Проблематика и художественная структура русской политической трагедии. «Дмитрий Самозванец» Сумарокова и «Вадим Новгородский» Княжнина

Конфликт понимается как конфликт между жизнью человека и тем, как он должен жить. («Димитрий Самозванец») – не конфликт между чувством и долгом. Трагедия человека, живущего не так, как он должен жить. Столкновение человека с судьбой. В эти моменты проявляется масштаб личности героя. В трагедиях не важно место действия. Герои лишены характерных черт. Классицизмом негативно воспринималось все конкретное – воспринималось как искажение человеческой натуры. Экзистенциальное изображение жизни. Трагический герой должен быть несчастным.

Трагедия Сумарокова породила традицию. Его продолжатели – Херасков, Майков, Княжнин – тем не менее вносили в трагедию новые черты.

«Тираноборческая трагедия Сумарокова «Дмитрий Самозванец»».

Трагедия Сумарокова была актом протеста против Екатерины 2.Она написана на материале эпохи смутного времени. В то время наследник Павел достиг совершеннолетия, должен был вступить на престол. Но Екатерина не спешила отдавать ему бразды правления, от этого росли разговоры в оппозиционных кругах. И Поэтому трагедия была так популярна. Политическое звучание трагедии усилило откровенное требование свергнуть с престола царя-тирана. С. не жалел красок для прямолинейного разоблачения «изверга на троне». Характер Дмитрия был определен еще до начала пьесы надписью: «сей муж отечества смертельная был рана;\ Зрим в образе его убийцу и тирана.\ За варварство злодей утратил, наконец,\ Безвременно и жизнь, и скипетр, и венец». Сам Дмитрий себя определят: «Зла фурия во мне смертельно сердце гложет. Злодейская душа спокойна быть не может». Он сознательно творит зло: «перед царем должна быть истина бессловна;\ не истина, царь – я, закон – монарша власть,\ А предписание закона царска страсть.\ Невольник тот монарх, кто презрит те забавы,\ В которых вольности препятствуют уставы…». Дмитрий Самозванец надругается и ни во что не ставит своих подчиненных: «Блаженство завсегда народу вредно:\ Богат быть должен царь, а государство бедно». Но осуждая Дмитрия за антигосударственные и антинародные злодейства, Сумароков не осуждает его за самозванство. Главным для него в этом вопросе ставится не порода, а дела: «Когда бы ты не царствовал злонравно,\ Дмитрий ты иль нет, сие народу равно». В диалогах положительных героев приставлена концепция добродетельного монарха, который заботится о подданных и чтит законы. Освобождения страны от гнета тирана Сумароков отдает в руки народу. Эта трагедия положила начало новому типу: политическая. Тип конфликта изменился – Морально-политический дидактизм, конфликт между сущим и должным в поступках государя. Опыты Екатерины II в подражании Шекспиру не нашли поддержки среди русских авторов. Но тема Вадима Новгородского начинает привлекать к себе внимание. В контексте идеологических сдвигов и назревания событий во Франции обращение к теме древнего Новгорода, с которым связывались представления о вольности предков древних славян, приобретало особую остроту. Последствий своего обращения к легенде о Вадиме не предвидела, по-видимому, и сама Екатерина II. Первым последователем и своеобразным оппонентом императрицы в сценической разработке темы древнего Новгорода явился Я. Б. Княжнин (1742–1791). Плодовитый драматург и переводчик, автор многих трагедий, комедий и комических опер, Княжнин вошел в историю русской литературы главным образом как автор «мятежной трагедии» «Вадим Новгородский» (1789). Тираноборческий пафос пьесы, насыщенность ее необычайно смелыми тирадами, обличающими деспотизм самодержавной власти, в условиях разразившейся Великой французской революции явились причиной резко отрицательного отношения к пьесе со стороны официальных властей после выхода ее из печати в 1793 г. Последовало личное указание Екатерины II об изъятии и сожжении всего тиража трагедии. Судьба трагедии «Вадим Новгородский» и легенда, возникшая вокруг имени Княжнина, сделали это произведение на несколько десятилетий своеобразным знаменем оппозиционного свободомыслия. Тема Вадима, борца за вольность древнего Новгорода, стала одной из излюбленных тем романтизма, в особенности вольнолюбивой поэзии декабристов. Ей отдали дань Рылеев, молодой Пушкин, позднее Лермонтов. Сохранились известия о восторженном отношении к трагедии Княжнина со стороны молодежи 1810–1820-х гг. В результате Княжнин стал нередко рассматриваться в ряду идеологических предшественников декабристов, как один из представителей русской просветительской мысли XVIII в.

