На Мекензиевых горах

В севастопольские бухты мы входили под «салют» зенитной артиллерии, стрелявшей по самолетам врага.

Подплывая к берегу, корабли быстро спускали трапы, и тут же сотни и тысячи воинов сбегали по трапам на берег, тащили пулеметы, минометы, пушки.

Нараставший гул боя в горах подстегивая всех — создавалась реальная угроза потопления кораблей вместе с людьми и боеприпасами в бухте. Быстро таскали зарядные ящики, катили повозки, походные кухни; артиллеристы и минометчики сгружали снаряды, мины, тут же впрягали коней и догоняли пехоту. Несмотря на морозное утро, всем было жарко, особенно тем, кто сгружал снаряды и мины.

345-я стрелковая дивизия получила задачу занять оборону на Мекензиевых горах. 1163-му полку было приказано наступать в направлении станции Мекензиевы Горы. Правее наступал 1165-й полк. Обстановка на горах все еще была неясна. Ясно было одно: дивизия двумя полками зацепилась за твердь.

Наступавшие бойцы 1163-го стрелкового полка были задержаны пулеметным и минометным огнем.

У запорошенного снегом камня примостился молодой командир первого батальона. Это был его первый КП. Приложив бинокль, он всматривался в места, откуда строчили, вражеские пулеметы и била минометная батарея. Затем раздалась его команда поддерживающему артиллеристу:

— Прямо домик, 150 метров юго-восточнее кордона — пулеметы, а чуть севернее и правее минометная батарея. Подавить!

Внезапно накрытые огнем пулеметы и минометы замолкли, гитлеровцы стали отходить. Первая и третья роты продвинулись вперед, вошли в локтевую связь с 79-й морской стрелковой бригадой, которой командовал полковник A. С. Потапов.

79-я бригада прибыла в Севастополь двумя днями раньше нашей дивизии и также с ходу вступила в бой на Мекенвиевых горах и восточнее их. Жаркие то были [103] дни, немцы бросали свежие силы и, не считаясь с большими потерями, спешили захватить главную базу на Черном море — Севастополь и к новому году преподнести подарок фюреру. Полк, стоявший рядом, не удержал позиции, и туда устремились немцы. Они старались вбить клин между бригадами моряков. Им уже мерещилось расчленение войск четвертого сектора и разгром их по частям.

И тут, к их полной неожиданности, они столкнулись с батальонами новой дивизии.

В тот же день и почти в одно и то же время бой разгорелся в северных верховьях Графской балки. Наступавшие батальоны 1165-го стрелкового полка столкнулись с сильной группой немцев, пятая и шестая роты с левого фланга атаковали фашистов, дело дошло до рукопашной, немцы откатились к северу, оставив на поле боя трупы. Клин был срезан.

В этом бою и мы потеряли десятки бойцов и командиров. Пал смертью храбрых комиссар 1165-го полка Александр Тимофеевич Груздев.

Продвигаясь вперед, первый батальон 1165-го стрелкового полка вошел в боевую связь с моряками второго сводного батальона 8-й бригады. Моряки дрались лихо, днем и ночью отбивая яростные атаки наседавшего, врага, несли большие потери, но это не снижало их боевой удали.

К вечеру мороз стал крепчать, быстро стемнело, надвинулась ночь. Многотысячный коллектив дивизии размещался под открытым небом, на снегу, все свободные помещения были заняты тылами и штабами других частей.

Особенно трудно было на горах: в полосе наступления дивизии не было ни окопов, ни землянок, ни блиндажей, где бы можно было обогреть, хотя бы чередуясь, людей. С наступлением темноты огонь чуточку утих. Солдаты, малыми лопатами зарываясь в снег, изредка отстреливались. Мерзлый каменистый грунт малой лопатой не возьмешь, требовались лом, большая лопата, а их в каждом полку было не больше двух — трех десятков, пришлось ограничиться небольшими снежными ячейками, которые впоследствии. превратили в снежные окопы. [104]

В ходе непрерывных боев было налажено управление, связь, развертывались тылы. Командный пункт дивизии на второй день был размещен в штольне. Штольня была сырая и неуютная. Но это неприглядное подземелье сохранило жизнь многим воинам.

В первые дни боев на горах нашим левым соседом была 8-я бригада моряков. Командовал бригадой полковник В. Л. Вильшанский, комиссаром был назначен бригадный комиссар Л. Н. Ефименко.

Моряки дрались лихо, наступали смело, действовали решительно, одно было плохо — они не любили окапываться и почти не маскировались, некоторая часть их и на перебежки смотрела как на поклон фашистам. Все эти пренебрежения тактикой пехотного боя приводили к большим потерям, а когда выпал снег — черная морская форма на снегу представляла отличную цель для врага. 26–27 декабря остатки обессиленной бригады были сменены 1165-м стрелковым полком, часть моряков была переброшена в район 30-й береговой батареи, другая часть ушла на укомплектование Морских частей в Инкерман.

Нашим левым соседом стала 95-я стрелковая дивизия. Этой славной дивизией командовал генерал-майор В. Ф. Воробьев.

Немцы рвались к Севастополю. Главный удар они наносили на Мекензиевых горах. В обороне Севастополя Мекензиевы горы стали как бы пробным камнем, на котором проверялась прочность частей и соединений.

345-я стрелковая дивизия выдержала экзамен на прочность, она с ходу отбросила немцев в северном направлении. На дагестанской земле был сформирован прочный коллектив. Это почувствовали на своей спине гитлеровцы, многие тысячи их остались навечно в севастопольской земле. Нелегко было и нам, особенно когда стали строить окопы, землянки, командные и наблюдательные пункты.

Каждый день валил снег, его выпало до метра, старожилы говаривали:

— Такой суровой зимы не было в Севастополе лет двадцать.

В таких условиях большое значение имела массово-политическая работа. Запомнилась одна короткая беседа. Комиссар 1163-го стрелкового полка [105] В. М. Сонин вечером, прямо на снегу, накоротке разобрал прошедшие бои, поставил задачи. Потом попросил:

Расскажи, Степан, как ты уволок пулемет.

Да что говорить — обыкновенно. Вчера под вечер мы нацелились с Захаром на этот пулемет, пополз ли, он в это время, гад, бил через дорогу по морякам, а на нас и внимания не обращал. Ну я и тюкнул пуле метчика прикладом по башке, второй с криком «рус» убег. Захар схватил пулемет и потащил, но был ранен. Мне пришлось тащить пулемет и Захара, — закончил солдат,

В те дни шли жестокие бои. Обе стороны несли большие потери. Каждый метр земли поливался кровью, станция Мекензиевы Горы переходила из рук в руки по нескольку раз в день, на месте станции остались груды камня и кирпича. Под вечер следующего дня, когда немцы прорвали оборону 1163-го стрелкового полка и стали углубляться в тыл, комиссар Василий Михайлович Сонин повел резерв полка в контратаку. Атака фашистов была отбита, но комиссара Сони-на не стало, он пал смертью храбрых. А сколько Василий Михайлович вложил души и сердца, чтобы полк стал боеспособным!

Высадившись в Севастополе, дивизия оказалась в самом пекле сражения. Главный удар немцы наносили по левому флангу дивизии в направлении станции Мекензиевы Горы. Туда был введен 1167-й стрелковый полк Оголя, и он на время выправил положение, но угроза прорыва оставалась, мы вынуждены были на левом фланге оставить этот полк без одного батальона. Этот батальон и составил резерв дивизии. 29 и 30 декабря нас снова немцы потеснили, в бой был введен последний батальон. Врагу удалось прорвать позиции 1163-го стрелкового полка. Создалось критическое положение.

Это именно в эти дни гитлеровцы, изрядно хватив рому, снимали шинели и наступали в кителях, несмотря на мороз.

