Ленинский принцип партийности

Анализ трудов В.И. Ленина показывает, что он обра­щался к принципу партийности в двух случаях: во-первых, для разоблачения претензий того или иного деятеля на над­классовую объективность; во-вторых, для обоснования кон­кретных практических решений. В обоих случаях партийность понималась не как формальная принадлежность к политической партии, а как мерило направленности реальной деятельности отдельного человека, учреждения, обществен­ной организации. Для В.И. Ленина высшим проявлением партийности была коммунистическая партийность, заклю­чающаяся в верности марксистскому учению, строгом сле­довании требованиям партийного устава и текущим реше­ниям руководства партии.

С изменением статуса ленинской партии обнаружива­лись различные грани принципа партийности, раскрывал­ся его обоюдоострый характер. В истории КПСС выделим период революционной борьбы в подполье, военный ком­мунизм и послеленинскую эпоху. С этими этапами связа­ны, так сказать, «партийность подпольная» и «партий­ность правящая». Их различие состоит в том, что в пер­вом случае критерий партийности распространялся только на членов партии, во втором случае — гораздо шире. Следует различать 4 ипостаси принципа партийности:

1. Путеводный луч научной истины. Неологизм «пар­тийность» появился в 1894 г. в работе «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Стру­ве». Здесь Ленин противопоставляет «объективиста» и «материалиста», то есть марксиста, и доказывает, что материалист последовательнее объективиста и глубже, пол­нее проводит свой объективизм». Далее следуют знаме­нитые слова о том, что материализм (читай: марксизм) «включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы»[123]. В этом же смысле В.И. Ленин использовал термин «партий­ность» в «Материализме и эмпириокритицизме», в рецен­зии на второй том указателя Н.А. Рубакина «Среди книг».

Итак, принцип партийности предстает в качестве ме­тодологического принципа научного познания, подобного, допустим, принципу историзма. Отметается как лицеме­рие и обман объективистская иллюзия бесклассовости и беспартийности. Истинное познание общественных явлений и процессов, утверждает В.И. Ленин, может быть до­стигнуто только через призму марксистской партийности. Отсюда вытекает требование к ученым, писателям, работ­никам культуры — опираться в своей деятельности в каче­стве методологической базы на марксистскую идеологию.

1. Кредо партии нового типа. Партия большевиков как партия нового типа отличалась бескомпромиссной нацеленностью на социалистическую революцию и дик­татуру пролетариата. Понятие партийности получило отчетливо выраженный оценочный смысл: партийный — свой, беспартийный — чужой, антипартийный — враг. Подлинным партийцем-ленинцем считался тот, кто созна­тельно и добровольно подчинял свою личную волю воле партии, воплощенной в ее Программе, Уставе и текущий решениях. Если в научных спорах «оппонентом» партий­ности был «схоластический объективизм», то в жизни принцип партийности оказывался противопоставленным свободе личности. Ставя интересы партии выше интере­сов отдельного человека, принцип партийности допускал ограничение демократических свобод — слова, печати, со­вести, т.е. противоречил правам человека.

Трактовка принципа партийности, характерная для подпольной партии нового типа (1905 г.), содержится в ста­тье В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература» (Полн. собр. соч. Т. 12.― С. 99―105). В. И. Ле­нин перечислял формы реализации этого принципа:

• газеты должны стать «органами разных партийных организаций»;

• литераторы беспартийные, литераторы-сверхчеловеки изгоняются, и их место занимают литераторы, состоящие в партийных организациях;

•. «издательства и склады, магазины и читальни, биб­лиотеки и разные торговли книгами» контролиру­ются пролетариатом.

Если обратиться к историческому контексту, то ста­нет ясно, что Ленин имеет здесь в виду газеты, издатель­ства, библиотеки, читальни, содержащиеся на средства партии, а не все российское библиотечное и газетное дело начала XX века. Говоря о привлечении литераторов в партийные ячейки, В. И. Ленин не требовал от М. Горько­го, активно сотрудничавшего в то время с большевистской печатью, вхождения в одну из ячеек. «Свобода слова и печати, — писал Ленин, — должны быть полными».

