Глава 20. Въехав на вершину хребта, я приподнялся на стременах

Въехав на вершину хребта, я приподнялся на стременах. Внизу простиралась типичная равнина с небольшими перекатами, то тут, то там роговидные чолла, несколько видов кактусов… как всегда в таких местах. Вдалеке — очертания холмов, а черные пятна на них — очевидно, заросли можжевельника.

Я сел в седло, спустился и сразу же повернул к ближайшей лощине, затем к другой и пересек узкую полосу, разделявшую еще две. На первый взгляд, там вроде никого не было, но мне почему‑то так не казалось. Предчувствие… Оно не давало мне покоя: что‑то неотвратимо надвигалось на меня… И я начал путать следы — развернулся и помчался в обратную сторону, вверх по лощине, по мягкому песку, снова на равнину, где я пустил жеребца в галоп… Проскакав так какое‑то время, постепенно перешел на шаг. Впереди раскинулось каменистое плоскогорье — низкие холмы в обрамлении скальных образований — некоторые из них не более десяти‑двенадцати футов высоту, в то время как сами холмы достигали семидесяти пяти‑девяноста футов; вокруг множество кустов можжевельника и еще больше роговидной чоллы. Река Пургатор была дальше на запад.

Тропа снова привела меня на возвышенность. Теперь стало очень жарко. Вытерев пот со лба, я огляделся: пустота… не видно даже одинокой антилопы. И никаких следов других диких животных. Тепловые волны дрожали и танцевали. Мы спустились к небольшому ручейку, и я дал лошадям напиться. Проехав вдоль лощины, я обогнул кусты можжевельника и поднялся на скалистый карниз — лишний раз осмотреться никогда не мешает.

Стоп! С юго‑запада ко мне приближались клубы пыли. Да, кто‑то ехал в мою сторону, точно. Пройдя с лошадьми чуть вперед, я вдруг увидел наезженную дорогу, а рядом с ней загон с каменной оградой и небольшое здание в глубине. Из трубы вился дымок.

С винтовкой в руках я подошел поближе через кусты можжевельника. Так, в загоне несколько лошадей и люди в полном ездовом снаряжении…

Сменная станция почтовых дилижансов! Скрытый кустами можжевельника, я увидел, как подъехала почтовая карета, несколько пропыленных людей спрыгнули на землю, разминая ноги, ездовой экипаж поменялся. Ни одного знакомого лица, но у самой станции у коновязи стояли еще две лошади.

Через несколько минут дилижанс двинулся дальше, однако к лошадям никто не вышел. Мне жутко хотелось есть, а там была еда, которую не надо готовить самому. И свежий кофе!

Я обогнул загон и подъехал к станции со «слепой» стороны; вынул винчестер из седельной кобуры, привязал лошадей в тени и направился к низкому зданию с двумя окнами. Дверь оставалась открытой, и я вошел.

За стойкой бара мужчина без шляпы, у стойки двое других в шляпах. Оба уже выпили изрядно и продолжали пить дальше. Один — массивный, с мощной грудью, толстенными ногами в сапогах со стоптанными каблуками; второй — поджарый, высокий, слегка сутулый. Он чуть повернул голову и бросил на меня взгляд. Я молча пересек комнату и сел за единственный столик, аккуратно положив винчестер на лавку, стоявшую рядом.

Мужчина без шляпы вопросительно посмотрел на меня.

— Что будем?

— Кофе, — ответил я, — и все, что у вас есть.

— Могу предложить кусок тушеной бизонятины.

— Готов проглотить хоть волка, — ответил я. — Давайте!

Высокий в шляпе снова бросил на меня взгляд.

Я чувствую, когда надо ждать проблем, поэтому старался не смотреть в его сторону.

— Я тот самый волк, — протянул он.

Я про себя чертыхнулся. Вот чего мне сейчас не хватало, так это пьяной драки! Я умирал от голода и усталости… но мое терпение тоже. Здоровяк у стойки даже не повернул головы — наливал себе очередной стаканчик.

— Я тот самый волк, — настырно повторил высокий.

Хозяин принес мясо из кухни. Поставил тарелку передо мной и чуть слышно прошептал:

— Будь поосторожней.

Высокий уже повернулся спиной к стойке бара и теперь в упор уставился на меня тяжелым противным взглядом. Мне все это хорошо знакомо: дай такому выпить, и все его самые худшие инстинкты тут же вылезают наружу — готов прицепиться к любому, кто попадется под руку, желательно к индейцу или мексиканцу.

