Необъятна советская Пушкиниана. 1 page

Здесь надобно напомнить новоявленному ниспровергателю советской эпохи в лице Зюганова, что по постановлению Совета Народных Комиссаров СССР от 30 декабря 1936 года было начато первое полное научно-критическое издание сочинений А. С. Пушкина. В предисловии к первому тому говорилось, что согласно упомянутому постановлению Совнаркома СССР это «издание включено в систему мероприятий юбилейных торжеств, которыми Правительство отмечает во всей нашей стране печальную годовщину — столетие со дня смерти Пушкина. Этому академическому изданию сочинений А. С. Пушкина обеспечены все необходимые условия для его наилучшего осуществления».

В предисловии, датированном 31 января 1937 года, этому первому полному собранию сочинений величайшего поэта России дана следующая характеристика:

«Для настоящего издания проделана огромная работа по выяснению и изучению фондов Пушкинских автографов. Впервые (здесь и далее выделено мною — Н.Г.) прочитаны до последнего слова все его черновики. Впервые систематически изучены рукописные сборники, сохранившие копии произведений, неизвестных ни в печати, ни в автографах, в том числе произведения лицейского периода творчества поэта, где обнаружены многие новые тексты. Впервые печатаются все варианты к «Евгению Онегину» в последовательном и вполне развернутом виде. То же самое мы видим и в поэмах «Кавказский Пленник», «Руслан и Людмила», «Цыганы» и пр. В вариантах к этим произведениям найдены новые тексты, ранее не публиковавшиеся. В отделе исторических работ публикуются впервые все 32 тетради с черновыми записями Пушкина по истории Петра I. Такие же добавления мы встречаем в томах, посвященных переписке, и при публикации многих иных произведений А. С. Пушкина.

Таким образом материалы, которыми располагает настоящее издание, во многом превосходят то, чем располагали прежние редакторы сочинений Пушкина. Использованы эти материалы действительно целиком и полностью.

Настоящее издание представляет собой полное собрание всего, писанного Пушкиным.

В него входят в первую очередь произведения Пушкина в стихах и прозе, затем переписка, автобиографические и деловые записи, а также все сделанные им записи и выписки, поскольку выписки для Пушкина почти всегда имели значение подготовки Материала для творческих работ. Окончательные редакции всех произведений Пушкина сопровождаются полным сводом других редакций, вариантов, планов и т.д. Таким образом из собрания не устранено ничего, что было бы записано собственною Рукою Пушкина.

...Издание иллюстрируется снимками с прижизненных портретов Пушкина, с автографов Пушкина и с редких первых изданий».

Первый том этого уникального издания вышел в 1937 году — в год столетия гибели «солнца русской поэзии» и в том самом, которым так любят пугать ныне обывателя. Это был труд огромного коллектива пушкиноведов. В предисловии отмечалось также:

«В издании принимают ближайшее участие: М.П.Алексеев, А.А.Ахматова, Д.Д.Благой, С.М.Бонди, В.В.Виноградов, Г.О.Винокур, Н.К.Гудзий, Г.А.Гуковский, В.В.Гиппиус, Т.Г.Зенгер, Н.В.Измайлов, Л.Б.Модзалевский, П.С.Попов, А.Л.Слонимский, Б.В.Томашевский, М.А.Цявловский, Б.М.Эйхенбаум, А.М.Эфрос, Н.В.Яковлев, Д.П.Якубович.

Полное академическое собрание сочинений А.С.Пушкина осуществляется под наблюдением Редакционного комитета, состоящего из следующих лиц: Максим Горький, Д.Д.Благой, С.М.Бонди, В.Д.Бонч-Бруевич, Г.О.Винокур, Н.П.Горбунов, А.М.Де-борин, П.И.Лебедев-Полянский, Н.Г.Свирин, Б.В.Томашевский, М.А.Цявловский, П.И.Чагин, Д.П.Якубович».

Слова «Максим Горький» взяты в траурную рамку.

Таким образом, в издании первого полного собрания сочинений Пушкина принимал участие весь цвет советской науки. Издание осуществлялось по решению Советского правительства. Напомнить это нелишне, ибо, как видим, даже лидер КПРФ ныне чернит советское прошлое.

