Исследовательские и прикладные задачи

Социометрию Морено включил в более общую систему, изучающую все социальные отношения в целом – социономию. Социономия как наука теоретически концентрирует в себе тенденции и законы-тенденции, обнаруженные в практике социопсиходрамы и социометрии. В частности в результате социометрических исследований населения была обнаружена тенденция неравномерности выборов и изначального неравенства в распределении внимания в любой группе. Контраст между «звездами» и «изгоями» сохраняется даже при добавлении в группу людей, незнакомых ранее с представителями уже наметившихся «полюсов» и ничего не знающих об уже полученных результатах. Заметим, что речь идет только об одном критерии выбора, предъявленном одномоментно данной группе (и атмосфера, порожденная данным критериальным пространством, данной ситуацией «здесь и теперь», динамикой момента, передается и «новеньким»). То есть мы говорим о неравномерности, потенциально заложенной в каждом критерии, в каждой ситуации, неравномерности, лишь выявляющей с помощью социометрического теста более четко и явно то, заложено в любой группе и в любой ситуации как в принципе неустранимый эффект, названный Морено социодинамическим.

Как бы люди не объясняли и не мотивировали в вербальной форме свой выбор или отвержение – объяснение сделанного выбора вторично – сам выбор первичен[57] и все выборы вместе взятые в конечном счете определяют существующее состояние общества. Потребность оправданий и объяснений своего выбора (часто вербализованных) как и потребность его осознания также вечна и порождается уже описанным выше несоответствием всех социальных структур глубинной структуре самого выборов и отвержений и, собственно, самой неповторимостью каждого индивида. Все социальные науки так или иначе констатируя и комментируя социодинамический эффект неравенства, ищут миллионы способов его ослабления или усиления, как правило вытекающие из его объяснения какими-то фундаментальными причинами. Неравенство как идея (даже в социально-философских текстах) обычно связывается (и иллюстрируется, акцентируется) с какими либо конкретными сферами и критериями: например с экономической или политической сферой, с критерием (несоциометрическим) социального статуса или имманентных индивиду черт и качеств. Социометрия не ставит целью всеобщее равенство, связывая его со свободой и ставя в дилемму со сплоченностью (см стр. 26). Она предостерегает от половинчатых мер, направленных на уравнивание шансов и статусов – такие утопии могут осуществляться (как пишет Н. Бердяев в книге «Философия неравенства»), но в итоге лишь усиливают его поскольку не могут устранить первопричины. Эти утопии (например коммунизм, социализм, прогрессизм) заигрывают с глубинными силами и, так сказать, заветными чаяниями, будят колоссальную энергию, организуя нечто вроде «короткого замыкания» между глубинной структурой самих выборов и всяческими внешними социальными структурами или идейными структурами, связывающими людей различными объяснениями и оправданиями эффекта неравенства. Гигантские усилия затрачиваются политиками, экономистами, менеджерами, консультантами для поиска компромисса между промежуточными (обычно сложившимися) структурами общества, часто превращающимися в радикальные и травмирующие людей и общество уже в силу неизбежного насилия над[58] глубинной структурой их спонтанных выборов. В системе, где пастулируется демократизм «выборов», но не выявляется истинный выбор, поиск и защита всяческих «меньшинств» стали бизнесом, приносящим кроме прочего столь высоко ценимое ощущение стабильности (ибо каждому внушается, что большинство гарантирует ему что-то, окажись он в меньшинстве). И выявляются все новые и новые меньшинства, новые «пролетариаты» в самых разных ситуациях и срезах общества, их изучают, с ними солидаризируются, братаются…а равенства все не наступает. Да,

«Равенство, брат, исключает братство.

В этом следует разобраться»[59].

Все виды «пролетариата» во всех сферах и ситуациях порождаются существованием «социоэмоционального пролетариата», как пишет Морено. И если не понять природу его происхождения на практике, можно только усугубить все виды уже чисто социального неравенства. Морено видит выход как минимум в двух основных путях: в социодинамической терапии групп внутри жизненно важных для них ситуаций (приводящих поэтому к сильной поляризации ее членов) и в социопсиходрамотерапии, направленной на поиск нового критерия и изменение ситуации самим страдающим индивидом (или группой) на ту, в которой «пролетариат», условно выражаясь, меняется ролями с «элитой», то есть поиск вовне гнетущей ситуации. Но обмен ролями – не есть революция («кто был ничем, тот станет всем»), поскольку обмен ролями в драматической концентрированной реальности открывает участнику обмена сразу две реальности: свою и другого, своей социометрической противоположности, позволяя оттуда посмотреть на свою роль (например роль «изгоя») со стороны совершенно иными глазами. И следующий шаг, как правило, делается уже в новой реальности, реальности диалога.