— Я тот самый волк, — снова повторил он. — Посмотрим, как ты меня проглотишь.

Запах мяса дразнил. Я начал есть, стараясь не обращать на задиру никакого внимания. Однако не удалось мне проглотить и двух кусков, как он навис над столом.

— С тобой, кажется, говорят, черт побери!

Он схватил мою руку своей лапищей, я отшвырнул ее и резко двинул столиком ему в живот. Он зашатался, грохнулся на пол. Я подошел и, когда он начал подниматься, врезал ему слева.

При этом я все время двигался, стараясь держать его между собой и здоровяком у стойки, который, впрочем, даже не повернул головы. Худой был дюйма на четыре выше меня, и его руки длиннее, но наглая глотка — это одно дело, а умение драться — совсем другое. Когда он неуклюже, размашисто попытался меня ударить, я схватил его за рукав и резко дернул на себя, одновременно сделав подсечку ногой — он с шумом грохнулся на пол… затем сел, непонимающе хлопая глазами, внезапно протрезвев… или почти протрезвев.

— Я тебя за это убью, — равнодушным тоном произнес он.

— Стоит ли думать об этом? — ответил я. Тоже спокойно. — Пока ты что‑то не очень… У вас тут есть кладбище? — обратился я к наблюдавшему из‑за стойки хозяину, не отрывая, впрочем, глаз от сидевшего на полу «крутого».

— Имеется. Хотя там одни только индейцы.

— Если хочешь, чтобы тебя не забыли, — посоветовал я высокому, — лучше сразу скажи ему свое имя, прежде чем протянешь руку к револьверу.

— Думаешь, напугал?

Его глаза метали молнии, но я знал: он будет драться, только если преимущество окажется на его стороне.

— И не собирался напугать. Надеюсь, у тебя хватает ума.

Я спиной отошел к столику,, сел. Когда снова начал есть вилку держал левой рукой. Его взгляд не скрывал желания уничтожить меня, но сделать это в открытую у него не хватало смелости.

— Да пошел ты! — с ненавистью выдавил он.

Моя правая рука на бедре расположилась рядом с рукояткой револьвера в кобуре и даже еще ближе к револьверу за поясом, хотя вряд ли он его заметил. Кроме того, на соседней лавке дулом к нему лежал мой винчестер…

— Да пошел ты! — злобно повторил он и повернулся к стойке: — Пошли, Шорти. Уходим!

Его приятель по‑прежнему даже не повернул головы.

— Иди, Слим. Я тут еще побуду.

— Ты что?

Шорти повернулся спиной к стойке.

— Слим, мы знаем друг друга совсем недолго, но, по мне, этого вроде бы хватит.

Слим недоуменно захлопал глазами, затем резко развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Шорти посмотрел ему вслед и снова повернулся к стойке.

— Шорти! — Минуты через две‑три окликнул я. Он чуть повернул голову в мою сторону. — Ты уже ел? Отличное мясо… если, конечно, нравится бизонятина.

— Пару раз пробовал, — ответил он.

— Тогда садись. Угощаю.

Шорти подошел со своим стаканчиком виски и сел напротив меня. Широкое лицо, мощная шея и вообще вид по‑настоящему сильного, выносливого здоровяка.

— Мы с ним вместе работали, вместе уволились, значит, вместе и едем. До этого ни разу не видел как он выпивает, — задумчиво произнес он.

— Допрыгается, что его пристукнут, — заметил я.

— Будь мы партнеры, мне пришлось бы вступиться… Но ведь если уж умирать, то хоть за что‑то стоящее… не за хвастливого горлопана, который только и ищет повода затеять ссору.

Мы ели и очень мало говорили — просто перебрасывались ничего не значащими фразами. Когда я закончил третью кружку кофе, он спросил:

— Далеко направляешься?

— Поискать место для ранчо на западном склоне. Хочу прежде всего посмотреть там у Мокрых гор.

— Не возражаешь, если составлю тебе компанию?

Я усмехнулся.

— Лучше не надо, Шорти. За мной гонятся, но это моя проблема, и я хочу решить ее сам.

— Жаль, — не без грусти произнес он, — ты, похоже, из тех, с кем хорошо ехать вместе.

— Шорти, меня зовут Кирни Макрейвен. Еду к устью реки Колорадо. Искать место для ранчо. Мои партнеры — Бен Блокер и адвокат Аттмор из Кейена. Нам понадобится дельный человек.