И, кстати, осуществление столь грандиозного издания стало возможно потому, что Советскому правительству удалось вернуть на родину почти весь архив Пушкина, находившийся в музее Онегина в Париже. Информация об этом прозвучала и в фильме Леонида Парфенова: «в 1927 году восемь чемоданов рукописей доставляют в Пушкинский дом Академии наук в Ленинграде, из музея Онегина поступают 18 контейнеров книг, мебель, бронза, гипс и картины — почти девять тонн грузов».

Но сопоставьте то, что делалось в первое десятилетие после Великого Октября, с тем, что происходит в эти десять лет после разрушения СССР. Тогда, после Октября семнадцатого года, идет Гражданская война. Враг наступает со всех сторон. Контрреволюция, голод, разруха. А молодая Советская власть приобщает народ к литературе и искусству. Не к порнухе, нашпигованной «ненормативной лексикой», на которую сегодня мода, а к классической русской литературе. В серии «Дешевая библиотека классиков» выходят произведения Пушкина, Лермонтова, Льва Толстого, Чехова, Горького... Все лучшее, что создано предшествующими поколениями, теперь становится достоянием миллионов. Вот что значит Советская власть, господин Зюганов!

Разумеется, в силу своей занятости лидеру КПРФ копаться в 20-х — 30-х годах прошлого века некогда. Но взял хотя бы сборник под названием «Светлое имя Пушкин», который вышел в издательстве «Правда» в 1988 году. Сборник включает повести, рассказы, очерки, статьи, стихи и пьесы о Пушкине, созданные за 150 лет, прошедших после смерти поэта. В главе «1917—1945» приводится сказанное и написанное о Пушкине Владиславом Ходасевичем, Валерием Брюсовым, Владимиром Маяковским, Сергеем Есениным, Эдуардом Багрицким, Мариной Цветаевой и другими выдающимися советскими поэтами. Все они, того не ведая, опровергают то, что говорит в последнее десятилетие лидер КПРФ. Представляю, как покраснели бы они за «красного лидера», услышав его невежественные «байки».

О «ВЕЛИКОДЕРЖАВНОМ ШОВИНИЗМЕ» И «МЕСТНОМ НАЦИОНАЛИЗМЕ»

«...лукавые ревнители псевдокоммунистической «девственности» со всех трибун оплевывали понятие национального патриотизма, клеймили «великорусский шовинизм», требовали упразднить само понятие русской истории. Попытки решительно изменить соотношение сил не удавались ни одной из сторон, и только к концу 30-х годов и особенно с началом Великой Отечественной войны обстановка существенно изменилась», — делает поразительные «открытия» Зюганов в своей книге «Держава» (стр. 199).

Эти псевдонаучные изыскания Зюганова не выдерживают никакой критики. Хоть бы один факт привел в доказательство, назвал хотя бы одного, персонально, из тех, кто «оплевывал понятие национального патриотизма», да еще и «со всех трибун». С каких? Назовите, Геннадий Андреевич! Зюганов перепутал послеоктябрьское время с нынешним. Это сейчас, особенно в ельцинское десятилетие, новоявленные демократы высмеивают само понятие патриотизм, объявляя его «последним прибежищем негодяев».

Теперь по поводу того, что «лукавые ревнители» все той же «коммунистической «девственности» «клеймили великодержавный шовинизм». И снова Зюганов не называет, кто же именно «клеймил». Он этих «злодеев» именует «лукавыми ревнителями псевдокоммунистической девственности», хотя в подтексте угадывается то, о чем его соратники — национал-патриоты и откровенные националисты — пишут открыто: мол, Октябрьскую революцию совершили евреи, вот от них и пошли все беды, они-то и требовали «упразднить само понятие русской истории».

А как не вспомнить утверждение лидера КПРФ о том, что якобы слово «русский» считалось до войны у нас «позорным». Зюганов навязывает обществу взгляды национал-патриотов-антикоммунистов о том, что будто в 20-е — 30-е годы Советским Союзом правили русофобы, которые требовали искоренить все русское, национальное — от языка, литературы до русской истории и русских святынь. И, якобы», «только с началом Великой Отечественной обстановка существенно изменилась».

