Образ жизни и воспитание спартанцев

Полис и государство

2. По́лис (др.-греч. πόλις, πολιτεία; лат. civitas) — античная городская гражданская община с массой неполноправных — c преобладанием рабов^[2]; особая форма организации общества — политической организации (довольно часто государства).

3. Территория полиса обычно включала собственно городской центр и хору — прилегающую сельскохозяйственную округу. Полис составляли полноправные граждане — члены общины, — каждый из которых имелправо на земельную собственность и политические права. Часть населения в полисе не состояла и не имела прав граждан: метэки, периеки, вольноотпущенники, рабы. Государственный строй в полисах был различен: олигархия, демократия, монархия (последняя была типична для полисов в период архаики) и др. И большие, и малые греческие полисы чеканили собственную монету^[3].

4. Иногда полис рассматривают в качестве одного из видов т. н. «города-государства». В своей основе полис представляет собой земледельческую общину, поэтому к важнейшим чертам полиса относится верховная собственность общины над земельными участками граждан. Полис — не только политическая и хозяйственная, но и религиозная организация, в которой духовная и светская власти совпадали, и полисное жречество входило в систему полисных магистратур.

5. Тщательно проанализировав проблему полиса, центральную проблему греческой истории, К. Маркс и Ф. Энгельс видят его как особый социально-экономический организм, основанный на античной форме собственности, а вместе с тем и община земельных собственников, которые в то же время являются полноправными гражданами и воинами. Античная форма собственности представляет собой сосуществование частной собственности граждан и общинной (государственной) собственности, принадлежащей всему коллективу граждан^[4].

6. Города-государства Микенской Греции не являлись классическими полисами. Полисное устройство в Греции складывается в Архаический период^[5]. Интенсивный рост полисов, называемый городской революцией, начался в середине VIII века до н. э.Как пишет проф. Арсений Чанышев: «На основе отделения ремесла от земледелия расцветает античный полис — город-государство, в котором входящие в полис сельские местности экономически и политически подчинены городу»^[6]. Важным этапом в истории становления многих древнегреческих полисов был синойкизм — объединение нескольких первичных общин — фем (Римский аналог фемы — триба) — в общем городском центре. Синойкизм способствовал формированию полисного правительства.

7. История ряда древнегреческих государств и история Рима на определенной ступени его развития — это история отдельных полисов^[2]. В период римского господства полисы распространились по всей территории империи, используясь как удобная форма местного самоуправления. В ряде регионов (например, в римском Египте) полисы были только формой территориального управления, а их граждане не имели римского гражданства. На собственно римских территориях существовала аналогичная полису система муниципий.

8. Согласно проф. Мих. Сюзюмову, то, что кризис античной цивилизации сказался прежде всего на состоянии города обосновано тем, что крушение рабовладельческого строя затронуло прежде всего те институты, которые активнее с ним были связаны^[7].

Образ жизни и воспитание спартанцев

Агогэ (ἀγωγή, что значит «увод», «унесение») — система гражданского воспитания спартанских мальчиков в VIII—IV вв. до н. э. Она была обязательна лишь для детей полноправных граждан (за исключением царских). Для прочих же мальчиков из других сословий прохождение через эту систему являлось особой привилегией, дающей шанс на получение полного гражданства.

Плутарх пишет, что в древней Спарте существовал обычай убивать новорожденных детей, бросая их в Апофеты (гр. «место отказа» — ущелье в горах Тайгета), в случае, если у них имелись какие-либо физические недостатки.

Воспитание ребёнка не зависело от воли отца, — он приносил его в «лесху», место, где сидели старшие члены филы, которые осматривали ребёнка. Если он оказывался крепким и здоровым, его отдавали кормить отцу, выделив ему при этом один из девяти земельных участков, но слабых и уродливых детей кидали в «апофеты», пропасть возле Тайгета.

— Плутарх «Жизнеописание Ликурга», XVI

При рождении мальчика брали и относили на край пропасти Апофеты, где долго и внимательно рассматривали. Если мальчик был больной или слабый, то его сбрасывали в пропасть.^[1]

Новейшие исследования опровергают эту историю: судя по останкам, в пропасть иногда сбрасывали преступников и пленных, детей — никогда. [1]

Юных спартанцев учили говорить кратко, давать меткие и точные ответы - такая речь называется лаконичной - по названию области Лакония.