— Я слышал о Бене Блокере. — Шорти задумался, как бы припоминая. — Он, случайно, не родня Эйбу Блокеру, почтовому возчику?

— Точно, конечно, не знаю, но они наверняка одной породы.

— Эти… ну с которыми у тебя проблема, они близко?

— Боюсь, да, хотя полностью не уверен. Слушай, Шорти, это гнусная война, но это моя война, и мне надо воевать одному. Не хочу, чтобы из‑за меня погибали хорошие парни… Если увидишь двух‑трех высоких худых мужчин в черных сюртуках и шляпах, держись подальше. Подлые, дальше некуда, от них только и жди беды. Они могут встретиться с любым человеком лицом к лицу, но могут с таким же успехом выстрелить ему в спину, столкнуть в пропасть или подбросить яду в суп. Так что держись подальше… Но я был бы рад, если бы ты появился там, на Западе… Тебя интересует работа?

— Я хорошо стреляю.

— Не на этот раз, Шорти. Приезжай на Запад, считай, что у тебя там партнер. Но это война — моя. И вот еще что, Шорти. Я готов к этой войне, готов вести ее один. Если начну надеяться на чью‑то помощь, то еще чего расслаблюсь, потеряю бдительность. Случается, когда приходится делать все самому и не зависеть ни от кого, кроме себя.

— Это только на похоронах.

— Может быть.

Я заплатил за себя и за него и вышел на улицу. Там опять огляделся, перекинул седло с жеребца на черную лошадь и покинул станцию. Въехав на хребет, я обернулся: Шорти стоял у двери, глядя мне вслед.

Большинство ковбоев на Западе обычно ездят по стране в поисках работы с партнером, частенько не расставаясь годами. Мне же никогда не приходилось ни с кем ездить кроме папы да Пистолета, когда я был совсем маленьким.

Отъезжая от станции, я не планировал дальнейший путь — просто ехал куда глаза глядят, но вскоре наткнулся на хорошую лошадиную тропу и двинулся по ней. Она показалась мне довольно знакомой — мы с папой бывали здесь пару раз и даже как‑то прятались неподалеку, — поэтому я прибавил шагу.

Уже темнело, на небе появились первые звезды, когда я, сделав привал на ночевку, расседлал и привязал своих лошадей. Тут хватало травы и воды, а возле кустов можжевельника нашлось отличное местечко, где разжег костер, не особенно опасаясь, что его заметят. Мы остановились на возвышенности, ярдов на четыреста поднимавшейся над остальной равниной. Ночью с того места видно на много миль вокруг. Особенно хороший обзор открывался на севере.

Кругом валялось множество сухих веток, от которых практически нет дыма, их я и собрал для костра; поужинав, еще раз сводил лошадей на водопой, дал вдоволь напиться и снова привязал их.

Оставив кофе на углях, я решил посмотреть, что делается вокруг, там за краем утеса.

В безоблачном небе ярко светили звезды, миллионы звезд; внизу — бескрайняя пустая чернота, сплошная чернота без разрывов на мили и ми…

Там горел костер! Далеко‑далеко, всего лишь светящаяся точка в бесконечном пространстве, но тем не менее костер! Мне не требовалось угадывать, кто сидел у того костра. Конечно, это мог быть кто‑нибудь другой, но вряд ли. Более того, у меня вдруг появилось острое предчувствие, что близится неотвратимый момент последней встречи. Причем скоро… сейчас… в ближайшие часы.

Вернувшись к своему костру, я первым делом достал револьверы и винчестер, хорошенько их вычистил, проверил, как они действуют, и полностью перезарядил.

Что ж, ладно, пусть будет по‑вашему: что пожелали, то и получайте.

Я раскатал постель, чуть прикрыл огонь и подбросил поближе к себе несколько веток, поскольку ночь ожидалась ясная и довольно холодная. Такая уж эта местность — днем немыслимая жара, а уйдет солнце — не обойтись без теплого одеяла… К тому же мы находились на высоте в добрых тысячу двести футов.

Раза два я просыпался, чтобы прислушаться, и каждый раз проверял лошадей, но они спокойно хрумкали траву, и, похоже, ничто их не беспокоило.

Перед тем как заснуть, я изо всех сил пытался придумать план, который давал бы мне преимущество, но вся проблема заключалась в том, что не я, а они охотились за мной и выбирали поле битвы. Ничего толкового мне в голову не приходило.

