Наследие Западной культуры

Корни Западного общества и его ценностей лежат в иудаистской и христианской традициях. Вне зависимости от того, верим ли мы в Бога, дали ли нам родители религиозное воспитание, наша культура пронизана нашим религиозным наследием. Мы привносим эти ценности в нашу долю в коллективном бессознательном, в то время как оно связывает нас с нашей культурой. Культурные ценности, безусловно, не являются лишь статистическими данными, хранящимися в бессознательном, равно как и воспоминаниями о действиях в пошлом и настоящем. Они - нечто неизмеримо большее. Основываясь на этих ценностях, мнениях, идеях, наши предки действовали, против чего-то боролись, приобретали опыт и конкретные взгляды на жизнь. Таким образом, мы имеем дело не просто с индивидуальной психикой, но с чем-то, что уходит корнями в наш тип культуры, а также в убеждения, поведение, идеи и вытеснения наших предков.

Если на протяжении истории поколений что-то систематически вытесняется или отрицается, оно, как мы знаем, приобретает все больший вес в бессознательном; и чем более полным и мощным становится вытеснение, тем более примитивный и архаический уровень бессознательного оказывается задействованным. А именно: ценности, превозносимые иудаистской и христианской мыслью, могут быть полностью заменены другими ценностями, которые порождает бессознательное в том случае, если какую-нибудь идею долгое время развивают односторонне, не пытаясь интегрировать ее с ее теневой стороной. Только если вы рискуете оставаться открытыми для теневой стороны ваших убеждений - а таковая всегда имеется - отводите ей должное место и интегрируете ее, вы сможете удерживать ваши ценности в состоянии равновесия. Если же нет, то с неизбежностью проявится принцип энантиодромии, согласно которому все переходит в свою противоположность.

В эпоху становления христианства возникла потребность в «мужском типе мышления», в результате чего стало возможным мощное развитие нашего эго. Некоторые авторы утверждают, что этот архетип начал развиваться не на самой ранней стадии христианства, а в то время, когда оно стало распространяться по всему миру, и в подтверждение своей точки зрения приводят учение о Троице.

Фон Франц в своем труде об алхимии пишет, что христианство явно патриархально и что женский принцип ассоциируется в нем с материей, а материя - с дьяволом1. Фон Франц усматривает воплощение женского принципа в Еве, соблазненной Змеем и впустившей в мир грех - женственность в образе ведьмы. Она упоминает также ранние гностические тексты, постулирующие существование богини женской Мудрости, сопутствовавшей Богу. В них она зовется Софией. Фон Франц пишет о том, что ей встречались одно-два неясных упоминания о «злой матери», темной богине хаоса, живущей в Бездне, в которой угадывается материя, и о возвышенном женском персонаже, воплощении мудрости Божьей. Но фигура эта между тем покинула сцену, и материя была отдана на откуп дьяволу. Смысловую нагрузку передали Святому Духу, Божественному Духу Христа.

Этот односторонний взгляд на материю получил дальнейшее развитие, что выразилось в представлении о том, что единственная цель природы (разжалованной в материю) - вносить вклад в благосостояние человека. Она утратила тайну, красоту и божественность, поскольку люди теряли контакт со своей собственной тайной и внутренней мудростью (своей собственной Софией). Тайну природы, сосланную в бессознательное, стали проецировать на природу в форме страха, и отныне ее следовало покорять, дабы нейтрализовать ее «угрозу». Природу перестали рассматривать как значимое целое. Люди присвоили себе «право» на владение животными и их массовое истребление. XX век стал свидетелем того, как эксплуатация природных ресурсов достигла гипертрофированных масштабов - не только в странах Запада, но и повсюду в мире, где были привиты западные модели. Человечество почти достигло поворотной точки, когда, как гласит закон энантиодромии, процесс должен перейти в свою противоположность. Отказываясь ценить природу просто за то, что она есть, человечество стало угрозой для самого себя. Оно отвергло, вытеснило или истощило свою внутреннюю природу, так тесно связанную с женственным, или с иньской стороной вещей.

Дальнейшие дифференциация и развитие сознательного эго в нашей культуре, наряду с возрастающим влиянием мужского принципа, было отражено Константинопольским Собором 869 г. Вплоть до этого времени считалось, что человек состоит из тела, души и духа. На Соборе идею духа заменили другой, которую лучше всего можно сформулировать так: «разум, напоминающий дух». Так в символической форме был провозглашен механистический подход к жизни, человечеству и природе. Мало-помалу всё окружающее стали рассматривать в категориях пользы, а не смысла. Изучалась последовательность причин и следствий, а сами по себе вещи стали менее важными. Если не удавалось выяснить, в чем их назначение и польза (а эти два понятия весьма часто рассматривали как синонимы]), они считались бесполезными.

Одной из проблем, с которыми столкнулись миссионеры, пытаясь насадить христианство в Скандинавских странах, было упорнейшее сопротивление тому, чтобы седьмой день недели считать днем отдыха, днем Бога. Люди реагировали очень резко, говоря, что работа сама по себе священна, она и является целью самой себя и нет поэтому нужды посвящать специальный день Богу. Бога прославляли повседневные дела! Этот подход намного ближе к «иньской» проницательности, чем мы можем сейчас представить. В нем - готовность позволить вещам быть самими собой. Для людей, обладающих эмоциональным и духовным восприятием, доля тайны есть во всем. Каждая вещь имеет определенные значение и ценность, независимо от рациональной оценки. Каждая вещь имеет право просто быть, безо всякого описания или аттестации, без суеты и хлопот, без приклеивания ярлыков.

Существует колоссальная разница между работой, которую рассматривают как божественную и исключительно значимую часть жизни, и работой, в которой видят способ обеспечить себе финансовую независимость и безбедную старость. Когда работа - не более чем средство, когда человек не осознает ее невыразимой ценности, она становится обязанностью и неизбежным бременем. Но если уже невозможно переживать в повседневной реальности таинство жизни, религиозный архетип в бессознательном человека будет, вероятно, искать другую форму выражения, - скажем, культ вещей, имеющих к Богу мало отношения. Деньга, обеспеченность и т.п. могут заменить нам богов и заставить нас рабски на себя работать.

Доминирующая в обществе тенденция все рассматривать с точки зрения целей и причин автоматически свела ряд занятий в категорию бесцельных. Люди стали думать, что сидеть и мечтать - это пустая трата времени, и если уж они наслаждаются, то и удовольствие должно быть полезным. Мы носимся сломя голову, пытаясь СЭКОНОМИТЬ время и чувствуя, что и из досуга неплохо бы извлекать выгоду. Даже время становится нашим врагом, и ожидание переживается нами как дискомфорт, поскольку оно бесцельно; если мы вынуждены ждать, мы прикидываем, как бы убить время. Все, что не имеет цели или очевидной пользы, все, что не вписывается в логическую цепочку, легкомысленно и даже «греховно». Это подводит нас к еще одной проблеме нашей культуры.