Итак, партийная печать, так же как члены партии, долж­на добровольно и бескорыстно, последовательно и неук­лонно проводить линию партии, отстаивать интересы партии, подчиняться партийной дисциплине. Приоритет партийности — отличительная черта партийца. Именно пролетарская партийность, по мысли В. И. Ленина, не­смотря на дисциплинарное насилие, есть путь к духовной свободе. Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, поэтому истинную свободу приобретает тот, кто сознательно подчиняется партийной дисциплине, а не бес­партийный индивидуалист, торгующий своим талантом.

Право партии контролировать деятельность своих пе­чатных органов сомнений не вызывает. Но нельзя согла­ситься с правом какой-либо партии диктовать, навязывать свою партийность, свою идеологию всем остальным, бес­партийным членам общества и социальной коммуникации в целом. Это ¾ тоталитарное насилие. Но В. И. Ленин и не претендует в этой статье на тоталитарное коммуника­ционное насилие.

3. Карающий меч диктатуры. Октябрьская революция превратила большевиков из подпольной организации в правящую партию. И мгновенно изменилась трактовка партийности, как и понимание морали. Мораль также ста­ла партийной, «коммунистической».

Выступая на III Всероссийском съезде Российского коммунистического союза молодежи 2 октября 1920 г., В.И. Ленин говорил: «Всякую нравственность, взятую из внечеловеческого внеклассового понятия, мы отрицаем... Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем... В основе комму­нистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма».

Л.Д. Троцкий, в свою очередь, писал: «Общество без со­циальных противоречий будет, разумеется, обществом без лжи и насилия. Однако, проложить к нему мост нельзя ина­че, как революционными, т. е. насильственными средства­ми... Цель (демократия или социализм) оправдывает, при известных условиях, такие средства (курс. авт.), как насилие и убийство. О лжи нечего и говорить! Без нее война немыслима, как машина без смазки»[124].

Двадцатые годы изобиловали революционными без­нравственными проповедями. Так, профессор А.Б. Залкинд в книге «Революция и молодежь» (М., 1924 г.) развивал те­орию особой пролетарской нравственности, «необходимой для переходного периода, для периода обостреннейшей классовой борьбы»:

• «Не убий» было ханжеской заповедью, пролетари­ат подойдет к этому правилу строго по-деловому, с точки зрения классовой пользы. Убийство злейшего, неиспра­вимого врага революции, убийство, совершенное организованно, классовым коллективом — по распоряжению классовой власти, во имя спасения пролетарской револю­ции — законное этическое убийство.

• «Чти отца» — пролетариат рекомендует почитать лишь такого отца, который стоит на революционно-про­летарской точке зрения. Других же отцов, враждебно на­строенных против революции, надо перевоспитывать: сами дети должны их перевоспитывать.

• «Не прелюби сотвори» — формула неправильная. По­ловая жизнь есть неотъемлемая часть боевого арсенала про­летариата и должна исходить из соображений классовой це­лесообразности. Выбор полового объекта должен на первом месте считаться с классовой полезностью и не допускать элемента грубого собственничества. Позорным и антиклас­совым становится ревнивый протест, если новый половой объект является в классовом смысле более ценным»[125].

Воинствующая пролетарская аморальность захлестнула литературный процесс. РАПП — Российская ассоциация пролетарских писателей — стала ее проводником в лите­ратуре, а службы социальной коммуникации, клубы и библиотеки в том числе, были мобилизованы на идеоло­гический фронт и встали под знамена революционной партийности.

В тоталитарном государстве партийность становится тоталитарно-господствующей, нейтральная беспартий­ность осуждается, а отклонения от партийной линии без­жалостно караются. Что получается в результате?

4. Оправдание лжи: свобода есть рабство. В резуль­тате почти векового учреждения принципа партийности в Советском Союзе был получен чудовищный урожай то­тальной, воинствующей, растлевающей лжи. Ложь стала настолько привычной, что перестала восприниматься сознанием. Справедливо сказал А.И. Солженицын в своей Нобелевской лекции: «Всякий, кто однажды провозгла­сил насилие своим методом, неумолимо должен избрать ложь своим принципом. Рождаясь, насилие действует от­крыто и даже гордится собой. Но едва оно укрепится, утвердится — оно ощущает разрежение воздуха вокруг себя и не может существовать дальше иначе, как затуманива­ясь в ложь, прикрываясь ее сладкоречием»[126]. Невольно вспоминается «двоемыслие» в «1984» Дж. Оруэлла, од­ной из максим которого было «свобода есть рабство; раб­ство есть свобода».