Во второй половине дня нами было получено распоряжение из штаба армии: комдив подполковник Н. О. Гузь, комиссар — полковой комиссар А. М. Дичугин и я, начальник штаба дивизии, вызывались к командующему армией в так называемый «домик Потапова». В мирное время это был домик [106] путевого обходчика, сейчас там помещался командный пункт 79-й морской бригады.

Я тут же позвонил в штаб армии. Дежурный передал, что генерал недавно убыл вместе с начальником береговой обороны на КП-79. Мною овладела тревога. Спускались сумерки, надвигалась темнота, пошел снег. При создавшемся положении немцы могли захватить КП-79 вместе с теми, кто будет на совещании.

Резервы дивизии были израсходованы и введены в бой. Я приказал старшему лейтенанту Авербуху взять несколько десятков человек из комендантской роты и батареи зенитчиков, усилить этот отряд тремя танкетками и выбросить его на стык с моряками и к кордону № 1. Предупредил его о важности и срочности задания и приказал:

— Любой ценой не допустить прорыва немцев к «домику Потапова», дальше кордона не отходить, стоять насмерть.

Спустя некоторое время я отправился на совещание.

В обычных, так сказать, «нормальных» условиях фронта прибыть на совещание к командарму значило углубиться в тыл, попасть в относительно более спокойную обстановку. Но командарм, видимо, считал, что в нынешней обстановке нельзя отрывать старших командиров от своих частей, вызывать их в тыл.

И все же меня тревожило, что тут, у самой передо вой, собрались командующий и многие командиры и комиссары Северной стороны.

Узнай немцы об этом заседании, они бы не пожалели бросить полк с танками, чтобы захватить этот внешне, ничем не примечательный домик со всеми участниками совещания.

Я вошел в битком набитое людьми помещение. На столе горела керосиновая лампа, лежала карта, за столом стоял командующий генерал-майор И. Е. Петров, а рядом сидел командующий береговой обороной генерал-майор П. А. Моргунов.

Ни комдива, ни комиссара в домике не было — это меня удивило: комдив был человеком точным. Тут же я представился и услышал:

— Где комдив Гузь и комиссар? Я доложил:

— Они убыли на совещание часом раньше. Дорога здесь одна, но я их нигде не встретил. [107]

Как после выяснилось, у кордона № 1 им пришлось отстреливаться от просочившихся на дорогу немецких автоматчиков, им помог отряд Авербуха.

Вскоре вошли комдив и комиссар. Командарм спросил их:

— Как вы оцениваете обстановку?

Комдив вытянулся и стал докладывать, за ним комиссар…

Всегда учтивого и обходительного Ивана Ефимовича сейчас было не узнать.

— Вы должны знать, что завтра, вот здесь, на горах Мекензия, решается судьба Севастополя. Если дивизия не устоит, немцы сбросят нас в море, на корм рыбам. Этого мы не допустим и…

Вблизи разорвался снаряд и заглушил последние слова генерала.

Все мы по многу раз видели и встречали командующего на позиции и в штабе, это был удивительно приветливый, заботливый человек. Как правило, он редко повышал голос…

В домике стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь грохотом близких разрывов. Командующий стоял, опустив взгляд на карту, лежавшую перед ним на столе, и думал минуты две — три. Прострочил пулемет, затем раздалось несколько автоматных очередей, грохнула мина. Нервный тик потряс голову генерала. Подняв голову, он резко спросил:

Полковник Хомич! Что вы можете сказать?

Положение очень тяжелое, но не безнадежное. С Мекензиевых гор уходить не думаем, — подтвердил я слова комдива. — Будем завтра драться, как и сегодня, до конца. Просьба поддержать дивизию пятью-шестью дивизионами артиллерии, полком пехоты, подбросить боекомплект снарядов, мин, патронов, гранат.

Командующий кивнул головой, как мне показалось одобрительно, и уже спокойно сказал:

— Задача триста сорок пятой дивизии: удержать Мекензиевы горы любой ценой. Завтра тяжелый артиллерийский полк Богданова будет работать на вас. Сделайте заявку в штаб артиллерии, вас поддержит дополнительно артиллерия с кораблей Черноморского флота и береговой обороны, кроме того, в полосе дивизии действует бронепоезд «Железняков». Снаряды, мины, патроны и гранаты ночью подвезет в Графскую [108] балку армейский транспорт, но не боекомплект, а меньше. Свежего стрелкового полка не дам, у меня его нет. Вы свободны. Ступайте и организуйте бой, — закончил командующий.

Возвращались в дивизию молча. Мысли всех были обращены в завтрашний день… Комиссар направился в политотдел и тут же приступил к инструктажу тех, кто в ночь шел на передовую. Мы с комдивом вернулись на КП дивизии, размещенный в длинной сырой штольне. Здесь кипела жизнь.

Офицер-оперативник уточнял количество убитых и раненых в полках, начсандив требовал у начсанарма Соколовского дополнительных мест для размещения раненых и обмороженных; лейтенант дивизионной разведки уходил с бойцами в тыл врага и просил снабдить его группу сапером с миноискателем. Начальник артиллерии Мукинин уточнял у начарта Приморской армии генерала Н. К. Рыжи, на что может рассчитывать дивизия 31 декабря, артснабженец Скляров решал вопрос, когда и куда подать армейский автотранспорт, чтобы спланировать доставку прямо на огневые позиции снарядов, мин, гранат и патронов: машинка выстукивала параграфы приказа на 31 декабря.

Отдав приказ и распоряжения, можно было поужинать. Время было около двух часов ночи, а в пять, как обычно, мы отправлялись в горы на НП.

Ночью на позициях было относительно спокойно, только изредка взвивались и медленно оседали ракеты, освещая притихшую землю. Наша разведка пыталась проникнуть в расположение противника, однако тщетно — малейший шорох вызывал пулеметный и автоматный огонь. Дороги методически обстреливались вражеской артиллерией. Снаряды проносились через каждые пять — шесть минут.

В пять часов утра как и условились, меня разбудил дежурный. Я вышел с КП. Было зябко, темно, даже ракеты не поднимались. Немцы явно рассчитывали на внезапность.

Мы быстро собрались и отправились на наблюдательный пункт дивизии, откуда комдив руководил боем. Через полчаса подошли к железнодорожному тоннелю, где стоял бронепоезд «Железняков».

Как ненавидели этот бронепоезд фашисты, и сколько добрых, полных благодарности слов говорилось в [109] его адрес нашими бойцами и командирами. Бронепоезд налетал на противника и вел огонь с такой стремительной неожиданностью, словно ходил не по рельсам, а летал по воздуху.

Наблюдательный пункт был скрытно расположен на большой горе, почти в центре обороны дивизии. Отсюда в ясную погоду просматривалась позиция перед фронтом и далеко в тыл позиции трех полков. Но последний день сорок первого года занимался хмурым, словно и сама природа ничего хорошего от него не ждала. Тишина была такая, что, казалось, седые Мекензиевы горы спят вечным сном.

На НП тоже было тихо, настроение у всех, я бы сказал, сосредоточенно-деловое. Люди сделали решительно все, что могли, и это рождало какое-то чувство относительного удовлетворения. За ночь каждый воин был обогрет и проспал от двух до трех часов в теплой землянке. Снаряды, хотя их и было маловато, — на огневых позициях, бойцы полностью обеспечены патронами и гранатами.

Я вернулся на КП. Теперь оставалось только ждать. Начали украдкой поглядывать на часы — заспались гитлеровцы сегодня.