Спартанских детей подвергали разным испытаниям с младенчества. Колыбельки, в которых дети спали, были очень грубыми и жёсткими. В семь лет мальчиков отправляли в специальные военные лагеря. Там они учились выживать. Те, кто не справлялся — погибали. Спали они на соломенных подстилках, а одежду носить им разрешалось только с 12 лет. Некоторые мальчики клали в свои подстилки крапиву, чтобы она, обжигая их, согревала. Мальчики усиленно занимались физическими упражнениями, упражнялись во владении мечом, метании копья. Пропитание они должны были искать себе сами — воровать, грабить, а если приходилось, то и убивать.

Им разрешалось иногда «развлекаться», то есть устраивать так называемые криптии — мальчики бегали в соседние деревни (илотов) и грабили их, а самых сильных мужчин убивали. Также убивали скот и грелись в их внутренностях^[1].

В 17 лет, когда юные спартанцы должны были возвращаться домой, их ждало последнее испытание — им нужно было попасть в храм Артемиды, находившийся очень высоко в горах. Добравшись туда, спартанец должен был «принести жертву». Жрецы храма привязывали юношу над большой жертвенной чашей и начинали хлестать его мокрыми розгами до первых капель крови. Так было, если юноша не издавал ни одного звука, но стоило ему издать хоть звук, его колотили ещё сильней, до тех пор, пока он будет молчать. Так могли заколотить до потери сознания и даже до смерти. Таким образом отсеивались слабые. Девочки в Спарте через эту систему не проходили, но их заставляли много заниматься спортом, а иногда учили пользоваться оружием.