«И все же многовековая по своей природе сила российской государственности смогла преодолеть болезненную энергию распада, — продолжает свою «теорию» Зюганов. — Вопреки всему — идеологической русофобии радикально-космополитического партийного крыла, соблазнам «мировой революции» и классовым антагонизмам, разбушевавшимся в огне гражданской войны, — страна невероятно быстро восстановила свою естественную геополитическую форму». (Г.Зюганов «Россия — родина моя», М., Информпечать, стр. 140)

«Идеологическая русофобия радикально-космополитического партийного крыла» — это тоже выдумка «большого ученого», который экстраполирует на те годы нынешнюю российскую действительность, где на самом деле процветает махровая русофобия, в том числе среди высшей российской «элиты».

Что интересно, в работах 90-х годов Зюганов обходит Троцкого и троцкизм, обходясь полунамеками и эвфемизмами типа: «лукавые ревнители коммунистической девственности», «радикально-космополитическое партийное крыло» и т.п. В новой книге «Верность», которая, по сути, пересказывает и перепевает предыдущие книги порой дословно, он уже указывает конкретных «ревнителей»:

«Троцкий и компания клеймили патриотизм, лукаво прикрываясь лозунгами интернационализма, неустанно твердя о своей верности марксизму-ленинизму. Однако их позиция уже в 20-30-е годы встречала нараставшее противодействие со стороны коммунистов-патриотов, которые призывали отказаться от однобокой борьбы с «великорусским шовинизмом». И не закрывать глаза на то, что в СССР существует местный национальный сепаратизм (грузинский, татарский, прибалтийский и т.д.), который смертельно опасен для единства нашего государства. Лидером патриотической группы в руководстве партии стал Сталин». (Г.Зюганов «Верность», стр.432.)

Никакой «патриотической группы» на самом деле не было. Зюганов навязывает придуманную им самим «теорию», будто в нашей партии испокон веку существовало две партии: «партия патриотов» и «партия измены». Свои сочинения подгоняет под эту схему, варьируя ту же мысль. Например, в книге «Верность» (стр.18) он пишет: «В КПСС от самых ее истоков сложились два крыла, а по сути, две партии — партия трудящихся, патриотов и партия бюрократов, презрительно именующая наше Отечество «этой страной». На самом деле фразу «эта страна» ввели в обиход псевдодемократы — политики и журналисты — с началом горбачевской перестройки.

Прежде чем пояснить, как в действительности обстояло дело с «великодержавным шовинизмом» и «местным национальным сепаратизмом», одно замечание. О каком прибалтийском сепаратизме можно было говорить в 20-30-е годы, если Латвия, Литва и Эстония вошли в состав СССР только в 1940 году?! Уж такие-то школьные факты доктору философии стыдно не знать. Теперь — по существу.

Если поначалу Зюганов в своих книгах и интервью утверждал, что после Октябрьской революции в России были начисто отринуты все «народные ценности» и, прежде всего патриотизм, то с того момента, как КПРФ стала в качестве основного программного положения исповедовать государственный патриотизм, Зюганов в своих трудах изо всех сил старается подвести под него теоретическую базу. С этой целью он беззастенчиво фальсифицирует историю внутрипартийной борьбы, развернувшейся в 20-е годы. По Зюганову, это была борьба не о путях строительства социализма, не о возможности построения социализма в одной стране, что утверждали, в отличие от Троцкого и К⁰, Ленин и Сталин, а борьба между патриотами и русофобами. Теперь он даже признает, что, оказывается, и после революции в стране не перевелись патриоты. Разумеется, исключительно русские. Остальные же — «лукавые интернационалисты» — считали Россию просто «своей добычей», «вязанкой хвороста в костре мировой революции». Под эту схему он подгоняет и вольно истолковывает факты. Наблюдать, как доктор философии делает это, просто забавно.

Вот он рассказывает о разговоре состоявшемся между Лениным и коммунистами — делегатами VIII Всероссийского съезда Советов в декабре 1920 года.

«Речь шла об иностранных концессиях. В качестве затравки к дискуссии Ленин зачитал наказ беспартийных крестьян Нижегородской губернии: «Товарищи! Мы посылаем вас на Всероссийский съезд и заявляем, что мы, крестьяне, готовы еще три года голодать, холодать, нести повинность, только Россию-матушку на концессии не продавайте».