Скорее всего, придется сражаться с двумя или тремя крутыми, очень опасными людьми, с которыми шутки плохи, причем драться мне предстоит в одиночку… совсем одному.

Возвышенность, на которой мы сейчас находились, считалась идеальным наблюдательным пунктом, издавна облюбованным местными индейцами. Отсюда с той или иной точки открывался обзор на многие мили в любом направлении. Я встал перед рассветом и быстро упаковал все свои пожитки. Заваривать свежий кофе не имело смысла — с вечера в кофейнике оставалось вполне достаточно. Я подогрел его и выпил, а потом оседлал жеребца.

Каким‑то неведомым образом им удалось не отстать от меня: порой теряя мои следы, они тем не менее всегда знали, куда я направляюсь. Уверен, они оставили наблюдателей в Сильвертоне и в Рико, внимательно следят за железной дорогой, а также основными дорогами на Запад.

Спустившись вниз по восточному склону, я переправился через Симаррон, где лошади заодно хорошенько напились. Затем мы снова повернули на запад, держась слева от возвышенности.

К полудню от утренней прохлады не осталось и следа. Дрожащие тепловые волны вновь превратили далекий горизонт и равнину в танцующий, подобный жидкости воздух. Прямо передо мной высоко в небе вдруг опять появились Испанские пики, которые давно остались позади.

Воды, насколько я представлял, поблизости не было, хотя, если поискать, наверняка отыщется какой‑то приток или рукав реки. Но мне не хотелось сворачивать с тропы, и я поехал дальше. А зря: сверни я тогда хоть куда‑нибудь — избежал бы многих напастей… По дороге мы спугнули несколько антилоп — они грациозно понеслись прочь, отвлекая мое внимание. Когда мои глаза вернулись к тропе, я резко натянул поводья.

Через дрожавшие, танцевавшие тепловые волны ко мне приближались три неимоверно высоких всадника, приближались шагом, растянувшись в цепочку.

Я понял, что бежать поздно, оставалось одно — принять бой. Хотя… кажется, какой‑то шанс есть… слабый, но шанс.

Попытаться достать винчестер — значит тут же нарваться на пулю. Надеясь, что и я виден им так же смутно, как и мне они, я потихоньку вытащил из‑за пояса свой шестизарядник и, держа его у луки седла, медленно подъезжал к ним.

Это были они. И я решил: хватит убегать, хватит бояться, хватит прятаться! Сердце билось медленно и сильно. Серый, казалось, тоже почувствовал мое напряжение и начал ступать короткими быстрыми шажками, готовый к немедленному прыжку. Молодец, ничего не скажешь!

Расстояние между нами неумолимо сокращалось. Я не делал никаких попыток скрыться, просто шагом ехал к ним навстречу. Один из них сквозь зубы что‑то проговорил, и они все начали натягивать поводья. Именно этого момента я ждал.

Как только их лошади остановились, я вонзил шпоры в свою. Мне очень редко приходилось прибегать к шпорам, поэтому сигнал был воспринят моментально. Серый, громко заржав, сделал огромный прыжок вперед, и одновременно взлетела вверх моя рука с револьвером. Один из них лихорадочно доставал из кобуры револьвер, но я находился уже среди них, молнией летел мимо!

Время позволило мне сделать только один быстрый режущий выстрел. Тот, который тянулся к револьверу, вскинул руки, его лошадь испуганно скакнула в сторону, и он свалился с седла.

За мной раздались громкие проклятья, затем топот копыт лошади, седока которой я только что подстрелил. Оглянувшись, я увидел, как один из моих врагов поскакал за отбившейся лошадью, потерявшей хозяина, другой поднял руку для выстрела. Но пока он разворачивал своего коня и целился, между нами оказалось уже футов тридцать, а впереди на тропе — откос. Пуля сердито прожужжала где‑то вверху, когда мы во весь опор спускались в небольшую впадину, причем черная неслась голова в голову с Серым.

По топоту сзади я догадался, что кто‑то скачет наперерез, стараясь обогнать меня. Расстояние между нами сокращалось, более того, впадина заканчивалась, постепенно переходя в равнину с гигантским наслоением лавы с левой стороны. И оно вынуждало меня скакать только вперед на восток, а значит, практически в объятия моих преследователей. Это ловушка… если только не попробовать перебраться через лаву.

Вдруг слева открылся проход, и, надеясь, что он не окончится тупиком, я свернул в него. Но не успели мы туда углубиться, как меня что‑то больно ударило в плечо.