Социономияотличается от социальной антропологии прежде всего тем, что не создаёт единой классификации а исследует уже работающие и развивающиеся. Питаясь от социодрамы новым материалом, она “вычисляет” возможности общения, не вступая в него. В историческом аспекте социономия работает с социальной информацией, а именно с информацией о представителях человечества, отраженной в психосоциальных сетях, то есть с цивилизацией, а не с культурой. Задачи социономии:

1. Исследование социальных структур в их неравномерности и преемственности ситуативного и исторического перехода из одной в другую

2. Исследование социальных архетипов, т.е. представлений и значимых имен групп и социальных качеств людей из социальных процессов

3. Исследование социальных качеств (признаков) людей, через фиксацию соционимов, как имен, рожденных в социодраме, а также анализа документов, контент-анализа, семантического дифференциала и других методов.

4. Исследование социальных атомов (см. перцептивный социометрический тест(5) и стр.99-111). Внедраматическое исследование круга общения отдельного человека (группы), набора дистанций в его отношениях, именами групп и персонажей в его социальных архетипах, словом всей внедраматической цивилизации (её можно было бы назвать соционимикой), в которой живёт человек. В том числе подготовка к социометрии и социодраме.

5. Поиск и “вычисление” людей для реального общения. Социальная информатика и информационный поиск — социономический поиск. Например, поиск кандидатов на какие-либо позиции в организациях: подготовленная по результатам социометрии социодрама управленческой команды выявляет социальные качества искомых кандидатов, роли, которые им предстоит играть, технологии общения, драматическую свёртку групповых проблем и главное — суть центральной ситуации в данной организации в настоящий момент[60]. В результате драмы группа видит свою соционимику (или «социомимику»), то есть четко представляет как донести то, что нужно донести, до тех, кто в данной игре сейчас не участвовал, но обязательно должен испытать на себе её результаты, в данном случае — не для рекламы, а для “вычисления”: где, как и с кем, на какие темы общается искомый кандидат, представить его в полном смысле реально. Живого кандидата легко сравнивать с живым образом кандидата в драматическом действии (а не с теоретической моделью), где выясняется как будут соотноситься в жизни группы эти две разных жизни, иначе говоря вписывается ли такой кандидат в реальность группы и наоборот. Необходимо учесть, что ни социономия невозможна без социодрамы, ни соционимики группы не бывает без ее социологии, выраженной в концентрированном виде (например ситуативные имена, слова, образы, которые могут быть социометрическими критериями) в удачной социодраме.

6. Культурная консервация результатов социодраматического (качественного) исследования какого либо социального явления (например выявление участников (персонажей) социальной проблемной ситуации и прогнозирование их поведения или драматически организованная фокус-группа (фокус-социодрама) и консервация её результатов).

Социатрия как социальная терапия появилась позже социометрии и имеет несколько специализаций, не нарушающих тем не менее единства методологии и методов Морено: групповая, организационная, социатрия общения, культуролого-мифологическая и другие.

Некоторые из задач групповой терапии:

1. Исследование конкретных общностей, существующих в сознании людей и терапия мифологии и культуры этих общностей, исследование макроархетипов массового сознания

2. Исследование процессов создания, нарушения и разрушения технологий общения, «культурных консервов»

3. Диагностика социальных проблем “как произрастание интеракций из почвы общества” (5) и проблем социальной организации и самоорганизации

4. Диагностика и терапия организаций, в том числе и в рамках консультирования.

Группа.

Статьи, включенные в сборник «Социометрия», несмотря на многогранность и полноту, все же не дают целостного представления о социометрии как практическом методе прежде всего потому, что им нельзя овладеть по книге и, во-вторых потому, что социометрия невозможна в полном мореновском смысле без группового действия, групповой терапии, групповой драмы. Подлинно социометрическая картина раскрывается в движении, но и в том случае, когда диагностические аспекты отходят на второй план, чрезвычайно важно видеть как работает в конкретной ситуации ТРИЕДИНАЯ СИСТЕМА МОРЕНО: социометрия, социопсиходрама и групповая моренотерапия.

