Сложности с родителями

Литература, описывающая терапевтические подходы к родителям огромна. Она развертывается в различные модальности, такие как групповая терапия, семейная терапия, детское консультирование, и проходит широкой полосой через все психотерапевтические дисциплины. Однако обзор литературы обнаруживает, что не существует никакого четкого понятия контрпереноса по отношению к родительским фигурам. Не существует также никакого значимого объема сведений. организованных вокруг этого понятия. Вновь мы задаем себе вопрос: “Почему так мало?". И вновь наталкиваемся на ответ: “Потому что его бывает так много".

Сложность контртрансферной ситуации возрастает по мере того, как возрастает количество терапевтических побочных отношений. Объем этой области, таким образом, настолько велик, что не может быть адекватно описан в данной работе. Поэтому будет представлен только один тип случая - случай симбиотических матери и ребенка. Я выбрал эту терапевтическую ситуацию, поскольку она обычна, не исследована полностью в литературе и чревата серьезными контртрансферными ловушками. В духе моего основного тезиса - что контрперенос типа IV может способствовать терапии - будет приведено некоторое количество фонового материала, для того чтобы описать кажущиеся препятствия контрпереноса, а также сделать некоторые предложения по поводу превращения этих препятствий в полезные инструменты.

Первым вопросом является диагноз. Исходный телефонный контакт не только дает важные диагностические указания, но может повлиять на решение матери принять возможность терапии. Достаточно типично, чтобы мать сказала, что ее муж не может или не хочет придти. Более того, мать производит такое впечатление, как будто сама она ожидает, что ее будут принимать вместе с ребенком. Слияние очевидно в том, как мать поглощена ребенком или подростком. Важными ключами являются выражения, связанные с изменением границ тела, такие как "он мне под кожу входит", или "мое сердце бьется для нее". То количество времени, которое мать и ребенок проводят вместе, присутствие школьной фобии или занятость матери проблемами ребенка до того, что она пренебрегает собственными нуждами, являются дополнительными показателями. Часто в отношениях присутствует негативный уклон, при котором мать и ребенок критикуют, принижают и всячески царапают друг друга. Появляется ощущение, что они не могут оставить друг друга в покое, что они не могут жить вместе и в тоже время не могут жить поотдельности. Походя я могу упомянуть, что эти тесно связывающие отношения встречаются не только между матерьми и детьми. Я видел несколько ситуаций, в которых отец, который проводит дома значительное время, включен в типичные симбиотические отношения.

Обычный отклик на симбиотическую диаду у школ (Sperling, 1961), учреждений и даже некоторых терапевтов — это "разорвать ее", как будто симбиоз представляет собой какую-то угрозу для наблюдателя. Некоторые клиники совершенно правильно настаивают на том, чтобы мать тоже была в терапии. Однако если настаивать, чтобы мать и ребенок имели разных терапевтов, дело может кончиться провалом. Склонность "разорвать его" может быть важным диагностическим и контртрансферным показателем.

Одно важное указание на степень симбиоза — это та сила, с которой мать контролирует ребенка и, в конечном итоге, стремится контролировать терапию. В начальных стадиях редко можно бросить вызов этому контролю успешно без отрицательных результатов. Более того, контроль может манифестироваться только в тонкой форме, как с матерью, у которой развивается тяжелый, но медицински необъяснимый гастроэнтерит, если ее склонный к школьной фобии сын вновь начинает посещать школу. Необходимость контролировать у матери можно рассматривать, как критическую, если не последнюю в жизни защиту ее самой, и ее следует в течение какого-то времени поддерживать, и откликаться на нее с величайшим уважением. Исходная контртрансферная реакция терапевта, как правило, бывает возмущенное: “Нет!" или: “Вы кем себя вообразили, что говорите мне как лечить вашего ребенка?". Эти ответы восходят обратно к фазе сепарации-индивидуации самого терапевта и если их не понять и не обращаться с ними конструктивно, то они приведут к терапевтическому хаосу. Попытки контроля со стороны одного из родителей и спонтанно возникающие негативистические тенденции у терапевта может означать две вещи. Одна — это отголоски здорового импульса ребенка сопротивляться излишнему влиянию матери. Спитц (Spitz, 1957) предлагает прекрасное описание значения слова "нет" в развитии ребенка. Второе — это, что сила сопротивления является ключом к интенсивности материнской потребности в слиянии. Ее потребность контролировать отражает ее защитную уязвимость. Часто мать много позже покажет, что она была в ужасе от мысли, что потеряет ребенка и потеряет контроль над собой. Иногда мать со своими требованиями и изменчивостью может индуцировать у терапевта тревогу и ужас, от которых она пытается защитить себя.