Как-то мгновенно разлилась серая рассветная муть, и — словно бы она сигналом была — одновременно ударили сотни орудий. Только на фронте Доводилось наблюдать такие молниеносные переходы от почти полной тишины к грохоту, от которого глохнут люди. Лавина снарядов и мин, больших и малых калибров, падала на наши позиции, взрыхляя землю, перемешивая черный грунт со снегом. Позиций скоро покрылись воронками, стольких трудов стоившие нам окопы сравнивались с землей…

А наша оборона все молчала, засекая огневые точки врага. Похоже, немцы решили, что мы покинули свой рубеж. Во всяком случае до десятка групп противника в разных местах поднялись и с криком бросились в атаку. Но тут ударили по ним пулеметы и минометы. Наконец заговорила и наша тяжелая артиллерия. Полк Богданова удачным налетом накрыл засеченные вражеские пушки. Но в бой вступили сотни немецких пулеметов, минометы, ротные и батальонные. У немцев-то хватало и орудий, и боеприпасов!

В десятом часу утра враг перешел в атаку на всем [110] участке фронта. Впереди шли танки, за ними тысячи гитлеровцев. Наша артиллерия поставила отсечный и заградительный огонь, отделив танки от пехоты. Во многих пунктах танки взорвались на минных полях и были подбиты артиллеристами подполковника Веденеева. Но несколько десятков машин прорвались и стали утюжить наши позиции. Немецкая пехота ворвалась в окопы.

В бой мы ввели батальонные, а в двух полках и полковые резервы, однако положения они не восстановили: под напором во много крат превосходящего противника в центре, на стыке двух полков, образовался глубокий прорыв, оборона рухнула и подалась назад.

Каменная толща горы дышала холодом, а мне, как и другим, было жарко. В такие минуты всегда кажется, чего-то не доложат, если не увидишь сам. Только хотел выйти из укрытия, посмотреть, что творится, — зазуммерил аппарат. Звонил командир полка Петров, на участке которого прорвались немцы:

Противник прорвал оборону, обходит мой НП, разрешите перенести в тыл.

Нельзя!

Я напомнил вчерашний разговор у командующего:

— Артиллеристы поддержат.

Действительно, в этот один из труднейших моментов памятного дня нас крепко поддержала артиллерия.

В направлении станции Мекензиевы Горы командир дивизии ввел свой последний резерв: из тоннеля вы шел бронепоезд с моряками и ударил по врагу, и тут же корабли, Черноморского флота открыли губительный огонь по артиллерии и свежим колоннам противника.

Так мощно прозвучал этот массированный удар, так обрадовала четкость взаимодействия, что все мы ободрились. Не сговариваясь, все почувствовали: вот он близок, тот заветный перелом в бою, после которого много еще будет труда и крови и все-таки ясно, что враг в затруднении, и всякий сколько-нибудь опытный боец отлично это понимает.

Опять позвали к аппарату. По лицу моему товарищи поняли, что до перелома нам еще далеко. Звонил командир полка майор Мажуло: [111]

— На правом фланге накапливаются тысячи немцев с танками, позиции полка на флангах прорваны, резервы израсходованы, прошу помощи!

Я уточнил место сосредоточения немцев и передал начальнику артиллерии дивизии подполковнику Мукинину:

— Подавить!

Тотчас за Мажулой докладывает командир полка майор Оголь:

— Гору Длинную {5} обходят немцы. Прошу поддержать огнем и людьми!

Я сказал:

— Поддержим огнем двух артиллерийских дивизионов, людей нет, держитесь, уточните группировку противника и сообщите Мукинину.

Только положил трубку, вызвали из штаба армии. Услышал знакомый голос командарма:

— Говорит Петров, доложите!

Я доложил. Обстановка создавалась нелегкая: позиции всех полков прорваны, враг подводит новые резервы.

Может, потому, что я не видел лица генерала, голос его мне показался спокойным.

Командующий сказал:

— Уточните группировку и передайте генералу Рыжи: накрыть наступающих немцев огнем! Держитесь!

Сколько раз за тот день было произнесено это слово — держитесь! Но «держаться» на КП и не взглянуть своими глазами, что же делается на местности, я, уже не мог и вышел из укрытия.

Овеянное снежной и земляной пылью неровное поле было сплошь усеяно людьми. Тут и бой вели, тут и уводили и уносили раненых. Артиллерийский огонь противника несколько поутих. Однако затишье это не радовало нас.

Шквал огня вражеской артиллерии налетел на НП, снаряд упал вблизи щели, щебенка и снег запорошили глаза, трудно было понять, что происходит. Я вышел в открытый окоп. Фонтаны черной земли, смешанной со снегом, подымались ввысь, дрожала земля. Туман оседал, показалось скупое декабрьское солнце, в [112] направлении станции Мекензиевы Горы шел жаркий бой.

Третий раз из тоннеля вышел бронепоезд моряков и стал крошить гитлеровцев. В стане врага наступило замешательство, группы немцев, наступавшие в полосе железной дороги, залегли, другие, пятясь назад, стали бежать. Внезапный шквал огня армейской артиллерии накрыл врага.

Поземка била в глаза, навстречу бежал командир артполка подполковник Веденеев.

Пехота отходит и покидает пушки, связь не работает, если сейчас не оттянуть пушки в тыл, немцы захватят все.

Отходить нельзя и некуда, если вы ослабите огонь и начнете перемещать артиллерию, немцы нас сомнут и тогда уж наверняка захватят ваши пушки. Любой ценой задержать пехоту и прикрыть артиллерию. Пушкам прямой наводкой расстреливать танки и наступающих гитлеровцев.

Подполковник козырнул и бегом двинулся назад — к своим пушкам.

Только вернулся на КП — звонит командир полка Оголь, просит прислать ему батальон или хотя бы роту — обходят немцы.

— Вашу заявку передайте Мукинину, только точнее передайте цели, он накроет их огнем.

Снова звонил Мажуло, докладывал о большой группировке танковой пехоты.

— Очень опасаюсь за фланг с моряками, — сказал он.

Удары артиллерии кораблей и береговых батарей потрясли землю. Мы почувствовали явное замешательство врага. Вскоре в его стане поднялся дым на фронте не меньше километра. Серая густая пелена ползла, закрывая поле.

Дым подошел почти к нашему КП. Кто-то крикнул: «Газы!» Все стали надевать противогазы.

Теперь видно было, что идет дымовая завеса, а не газовая волна, но противогазы люди не снимали. Только после боя мы поняли, что под прикрытием дымовой завесы немцы начали свой отход… А сокрушительный беглый огонь нашей артиллерии продолжался. Сражение раздробилось на отдельные бои. Части и подразделения дивизии выбивали залегших гитлеровцев с их позиций. [113]

Во второй половине дня батальон 1165-го стрелкового полка и рота 1167-го полка заняли станцию Мекензиевы Горы. Уже в который раз эта станция переходила из рук в руки. Самой станции давно не было, там, где она стояла, виднелась небольшая уцелевшая часть стены, битый камень, кругом были воронки от снарядов и мин, кое-где сиротливо торчали дымоходные трубы. На железнодорожном полотне, почти рядом с платформой, лежали тела пленных краснофлотцев, расстрелянных гитлеровцами при отступлении.

В низинах, в кюветах и укрытиях остались тысячи трупов гитлеровцев.

Медленно сползал с гор едкий дым, его гнал северный ветерок в тыл, к Северной бухте. В поредевших полках не прошла еще нервная дрожь ожесточенной борьбы, а с НП дивизии Николай Олимпиевич Гузь уже передавал циркулярное распоряжение: 1163-му и 1165-му стрелковым полкам выделить отряды преследования немцев за Бельбек!

В центре полка Мажулы солдаты вышибли гитлеровцев из своих окопов, из уст в уста передавалось распоряжение подготовиться к атаке и преследованию врага. В переломе настроения большую роль сыграл новый мощный огневой налет артиллерии и бронепоезда моряков, который, внезапно появляясь из тоннеля, прошивал своим огнем врага, а когда начинали по нем пристреливаться, так же внезапно исчезал.