Однако правильнее было бы начать с того, что триединая система представляет собой в идейно-теоретическом плане. Дело в том, что Морено считает каждого человека по своей духовной сущности произошедшим от космической спонтанности, не имеющей никаких границ и «обрекающих» человека каждую минуту его существования на бесконечный поиск своего продолжения, отражения своей сущности, своего космического предназначения. И самое интересное, что это не остается красивыми словами: находя с помощью социометрии связи с людьми, несущими общие темы, сходные состояния и предназначения, каждый человек познает свою Индивидуальность именно в групповом действии, в драме его темы, в бесконечном поиске именно ЕГО образа действия, ЕГО сюжета и его завершения. Не имея продолжения, человек чувствует угнетенность, не зная своего предназначения, человек мучается от чувства незаконченного действия, не зная и не умея распознавать социометрических «попутчиков» человек не знает своего пути, не зная Другого, он не знает Себя, свое «Я».

Спонтанность и игра, присущие вообще живой природе и человеческому зародышу еще до его рождения, этот смешанный поток энергии всегда – группа сил, играющих человеком, который, борясь с ними, человеком и становится. Точнее выражаясь, человеком становится сначала какая-то часть сил (обычно это выражается в конкретной культуре и эпохе в каком-то своем явном или подразумеваемом понимании слова «человек»), имеющих какую-то общность. Часто эта борьба с самим собой обрастает особой мифологией и культурой (например борьба добра и зла), становятся частью религии, искусства и философии, но, как правило, кто-то в каждой эпохе верит в универсум и в возможность той силы, которая сможет все это объединить. Но каждый из нас (в том числе и независимо ни от какой философии или религии) делает это в каждой ситуации самостоятельно, то есть создает СВОЮ интеграцию сил, какой-то паллиатив, может быть конфликт или компромисс, и входя в новую ситуацию, познавая что-то новое, вновь хорошо или плохо, но ведомый какой-то космической силой, делает это вновь и вновь, переживает новое, тем самым концентрируя свою жизнь до некоего СВОЕГО смысла (независимо от того осознается он или нет). Искусство жить и общаться с другими – это и есть искусство такой концентрации (иначе невозможно интегрироваться), которая возможна через игру всех сил. Ибо игра – это концентрированная жизнь.

После того, как мировые религии, эпоха Возрождения и эпоха Просвещения утвердили новое понимание человека, часть его внутренних сил получила название «сознание». Синтезируя многие культуры и эпохи, Зигмунд Фрейд объединил внутренние силы в три подгруппы (для Фрейда это – целостные персонажи): «Супер-Эго», «Эго» и «Ид», объединенные в свою очередь новым пониманием человека и расположенные в определенной иерархии. Такое представление дает возможность многим современным психологам улаживать многие внутренние конфликты и искать новую интеграцию (во многом технологизированную, то есть «научную[61]», а не уникальную индивидуальную), или создавать новые (часто продуктивные) схемы общения внутренних сил. Солидаризируясь на какое-то время с одной из подгрупп, психолог проясняет и укрепляет их позиции и способствует обмену между ними каким-то содержанием. Одним из таких обменов можно назвать осознавание. Появляются практики, в которых внутренние силы уже связаны со внешними, влияют на межличностные и межгрупповые отношения. Подобные подходы встречаются и в социологии.

Морено открыл существование многих сил и многих подгрупп, непрерывно обменивающихся энергией, образами, чувствами – эти персонажи в каком-то смысле живут внутри каждого, знаком он с ними или нет – их общение и определяет жизнь человека. Морено упразднил их изначальную иерархию и вообще какое либо априорное знание об отношениях внутренних сил до опыта проникновения во внутренний мир конкретного человека. Именно Морено научил нас по-настоящему общаться с самим собой, видеть в любой силе или даже значимом предмете персонаж, роль, которая может развиваться в процессе коллизии, идентифицироваться на какое-то время с одним из них и тем самым лучше понять: кто же это говорит во мне (например «Мама» или «Гордость») и таким образом вновь вернуться в свое «Я» обогащенным новым опытом и через такую игру создать СВОЮ новую интеграцию. Морено создал такую спонтанную и креативную игру всех сил, где заранее ничего не известно ни про них, ни про их отношения, а только то, что делается здесь и сейчас. В такой игре душа каждого расширяется и действует, поэтому Морено назвал ее «душе-действие» или по-гречески «психодрама». Если нечто аналогичное происходит социальным порядком (например, с его «культурным консервом» - иерархизированными институтами общества) то новая интеграция может быть найдена (как вариант) в социодраме.