В чем конкретно состояло содержание этой лжи? Про­паганда преимуществ советского образа жизни и осуждение пороков загнивающего капитализма, восхваление КПСС и ее вождей и очернение оппозиции, утверждение высоких идеалов коммунистического братства, социальной справед­ливости, освобождение труда и т. д. находились в явном противоречии с обнищанием, бесправием, бездуховностью населения. Революционный заряд марксизма-ленинизма выхолащивался, а диалектическая теория умышленно дог­матизировалась. Не случайно и Сталин, и Хрущев, и Бреж­нев объявляли себя верными ленинцами, постоянно ссы­лались на классиков марксизма-ленинизма.

Догматизация марксизма-ленинизма открывает широ­кие возможности для манипулирования общественным мнением и контроля за обыденным сознанием. Подконтрольность идеологии обусловливает подконтрольность социальной психологии, подконтрольность общественно­го сознания в целом. Готовое, упрощенное, эмоционально преподанное и централизованно внедряемое мировоззре­ние не только легко усваивается массами, но и мобилизу­ет их на действия в нужном направлении.

9.4.2. Тоталитарная схема управления социально-коммуникационными институтами

Прилагательное «тоталитарный» (от лат. целостность, полнота) появилось в итальянском языке около 1925 г., когда Муссолини стал говорить о «тотальном государ­стве», противопоставляемом «гнилому либерализму». В «Энциклопедии Итальяна» в 1932 г. авторы статьи «фашизм Бенито Муссолини и Джиованни Джентиле» ши­роко использовали термин «тоталитарный». Кстати, сло­во «фашист» тоже итальянского происхождения. В Гер­мании о «тоталитарности» говорили в первые годы правления нацистов. Но затем это слово вышло из упо­требления, так как Гитлер предпочитал термин «автори­тарность». В СССР термин «тоталитаризм» был в ходу после 1940 г. в связи с критикой фашизма; в 1970-е гг. дис­сиденты стали использовать его применительно к советс­кой власти. В англоязычных демократиях тоталитарны­ми называли страны с однопартийным режимом, как ком­мунистические, так и фашистские. Во время Второй мировой войны осуждался тоталитаризм Гитлера и Муссолини, во время холодной войны американцы и англи­чане стали клеймить советский тоталитаризм.

В современной науке тоталитаризм понимается как форма диктаторского (авторитарного) государственного управления. Для появления тоталитаризма требуются материальные и духовные средства, которые появляются лишь в индустриальном обществе. Не случайна почти полная синхронность появления на исторической арене фашизма и большевизма — двух «классических» тотали­тарных режимов, наложивших мрачный отпечаток на ис­торию XX столетия.

На Западе пик интереса к феномену тоталитаризма пришелся на 50—60-е годы. В это время появились романы Дж. Оруэлла и Р. Кестлера, научные исследования X. Арендт, Т. Адорно, К.И. Фридриха, К. Поппера, Д.Л. Тулмина, Э. Бжезинского, Р. Арона, Л. Шапиро и др. Исследовате­ли пришли к выводам:

• тоталитаризм представляет собой исторически но­вую форму господства, отличающуюся от старых форм автократии;

• несмотря на внешние различия, есть сущностная об­щность между социал-нацизмом и большевизмом;

• оперируя демагогическими лозунгами и утопичес­кими целями, тоталитарные режимы добиваются массо­вой поддержки, в то же время систематически нарушая права человека и практикуя массовые репрессии.

Различные авторы перечисляют разные отличитель­ные особенности тоталитарных режимов, имея в виду, как правило, два «классических»: германский и советский то­талитаризм. Наиболее существенными признаются сле­дующие отличительные особенности.