После беспрерывного артиллерийского гула и пулеметной трескотни наступило некоторое затишье, передовые части ушли преследовать врага. Изредка слышен был пулеметный и автоматный огонь, кое-где бухали отдельные пушки, артиллерия, меняя огневые позиции, передвигалась вперед.

Вторично позвонил командующий.

Я доложил:

— Теперь уже виден перелом, напряжение спадает, снова заняты железнодорожная станция и окопы. В двух полках создаются отряды преследования, полк Оголя переводим во второй эшелон, создаем гарантию на случай неожиданностей. Нужен подвижный кулак для окончательного разгрома фашистов.

Генерал выслушал, сказал: передайте комдиву — молодцы, что устояли, теперь гоните за Бельбек. Затем от имени Военсовета армии он объявил всей дивизии [114] благодарность и приказал представить к правительственной награде отличившихся.

— Для ускорения награждения представьте список, не заполняя длинных реляций. Завтра награжденные будут объявлены в армейской газете…

План врага — захватить Севастополь к Новому году — был сорван. Фашисты понесли большие потери и были выбиты со своих исходных позиций. В течение нескольких месяцев гитлеровское командование не смогло предпринять под Севастополем крупных наступательных операций. [115]

Город-фронт

В сражавшемся Севастополе не было тыла: город и фронт жили одной жизнью, одной судьбой. Во время войны, пожалуй, нигде, кроме Ленинграда, не проявились так ярко связь и единство города и фронта, как в Севастополе.

С первых дней боев городской комитет обороны, горком партии, партийные и комсомольские организации мобилизовали трудящихся на всемерное оказание помощи защитникам города.

Когда с передовой начали поступать раненые, на предприятиях, в учреждениях, среди домохозяек стали формироваться санитарные дружины. Они доставляли раненых с передовой в госпитали, ухаживали за ними, сопровождали их на Большую землю. Санитарные дружины оказывали первую помощь и жителям города, пострадавшим при бомбежках и артобстрелах.

Во фронтовом городе, находившемся под непрерывными ударами вражеской авиации и артиллерии, невозможно было наладить нормальную работу предприятий. По решению Военного совета Черноморского флота городской комитет обороны и горком партии за короткий срок организовали подземные промышленные предприятия — спецкомбинаты.

Спецкомбинат №1, разместившийся в штольнях Троицкой балки, стал выпускать минометы и мины к ним, гранаты, противопехотные и противотанковые мины, а позднее и мелкие авиабомбы.

В подвалах Инкерманского завода шампанских вин был развернут спецкомбинат №2. Здесь шили обмундирование, белье и обувь для воинов Приморской армии.

К станкам стали женщины, пожилые люди, подростки. Работая в тяжелых условиях, на старых, изношенных станках, они выполняли в сутки по нескольку производственных норм. Трудились, не считаясь со временем, с усталостью.

Только в декабре, когда у самого города шли ожесточенные бои, а Севастополь подвергался непрерывным ударам бомбардировщиков [118] и артиллерии, спецкомбинат №1 вместе с мелкими предприятиями города произвел и отправил на передовую 429 минометов, 19750 ручных гранат, 52390 мин и много другого военного снаряжения.

Военная продукция севастопольского подземного арсенала была существенной помощью фронту, особенно в дни, когда защитники города испытывали острый недостаток в боеприпасах.

Мужество стало неотъемлемой чертой не только бойцов, сражавшихся на передовой, но и жителей города, работавших на предприятиях, несших вахту в командах МПВО, устранявших последствия бомбардировок.

В особенно трудных условиях работали предприятия, не укрытые в штольнях. Рабочие трудились под бомбежкой и артобстрелом. Во время налетов тушили «зажигалки», а когда улетали самолеты, оказывали помощь раневым, ликвидировали пожары, приводили в порядок рабочие места и — снова за работу.

Многое, что делали севастопольцы в те дни, сейчас вызывает удивление и восхищение. Они ремонтировали боевую технику прямо на боевых позициях, снимали орудия с потопленных кораблей, под огнем врага, рискуя ежесекундно взлететь на воздух, возили через бухту взрывчатое вещество для начинки мин и гранат, обезвреживали неразорвавшиеся бомбы.

Когда на 30-й башенной батарее береговой обороны, — одной из двух самых мощных батарей Севастополя, — в результате интенсивной стрельбы вышли из строя стволы 305-миллиметровых орудий, встал вопрос: как срочно заменить их? Подъемных кранов и необходимых приспособлений не было. До позиций врага — всего несколько сот метров, батарея — под прицельным огнем вражеских орудий в минометов. И все же бригады мастеров Семена Прокуды и Ивана Сечко под руководством военного инженера Андрея Алексеева вместе с артиллеристами батареи восстановили орудия. Ввели их в строй за небывало короткий, срок, и вскоре вновь раскатисто загрохотали выстрелы «тридцатки».

«Если бы до войны сказать специалисту, что за шестнадцать суток без применения специальных кранов артиллеристы и рабочие могут заменить стволы такой батареи, как ваша, то у него, наверное, очки полезли бы на лоб от удивления, — сказал в своем выступлении после введения в строй батареи командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский — вы не только храбрые воины, вы совершили и трудовой подвиг, равный которому трудно найти в историй».

Грозой для врага был бронепоезд «Железняков». Фашисты прозвали его «Зеленым призраком». В разгар боя бронепоезд нередко появлялся на передовой, поддерживая огнем из орудий, [119] минометов и пулеметов приморцев и морских пехотинцев и, выполнив боевую задачу, тут же исчезал. Построили его морзаводцы. В состав команды бронепоезда входили севастопольские в симферопольские железнодорожники. И командовал бронепоездом морзаводец капитан-лейтенант М. Ф. Харченко, который в годы гражданской войны тоже сражался на бронепоезде и за героизм был награжден орденом Красного Знамени.

Как и на передовой, в городе были свои герои — люди, которыми севастопольцы гордились. О них знали не только на предприятиях и в убежищах, но и в воинских частях. Среди них — Антонина Алексеевна Сарина. Эта необычайно, энергичная женщина в трудные дни обороны, будучи секретарем горкома партии, возглавляла партийное руководство промышленностью — один из самых сложных и трудных участков работы.

Первый секретарь горкома комсомола Саша Багрий был болен туберкулезом. Болезнь, чрезмерное напряжение забирали последние силы. Но обстановка требовала: надо быть сильным, крепким, уверенным в своих силах. Н он был таким, зажигая своей энергией, жизнерадостностью других. Под стать ему были и секретарь горкома комсомола Надя Краевая, и секретарь Корабельного райкома комсомола Костя Гармаш, погибший на боевом посту. Примеры трудового героизма подавали комсомолец токарь Михаил Головин, инициатор соревнования за выполнение пяти производственных норм в сутки, стахановка комсомолка Паша Поезд, Ефросинья Ивановна Гуленкова, домохозяйка, заменившая на рабочем месте трех мужчин — мужа и двух других электриков, ушедших на фронт, штамповщица Анастасия Чаус, которая и после тяжелого ранения (осколком бомбы ей оторвало руку) осталась в Севастополе, и, штампуя одной рукой детали для гранат, выполняла по две — две с половиной производственные нормы, и многие, многие другие.

Фашистским летчикам, которые в бессильной злобе варварски бомбардировали город, хорошо была видна с воздуха надпись, выложенная белым камнем на городском холме: «Севастополь был, есть и будет советским!» — такова была клятва севастопольцев.

После отражения второго штурма относительное затишье, установившееся на фронте, стало относительным затишьем и для израненного города. Реже стали артиллерийские обстрелы и налеты вражеской авиации.

И хотя фронт по-прежнему был рядом, — за время декабрьских боев огневая линия придвинулась еще ближе, — севастопольцы были уверены, что город врагу не взять, и отказывались эвакуироваться на Большую землю. [120]

Многие из жителей покинули подземные убежища и переселились в уцелевшие дома. Несмотря на острую недостачу сырья и топлива — каждый килограмм металла и угля был на строгом учете, — предприятия увеличивали выпуск необходимого для фронта вооружения.