Групповые силы, которые играют в психодраме, имеют и более широкий, универсальный смысл нежели символизация внутреннего мира человека, это – модель всего мира вместе с космосом и всем чем угодно. Это художественная концентрация любой ситуации до состояния, в котором начинает прорисовываться некая целостность: целостность истории (сюжета) или целостность личности или какого либо сообщества (общества). Но игру внутренних сил и без психодрамы чувствует в себе каждый (пусть и неосознанно), а вот игру внешних сил нужно еще собрать так, чтобы видна была целостность. Это оказалось сложнее и, наверное, поэтому психодрама сейчас более развита в мире, чем социодрама. За последние два тысячелетия в европейской цивилизации интенсивно развивалось понятие человека, что по сути привело к созданию таких «неестественных» наук как гуман итарные[62], которые теперь оказались в промежуточном положении: для полноты и действенности своей методологии[63] они должны либо должны вернуться к атомарному «Я», оторванному от других, либо практически выйти на новый уровень целостности – Человечество. Но «Человечество пожирает эпидемия «Я»…Каждый мнит себя самодержцем… «Я» (Ich) превращается в Ich-тиозавра…А игра частных сил занимает место элементов. Идол «Я» управляет эпохой. Поскольку эта эпидемия распространяется со скоростью, какую не знал ни один другой порок, грядет всеобщая война, война всех против всех, война какой прежде еще не знали, и как следствие - все виды разврата наводненной «Я» природы…Где же спасение? Единственным средством против эпидемии снова является «Я». Нельзя укрыться за пределами «Я» только внутри. И тот, кто хочет выбраться из этого лабиринта, должен пройти его до конца. «Я», осмысленное до конца, выводит из этого лабиринта наружу, к центру»(22, перевод А.Боковикова).

Из двух основных целостностей социального мира: человека и группы (всего человечества), первая стала ведущей и главной. Возможно поэтому исторически психология возникла раньше и развилась быстрее, чем социология. Интеграцию человека легче и нагляднее исследовать (что, правда, не делалось до Морено средствами групповой игры), проще увидеть. Меньше простор для спекуляций. Да и социологи поддержали эту условность, основываясь на том же самом понятии человека как индивида. «С точки зрения поверхностного опыта социологи молчаливо приняли шкалу, начинающуюся с индивидуума и заканчивающуюся всей вселенной. Мы, социометристы, оспаривали эту точку зрения» (стр.106). Сыграло роль, вероятно, не только культурно-историческое развитие последних двух тысячелетий, но и близость двух структур: отдельность каждого человека и отдельность каждого физического тела. Казалось, что индивидуум – и есть наименьшая социальная единица. Но Морено пишет в 1947 году: «Не индивидуум, а социальный атом является наименьшей социальной единицей1. (1(Сноска): С филогенетической точки зрения индивид, по-видимому, более позднего развития чем агрегат индивидов» (стр. 107).

Итак, Морено считает, что индивид – это конкретно-исторический, то есть преходящий (хотя и чрезвычайно важный в конкретном времени и месте – в частности в нашу эпоху и на Западе) уровень и способ интеграции социальной реальности, имеющий большую устойчивость и консерватизм, это вид группы, сила иерархии которой, как правило, больше, чем у иерархии социальной (хотя их связь очевидна и, вероятно, вторая породила первую). На этом и построена групповая моренотерапия, которая призвана не только лечить «отдельного индивида, оказавшегося из-за трудностей адаптации и интеграции в центре внимания, но и всей группы и всех индивидов, которые с ним связаны»[64].

