, не лежит ли во внутреннем кармане моего пальто синяя флешка. Там очень важная информация по моим исследованиям.

– Ну, вообще-то мне с нельзя с дежурства отлучаться.

– Я Вас очень прошу. Может быть, кто-нибудь из персонала сходит. Там правда ценнейшие данные. Я почти закончил свою монографию, обидно будет, если труд всей моей жизни пропадёт.

– Ну, ладно.

Минут через двадцать она вернулась, извинилась и сказала, что ничего не нашлось, зато к нему ещё один посетитель. Саша машинально кивнул, про себя он думал: «Старый дурак! Ну, как так можно было?! Ладно, успокойся, может она под колёса попала или отлетела к бордюру, и никто её не найдёт. Надо Ясеню позвонить, пусть его «сотрудники» перекрёсток обшарят...» Его размышления прервал стук в дверь.

– Войдите, – ответил Саша, хотя видеть он вообще никого не хотел.

– Здравствуйте!

Вошёл высокий худой юноша в мятой серой рубашке и чёрных джинсах. Брился он точно не сегодня, наверное, свои пшеничные волосы в короткий хвост он собрал тогда же. Карие глаза как-то лихорадочно блестели.

– О, здравствуйте, Мирослав, я так понимаю, Вам я обязан своим спасением. Что-то случилось? Вы сами на себя не похожи.

– Пан Славко, давайте начистоту. Позавчера утром умерла мать. Она перед смертью мне всё рассказала. Вчера я шёл с Вами поговорить, да видно, какие-то боги захотели, чтоб я правду узнал. Сами-то Вы мне ничего не рассказали бы. Что стало с моим отцом? Рассказывайте, иначе я опубликую всё это.

Он достал из кармана синюю флешку — Саша побледнел и схватился за грудь, потом собрался и заговорил спокойным голосом:

– Садись, Совёнок. Всё-таки не зря я тебя поближе к себе устроил... Ты, садись, садись.

– Он в Сибирской федерации? Отвечайте немедленно!

– Не кипятись, я – всего лишь маленький пёсик, который бегает вокруг мельницы и лаем предупреждает мельника, что по дороге кто-то идёт. Я не знаю, где он, зато могу рассказать, почему он ушёл от твоей мамы.

Мирослав замешкался, Саша понял, что подцепил мальчика.

– Твой отец был славным парнем. Там, – показал он на флешку, – только первая часть истории, а он присоединился к нам чуть позже. Хочешь услышать вторую?

Тот кивнул.

– Тогда тебе надо встретиться с тем, кто знает тропинку в Загорье.

– Почему я должен Вам верить, Вы же мне всё это время врали?

– Потому что, если ты унесёшь флешку из этой палаты, то навряд ли дотянешь до своей квартиры. А если отдашь её мне, то узнаешь, где сейчас твой отец.

Парень побледнел.

– Мальчик, зря ты во всё это полез. Никогда не связывайся с осами. Ну, что ты выберешь: смерть или правду?

Он подумал и бросил флешку на одеяло.

– Умничка.

Саша достал телефон, набрал Ясеня и стал ждать.

– Здравствуй, Саша, я слышал, ты в больнице? Как себя чувствуешь?

– Нормально, спасибо. Мири перед смертью всё рассказала. У меня Совёнок сидит, жаждет с тобой встретиться.

Секундное молчание, потом спокойный ответ:

– Машина через семь минут будет.

– Хорошо.

Саша нажал отбой.

– Ну, всё, скоро за тобой приедут, – он вздохнул. – Прими мои соболезнования. Мне правда очень жаль. А что стало причиной?

– Что-то по женский части, она так и не сказала, и доктору своему запретила мне говорить, даже после...

Он опустил голову.

– Садись, Совёнок, садись.

Парень сел на стул около кровати. Саша смотрел на него, вспоминая Грасю, говорил что-то утешительное, а сам отсчитывал время. Раздался звонок, Саша нажал кнопку ответа, Ясень сказал одну фразу:

– Машина внизу.

– Ну, всё, Совёнок, спускайся. Ничего не бойся, надеюсь, скоро с отцом свидишься.

Выходя, Мирослав обернулся:

– Но если Вы меня обманули, то я, клянусь Великим Сумраком, вас всех с того света достану.

Саша вздохнул:

– Никто тебя больше не обманет.

Дверь закрылась. Саша откинулся на подушку. Сердце ныло сильней и сильней.

«Что его ждёт? Глупый мальчик, который подумал, что схватил осу за крылья. Что они с ним сделают? Всадят прямо сейчас васповакцину и в ряды счастливых охранников гнезда? Или что-то интереснее? Вряд ли я узнаю. Впрочем, как всегда... Остаётся надеяться, что он, во всяком случае, останется жив. Хорошо, что ко мне пошёл, а не в полицию. М-да, а мне предстоит неприятное объяснение с Ясенем. Ладно, что тянуть-то».

Он набрал номер Штрудоффа:

– Да.

– Ясень, я сделал большую глупость. Я начал писать мемуары, дописал до февраля девяносто восьмого, потом перепугался и решил отнести всё написанное тебе. Но не дошёл, сердце прихватило, когда дорогу переходил, меня в придачу легковушка боднула. В общем, флешка, на которой всё было, выпала из кармана. А Совёнок её подобрал. Он как раз ко мне шёл. Представляешь, какое совпадение.

Ясень вздохнул, Саша сжался, будто ожидая удара:

– Устал ты, видимо, раз за воспоминания взялся. Может, тебе к жене слетать?

Мужчина невольно улыбнулся, сочувствия он не ожидал:

– Нет, милый мой мальчик, я давно всё решил. Зачем ей старый сморщенный хрыч. Пусть живёт спокойно. И мне так легче.

– Знаешь, Саша, а ты их допиши всё-таки. Только будь осторожнее. Ладно?

– Ладно.

– Поправляйся, дядя, я к тебе на днях заскочу.

– Спасибо.

Саша отключился, стёр вызовы и устроился поудобнее. Да, он устал, и сейчас надо было отдохнуть.

Date: 2016-05-18; view: 430; Нарушение авторских прав