Я чуть не выронил револьвер. Но все же не выпустил его из руки, даже ухитрился засунуть за пояс… Проход резко свернул вправо, мы снова мчались на север. Горы исполняли какой‑то дикий танец перед моими глазами, в голове появилась странная легкость и беспечность. Я двумя руками схватился за рожок седла, но после очередного поворота вдруг почувствовал, что падаю…

Больно ударившись об землю и прокатившись кубарем, я вскочил на ноги, сделал рывок и снова упал. Немного полежал, собираясь с силами, затем пополз в глубь лавы, стараясь держать голову как можно ниже. Дважды вскакивал для коротких перебежек, устремляясь в глубь устрашающе выглядевшего массива застывшей лавы. Отовсюду торчали зазубренные края, но я полз и полз — надо выиграть расстояние. Вот наконец какая‑то щель, по обеим сторонам от нее, как стражи, высились огромные валуны. Я замер, тяжело дыша… вслушиваясь в каждый шорох.

Мои лошади куда‑то ускакали, и враги пустились за ними вдогонку. Через считанные минуты они поймут, что седок свалился, и вернутся искать меня здесь.

Я осторожно пролез через отверстие. Тут и там потоки лавы раздваивались, огибая препятствия, тут и там они сформировали причудливые наросты десять‑двенадцать футов высотой. Наконец‑то мне попался островок травы, на него я и упал, переводя дух.

Сколько мне удалось выиграть? Футов сто двадцать? До моего слуха донесся сердитый голос, ругательство, топот копыт. Лошадь остановилась где‑то совсем рядом. Я лежал совершенно неподвижно, стараясь не производить ни малейшего звука. Может, даже не дышать.

Высоко над головой распростерлось синее‑синее небо с редкими комочками пушистых облачков. К югу от меня высилась вершина горы Капулин, а за ней — величавая — Сьерра‑Гранде…

— Должен быть где‑то здесь, — донесся до меня чей‑то голос.

Затем другой:

— Я попал в него. Это точно!

Как бы в ответ на его слова мое плечо больно заныло. Сразу вспомнился тот сильный удар. Значит, меня подстрелили. Медленно‑медленно я сунул руку под рубашку — кровь… Вот черт!

Надо уползать отсюда. Они заглянут через край лавы и сразу увидят меня. Я отчаянно попытался вспомнить, насколько широк этот застывший поток. Наверное, не больше мили. При всем их страстном желании прикончить меня, им вряд ли захочется продолжать поиски до бесконечности. Они знают, что я ранен, но также знают, что я вооружен и неплохо умею стрелять.

Перевернувшись на живот, я пополз. Меня остановил голос:

— Как там Корли?

— Плохо. Ему нужен доктор. Он серьезно ранен, да еще проволокла лошадь. С ним остался Эйлиас.

— Ну подожди, Макрейвен, дай мне только до тебя добраться!

— Да он подыхает. Я же попал в него. Сбил с лошади!

— Мы так думали уже два‑три раза. Его труднее убить, чем опоссума. Вот уже вроде бы он наш, и каждый раз этот гаденыш куда‑то уползает. Клянусь, когда мы достанем его, мертвым или живым, я лично похороню его. Глубоко‑глубоко. И завалю могилу камнями. Клянусь!

— Он без лошади и серьезно ранен. Давай прочешем с обеих сторон этот лавовый поток. Рано или поздно ему придется вылезти наружу… если он еще жив. Тут мы его и возьмем.

Я сел, снова сунул руку под рубашку, нащупал пулевое отверстие. Смог даже увидеть его, изогнув шею. Пуля прошла насквозь, оставив жуткие темно‑фиолетовые дырки спереди и сзади. Разорвав свой носовой платок, я заткнул обе, с трудом дотянувшись кончиками пальцев до той, которая на спине. Плечо двигалось, значит, кости целы, но крови вытекло много. Я отполз чуть дальше. Плечо теперь болело вовсю, горло и рот пересохли, я с трудом мог хоть на чем‑то толком сфокусировать взгляд. Думаю, болевой шок. Сейчас мне нужнее всего какая‑нибудь нора. Место, куда можно заползти и где они не найдут меня.

На лицо вдруг упала мимолетная тень. Я огляделся вокруг, затем поднял глаза вверх. Ястреб‑канюк!

Теперь им не надо меня искать — ястреб сам укажет им путь.