Опыт более чем полувековой работы групповых моренотерапевтов и психодраматистов показывает, что гипотеза, о существовании групп строго коллективных и групп строго частных, не подтверждается. «В самом деле, гипотеза о том, что существует расхождение между частным и общественным внутри каждого индивидуума и в каждой группе, явилась причиной почему я создал два различных инструмента – психодраму и социодраму» (стр. 176). Понятие группы по-прежнему не имеет четкого определения и в то же время многие, широко используя его, подразумевают разное, зачастую банальное и малосодержательное. Проблема оказывается более сложной, чем кажется на первый взгляд: «Термин "группа" обычно применяется только для полной картины взаимодействия всех факторов, действующих на психосоциальном уровне, подобно термину "организм", который применяется для общей картины всех факторов, действующих на биологическом уровне. Следовательно, деление населения на две категории - социо- и психогруппу - прибавляет новую ненужную гипотезу. Это наводит на мысль, что имеются две фундаментально отличные категории групп, в то время как мы до сих пор были согласны, что группы всех видов постоянно и бесконечно формируются вокруг специфических критериев и заполнены некоторыми психическими и социальными структурами. В качестве полезной абстракции мы можем проводить различие между психо- и социоструктурами внутри группы in situ на уровне реальности, так же как мы проводили различие между психодрамой и социодрамой на инструментальном уровне. Так же как мы не можем утверждать, что у нас имеется психо- и социодрама per se[65], мы также не можем утверждать, что существует психо- и социогруппа per se.» (стр. 177).

Морено дает общую базу, общую методологию для работы со всеми социальными целостностями (от монодрамы отдельного индивида до терапии макросообщества и всего человечества). Эти методы применимы ко всем уровням социальной целостности, различающимися по принятым сейчас в мире двум основным шкалам: социальной и психологической. А ведь это – две различные точки отсчета одного целого: на Западе - индивид или человек, личность, на Востоке – страна, социум, народ, семья. В обоих случаях, какой бы уровень из этих двух основных уровней социальной целостности не считался бы главным, они тесно связаны между собой и в методологии групповой терапии могут быть названы группами (см. выше), различающимися лишь как целое и часть. «Здесь бросается вызов идее о двух независимых мирах – частном и социальном: не существует психики, которая является частным продуктом, царствующим в гордом одиночестве, и не существует социума, являющегося продуктом исключительно социальных сил…»(стр. 178).

Итак психодрама и социодрама – суть одно и то же и разницу между ними можно усматривать лишь ситуативно и инструментально. Поэтому возвращаясь к триединой системе Я.Л.Морено, мы можем провести границу между «социальным» и «психологическим» уровнями лишь относительно (см. таблицу)

Принципы групповой терапии едины и для социометрии, и для социопсиходрамы с кем бы они не работали: с одним человеком, с группой людей или с обществом, в любом случае групповая моренотерапия работает в социальной (групповой, что в общем одно и тоже[67]) реальности одного субъекта (и с его внутренними субъектами). Кроме того единичность и уникальность субъекта и, следовательно, его групповой реальности является принципом групповой терапии, развивающей также уникальное и неповторимое действие, утоляющее акциональный голод именно здесь и именно сейчас. Гуманистическая психология далеко опередила гуманистическую социологию в осмыслении этого феномена. Невольно вспоминаются слова Лурии о том, что когда-нибудь психология сможет строить свои теории, основываясь на исследовании всего одного человека. В ту эпоху, когда психология и социология еще не могут интегрироваться в одно целое, они еще не могут изучать индивидуальность субъекта (практически неисчерпаемую) на всей глубине и во всей многосторонности, но вполне эвристичным для социологии группы было бы понятие «социология данной группы» в том же смысле как “психология индивида” употребляется в смысле “душевная жизнь” данного индивида. Групповая моренотерапия, таким образом, - это всегда многосторонняя индивидуация любого группового субъекта.

Социометрия и социальная организация.

В отечественной науке и практике явно недостаточно моделей и методов, синтезирующих теорию и практику групповой работы, именно как работы, а не как групповой динамики, имеющей ценность дополнительного диагностического средства. Нет полноценной теории групповой реальности, нет теории организации именно как служебной группы, организующейся «для» и «на», как группы (не «целевой»), рождающейся как самостоятельный организм. Нет картины рождения групповой организации. А ведь многие разделы социологии (если не все) должны быть именно социологией группы, теорией групповой организации любого масштаба, универсальной теорией общения.