И тут же Ленин получает записку из зала: «В протестах против концессий на местах совершенно явственно обнаруживаются вовсе не здоровые настроения, а патриотические чувства крепкого мелкобуржуазного слоя деревни и городского мещанства».

Кто был автором этой записки, неизвестно. Скорее всего, один из сторонников Троцкого», - предполагает Зюганов и уже на основании своего предположения делает вывод, что такое противопоставление «полностью укладывается в логику троцкизма. Патриотизм с его точки зрения — чувство «нездоровое», мешающее мировой революции». (Г.Зюганов «Верность», стр. 431.)

Суть развернувшейся в 20-е годы острой внутрипартийной борьбы Зюганов сводит к противостоянию патриотической группы во главе со Сталиным и «антипатриотической группировки» «русофобов» во главе с Троцким.

«После революционного взрыва 1917 года и кровопролитной Гражданской войны на волне революционной романтики и ожидания скорой мировой революции, воспользовавшись неизбежной в таких условиях неразберихой и лукаво прикрываясь лозунгом пролетарского интернационализма, на поверхность всплыли политики, исповедовавшие откровенно антигосударственные, антироссийские, русофобские взгляды», — уверяет лидер КПРФ на стр. 431 той же книги, выдавая желаемое за действительное. Это умозрительная схема доктора философии.

Фактически спор между Троцким и Лениным, а потом между Троцким и Сталиным велся не в национальной (между «патриотами» и «русофобами»), как утверждает Зюганов, а в идеологической плоскости — «о природе нового пролетарского государства, возникшего в результате Октябрьской революции», «о характере пролетарской власти, об основах самой диктатуры пролетариата». Подробно, детально эти расхождения проанализированы Сталиным в статье «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов» — в главе «О двух особенностях Октябрьской революции, или Октябрь и теория «перманентной» революции Троцкого».

Изложив «теорию диктатуры пролетариата, данную Лениным», Сталин акцентировал: «Одна из особенностей Октябрьской революции состоит в том, что эта революция является классическим проведением ленинской теории диктатуры пролетариата». А диктатура пролетариата, по Ленину, «есть любая форма классового союза между пролетариатом, авангардом трудящихся, и многочисленными непролетарскими слоями трудящихся (мелкая буржуазия, мелкие хозяйчики, крестьянство, интеллигенция и т.д.), или большинством их, союза в целях полного свержения капитала, полного подавления сопротивления буржуазии и попыток реставрации с ее стороны, союза в целях окончательного создания и упрочения социализма» (см. т. XXIV, стр. 311)».

Троцкий же, говорит Сталин, в ряде своих работ, в частности, в «Предисловии» к книге «1905 год», написанном в 1922 году, утверждал:

«... для обеспечения своей победы пролетарскому авангарду придется на первых порах своего господства совершать глубочайшие вторжения не только в феодальную, но и в буржуазную собственность. При этом он придет во враждебные столкновения не только со всеми группировками буржуазии, которые поддерживали его на первых порах его революционной борьбы, но и с широкими массами крестьянства, при содействии которых он пришел к власти. Противоречия в положении рабочего правительства в отсталой стране с подавляющим большинством крестьянского населения, смогут найти свое разрешение только в международном масштабе, на арене мировой революции пролетариата». (Выделено Сталиным — Н.Г.)

И дальше Сталин пишет:

«Так говорит Троцкий о своей «перманентной революции».

Стоит только сличить эту цитату с вышеприведенными цитатами из сочинений Ленина о диктатуре пролетариата, чтобы понять всю пропасть, отделяющую ленинскую теорию диктатуры пролетариата от теории Троцкого о «перманентной революции».

Ленин говорит о союзе пролетариата и трудящихся слоев крестьянства, как основе диктатуры пролетариата. У Троцкого же получаются «враждебные столкновения» «пролетарского авангарда» с «широкими массами крестьянства».

Ленин говорит о руководстве трудящимися и эксплуатируемыми массами со стороны пролетариата. У Троцкого же получаются «противоречия в положении рабочего правительства в отсталой стране, с подавляющим большинством крестьянского населения».