Когда оказывается, что ребенок успешно противостоит симбиотическим нуждам матери, можно предположить, что мать испытывает тревогу по поводу утраты своего симбиотического объекта и будет искать кого-то, с кем она может вновь установить свое симбиотическое равновесие. Терапевт должен быть доступен, чтобы установить это взаимоотношение с матерью. Один из способов, который обычно ослабляет тревогу матери и в то же время позволяет сформироваться рабочим отношениям, это спрашивать у матери ее мнения и руководства. Как только мать обнаружит, что терапевт не будет нарушать деликатное равновесие, не утащит у нее ребенка и не бросит ее одну, мать начинает более сотрудничать. Когда мать чувствует, что терапевт гибок и уважает симбиоз, мать становится более сотрудничающей. Цель терапии симбиотической диады мать-ребенок в том, чтобы дать терапию не только ребенку, но и матери и, следовательно, взаимоотношениям в целом. Цель достигается тем, что терапевт становится симбиотическим объектом соответственно и для матери, и для ребенка, и затем разрешает эти отношения в объектные отношения. Иногда на первичном интервью мать готова рассматривать индивидуальную терапию для себя. Часто требуются годы, прежде чем мать примет для себя помощь. Тем не менее, когда мать не принимает ни терапии, ни консультирования, она может быть готова принять роль "со-терапевта" и "учиться" у терапевта ребенка. В этом отношении интерес представляет развитие "внутрисемейной терапии" Герни (Guerney, 1964), С.Маршаллом (1978) и другими. Фрейд (1909) создал эту терапевтическую парадигму в терапии маленького Ганса.

По мере того как мать (и ребенок) все глубже вовлекаются в терапевтическую ситуацию, постепенно выявляется роль отца. Вначале отец, кажется, заметен только тем отсутствием интереса, который ему приписывается. Когда мать и ребенок вплетают отца в сессии, он обычно бывает туманной, смутной и амбивалентной фигурой. Затем отец принимает более негативную валентность, вызывая у терапевта вопрос, как может он быть таким не обращающим внимания, или бесчувственным, или жестоким, и так далее. Если отец не присутствовал на терапевтической сцене, то критически важно вовлечь его в нее по трем причинам. Во-первых, терапевт может действительно проверить свои собственные контртрансферные отношения к нему. Часто отец совсем не таков, каким его выставляют. Во-вторых, отцу может быть нужна помощь в том, чтобы стать аффективным объектом матери. В третьих, если не вовлекать отца, то негативные контртрансферные реакции терапевта могут усилиться и отыгрываться через мать и ребенка отцу вплоть до того, что отец будет полностью вытолкнут из терапевтического поля. Грюнебаум и Стрин (Grunebaum & Strean, 1964) проводят обзор случаев, когда отцы выпадают из детского консультирования. Рубинштейн и Левитт (1964) сформулировали несколько прекрасных гипотез относительно идентификации терапевта с пациентом и последующих контртрансферных реакций на отца пациента.

В следующем случае патология семьи была печально очевидна и, казалось, просто умоляла о лечении. Родители признавали наличие значительных семейных осложнений, но закрыли эту область полностью, сказав, по сути: “Если вы попытаетесь исследовать наши брачные отношения, мы заберем ребенка из терапии". Они объяснили, что они проходили брачное консультирование, и что был выработан удовлетворительный modus operandi. Они дали понять, что оба они аффективно холодны и способны жить более или менее раздельной эмоциональной жизнью совместно. Если верить миссис Р., дочь, Рут, была цепляющимся, хнычущим, зависимым восьмилетним ребенком. Рут действительно очень глубоко была сцеплена с матерью, в основном вследствие разлуки из-за болезни матери в то время, когда Рут было восемь месяцев от роду. Однако она имела более глубокие отношения с ровесниками из школы, чем ее мать была способна заметить. Миссис Рю, которая казалась человеком надменным и отстраненным и не могла вынести потребности Рут в близости с ней, на самом деле получала изрядное эмоциональное удовлетворение от своих отношений с Рут.