Весьма распространенным заблуждением является различение макро- и микроуровней социальной реальности по масштабу в физическом, а не в социальном пространстве. Макрогруппами называют многочисленные и крупные национальные, региональные, профессиональные или какие-либо институциональные группы. Считается, что личное знакомство а тем более общение членов таких групп затруднено и поэтому они, дескать, не могут создать психосоциальных сетей, выявляемых с помощью социометрии (социологи говорят: «малая группа – это не более 10-20 человек»). Если речь идет о пространственно (опять же физически) не протяженных фрагментах социальной структуры, все члены которой могут лично познакомиться друг с другом, то она считается микрогруппой (или малой группой). Этот предрассудок, заимствованный социологией из естественнонаучных классификаций, хоть и использует мореновскую терминологию (часто сам того не зная) тесно связан с также широко распространенным разделением социальных структур на формальные и неформальные. Принято думать, что неформальные группы могут быть только малыми по указанным выше причинам а также в силу своей неустойчивости. Это работает также как априорная основа социологий социальных институтов (Парсонс, Мертон, Сорокин, и др.), где формальные группы играют огромную роль в формировании того порядка, который называется современным обществом. Источником столь важной для нас всех устойчивости считаются формальные группы, формирующие технологии общения всех со всеми на любом (и особенно глобальном) уровне, которым так гордится современное общество. Получается: чем дальше люди друг от друга в физическом, информационном, политическом пространстве, тем больше они связаны через формальный (усредненный, чувственно выхолощенный) порядок, язык, тем больше они зависят от идеологий, институтов, что дает социализированным группам преимущество в формировании свойств социального пространства (социализации). Люди и группы, страдая от растущего расхождения (внутреннего отчуждения) различных своих ролей в формальных и социализированных структурах, страдая от расхождения (запараллеливания, внешнего отчуждения) реальностей людей и групп, все больше зависят от прошенных и непрошенных посредников[68]. Институты и группы формируют особый, уже чисто макросоциальный «этаж», присутствие на котором стало признаком социальной нормы. А если люди встречаются все-таки на многих «этажах» сразу, так сказать непосредственно, это – «частная интеракция», слишком непредставительная и неустойчивая, чтобы по ней можно было судить об обществе и о людях[69]. Усредненность, деиндивидуация подаются социологами как неизбежность, регулирование отношений требует расширения влияния нормативных институтов, обслуживаемых соответствующими социологическими представлениями.

Вместе с тем с появлением и совершенствованием многих социологических методов (в том числе методов включенного наблюдения) развился интерес к неформальным группам, случайным и непосредственным интеракциям, что рассматривается теперь как революция в социологии, в том числе в социологии организации, которая завершила классический этап своего развития (Тейлор, Файоль, Вебер) с появлением школы человеческих отношений (Мейо, Ретлисбергер, Диксон). Легко сложилось представление, что случайные и интимные наблюдения позволяют фиксировать именно неформальные группы без всякой социометрии и специального погружения в жизнь группы. Между тем техника достигла совершенства и помимо социометрических методов уже само приближение к объекту исследования (особенно в новых, качественных методах) дает исследователю массу личных впечатлений, которые уже невозможно полностью формализовать и, следовательно объективировать для других ученых. Но самое важное следствие такой «революции» состоит в том, что она все-таки вскрывает мощные энергетические резервы и силы, которые кроются во всяком коллективе, и оставляет их «на полдороге» к социальным изменениям, адекватным социоэмоциональным тенденциям данных людей, и, таким образом, не предупреждает социальные конфликты, а наоборот поощряет их и приводит к неконтролируемой социальной революции. Так научная революция позволяет подспудным силам творить революцию социальную, не неся за это никакой ответственности[70].

Неформальные группы и структуры, несомненно, высоко оценены современными социологами, психологами, тренерами и консультантами, однако при широчайшем использовании этого термина и присутствии во многих методиках, они не имеют четкого определения и способа выявления в конкретной ситуации или организации. Часто используется псевдосоциометрический метод без должной разминки (как называет это Морено) или разогрева-погружения и уточнения (in situ) социометрического критерия (вместо какой-то стандартной «дружбы»). Но самое важное, что отличает выявление истинно социометрической структуры, действительно серьезно влияющей на внешнее общество, это позиция исследователя или консультанта, а отсюда и позиция каждого, кто участвует в эксперименте и преобразованиях.