По Ленину революция черпает свои силы прежде всего среди рабочих и крестьян самой России. У Троцкого же получается, что необходимые силы можно черпать лишь «на арене мировой революции пролетариата», - пишет Сталин и далее ставит вопрос:

«Чем отличается эта «теория перманентной революции» от известной теории меньшевизма об отрицании идеи диктатуры пролетариата?

По сути дела ничем.

Сомнения невозможны. «Перманентная революция» не есть простая недооценка революционных возможностей крестьянского движения. «Перманентная революция» есть такая недооценка крестьянского движения, которая ведет к отрицанию ленинской теории диктатуры пролетариата».

«Перманентная революция Троцкого» есть разновидность меньшевизма», — делает вывод Сталин. (И.В.Сталин «Вопросы ленинизма», Государственное издательство политической литературы, 1952 г., стр. 85, 86, 87, 88.)

Зюганов по-своему, но тоже пришел к отрицанию диктатуры пролетариата, здесь он, видимо, сам того не подозревая, «состыковался» с «лукавым интернационалистом» Троцким. Таким образом, зюгановщина — это по сути дела современная разновидность меньшевизма, а значит и троцкизма.

Еще один важный момент статьи Сталина:

«...Ленин еще во время войны, опираясь на закон неравномерного развития империалистических государств, противопоставляет оппортунистам свою теорию пролетарской революции о победе социализма в одной стране, если даже эта страна является капиталистически менее развитой.

Известно, что Октябрьская революция целиком подтвердила правильность ленинской теории пролетарской революции.

Как обстоит дело с «перманентной революцией» Троцкого с точки зрения ленинской теории победы пролетарской революции в одной стране?

Возьмем брошюру Троцкого «Наша революция» (1906 г.).

Троцкий пишет:

«Без прямой государственной поддержки европейского пролетариата рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратить свое временное господство в длительную социалистическую диктатуру. В этом нельзя сомневаться ни минуты».

...Что общего между этой «теорией» и положением Ленина о возможности победы социализма «в одной, отдельно взятой, капиталистической стране»?

Ясно, что тут нет ничего общего». (Там же, стр. 90.)

Далее, проанализировав «Послесловие» Троцкого к новому изданию брошюры «Программа мира», написанное в 1922 году, где тот утверждает, «что подлинный подъем социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важнейших странах Европы», Сталин пишет:

«Так говорит Троцкий, явно греша против действительности и упорно стараясь спасти «перманентную революцию» от окончательного крушения.

Выходит, что, как ни вертись, а к созданию социалистического общества не только «не пришли», но даже «не подошли». Была, оказывается, кое у кого надежда на «соглашения с капиталистическим миром», но из этих соглашений тоже, оказывается, ничего не выходит, ибо, как ни вертись, а «подлинного подъема социалистического хозяйства» не получишь, пока не победит пролетариат «в важнейших странах Европы».

Ну, а так как победы нет еще на Западе, то остается для революции в России «выбор»: либо сгнить на корню, либо переродиться в буржуазное государство.

Недаром Троцкий говорит вот уже два года о «перерождении» нашей партии.

Недаром Троцкий пророчил в прошлом году «гибель» нашей страны.

Как согласовать эту странную «теорию» с теорией Ленина о победе социализма «в одной стране»?

Как согласовать эту странную «перспективу» с перспективой Ленина о том, что новая экономическая политика даст нам возможность «построить фундамент социалистической экономики»?

...Чем отличается теория Троцкого от обычной теории меньшевизма о том, что победа социализма в одной стране, да еще в отсталой невозможна без предварительной победы пролетарской революции «в основных странах Западной Европы?»

По сути дела — ничем.

Сомнения невозможны. Теория «перманентной ревоюции» Троцкого есть разновидность меньшевизма». (И.В.Сталин «Вопросы ленинизма», 1952 г., стр. 93, 94.)

Собственно, и в 20-е годы продолжалась все та же борьба, что в 1903 году расколола партию на большевиков и меньшевиков. Меньшевизм с годами не исчез, он лишь переродился, видоизменился в троцкизм.