Приняв предостережение, высказанное родителями, терапевт согласился встречаться с Рут один раз в неделю, с матерью один раз в месяц и с отцом по мере надобности. Терапевт чувствовал, что разделить мать и дочь, обеспечив их разными терапевтами, значило бы создать неразбериху. Терапевт медленно наращивал встречи с миссис Р. до одного раза в неделю, что она достаточно неохотно, но приняла. Цель была простой - терапевт старался стать симбиотическим объектом миссис Р., тем самым заменив Рут. В то же самое время терапевт втерся в психологическую структуру Рут в качестве ее симбиотического объекта.

Контрперенос терапевта на мать был — чувство бремени, эмоционального холода и дистанцированности. Терапевт боялся сессий, потому что во время них бывали длительные каменные неуютные молчания, а также жалящий скептицизм и критика в адрес терапевта. Каково было значение переноса-контрпереноса? Миссис Р. создавала с терапевтом те отношения, которые были у ее собственной матери с ней, с периодами холодного молчания и пренебрежения, которые временами прерывались резкими отвергающими упреками. Бессознательное послание было: “Хотела бы я от тебя избавиться, но не могу". Миссис Р. обращалась с терапевтом так, как она относилась к своей дочери. И, чтобы завершить цикл, терапевт отзывался сходными контртрансферными чувствами — ему хотелось избавиться от матери.

Посреди жалоб миссис Р. по поводу утомительного поведения Рут терапевт спросил, а нельзя ли от Рут избавиться. Миссис Р. не удержала суровое выражение лица и безудержно расхихикалась. Когда она успокоилась, она начала нападать на терапевта за жестокосердие, затем призналась, что она об этой идее думала, но примирилась с тем, что оставит дочь у себя. По мере того, как миссис Р. прорабатывала свою вину, она раскрыла также, что у нее было ощущение, что она ужасная мать. Когда терапевт присоединился к ее принижающей защите, сказав ей, что он знал об ее недостатках уже давно, миссис Р. вздохнула с облегчением по поводу того, что ей не придется дальше притворяться с терапевтом. В этой более легкой эмоциональной тональности терапевт начал искать других способов уменьшить тоску и тяжесть сессий. Миссис Р. смогла говорить о своем образовании и о начале работы статистиком, и затем принялась разворачивать историю своей собственной жизни. Когда терапевт смог стряхнуть с себя свое отвергающее отношение и увидеть миссис Р. в более позитивном и принимающем свете, то же самое произошло параллельно в отношениях матери и дочери. По-видимому, миссис Р. идентифицировала себя с позитивным взглядом терапевта, который представил ей ролевую модель ее реакций на Рут.

Время от времени отца просили придти вместе с матерью, для того чтобы удостоверить что мистер Р. поддерживает терапию, и для того, чтобы определить, нельзя ли найти какой-то путь для разрешения брачного тупика.

Рут прекратила терапию, когда начала проявлять последовательные признаки того, что функционирует как относительно автономная личность, то есть получила удовольствие от похода с ночевкой, поддерживает хорошие отношения со сверстниками, и в тоже время получает удовольствие от сотрудничающей роли в своей семье. Миссис Р. оставалась в терапии, внешне для того чтобы помочь Рут закрепить свои достижения, но скрыто для того, чтобы продолжать свой собственный эмоциональный рост. Миссис Р. прекратила свою собственную терапию, когда она утвердилась профессионально. Фактически ее симбиотическая связь с Рут была перенесена на терапевта, проработана и остатки ее смещены на ситуацию с ее работой.

V

Date: 2016-02-19; view: 286; Нарушение авторских прав