Морено глубоко чужда позиция «учёного-разведчика», проводящего эксперимент над группой, когда он ещё не становится их общим делом, когда смысл процедур закрыт для людей, когда «пользуются псевдосоциометрическим ключом и псевдосоциометрическим языком без применения социометрических инструментов, а также без продумывания данных и без воплощения их для удовлетворения рабочих. Это животная техника «лабиринта», применённая к человеческой ситуации. С рабочими обращаются как с морскими свинками, а не как с независимыми, взрослыми людьми» (стр. 175 и 182). Эти слова сказаны о знаменитом Хоторнском эксперименте, давшем начало многим методам и ставшем классическим для современных социологов.

В контексте современности можно было бы добавить: разница между экспериментами еще и в том, что в Хоторне было производственное предприятие и заказчиком были менеджеры «Western Elektrik“ а в Хадсоне – воспитательное учреждение, лишенное линейной управляющей структуры, и не имеющее количественных показателей эффективности, а какое в таком случае Хадсонский эксперимент имеет отношение к управлению и организации? Но почему какой-либо тип отношений (будь то отношения руководства и подчинения, собственности, обмена, обслуживания, отношения обучающих и обучаемых, контролирующих и контролируемых, исследующих и исследуемых и т.д.) может быть рассмотрен вообще отдельно от других если эти отношения во всех случаях связывают субъектов одной природы, а именно людей и группы? Если понятие человека имеет хоть какой-то смысл, то оно интегрирует в себе многие роли, которые ему приходится играть в разных сферах. Они сильно могут отличаться друг от друга, но имеют один источник. А коль скоро существует интегрированный человек (или групповой субъект), то не может быть отношений абсолютно отделенных от всех остальных, например деловых и производственных, отделенных от «человеческих». Потребность не смешивать в управленческой практике «службу» и «дружбу» – огромная, но социология пока не создала методов их безоговорочного разделения, поэтому для опытного управляющего до сих пор достижения социологии организаций относительны а «открытие» существования «человеческих отношений» на предприятии не производит переворота в управленческой практике.

Социометрия и социодрама не только позволяет провести границы между ситуациями и сферами, но и позволяет налаживать взаимно приемлемую дистанцию между людьми и группами, что в организации реализуется как разграничение компетенции, сфер влияния, границ между подразделениями и работниками. Руководителю, включенному в социометрическое исследование незачем использовать новейшие западные технологии «заигрывания» с коллективом и интересами работников, проводить специальные мероприятия по мотивации, разрешению конфликтов, профилактике моббинга[72], повышению сплоченности и приглашать диагностов-психологов или социологов. Для максимальной эффективности руководитель должен стать с каждым работником на позиции личностного равенства и реалистичности отношений. Хорошая социограмма, проведенная по актуальным критериям действия (а не по диагностическим критериям, см. стр. 186-188), выявляет все вышеперечисленные явления и все существенные для участников группы явления в единой картине. Сама по себе эта картина уже достаточно сильно воздействует на коллектив, но в ситуации производственного процесса более эффективно не останавливаться для анализа, а проводить социодраму как движущуюся социометрическую картину действия всех сил и всех ролей, после чего играть диалог групповых сил, искать компромиссы между людьми и группировками, находить фокус самых важных сюжетов в жизни группы и если надо проигрывать их до логического конца (для прогноза и прояснения последствий). В этом случае руководителю и социодраматисту нечего скрывать от группы как и друг от друга, не нужно готовить планы внедрения нововведений, а делать это вместе с группой и лидерами, которых выявляет социометрия и укрепляет опять же социодрама.

Заинтересованность неклассических школ социологии организации (да и многих других отраслей социологии) неформальными группами и структурами нисколько не сказывается на их «макросоциологической» логике рассуждения и действия. Управленческие и инновационные теории рассматривают группу как объект диагностики и объект интервенции. Практикующие организационные консультанты и используемые ими целые пласты теорий неоклассического периода так или иначе восходят к классическому трехэтапному образцу рационального целеустремленного действия (схема 1):