Тем не менее, в книге «Верность» (стр. 431) Зюганов утверждает, что «знаменем, боевым кличем» политиков, исповедовавших «откровенно антигосударственные, антироссийские, русофобские взгляды», «стал знаменитый призыв Троцкого «Будь проклят патриотизм!» Разумеется, как всегда, ученый Зюганов не указывает первоисточник. Троцкий, конечно, враг, но истина дороже. В поисках истины я проштудировала «Архив Троцкого. Деятельность коммунистической оппозиции в СССР. 1923-1927» в четырех томах и, представьте, ничего похожего на то, что говорит Зюганов о Троцком, там не обнаружила. Потому что суть борьбы была не в противостоянии «патриотов» и «русофобов» - «лукавых интернационалистов». Это выдумка Зюганова. Троц-

кий боролся за власть, и в этой борьбе ему было необходимо разгромить основные положения теории марксизма-ленинизма о диктатуре пролетариата, теорию Ленина о построении социализма в одной стране и стратегию Сталина, направленную на ее осуществление.

Зюганов же, исключив из Программы своей партии лозунг солидарности «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», старается оправдать свой отказ от интернационализма и потому связывает его, интернационализм, исключительно с Троцким, превращая это понятие в самое страшное ругательство. Троцкий — интернационалист? Значит интернационализм — это нечто отвратительное, присущее только врагам России, русофобам.

«Именно тогда традиционно патриотическое самосознание нашего народа получило бранную кличку «великодержавного шовинизма», которой, кстати, до сих пор охотно пользуются духовные наследники троцкизма — нынешние «демократы», западники и либералы, оккупировавшие Кремль, и многие средства массовой информации», — уверяет лидер КПРФ на 432 странице книги «Верность».

Политическая безграмотность доктора философии и «главного коммуниста» просто поражает.

Придется кое-что напомнить. 30 декабря 1922 года В.И.Ленин продиктовал очередную страничку своего дневника под названием «К вопросу о национальностях или об «автономизации»». Вот что он, в частности, сказал:

«...мы называем своим аппарат, который на самом деле насквозь еще чужд нам и представляет собой буржуазную и царскую мешанину, переделать которую в пять лет при отсутствии помощи от других стран и при преобладании «занятий» военных и борьбы с голодом не было никакой возможности.

При таких условиях очень естественно, что «свобода выхода из союза», которой мы оправдываем себя, окажется пустою бумажкой, неспособной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ. Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом море шовинистической великорусской швали, как муха в молоке». («КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», М., Издательство политической литературы, 1984 г., т. 3, стр.16-17)

Думаю, вряд ли кто усомнится в том, что Ленин действительно был озабочен тем, чтобы национальный вопрос в многонациональной Советской стране решался по справедливости. Да, он ревностно относился к чести и авторитету созданной и выпестованной им Коммунистической партии. Поэтому и хотел, чтобы политика Советской власти в отношении столь тонкой и деликатной материи, как национальный вопрос, была бы безукоризненной. Его же слова о «великороссе-шовинисте», «подлеце и насильнике», о «шовинистической великорусской швали» целиком и полностью — и это явствует из контекста — относятся не вообще к русскому народу, а к «типичным русским бюрократам» из «буржуазной и царской мешанины», каким был еще в то время государственный аппарат. Не успели еще воспитать новый — Ленин говорит, что «занятия военные», то есть Гражданская война, и голод помешали.

Но вопреки фактам истории Зюганов продолжает выстраивать свою фальшивую, искажающую действительный ход событий концепцию. Видимо, он ощущает себя новатором-первопроходцем, открывающим некие новые истины. Но «истины» эти — плод больного воображения доктора философии, ибо

ни в одном издании Истории нашей партии нет ничего, что хотя бы отдаленно напоминало «фантазии» умудренного Геннадия Андреевича.

«В кампанию по шельмованию державных начал российской государственности оказались вовлечены представители высшего партийного руководства. Зиновьев, например, призывал «подсекать головку нашего русского шовинизма... каленым железом прижечь всюду, где есть хотя бы намек на великодержавный шовинизм». Бухарин, который был одним из главных вдохновителей борьбы с великорусским шовинизмом», в свою очередь требовал, чтобы «мы в качестве бывшей великодержавной нации поставили себя в положение более низкое по сравнению в другими», — продолжает обличать, вырывая фразы из контекста, «вождь» КПРФ. (Г.Зюганов «Верность», стр.432.)