Возобновились прерванные в ноябре во время наступления врага занятия в школах, — теперь они уже располагались под землей, в штольнях. В мае 1942 года заведующая городским отделом народного образования Н. Н. Донец докладывала партактиву: «В городе работает девять школ, в которых обучается 2422. человека. Открыты детсады, организован детинтернат… Силами учащихся на постройку танка «Таня» собрано 40 000 рублей. Собрано цветного металлолома 2,5 тонны. Двести пионеров в свободное от учебы время работают на предприятиях по изготовлению боеприпасов…».

Хорошо учиться и помогать родному городу в борьбе с врагом — в этом севастопольские школьники видели свой долг. «Пусть фашист как хочет, так и бомбит, — писал в те дни в своем сочинении ученик 6-го класса Кравчук, — а в школу мы ходить будем и назло врагу, на радость своим героям-отцам учиться будем только на «отлично».

Пионеры ухаживали за ранеными, собирали металлолом, бутылки для зажигательной смеси, тушили «зажигалки» во время бомбежек. Ученики 6-й школы Вера и Виктор Снитко, например, спасли от пожара здание своей школы. Брат и сестра за мужество были награждены медалями «За боевые заслуги».

Юные герои сражались в частях на передовой, в Севастопольском партизанском отряде.

А какой трудовой героизм проявляли женщины Севастополя! Они строили оборонительные сооружения и изготовляли гранаты, шили обмундирование и стирали фронтовикам белье, ухаживали за ранеными и отдавали им свою кровь, тушили пожары и на пустырях выращивали для воинов зелень, чтобы предупредить заболевание цингой. Многих из них защитники Севастополя знала в лицо: в составе делегации они были нередкими гостями на передовой.

Такой же мужественной жизнью осажденного фронтового города жила и Балаклава, «маленький Севастополь», как называли ее в те дни севастопельцы.

Бывший начальник штаба Приморской армии дважды Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Я. И. Крылов вспоминал: «Самые будничные факты из жизни Севастополя в осаде приобретают, доходя до войск (в этом неоднократно [121] доводилось убеждаться), огромную агитационную силу. Да в на командном пункте армии известия из города, касающиеся чего-нибудь совершенно обыденного по прежним понятиям, часто вызывают восхищение и гордость, напоминают о нашей солдатской ответственности перед мирными людьми, живущими рядом».

Город не только снабжал фронт всем необходимым, но и направлял ему бойцов. Большинство коммунистов севастопольской партийной организации, 1500 комсомольцев сражались с врагом с оружием в руках. В тылу немецко-фашистских войск в прифронтовой полосе с первых дней обороны смело и активно действовал Севастопольский партизанский отряд, оказывавший вместе с другими партизанскими отрядами Крыма большую помощь защитникам города. Он насчитывал около двухсот патриотов, восемьдесят из них были, коммунистами и около шестидесяти — комсомольцами. В мае, накануне третьего вражеского штурма, в боевые дружины были мобилизованы все оставшиеся в Севастополе коммунисты и комсомольцы, которые позднее приняли участие в последних боях за город. [122]

А. А. Сарина, бывший секретарь Севастопольского горкома партии

Арсенал Севастополя

Шел пятый месяц войны. Фашистские войска прорвали Ишуньские позиции и устремились вглубь Крыма. В Севастополе было объявлено осадное положение.

Раннее утро 30 октября началось обычно: на улицы города вышли дворники в белых халатах. Спешили на предприятия рабочие, у почты выгрузили брезентовые мешки с письмами, пришедшими сюда дальним, кружным путем. Открылись затемненные на ночь окна домов.

Враг рвался к Севастополю, а в городе было спокойно, всюду был порядок; как всегда, по улицам бегал, позванивая, трамвай.

Родной город в опасности! Но люди не хотели ни говорить, ни думать об эвакуации, они готовились дать отпор врагу.

На предприятиях, в цехах работали так, как до этого, пожалуй, никогда не работали. У станков час за часом вырастали горки новых, еще теплых деталей минометов, мин, гранат.

Севастопольцы понимали, что им предстоит выдержать трудное единоборство с коварным, вооруженным до зубов врагом, знали, что победа куется не только на полях сражений, но и в тылу. Поэтому каждое предприятие отныне становилось крепостью, а каждое рабочее место — огневой позицией.

Уже в первые месяцы войны перед Севастополем, располагавшим рядом развитых предприятий, встала сложная и ответственная задача — перестроить свою работу на военный лад, в сжатые сроки наладить производство многих видов боеприпасов, вооружения, обмундирования. [123]

С самого начала войны исключительно важное значение приобретал Морской завод им. С. Орджоникидзе. Днем и ночью, во время налетов вражеской авиации в его цехах не прекращалась работа. Коллектив выполнял сложные задания командования Черноморского флота. Серьезным экзаменом для заводчан стал ремонт поврежденного в бою под Одессой лидера «Ташкент». Более ста рабочих и команда лидера принялись за дело. Через 45 дней завод рапортовал: «Лидер «Ташкент» к боевым действиям готов». Затем последовал чрезвычайно сложный ремонт миноносца «Беспощадный». Взрывом бомбы у него была разрушена носовая часть, в ряде мест пробит корпус. Восстановительные работы велись под непрерывный грохот зенитной артиллерии.

Перестройка на военный лад охватила буквально все отрасли севастопольской промышленности: судостроительную, строительную, легкую, пищевую, железнодорожный и морской транспорт. На ряде предприятий осваивался выпуск минометов и мин к ним.

Часто вспоминаю, как на полигоне, в районе Куликова поля, проходили испытания первых образцов минометов, изготовленных севастопольцами. Было раннее осеннее утро. На полигоне собрались первый секретарь горкома партии Б. А. Борисов, председатель исполкома городского Совета В. П. Ефремов, заведующий промышленным отделом горкома А. А. Петросян, начальники цехов Морского завода В. И. Ковалев и Н. К. Костенко, рабочие завода, военные консультанты, минометчики. Я видела, как волновались рабочие, особенно токарь Михаил Медведев, который обрабатывал стволы минометов.

Но вот, минометы заняли огневую позицию. Минометчики приготовились к стрельбе. Прозвучала команда… Разрезая воздух, мины устремились к цели. Через мгновение раздались глухие звуки взрывов.

— Вот это да! — вскрикнул кто-то.

Испытания прошли успешно, заказчики остались довольны и минами и минометами.

Теперь же, когда враг вплотную подошел к Севастополю, перед населением встали еще более сложные задачи. Прежде всего требовалось наращивать помощь фронту. Защитникам осажденного города в возрастающем количестве были необходимы минометы, гранаты, [124] мины, огнеметы. Решение этой задачи осложнялось тем, что была эвакуирована значительная часть квалифицированных кадров, вывезено наиболее ценное оборудование, тысячи севастопольцев ушли в армию, в истребительный и коммунистический батальоны, партизанский отряд, дружины МПВО. С началом осады рода усилились бомбардировки. Фашистские самолёты группами и в одиночку бомбили корабли, предприятия, железнодорожный узел, жилые кварталы.

Какой же вывод в этой связи предстояло сделать партийным организациям? Ответ на этот вопрос дали участники собрания партийного актива города, совещаний секретарей парторганизаций, партийных собраний: «Каждый коммунист должен во всем показывать личный пример, работать за двоих, за троих, за четырех».

Городской и районные комитеты партии строили свою деятельность так, чтобы обеспечить постоянное партийное руководство производством, оперативное решение самых неотложных дел. На передний край сдвигалась борьба за выпуск как можно большего количества продукции для фронта.