3. килонова смута

«Жил в старину в Афинах некто Килон, олимпийский победитель3, человек влиятельный и знатного рода. Он взял себе в жены дочь мегар- ца Феагена, в то время тирана Мегар. Этому-то Килону, вопросившему оракул в Дельфах4, бог изрек прорицание: на величайшем празднике Зевса Килон должен овладеть афинским Акрополем. Во время игр в пелопоннесской Олимпии Килон с отрядом вооруженных людей, присланных Феагеном, и своими приверженцами захватил Акрополь, намереваясь стать тираном. Он полагал, что это и есть тот „величайший праздник Зевса", о котором изрек ему оракул, и что он как победитель в Олимпии имеет особое основание толковать оракул именно так. Подразумевалось ли в вещании „величайшее празднество* в Аттике или где-нибудь в другом месте, об этом Килон не подумал, а оракул не разъяснил. (Ведь в Аттике также есть празднество — Диасии, которые называются „величайшим праздником* Зевса Милостивого и справляются за городом.) На празднестве совершаются всенародные жертвоприношения; многие приносят жертвы, но не животные, а бескровные. Килон, считая, что правильно понял оракул, и приступил к задуманному делу. Едва об этом событии узнали в городе, как жители толпами сбежались с полей и, расположившись перед Акрополем, осадили Килона с его приверженцами. Однако через некоторое время, утомленные осадой, они разошлись по домам. Охранять же Акрополь поручили девяти архонтам с правом распоряжаться по своему усмотрению (в те времена большая часть государственных дел была в ведении девяти архонтов). Между тем осажденные Килон и его сторонники страдали от голода и жажды. Килону и его брату удалось бежать. Остальные же, находясь уже при смерти, сели у алтаря богини, как умоляющие о защите. Когда афинские стражи Акрополя увидели, что осажденные вот-вот умрут в святилище, они вывели их оттуда, пообещав не причинять вреда, а затем умертвили. Убили также несколько человек, искавших спасения в святилище Почтенных богинь5. С тех пор всех участвовавших в этом святотатстве и их потомков стали называть нечестивцами и осквернителями богини. Афиняне изгнали этих нечестивцев, а впоследствии лакедемонянин Клеомен с помощью восставших афинян вторично изгнал живущих, а кости умерших велел вырыть из могил и выбросить из страны. Однако позже изгнанники возвратились, и их потомки еще и поныне живут в городе». Фукидид, I, 126, 3 — 12 КИЛОНОВА СМУТА И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ. СОЛОН. «Кощунство при подавлении Килонова мятежа уже с давних пор волновало афинское общество. Участников заговора Килона, искавших с мольбой защиты у богини, архонт Мегакл уговорил сойти с Акрополя и предоставить дело решению суда. Они привязали к статуе богини нитку и держались за нее. Но когда они, сходя с Акрополя, поравнялись с храмом Почтенных богинь, нитка сама собой оборвалась. Мегакл и другие архонты бросились хватать заговорщиков под тем предлогом, что богиня отвергает их мольбу. Кто был вне храма, тех побили камнями, а кто искал прибежища у алтарей, тех закололи; они отпустили лишь тех, кто обращался с мольбой к их женам. С той поры этих убийц стали называть „проклятыми"; их все ненавидели. Оставшиеся в живых сообщники Килона опять вошли в силу и постоянно враждовали с партией Мегакла. В описываемое время этот раздор достиг высшей точки, и народ разделился на два лагеря. Солон, уже пользовавшийся тогда большой известностью, вместе с знатнейшими гражданами выступил посредником между ними; просьбами и убеждениями он уговорил так называемых „проклятых* подвергнуться суду трехсот знатнейших граждан. Обвинителем выступил Мирон из Флии. Они были осуждены; оставшиеся в живых были изгнаны, а трупы умерших были вырыты и выброшены за пределы страны». Плутарх, Солон, XII. РЕФОРМЫ СОЛОНА. Стихотворения Солона. О, пиерийские музы, о вы, Мнемосины и Зевса Славные дщери, моей ныне внемлите мольбе. Счастие мне от блаженных богов в обладание дайте И от людей ото всех добрую славу иметь, Сладостным быть для друзей, для врагов же быть горьким мне дайте, Тем уваженье внушать, этим же ужас один. Также стремлюсь и богатство иметь, но владеть им нечестно Я не хочу: наконец Правда ведь все же придет. Ежели боги богатство дадут, оно прочным бывает От глубочайших корней вплоть до вершины самой. Если же дерзостью люди берут, то приходит нестройно, Несправедливым делам будет служить и тогда Против желанья. Но быстро приходит беда роковая. Малым начнется она, точно от искры огонь. Слабой бывает сперва, а кончается скорбью великой, Ибо недолго дано смертным обиды творить. Но замечает конец всего Зевс и внезапно карает: Как разгоняет весной быстро с небес облака Ветер, который, в бурливой пучине бесплодного моря Самую глубь взволновав, на хлебородной земле Опустошает прекрасные нивы, приходит на небо Ввысь ко престолу богов и проясняет лазурь Сила ж прекрасная солнца над тучной сияет землею, И уж ни облачка вновь больше не видно нигде: Так и от Зевса приходит возмездье, но гнев не во всяком Деле так быстр у него, как то у смертных людей. Нет, никогда