Глава 12. Прошлое и будущее

Хотя нам мало что известно о времени кроме того, что оно является одним из четырех измерений нашего существования, мы способны дать определение настоящему. Настоящее – это вечно движущаяся нулевая точка отсчета, по обе стороны которой располагаются будущее и прошлое. Хорошо сбалансированная личность принимает в расчет прошлое и будущее, не упуская из виду нулевой точки настоящего, не принимая прошлого и будущего за реальность. Все мы одновременно направляем свой взгляд вперед и назад, но тот, кто не способен взглянуть в лицо неприятностям настоящего и живет главным образом в прошлом или будущем, облекаясь коконом из исторического или футуристического мышления, не может считаться адаптировавшимся к реальности. Таким образом, реальность – вдобавок к показанному ранее формированию отношения между «фигурой» и «фоном» – обретает новый аспект, заключающийся в чувстве реальности.

Фантазирование, одно из немногих занятий, единодушно признанное бегством от нулевой точки настоящего в будущее, должно рассматриваться в данном случае как бегство от реальности. С другой стороны, многие из тех, кто приходит к аналитику, желают лишь подчиниться популярной идее психоанализа, а именно, эксгумировать все возможные инфантильные и травмирующие переживания. Обладающий ретроспективным характером аналитик может потратить годы на такую охоту за призраками. Будучи убежден, что ковыряние в прошлом – это панацея от невроза, он будет действовать только на руку сопротивлению пациента настоящему.

Постоянное копание в прошлом чревато еще одним недостатком – упускается из виду его противоположность, будущее. Тем самым исчезает возможность усмотреть ключевой момент целой группы неврозов. Возьмем типичный случай невроза предвосхищения. Человек, отходя ко сну, беспокоится о том, сможет ли он заснуть; утром он полон решимости по отношению к тому, чем будет заниматься у себя в офисе. По прибытии туда он уже не заботится о том, чтобы провести свои решения в жизнь – он мысленно готовится к встрече со своим аналитиком, однако в ходе анализа ни словом не проговаривается о заготовленном для аналитика материале. Когда приходит время использовать этот материал, его мысли уже заняты предвкушением ужина со своей подругой, но во время трапезы он выкладывает ей все свои планы, касающиеся предстоящей работы. И так далее, и так далее. Этот пример не является преувеличением, поскольку существует множество людей, всегда опережающих время на несколько шагов или миль. Они никогда не пожинают плодов своих усилий, так как их планы никогда не имеют контакта с настоящим, с реальностью.

Мало проку в том, чтобы заставить человека, одержимого подсознательным страхом голодной смерти, понять, что его страх коренится в бедности, испытанной в детстве. Гораздо более важной представляется возможность показать пациенту, что боязливое заглядывание в будущее и стремление обезопасить себя портит его сегодняшнее существование; что его идеал накопления избыточного богатства изолирован и отделен от смысла его жизни. Важно, чтобы такой человек развил в себе чувство «самости», заново обрел все те желания и нужды, эмоции и ощущения, способность получать удовольствие и испытывать боль, которые и делают жизнь стоящей того, чтобы ее прожить, и которые отошли на задний план, либо были подавлены ради спасения драгоценного идеала. Он должен научиться устанавливать другие контакты помимо деловых. Он должен научиться работать и отдыхать.

У таких людей открытый невроз развивается в том случае, если они лишаются своего единственного способа контактирования с миром – делового контакта. Такой невроз известен как «невроз отставного бизнесмена». Зачем подвергать его историческому анализу, разве что занять пару часов его пустой жизни праздным времяпрепровождением? Карточная игра может иногда служить той же цели. На морских курортах часто можно встретить такой сорт людей (не имеющих контакта с природой), которые отказываются покинуть толчею игрального зала ради того, чтобы полюбоваться закатом. Они скорее угробят жизнь на карточные манипуляции, вцепившись в эту пустышку, нежели согласятся установить контакт с природой.

Другими типами людей, постоянно заглядывающих в свое будущее, являются неуверенные в себе, или любители астрологии, или те, для которых «прежде-всего-безопасность-никогда-не-стану-рисковать».

Историки, археологи, искатели объяснений и жалобщики смотрят в другом направлении, но наиболее привязан к прошлому тот, кто несчастлив «потому что» родители не дали ему хорошего образования или «потому что» он импотент «из-за того, что» приобрел комплекс кастрации, когда мать пообещала отрезать ему пенис в качестве наказания за мастурбацию.

Открытие такой «причины» в прошлом редко становится решающим событием процесса излечения. Большинство людей, живущих в нашем обществе, не имеют «идеального» образования, многим угрожали в детстве кастрацией, и, тем не менее, они не стали импотентами. Мне известен случай, когда все возможные детали подобного комплекса кастрации вышли на поверхность сознания, никак не повлияв на импотенцию. Аналитик дал пациенту интерпретацию его отвращения к слабому полу. Пациент согласился с интерпретацией, но ему так и не удалось почувствовать, пережить настоящую тошноту. Поэтому он и не смог почувствовать вместо отвращения его противоположность – влечение.

Ретроспективная личность избегает брать на себя ответственность за свою жизнь и свои поступки, предпочитая перекладывать вину на что-то, случившееся в прошлом, вместо того, чтобы попытаться исправить существующую ситуацию. Для решения тех задач, с которыми можно справиться, не требуется искать козла отпущения или оправданий.