1. Тоталитарный (всеобъемлющий) контроль, полное господство идеологической и социально-политической системы над личностью, государства — над обществом; стремление контролировать не только поведению людей, их личную жизнь, но даже их эмоции и мысли. Джордж Оруэлл точно заметил: «Тоталитаризм посягнул на сво­боду мысли так, как никогда прежде не могли и вообразить... Не просто возбраняется выражать — даже допускать — оп­ределенные мысли, но диктуется, что именно надлежит ду­мать»[127]. Выдвигаются догмы, не подлежащие обсуждению, но изменяемые по воле властей самым неожиданным образом. Оруэлл пишет о «кошмарном порядке», «при котором Вождь и правящая клика определяют не только будущее, но и про­шлое. Если Вождь заявляет, что такого-то события никогда не было, значит, его не было. Если он думает, что дважды два пять, значит так и есть» (там же, С. 255).

2. Способность добиваться массовой поддержки, сплачи­вая общество (или значительную его часть) вокруг харизма­тического Вождя, ведущего народ к вдохновляющей массы высокой цели. Культ Вождя играет важную мобилизующую роль во всяком тоталитарном государстве. Цели могут быть разными: советский народ строил коммунизм, отстаивая принципы интернационализма, братства трудящихся всех стран; в фашизме (национал-социализме) главенствовали воинствующий расизм и национализм, воплощавшие соци­алистическую идею, в «Майн капф» Гитлер писал, что в от­личие от «буржуазного и марксистко-еврейского мировоз­зрения» в национал-социалистическом «народном государ­стве» значение человека оценивают в «его базовых расовых терминах». Поскольку «вся человеческая культура, все до­стижения искусства, науки и техники», по его мнению, являются плодами творчества арийцев, то именно арийская раса призвана господствовать в мире. Если в марксизме-ле­нинизме двигателем истории признавалась классовая борь­ба, то нацисты видели в этом качестве борьбу наций; если марксизм придерживался материалистического рационализ­ма, то для фашизма характерны иррационализм и мисти­цизм. Однако исторический опыт показал, что массовый культ Вождя достигается не благодаря содержанию предлагаемой им путеводной идеи, а благодаря умелой ее пропа­ганде партийным идеологическим аппаратом.

3. Легитимное, общественно признанное господство одной партии и одной идеологии, опирающееся на мощь государства. В тоталитарном государстве исповедуется одна и только одна идеология в качестве единственно воз­можного мировоззрения. Остальные идеологии отвергают­ся как враждебные, опасные для государства, и их сторон­ники подвергаются репрессиям. Признанная идеология ста­новится подобием государственной религии со своими пророками, апостолами, жрецами, священными книгами, догматами, символами веры, обширным аппаратом пропо­ведников и миссионеров. Создается и содержится за госу­дарственный счет мощный идеологический аппарат, на­правляющий и контролирующий духовно-производствен­ные и социально-коммуникационные институты.

4. Культивирование социально-психологического на­строения воинствующей мобилизованности для отраже­ния происков коварных «врагов народа», для противосто­яния враждебному окружению, для умножения мощи го­сударства, чтобы «догнать и перегнать» передовые страны. Отсюда — шпиономания, доносительство, всеобщая подозрительность, готовность на жертвы, и в итоге — укреп­ление сплоченности вокруг вождя, который служит на­дежной и защитой.

5. Тоталитарные режимы вызывают следующие экономические, политические, социальные изменения в общественной жизни:

• в экономике — ликвидация свободного предприни­мательства; огосударствление (полное — при социализме, частичное — при фашизме) материального производства, внедрение централизованного планового управления им; милитаризация экономики;

• в политике — сращивание государства и партии, формирование административно-командной бюрократи­ческой системы, имперская внешняя политика;

• в социальной жизни — расслоение общества по при­знаку отношения к власти: номенклатура (иерархически организованная правящая элита); партия (резерв номенк­латуры); народная масса — объект принуждения. Апофео­зом тоталитаристских социальных мутаций является но­вый тип человека, известный как «советский человек», или «хомо советикус».