Для решения вопроса об идеологической позиции Княжнина в его последней трагедии следует учитывать как обстановку, существовавшую в России в конце 1780-х гг., так и те традиции, которые драматург развивал в своей пьесе. Княжнин писал своего «Вадима Новгородского» до начала Великой французской революции. Он создавал высокую трагедию, следуя тем традициям, которые сложились в данном жанре со времен Сумарокова.

Поэтому не случайно центральной фигурой в трагедии Княжнина оказывается не Рюрик, а мятежный республиканец Вадим. Драматическая коллизия, в которую был облечен подсказанный пьесой Екатерины II исторический сюжет, не является оригинальной. В структурном отношении «Вадим Новгородский» Княжнина восходит к сумароковской «Семире». По своему пафосу утверждения духовной стойкости гибнущих героев эти пьесы также родственны. Но при всем внешнем сходстве структурного облика трагедий проблематика пьесы Княжнина несла в себе принципиально новое качество. Оно заключается в новом решении традиционной для жанра трагедии XVIII в. проблемы. Долг, определяющий нравственную норму поведения трагического героя, утрачивает обязательную связь с утверждением идеи монархической государственности, как это было у Сумарокова. Следование долгу подданного в трагедиях Княжнина все чаще перестает осознаваться как высшая общественная добродетель, ибо сама идея государственности приобретает национально-патриотическую окраску. Высшую ценность представляют интересы отечества, перед которыми должны быть равны все. И соответственно сыны отечества, а не просто подданные монарха, становятся носителями этого высшего долга.

В осмыслении главной фигуры трагедии — Вадима Княжнин отказывается от одного новшества Екатерины II — от мнимого родства Вадима с Рюриком. Но так же, как и в пьесе императрицы, Вадим — одиночка, лишенный поддержки народа, за вольность которого он хочет отдать свою жизнь. И соответственно, Рюрик — это не узурпатор, а законно призванный народом, справедливый и мудрый властитель, установивший порядок и спокойствие в уставшем от раздоров Новгороде. Княжнин своеобразно сталкивает две правды, две идеологические концепции: искреннюю восторженность республиканскими добродетелями Вадима, которому он несомненно сочувствует, и столь же искреннюю, сколь и незыблемую для него веру в концепцию просвещенного абсолютизма. Рюрик и воплощает в себе тот идеальный образец монарха, выведение которого в жанре русской трагедии XVIII в. стало привычным явлением со времен Сумарокова. Жизненность данной традиции в условиях русской действительности объясняется популярностью идей просвещенной монархии, столь характерной для литературы классицизма. Идеи эти не утрачивали своего значения вплоть до начала XIX в., ибо они подкреплялись исторической масштабностью достигнутых на протяжении XVIII в. успехов русской государственности, начало которым положили преобразования Петра I. В демонстрации добродетельности и бескорыстия Рюрика Княжнин идет даже дальше Екатерины II. В заключительной сцене трагедии, когда побежденный Вадим предстает перед Рюриком, победитель снимает с себя корону и изъявляет согласие воздеть ее на главу пленника, если таково будет желание народа:

Теперь я ваш залог обратно вам вручаю;

Как принял я его, столь чист и возвращаю.

Вы можете венец в ничто преобразить

Иль оный на главу Вадима возложить.

Но народ хочет видеть своим правителем Рюрика. Тем самым участь Вадима предрешена. Помилованному Рюриком, ему ничего больше не остается, как заколоть себя, что он и делает.

Главное, что создало «Вадиму Новгородскому» репутацию бунтарской пьесы, были рассеянные по всем действиям декларации против тирании, вроде, например, известного восклицания Пренеста из 4-го явл. 2-го действия:

Кто не был из царей в порфире развращен?

Самодержавие повсюду бед содетель,

Вредит и самую чистейшу добродетель

И невозбранные пути открыв страстям,

Дает свободу быть тиранами царям.

Именно подобные тирады больше всего напугали Екатерину II. Но следует помнить, что между временем написания трагедии и моментом ее опубликования пролегло четыре года. И за это время произошло событие, коренным образом изменившее обстановку в Европе. Началась французская буржуазная революция.