В процессе анализа ретроспективного характера всегда всплывает определенный симптом: подавление плача. Оплакивание является частью процесса примирения, важной в том случае, если кому-то необходимо вырваться из пут прошлого. Этот процесс, названный Фрейдом «работой оплакивания» – одно из наиболее гениальных его открытий. Факт, что примирение требует работы всего организма, указывает на то, как важно чувство «самости», как необходимо привести в порядок все свои переживания и выражение глубочайших эмоций. Для того чтобы вновь оказаться способным к установлению контакта, задача оплакивания должна быть завершена. Хотя печальное событие уже прошло, мертвое не умерло окончательно – оно все еще существует. Работа оплакивания совершается в настоящем: решающим обстоятельством оказывается не то, что значил мертвый для оплакивающего его, а то, что он все еще для него значит. Потеря костыля не играет никакой роли для того, кто вылечился пять лет назад, но существенна для того, кто все еще хромает и нуждается в этом костыле.

Несмотря на то, что я старался осудить футуристическое и историческое мышление, мне вовсе не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось неверное впечатление. Мы не должны огульно пренебрегать ни будущим (к примеру, планированием), ни прошлым (незаконченными поступками), но мы должны понять, что прошлое ушло, оставив в наследство незавершенные ситуации, и что планирование должно быть руководством к действию, а не его сублимацией или заменителем.

Люди часто совершают «исторические ошибки». Под этим выражением я понимаю не путание в исторических датах, а ошибочное использование прошлого для разрешения проблем сегодняшнего дня. В сфере юриспруденции можно видеть множество законов, утративших свои raison d’кtre, которые тем не менее продолжают функционировать. Религиозные люди также догматично придерживаются ритуалов, которые когда-то имели смысл, но утратили его в ходе развития цивилизации. Во времена древних евреев существовал запрет на то, чтобы ехать в субботу на гужевой повозке, и этот запрет был оправдан, так как вьючное животное должно было отдыхать хотя бы один день в неделю, но ведь благочестивые евреи и в наши дни подвергают себя ненужным тяготам, отказываясь пользоваться трамваем, который может поехать и без них. Они превращают смысл в бессмыслицу – по крайней мере, так это выглядит. Они смотрят на это под другим углом. Догма не могла бы сохранять свою силу, не могла бы даже существовать, если бы она не поддерживалась футуристическим мышлением. Верующий исполняет религиозные предписания для того, чтобы оказаться записанным в «небесные списки праведников», завоевать уважение своей набожностью или избежать неприятных угрызений совести. Он не должен почувствовать своей исторической ошибки, иначе его «жизненный гештальт», смысл его существования распадется на куски, и он окажется в глубочайшем замешательстве, вызванном потерей ориентиров.

Подобно историческим существуют также и футуристические ошибки. Мы ожидаем чего-то, на что-то надеемся и бываем разочарованы, иногда очень несчастны, когда наши надежды не оправдываются. Тогда мы начинаем обвинять судьбу, других людей или собственную бестолковость, но оказываемся неспособными усмотреть в своих действиях фундаментальную ошибку ожидания того, что реальность будет потворствовать исполнению наших желаний. Мы закрываем глаза на то, что сами оказываемся виноваты в собственном разочаровании, вызванном нашими ожиданиями, нашим футуристическим мышлением, особенно тогда, когда не видим сковывающих нас в настоящем ограничений. Психоанализ проглядел этот существенный фактор, хотя и с избытком уделял внимание «реакциям» разочарования.

Важнейшей ошибкой классического психоанализа является неразборчивое применение термина «регрессия». Пациент выказывает беспомощность, зависимость от матери, неспособность относиться к себе как к взрослому человеку и ведет себя как трехлетний ребенок. Я не возражаю против анализа его детства (если историческая ошибка пациента достаточно явно выражена), но для того, чтобы осознать ошибку, необходимо противопоставить ей обратное – правильное поведение. Если вы неправильно произносите слово, вы не сможете исправить свою ошибку без знания правильного произношения. То же относится к историческим и футуристическим ошибкам.

Указанный пациент, возможно, так и не достиг взрослой зрелости и не представляет себе, как это – быть независимым от матери, уметь налаживать контакт с другими людьми, и, если только его не заставят почувствовать независимость, он не сможет осознать своей исторической ошибки. Мы принимаем за само собой разумеющееся то, что у него есть это «чувство», и слишком торопимся признать в нем взрослого, лишь временно регрессировавшего в детство. Мы склонны не замечать самой сути сложившейся ситуации. Поскольку его поведение нормально в ситуациях, не представляющих особого труда, или в тех, в которых от него требуются инфантильные реакции, мы, ничтоже сумняшеся, провозглашаем его взрослым. В более сложных ситуациях, однако, он выказывает отсутствие зрелого отношения к делу. Разве можем мы ожидать от него того, что он знает как изменить себя, если он даже не понимает разницы между инфантильным и зрелым поведением? Он не «регрессировал» бы, если бы его «самость» уже была зрелой, если бы он ассимилировал, а не просто скопировал (интроецировал) приличествующее взрослым людям поведение.

Мы можем заключить теперь, что ближайшее будущее содержится в настоящем, особенно в незаконченных ситуациях (завершение «цикла инстинктов»). Большая часть нашего организма создавалась с учетом неких «целей». Бесцельные, например, бессмысленные движения могут варьировать от легких странностей до необъяснимого поведения сумасшедшего.

Полагая настоящее результатом прошлого, мы находим столько же толкований этой причинности, сколько существует философских школ. Большинство людей верит в «первопричину» вроде Создателя, другие с фатализмом признают за единственно объективный решающий фактор унаследованную телесную конституцию, в то время как третьи приписывают главную роль в формировании нашего поведения влиянию среды. Некоторые полагают, что корень всякого зла заключен в экономике, другие – что в дурном обращении с детьми. Настоящее, по моему мнению, является совпадением действия многих «причин», ведущих к созданию постоянно меняющейся калейдоскопической картинки никогда не повторяющихся ситуаций.