До решению областного комитета партии и Военного совета Черноморского флота городской комитет обороны принял постановление о создании двух крупных спецкомбинатов: для производства оружия и боеприпасов и для выпуска военного обмундирования и обуви. Предприятия следовало надежно укрыть, обеспечив рабочим и их семьям безопасность. Спецкомбинат №1 решили оборудовать в штольнях Троицкой балки, использовав для этого оставшееся оснащение Морского завода и ряда других предприятий, спецкомбинат №2 основать в Инкерманских штольнях, где до войны размещался Шампанстрой.

Сроки для создания спецкомбинатов были даны сень сжатые: в конце ноября предприятия должны были выдать военную продукцию. Работа предстояла огромная. В обстановке непрекращающихся массированных налетов авиации надо было переправить в Троицкую балку оборудование, приспособить помещения под цехи, обеспечить их электроэнергией, установить станки на фундаменты, изготовить тысячи комплектов инструмента и приспособлений, создать мощную вентиляцию. Главное же — предстояло обучить различным [125] специальностям сотни женщин и подростков, в значительной степени переквалифицировать инженерно-технический персонал.

А на подступах к Севастополю шли непрекращающиеся тяжелые, кровопролитные бои.

Все чаще звучали сигналы воздушной тревоги. Но рабочие не всегда покидали свои места у станков. Чем-то недостойным считали они для себя прятаться в щелях и убежищах. Лишь когда возникала реальная опасность, они уходили в укрытие.

Под непрерывной бомбардировкой трудились рабочие Морского завода, выполняя военные заказы. В первых числах ноября на Морском заводе закончилось сооружение бронепоезда, получившего имя героя гражданской войны Анатолия Железнякова. На бронированных площадках «Железнякова», кроме пушек и пулеметов, были установлены восемь минометов, изготовленных в мастерских железнодорожного, узла.

Строительством бронепоезда руководил судостроитель М. Ф. Харченко, который позже, после ранения командира «Железнякова» Г. А. Саакяна, сменил его на этом важном и ответственном посту.

А через несколько дней, 10 ноября, в Казачьей бухте вступил в строй действующих «квадрат», как первоначально закодировали плавучую батарею севастопольские судостроители. День и ночь самоотверженно трудились рабочие, выполняя заказ командования. Батарея была готова в самые сжатые сроки. В одном из сообщений Совинформбюро рядом с фронтовыми сводками говорилось о том, что рабочие Севастопольского-Морского завода имени Серго Орджоникидзе выполнили работу, рассчитанную на три месяца, за 10 дней. Батарея ежедневно встречала огнем вражеские самолеты, прикрывая с моря главную базу и аэродром. Фашистские летчики называли участок действия батареи «квадратом смерти», а севастопольцы дали ей выразительное название «Не тронь меня».

Оборудование спецкомбината № 1 шло быстрыми темпами. Его создание стало делом всей партийной организации города. Сюда были направлены десятки коммунистов, которые сутками не выходили из штолен. Первое время находиться здесь было очень тяжело, не хватало кислорода, люди буквально задыхались, но работу не прекращали, С устройством вентиляции [126] стало легче, дело двинулось быстрее. В конце ноября во всех цехах комбината пришли в движение станки, по узкоколейке отправились на склад первые тележки с ящиками, наполненными гранатами и минами. На ящиках были сделаны красноречивые надписи: «Подарок Гитлеру». Трудились на спецкомбинате до двух тысяч человек.

В процессе освоения производства вооружения и боеприпасов важную роль играла творческая инициатива инженеров, техников и рабочих. Работники спецкомбината №1 энергично и смело внедряли новую, технологию, всячески ускоряли производственный цикл.

Подземный промышленный комбинат с каждым днем набирал темпы. Однажды, зайдя в отсек главного инженера филиала Морского завода Л. Я. Готте, я попросила его ознакомить меня с графиками работы. Зная, о чем пойдет речь, Лазарь Яковлевич улыбнулся и развернул на столе графики.

— Отставание уже ликвидировано, принимаем меры к перевыполнению планового задания.

Лазарь Яковлевич рассказал о рационализаторском предложении группы рабочих и инженеров, позволившем сократить количество операций на обработке 82-миллиметровых минометов.

— Теперь вместо сорока часов на обработку ствола уходит всего лишь четыре.

Мы прошли дальше, в следующий отсек. Здесь работали токари. Все задержались у станка токаря Анатолия Харичкова, выполнявшего ежедневно на обработке мин до шести норм. Работал он быстро и ловко.

— Ну как, товарищи, работается на новом месте? — спросил кто-то из моих спутников.

— Условия для работы и отдыха нормальные. Теперь все зависит от нас.

При выходе из штольни меня остановил высокий моряк:

— Вы товарищ Сарина? Я из воинской части, расположенной по соседству с комбинатом. Прослышали, что здесь делают минометы. Просим три миномета и комплект мин к ним. Директор филиала рекомендовал к вам обратиться.

Николай Кириллович Костенко подтвердил, что моряк действительно к нему уже обращался. Мы еще [127] раз проверили его документы и решили минометы дать.

Краснофлотец горячо поблагодарил нас и пообещал:

— Ни одна мина не пройдет мимо цели.

Такие случаи бывали здесь часто, буквально «горяченькими», как говорили товарищи, минометы отправлялись прямо на линию фронта.

Однажды, поздно вечером, меня вызвал к себе Б. А. Борисов. Он сообщил, что военные товарищи обратились в городской комитет обороны с просьбой организовать срочный ремонт эсминца, получившего во время следования в Севастополь повреждения.

На завод пришлось идти самой. Заводская территория, которую стали называть «открытой площадкой», казалась пустынной и заброшенной, — такое впечатление создавали разрушенные корпуса цехов. Но здесь были люди, они работали, не обращая внимания на завывания вражеских самолетов в ночном небе.

На «площадке» меня встретил Н. К. Костенко. Решили поручить работу сборщику Смирнову и электросварщику Прищепе. Предстоял сложный по условиям ремонт, срок был дан очень жесткий. Как начать электросварку, не демаскируя корабль? Ожидать до утра нельзя. Рабочие нашли выход. Они попросили у моряков брезент и под ним начали сварку. Ремонт был произведен быстро и качественно. Ранним утром эсминец снялся с якоря.

В течение нескольких дней был оборудован и начал действовать спецкомбинат №2. В просторных, с высокими сводами штольнях было чисто, прохладно и даже уютно. Коллектив комбината, директором которого была назначена Л. К. Боброва, состоял в основном из женщин. Здесь шили военное обмундирование, обувь, сумки для гранат, брезентовые ведра для кораблей, рукавицы.

По окончании смены никто из женщин не уходил из цеха. Патриотки ежедневно работали два часа сверх нормы. Иногда ритм работы нарушался из-за нехватки оборудования, отсутствия запасных частей. Тогда работницы приносили в цех собственные швейные машины и недостающие детали. Однажды, когда потребовались для зарядки авиабомб мешочки из натурального шелка, женщины обоих комбинатов отдали для этой цели свои лучшие платья. [128]

Свободные от работы часы работницы комбината отдавали уходу за ранеными.

Здесь, как и в спецкомбинате № 1, большие отсеки были отведены под общежития. Кроме того, в Инкерманских штольнях нашлось место для школы, детского сада, клуба, столовой, почтового отделения и даже кинотеатра. Под многометровой толщей скал разместился настоящий городок. Для многих людей спецкомбинаты стали не только местом работы, но и домом.

Сколько бы ни ярились фашистские летчики и артиллеристы, пытаясь нарушить трудовую жизнь комбинатов, ничего у них не получалось. Отсюда ежедневно, прямо на фронт, уходили машины, груженные боезапасом и обмундированием.