Сближает различные разновидности тоталитаризма схо­жесть их социокультурных корней. Фашистские партии были выпестованы в недрах социалистического рабочего движения, не случайно в название своей партии гитлеров­цы оставили слова «социалистическая» и «рабочая». Та же социальная база была у большевиков. Коммунизм и фашизм утверждают коллективизм, осуждая буржуазный индивиду­ализм, являющийся сердцевиной либерально-демократичес­кой доктрины. Известно, что Риббентроп после возвраще­ния из Москвы в марте 1940 г. признался: «Я чувствовал себя в Кремле словно среди старых партийных товарищей».

Какими средствами пользовался тоталитаризм для са­моутверждения?

Средства утверждения тоталитаризма делятся на ма­териальные и духовные. Материальные средства — это, во-первых, партия «нового типа», состоящая из дисципли­нированных и решительных членов, готовых насилием и трудом, правдами и неправдами самоотверженно добиваться поставленных целей; во-вторых, мощный репрес­сивный аппарат (ЧК, ОГПУ, КГБ, гестапо, СС, СД, конц­лагеря, массовые убийства, «ночи длинных ножей» и т.п.), физически устраняющий противников режима или недостаточно преданных Вождю и поддерживающий атмосфе­ру страха, деморализующую общество.

Духовными средствами тоталитаризма являются:

• идеология, способная укорениться в массовом мен­талитете и заменить закон и нравственность;

• идеологизированные духовно-производственные социальные институты, прежде всего: образование, литература, искусство, философия, общественные науки;

• управляемые партийно-государственными органа­ми коммуникационные институты, а именно: прес­са, радиовещание, кино, книгоиздание, библиотеки, музеи, клубы.

Итак, тоталитаризм вызывает существенные преобра­зования в социально-экономическом и политическом ус­тройстве общества, наглядными проявлениями которых являются: тотальный контроль общественной жизни, мас­совый культ вождя, монополия догматизированной иде­ологии, воинствующий милитаризм. Очевидно, что эти из­менения возможны только при условии превращения со­циально-коммуникационных институтов в «опорные пункты» тоталитарной идеологии, пропагандистские и идейно-воспитательные центры. Тоталитаризм немыслим без мощнейшей пропагандистской машины, располагаю­щей индустриальной коммуникационной базой XX века. Правомерно сказать, что для тоталитарного режима соци­альная коммуникация — одно из его главнейших духовных орудий. Неслучайно школы и театры, библиотечные и клуб­ные учреждения буквально с первых дней советской власти сделались предметами пристального внимания большеви­ков. Можно сказать, что коммуникационные институты Рос­сии оказались в железных объятиях тоталитаризма, вырвать­ся из которых они не могли, а часто и не хотели.

На рис. 9.3 представлена схема тоталитарной индуст­риальной ОКС. Если ее сравнить с либерально-демокра­тической схемой (рис. 9.2), то нельзя не обратить внима­ние на следующие их различия:

• публика в либерально-демократической схеме выс­тупает как равноправный партнер коммуникационных служб, предлагающий последним социальный заказ (субъект-субъектные отношения); тоталитарная схема превращает публику в пассивный объект манипулирования (субъект-объектные отношения);

• монопольным хозяином коммуникационной систе­мы в тоталитарном государстве являются идеологические органы, диктующие подлежащие пропаганде идеи, имена, события и осуществляющие всеобъемлющую цензуру; в ли­берально-демократической схеме подобного хозяина нет;

• либерально-демократическая ОКС строится на ос­нове правовых норм и законов гражданского общества, а тоталитарная система приводится в действие директива­ми руководящих органов;

Рис.9.3. Схема тоталитарной индустриальной ОКС

• включение репрессивных органов в структуру обще­ственной коммуникационной системы — свидетельство аморального коммуникационного насилия в тоталитар­ном государстве;

• менеджеры, руководящие СКИ в либерально-демок­ратической системе, существенно отличаются по квалифи­кационным характеристикам от своих коллег в тоталитарных СКИ, которые зачастую являлись номенклатурными представителями идеологических органов, подбирались и утверждались ими; различны также требования к рядовым работникам и исполнителям.

Date: 2015-12-13; view: 331; Нарушение авторских прав