от него не укроется, чей тем проклятьем Дух одержим; все равно въяве раскроется все. Этот казнится сейчас, тот позднее, но если избегнут Сами и воля богов не совершится теперь, Все же возмездье придет: неповинные после страдают Дети ли этих людей или позднейший их род. Смертные — добрый, худой ли — мы все одинаково мыслим; Каждый из нас до тех пор мнит себя мудрым во всем, Горе пока не случится; тогда он и плачет, дотоле ж Мы наслаждаемся все, льстяся надеждой пустой. Кто от болезней лихих исстрадается телом и духом, Думает вечно, что он станет здоровым опять. Низкий душой человек сам за доброго мнит себя мужа; Мнит и красавцем себя, кто и лицом не пригож. Если иной не богат и томится от бедности тяжкой, Все же мечтает всегда деньги большие иметь. Ищут по-разному все: тот по рыбообильному морю Плавает на кораблях, думая в дом привезти Прибыль: он носится всюду, ветрами по свету гонимый, И не жалеет ничуть собственной жизни нигде; Этот батрачит год за год, взрывая садовую землю; Будет иному удел — плугом работать кривым; Тот же искусство Афины и мастера, бога Гефеста, Тонко усвоив, рукой хлеб добывает себе. Также и тот, кто от Муз олимпийских дары их воспринял И в совершенстве постиг знанье желанное их; Сделал иного пророком сам царь Аполлон — дальновержец; Может задолго узнать тот о грядущей беде, Коему боги сопутствуют сами; судьбы же решений Не отвратит уж никто, как ни гадай, ни молись; Мужи иные — врачи и владеют искусством Пеона, Зелий владыки, но им также открыто не все, Часто от малой болезни тяжелая мука бывает,' И не находит никто зелий, чтоб муки смирить. А иногда одержимого лютым, тяжелым недугом Врач, лишь коснувшись рукой, вдруг исцеляет вполне. Смертным Судьба и худое и доброе в жизни приносит, Все же, что боги дают, нам неизбежно всегда. Всякому делу опасность присуща, никто не предвидит, Дело едва лишь начав, как оно после пойдет. Часто иной, помышляя о лучшем, предвидеть не может И в роковую беду тяжкую вдруг попадает. Тот же и худо творит, но во всем ему бог посылает Счастье; спасенье дает от неразумья ему. Ясных пределов нигде не положено людям в наживе. Кто между нами сейчас разбогател больше всех, Вдвое еще тот стремится. И кто же насытить всех мог быг* Людям иным и дают вечные боги корысть, Но от нее только пагуба им, и, когда ее людям Зевс в наказанье пошлет, гибнут один за другим. Солон, Стихотворения, 1 («К самому себе»). РЕФОРМЫ СОЛОНА (по ПЛУТАРХУ). «XIII. Когда Килонова смута кончилась и „проклятые", как сказано выше, уже ушли из Аттики, у афинян возобновился старый спор о государственном строе: население разделилось на несколько партий по числу различных территорий в Аттике. Диакрии более всех были сторонниками демократии; главными сторонниками олигархии были педиэи; третьи, па- ралы, желали какого-то среднего, смешанного государственного строя и не давали ни той, ни другой партии взять верх6. Поскольку неравенство между бедными и богатыми дошло тогда, так сказать, до высшей точки, государство находилось в чрезвычайно опасном положении: казалось, оно сможет устоять, а смуты прекратятся только в том случае, если возникнет тирания. Ведь простой народ был в долгу у богатых: одни обрабатывали землю, платя богатым шестую часть урожая; их называли „гектеморами“ и „фетами“7; другие брали у богатых в долг деньги под залог тела; их заимодавцы имели право обратить в рабство; при этом одни оставались рабами на родине, других продавали на чужбину. Многие вынуждены были продавать даже собственных детей (никакой закон не воспрещал этого) и бежать из отечества из-за жестокости заимодавцев. Но огромное большинство, и к тому же люди большой физической силы, собирались и уговаривали друг друга не оставаться равнодушными зрителями, а выбрать себе одного вожака, надежного человека, и освободить должников, пропустивших срок уплаты, а землю переделить и совершенно изменить государственный строй. XIV. Тогда наиболее рассудительные люди в Афинах, видя, что Солон, пожалуй, единственный человек, за которым нет никакой вины, который не является сообщником богатых в их преступлениях и в то же время не угнетен нуждою, как бедные, стали просить его взять в свои руки государственные дела и положить конец раздорам. Впрочем, Фаний Лесбосский8 рассказывает, что сам Солон для спасения отечества прибегнул к обману обеих сторон: неимущим он по секрету обещал раздел земли, а людям богатым — обеспечение долговых обязательств. Но, по словам самого Солона, сперва он взял на себя управление государственными делами с некоторым колебанием: боялся корыстолюбия одних и наглости других. После Филомброта9 его выбрали архонтом, а вместе с тем посредником и законодателем. Все приняли его с удовольствием: богатые — как человека зажиточного, а бедные — как честного. Говорят, еще до этого в народе ходило его крылатое слово, что равноправие войны не производит, а оно нравилось как состоятельным людям, так и неимущим: первые ожидали равноправия, основанного на заслугах и личных достоинствах, вторые — равноправия по мере и числу.