В один из дней сюда прибыл командующий Приморской армией генерал-майор И. Е. Петров. В беседе с рабочими он рассказал о создавшейся обстановке на подступах к городу, подчеркнув, что в Севастополе особенно наглядно проявляется кровная связь армии и народа, фронта и тыла. Характеризуя деятельность спецкомбинатов, он назвал их «блиндажами города-крепости». Это меткое определение очень понравилось рабочим и работницам комбинатов.

Завод «Молот». До войны это была обычная артель, которая выпускала мясорубки, ведра, сковородки и другие предметы домашнего обихода. Перестраиваясь на военный лад, здесь в самые сжатые сроки наладили выпуск гранат. На завод приходило много писем с передовой, в которых бойцы благодарили рабочих за высокое качество «лимонок» и просили выпускать их в еще большем количестве. Предприятие имело хорошо оснащенный литейный цех и высококвалифицированные старые кадры рабочих, которые, невзирая на пенсионный возраст, с началом войны возвратились на завод.

В первые же дни осады коллектив «Молота» получил от городского комитета обороны задание подготовиться к ремонту военной техники.

Задание было не из лёгких, тем более, что цехи для этого не были приспособлены, да и среди специалистов не было настоящих оружейников. Но надо, значит — надо. По нескольку суток не уходили с завода инженеры, токари, слесари, кузнецы, электросварщики, готовясь к приему поврежденной техники и оружия. [129]

И когда цехи были подготовлены к производству новых работ, на завод прибыли поврежденные танкетки. Ремонтники работали круглые сутки, рядом с ними трудились экипажи машин. С заводского двора танкетки сразу уходили на передовую. Провожая боевых друзей на фронт, рабочие волновались: все ли они сделали как надо? Опасения их были напрасны: машины отлично вели себя в бою.

Нормальной работе завода мешали частые налеты вражеской авиации. Энтузиазм рабочих и инженеров преодолевал все трудности. Рабочие выполняли производственные задания на 200–300 процентов. Коллектив завода «Молот» явился зачинателем соревнования за ежедневное выполнение пяти норм. Первым «пятисотником» здесь стал известный в городе стахановец Головин.

Комсомольско-молодежная смена, возглавляемая комсомольцем Соболевым, по праву носила звание фронтовой: она была лучшей на заводе. Молодые рабочие самоотверженно трудились над выполнением военных заказов, когда требовалось, сутками не покидали своего цеха. Соболев был танкистом, сражался против гитлеровских захватчиков, после тяжелого ранения был демобилизован и пришел трудиться на завод. Знания и военный опыт очень пригодились ему на новом месте.

Совершенно очевидно, что без хорошо налаженного и надежно защищённого энергетического хозяйства не могло быть и речи о выполнении военных заказов, нормальной жизнедеятельности города. В Севастополе работали три электростанции общей мощностью 32 360 квт. В первые же дни войны создали защитные ограждения вокруг силового и трансформаторного хозяйства, произвели камуфляж станции, сняли трубы с котельных, обучили людей работать бездымно. Для устранения повреждений создали аварийные бригады. В штольнях ГРЭС № 1, которые были пробиты для строительства подземной электростанции, оборудовали убежище.

Вражеская авиация неоднократно бомбила электростанции города. В сложных условиях осады энергетики города вели себя, как подлинные герои.

Во время одного из налетов на ГРЭС № 1 две бомбы попали в главный корпус. Взрывом был поврежден [130] работающий котел, завалилась часть стены. От пыли и дыма стало темно. Но ни один из работающих не покинул своего поста, особенно мужественно вел себя стоявший на вахте Д. Д. Шевченко. Он моментально отключил топливо и предотвратил серьезную аварию.

Как-то в горком партии по телефону сообщили, что в результате бомбежки на территории ГРЭС № 1 начался пожар. Председатель горисполкома В. П. Ефремов и я немедленно выехали туда. Несмотря на то, что над станцией продолжали кружить вражеские самолеты, рабочие во главе с секретарем парторганизации В. А. Филатовым самоотверженно боролись с огнем. Все действовали быстро и слаженно. Когда последствия налета были ликвидированы, В. А. Филатов рассказал нам о мужественном поведении своих товарищей. Особенно героически в этот день действовали электромонтеры Вознюк, А. Дворников, И. Колесниченко, кочегары М. Шевченко и Красненко.

Стойко и бесстрашно несли боевую вахту работники ГРЭС № 2, расположенной на Северной стороне. Директор станции А. Н. Лисовский, главный инженер Е. Н. Бусько, заместитель секретаря парторганизации Ф. Андрющенко и другие коммунисты личным примером увлекали коллектив на самоотверженный труд. Враг был близко. Здесь не раз создавалась опасная обстановка, работники станции были готовы в любой момент дать отпор гитлеровцам. Рядом с агрегатами они держали винтовки и гранаты, с которыми научились отлично обращаться.

Ответственная работа, выпала на долю рабочих и инженерно-технических работников сетевого района «Крымэнерго», который возглавлял коммунист с 1918 года И. М. Абанин. Для устранения повреждений здесь были созданы четыре аварийные бригады, которым приходилось ликвидировать различные нарушения в сетях, зачастую под бомбами и артиллерийским огнем противника. Так, 12 ноября после ожесточенной бомбардировки вышли из строя высоковольтные линии передач. В результате героического труда мастеров, кабельщиков и линейщиков многие линии были восстановлены и уже на следующий день предприятия получили ток. Главным инженером сетевого района был В. К. Кузьмин. Его всегда можно было встретить [131] в районе серьезных повреждений. На своем мотоцикле он успевал побывать на самых отдаленных участках работы ремонтных бригад. Это он, В. К. Кузьмин, предложил организовать и сам принял участие в резервировании и кольцевании линий электропередач, что обеспечило бесперебойное снабжение энергией оборонных объектов города.

А какие неимоверно трудные задачи выпали на долю севастопольских железнодорожников! Фашистская авиация совершала налеты на станцию, бомбила полотно. Люди работали до изнеможения, паровозные бригады под бомбами и артиллерийским обстрелом доставляли боеприпасы на передовую, путейцы в трудных условиях фронта обслуживали сорокакилометровый участок пути. Рабочие железнодорожного узла освоили производство деталей для минометов и мин, ремонтировали военную технику, паровозы, вагоны, принимали участие в строительстве бронепоезда, оборудовали для воинов поезд-баню, передвижные дезкамеры.

В мастерских депо рядом с рабочими часто трудились моряки, танкисты, артиллеристы. Слесари мастерских Божко, Опальков, Суховерхов, Терещенко и многие другие превратились в универсальных оружейников.

В необычайно сложных условиях железнодорожники сумели доставить на 30-ю батарею платформы с орудийными стволами для замены старых.

Стойкость и мужество в эти трудные дни стали нормой поведения железнодорожников. Хочется коротко рассказать о настоящем, подвиге бригады машиниста Н. А. Островского.

В районе Балаклавы хранились замаскированные цистерны с бензином для самолетов. Пришло время, и эти цистерны любой ценой потребовалось доставить в Севастополь. Поручили это сделать машинисту Н. А. Островскому, предупредив, что враг держит дорогу под непрерывным огнем.

В Балаклаву прибыли благополучно. Однако не успели и подойти к цистернам, как фашисты открыли минометную стрельбу. Паровоз взял две цистерны. В это время взрывом снаряда оглушило помощника машиниста, осколками пробило одну из оставшихся цистерн, возник пожар. На помощь железнодорожникам [132] пришли наши батарейцы, они открыли огонь и заставили фашистов замолчать.

Состав двинулся, но опять был обстрелян неприятелем, осколками изрешетили паровоз, вышел из строя инжектор. Машинист принял решение спуститься под уклон с одним инжектором.

Бензин был доставлен по назначению. Встречавшие состав были поражены видом искалеченного паровоза и тем, что машинист сумел увести его в таком состоянии из-под огня противника.