Но дело-то в том, что в нашей стране никогда не велась однобокая борьба с великодержавным или великорусским шовинизмом.

На другой день, 31 декабря 1922 года, Ленин продолжил уже упомянутую страничку дневника, что как раз и доказывает, как тревожил его национальный вопрос. Теперь он советует «отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетенной, национализм большой нации и национализм нации маленькой».

«По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия, и даже больше того — незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений, — стоит только припомнить мои волжские воспоминания о том, как у нас третируют инородцев, как поляка не называют иначе, как «полячишкой», как татарина не высмеивают иначе, как «князь», украинца иначе, как «хохол», грузина и других кавказских инородцев, — как «капказский человек». («КПСС в резолюциях...», стр. 18.)

Живи Ленин в нынешнее время, он бы не то еще услышал. Тут и «чурки», и «лица кавказской национальности», и «черные», и «чернож...е», и «ублюдки», и прочие оскорбительные ярлыки. Сегодня в Москве среди бела дня могут оскорбить и даже убить только за то, что у человека не тот разрез глаз или не тот цвет кожи. Сегодня вернулось то, что величайшими усилиями Коммунистической партии, Советской власти, лучшей части народа в Советском Союзе почти совсем кануло в Лету. И именно сегодня, а не при Советской власти, как утверждает Зюганов, положение русского народа стало поистине трагичным. Но столь же трагично положение казахов, грузин, татар, украинцев, узбеков, туркмен — всех народов бывшего СССР, все они при нынешних режимах обречены на вымирание. И защищать нужно всех, а не только один какой-то народ.

Что касается «великодержавного шовинизма», который начисто отрицает Зюганов в применении к русской нации, то он и после Октября имел место быть, впрочем, как и буржуазный национализм ранее угнетенных наций.

Более того, лидер КПРФ утверждает, будто в 20-30-е годы в СССР была развернута однобокая кампания против великорусского шовинизма, в которую были вовлечены «представители высшего партийного руководства. «Зиновьев, например, призывал «подсекать головку нашего русского шовинизма... каленым железом прижечь всюду, где есть хотя бы намек на великодержавный шовинизм». Бухарин, который был одним из главных вдохновителей борьбы с «великорусским шовинизмом», в свою очередь требовал, чтобы «мы в качестве бывшей великодержавной нации поставили себя в положение более низкое по сравнению с другими нациями», — пишет Зюганов на стр. 432 своей

книги «Верность». И далее: «...Однако их позиция уже в 20-ЗО-е годы встречала нарастающее противодействие со стороны коммунистов-патриотов, которые призывали отказаться от однобокой борьбы с «великорусским шовинизмом». И не закрывать глаза на то, что в СССР существует местный национальный сепаратизм (грузинский, татарский, прибалтийский и т.д.), который смертельно опасен для единства нашего государства». (Там же.)

Зюганов в очередной раз фальсифицирует историю. Никакой однобокой кампании борьбы с «великорусским или великодержавным шовинизмом» в нашей стране после Октябрьской революции не велось. И инициаторами ее отнюдь не были ни Троцкий, ни Зиновьев, ни Бухарин. «А кто же тогда?» -спросит читатель. Отвечу фрагментом выступления Махарадзе - делегата от Грузии на XII съезде РКП(б), состоявшемся 17-25 апреля 1923 года. Махарадзе, в частности, сказал:

«Товарищи, мы хорошо знаем,... что значит вся наша программа, кто вынес эту программу на своих плечах. Это все товарищи хорошо знают, кто первый сказал о великорусском шовинизме, и кто первый поднял именно против этого знамя борьбы. Это был тов. Ильич. Вы все это хорошо знаете...» (Двенадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет, издательство ЦК РКП, М., 1923, Кремль, стр. 390).

Двенадцатый съезд был третий по счету после Октябрьской революции, на котором рассматривался национальный вопрос. С докладом «Национальные моменты в партийном и государственном строительстве» выступил Сталин и объяснил, почему партия столь пристальное внимание уделяет национальному вопросу:

Date: 2016-05-16; view: 368; Нарушение авторских прав