Переправляться через Северную бухту тоже было подвигом. Над ней целыми днями «висели» вражеские самолеты. Команды буксиров с утра до поздней ночи совершали героические рейсы, доставляя в воинские части боеприпасы, бойцов и продовольствие.

Перестроили свою работу на военный лад и многие другие предприятия города. Коллектив мыловаренного завода, кроме мыла; изготовлял свечи для землянок, зубной порошок. Рабочие кожевенного цеха организовали выделку овчины для полушубков. Самоотверженно трудились коллективы трестов «Водоканал» и «Трансэлектро», хлебозавода, макаронной фабрики, мельницы, типографии и других предприятий. Труженники артели «Рыбацкая коммуна» не раз с риском для жизни обеспечивали доставку снарядов для батарей, переброску подкреплений, перевозили раненых.

Буквально с первых месяцев войны решающую роль в работе предприятий города стали играть женщины. Считая своим патриотическим долгом заменить ушедших на фронт мужей, отцов, братьев, они приходили в райкомы партии, на предприятия и просили дать им работу. Сотни домохозяек стали к станкам по призыву городского комитета обороны. Они овладевали профессиями токарей, слесарей, электромонтеров, водопроводчиков, шоферов. Электросварщица Мария Новикова прекрасно справлялась с опасной и сложной работой во время выездов фронтовой бригады на восстановление тяжелых башенных батарей.

Ново-Щулинскую подстанцию отделяли от вражеских окопов всего лишь несколько километров. Здесь, зачастую под ураганным огнем противника, бесстрашно несла дежурную службу Ефросиния Гуленкова. До войны Ефросиния Ивановна была домашней хозяйкой. Когда ее муж, электромонтер этой подстанции, ушел [133] на фронт, она заменила его на производстве. Позже заменила еще двух электромонтеров, вставших на защиту, города с оружием в руках. Так Гуленкова одна стала обеспечивать бесперебойную работу подстанции. В феврале 1942 года Е. И. Гуленкову приняли в ряды Коммунистической партии.

Не только в Севастополе, но и далеко за его пределами известен трудовой подвиг работницы спецкомбината №1 Анастасии Чаус. В один из налетов вражеской авиации она была ранена, в больнице ей ампутировали руку. После излечения предложили эвакуироваться, но Анастасия отказалась. Поправившись, комсомолка вновь встала к штамповочному станку. Работая одной рукой, А. Чаус выполняла нормы на 200–250 процентов.

Замечательные образцы мужества не раз проявляла шофер мастерских порта комсомолка Бирюкова.

Однажды во время яростного артиллерийского обстрела дворовой площадки спецкомбината № 1 был убит водитель армейской машины, прибывшей за боеприпасами. Груженая автомашина стояла у самого входа в штольню. Евдокия Бирюкова, находившаяся в это время на площадке, быстро оценила создавшееся положение. Бегом пересекла двор, вскочила в машину и вывела ее из-под огня.

В связи с переходом предприятий на выпуск оборонной продукции в городе возросла потребность в металле. Между тем блокадные условия привели к значительному сокращению подвоза сырья, металла, топлива. Для преодоления этих серьезных трудностей предприятия Севастополя, с одной стороны, Должны были начать борьбу за экономию сырья, с другой — развернуть работы по изысканию заменителей, использовать внутренние ресурсы. Помогала творческая мысль новаторов и изобретателей.

По инициативе железнодорожников в городе широко применялось брикетирование угольной пыли, что в некоторой степени разрешило вопрос с топливом. Вместо специальной калиброванной проволоки при изготовлении гранат предприятия использовали отходы стальных тросов. Из старых консервных банок научились добывать олово для лужения деталей. Не хватало чушкового чугуна, кокса, но рабочие справились и с этой трудностью. [134]

Большую помощь в изыскании материалов оказывали комсомольцы. Они собирали металлический лом, консервные банки, с разрушенных домов снимали железную кровлю. В трудные июньские дни семнадцатилетний рабочий спецкомбината № 1 Степан Бойко предложил использовать для изготовления гранат железо с разбитого ангара, расположенного на противоположном берегу, в районе бухты Матюшенко. Район этот плотно простреливался вражескими минометами и пушками. Добраться туда можно было только вплавь и только ночью. Предложение было заманчивое, но руководители комбината понимали, сколь опасна эта затея. Однако запас металла подходил к концу и следовало рискнуть. Степан и несколько его товарищей — хороших пловцов — получили разрешение на проведение этой опасной операции.

На Северную сторону ребята добрались быстро, в кромешной темноте собрали железо и уложили его на плотик. Тянули плотик за собой на привязи. Было тяжело, и обратно плыли долго. Утром комсомольцев тепло благодарили всё рабочие цеха.

Важную роль в достижении высокой производительности труда сыграло участие коллективов севастопольских предприятий во всесоюзном социалистическом соревновании. В феврале городской комитет партии постановил учредить переходящее Красное знамя лучшему предприятию. В марте его присудили коллективу завода, где директором был Н. К. Костенко, а секретарем партийной организации т. Морозов.

Под руководством партийной организации социалистическое соревнование ширилось с каждым днем. Росло число стахановцев — трехсотников, четырехсотников и пятисотников. Стахановцы и ударники находили выход из самых затруднительных положений, нередко опрокидывая все технические нормы. Например, токарь одного из заводов А. Кривотулов доказал, что выработка 100 деталей — не предел, и, применив новаторское приспособление, начал выдавать их по 600. Его примеру последовали многие токари предприятия.

Особенно тяжелыми для осажденного Севастополя были июньские дни сорок второго года, когда противник предпринял третье наступление. Блокада сжимала город все сильнее. Израненный, в дыму и пожарах, Севастополь продолжал биться с врагом. [135]

Все, что было в человеческих силах, делали в эти дни севастопольцы для защиты города. В цехах спецкомбината № 1 люди трудились буквально сутками, выполняя пять-шесть норм ежедневно. За первую половину июня коллектив филиала Морского завода изготовил 5280 корпусов для 82 мм мин, 500 противотанковых ежей, 44 комплекта огнеметов, произвел ремонт подводной лодки, баржи и двух буксиров. На заводе № 1 и в заряжательных мастерских было изготовлено и снаряжено более 90 тысяч гранат, 450 противотанковых мин.

Подлинный героизм проявил в дни третьего штурма коллектив ГРЭС № 2. Не думая о смертельной опасности, бесстрашно нес трудовую вахту персонал, снабжая электроэнергией воинские части и предприятия.

19 июня на городской КП поступило сообщение: группа немецких автоматчиков проникла на Северную электростанцию. В это время у котлов, турбогенераторов и щитов дежурили инженер М. Семенихин, старший машинист С. Руденко, старший кочегар П. Васильев, дежурный по главному щиту Н. Неведров. Боевая дружина электростанции встретила гитлеровцев дружным огнем. Со снайперской точностью уничтожал врага слесарь Выговский.

С Северной стороны работники ГРЭС № 2 ушли лишь с частями прикрытия. Отходили, отстреливаясь от гитлеровцев, унося на руках раненых. Не всем удалось переправиться в город. Память о товарищах, погибших на посту, живет в сердцах севастопольских энергетиков.

Прорвавшись к Северной бухте, фашисты стали систематически обстреливать все подходы к штольням спецкомбината № 1.

Рабочие комбината решили дать отпор врагу. Сделав очередную партию минометов, они выносили их из штолен, устанавливали у входа и открывали огонь.

Не перечесть имен севастопольцев, показавших образцы служения Родине. И везде, на всех участках обороны, впереди шли коммунисты и комсомольцы. Когда вспоминаешь трудные дни осады, время, которое прошло с тех пор, как бы спрессовывается, и встают в памяти отважные люди, дружная работа и сплоченность, высокое чувство ответственности, готовность идти на любые жертвы ради победы. [136]