Глава 26. Александра опустила глаза

Александра опустила глаза. Простиравшийся перед ней остров, покрытый роскошной зеленью, слишком напоминал Тенерифе. Острой болью пронзила ее мысль о том, что этот остров – конечный пункт путешествия и разлука с Майлзом неминуема и близка, гораздо ближе, чем это казалось обоим.

Нанесенные штормом повреждения оказались настолько серьезными, что плыть в Чарлстон не представлялось возможным. Корабль отнесло на юг, и Майлз принял единственно верное решение – взять курс на Ямайку.

– А как же Чарлстон? – спросила Александра.

Измотанный борьбой со стихией, слишком уставший для того, чтобы подбирать нужные слова, Майлз, неправильно истолковавший вопрос, хмуро ответил:

– Мадам, если вам не терпится со мной расстаться, почему бы вам не попробовать добраться до Чарлстона вплавь?! – Тут же спохватившись, Майлз добавил, смягчившись: – Прости, я не должен был этого говорить. На самом деле так будет даже лучше. В Кингстоне у меня есть родственники, ты у них остановишься. На Ямайку британские корабли заходят чаще, чем в Чарлстон, так что тебе ждать не придется.

Алекс, гордо вскинув голову, не желая выдавать своей боли, ответила:

– Из всего сказанного вами, капитан, я делаю лишь тот вывод, что Ямайка, являющаяся колонией Британии, – опасное место для вас.

Как обычно, Алекс думала в первую очередь о других. В который раз Майлз молча выругал себя за несдержанность.

– Не беспокойся, Александра. Кингстон – настоящий рай для каперов. Властям Ямайки все равно, какой стране принадлежит то или иное судно, главное – сколько на нем добра.

На этом тема была закрыта. Разговор зашел о том, на какой срок придется задержаться в Кингстоне, чтобы заменить поврежденную мачту, и Алекс незаметно удалилась к себе. Еще долго из-за перегородки доносились голоса. Под приглушенный гул Александра уснула.

Взамен изодранных на уцелевшие мачты водрузили запасные паруса, и корабль медленно, но верно приближался к острову. Лишь на седьмые сутки после шторма рано утром раздался крик дозорного: «Земля!» – и настроение Алекс, и без того не очень радужное, окончательно испортилось. По указанию Майлза Оги принес ей саквояж, достаточно вместительный. Восемь новых платьев и к каждому соответствующее белье, прекрасно сшитое из самого лучшего материала; теплый плащ, который едва ли мог ей понадобиться в этом жарком климате; туалетный прибор, некогда принадлежавший Джудсону, и бриллиантовые броши Ари-паши. Жемчуг и прочие драгоценные камни, украшавшие золотые шелка ее пришедшего в негодность свадебного наряда, были уложены на дно саквояжа в наскоро сшитом бархатном мешочке.

Погруженная в печаль, Алекс покинула палубу, решив дожидаться прибытия в Кингстон у себя в каюте. Сменив платье из бледно-голубого шелка на желтый дорожный костюм, она села на кровать и стала ждать.

Алекс оставалось лишь гадать, о каких родственниках в Кингстоне говорил Майлз. Любопытство ее оставалось неутоленным – с тех пор как они вдвоем с Кроссом любовались радугой на палубе после урагана, им так и не удалось поговорить. Это не значит, что они старательно избегали друг друга, как раньше. Они поддерживали вполне дружеские отношения, но оба с горечью сознавали: ни на что, кроме дружбы и взаимопонимания, они рассчитывать не могут.

Алекс чувствовала, как замедлял ход корабль при входе в глубокие воды гавани, сознавая, что с минуты на минуту за ней зайдут и с этого мгновения она будет вычеркнута из жизни Майлза Кросса навсегда. Сидя на краю койки в напряженном ожидании, она испытывала чувство, весьма напоминавшее то, что ей довелось пережить во время урагана: ожидание неминуемой гибели, будто бездна вот-вот сомкнется над ее головой.

Послышался стук в дверь. Александра поднялась, полагая, что к ней зашел Майлз попрощаться. Если бы у нее была возможность сбежать, каким-то чудом улетучиться! Оказаться где угодно и перед лицом чего угодно, лишь бы не говорить это проклятое «прости»!

Однако у нее не было крыльев, и она не была волшебницей, и ей не оставалось ничего другого, как лицом к лицу встретить реальность. Расправив дорожный костюм, она подошла к двери. Когда, открыв ее, Алекс увидела Иезекииля, она не знала, радоваться или огорчаться.

Копели и раньше не отличался дородностью, теперь же, после шести месяцев плавания и непрерывной пытки морской болезнью, когда он съедал не более того, что необходимо для поддержания жизненных сил малютки Цезаря, он, как никогда, напоминал копье. Лицо Копели исхудало донельзя и имело сероватый нездоровый оттенок. Внезапно ей стало жаль этого пожилого несчастного мужчину и стыдно за себя, так мало сделавшую для того, чтобы хоть чем-нибудь скрасить ему пребывание на корабле.

– Пожалуйста, заходите, – предложила она, пропуская доктора в каюту.

Им предстояло проделать длинный путь обратно, в Англию, так что быть по крайней мере просто вежливой с ним представлялось необходимым.

– Благодарю, моя дорогая. – Копели был, как всегда, высокомерен.

Он вошел в каюту и, усевшись на койку, выжидательно посмотрел на девушку.

– Вам лучше? – учтиво спросила Алекс, словно не замечая невоспитанности гостя.

– Немного. Последние несколько дней я чувствую себя чуть лучше.

– После шторма море спокойнее, чем обычно, – согласилась Алекс.

– К тому же сознание того, что наше путешествие близится к концу, здорово меня поддерживало. Не могу выразить своей радости по поводу того, что скоро мы с вами вновь будем на родине, пусть даже ею будет британский корабль, только бы подальше быть от этого проходимца Кросса.

Чтобы скрыть брезгливую мину, Алекс принялась угощать Цезаря зернышками.

– Должен сказать, – продолжал между тем Копели, – что я очень удивился, узнав, что вы остаетесь в Кингстоне, а затем плывете в Англию со мной, дорогая. Приятно, что в вас наконец возобладал здравый смысл и вы поняли, что из себя представляет этот подлец Кросс.

– Была бы вам признательна, Иезекииль, – тихо сказала Алекс, – если бы мы не касались в разговоре нашего капитана. Да, я возвращаюсь в Бриджуотер, но это не значит, что мне приятно слышать гадости о Кроссе. Вы ко мне по делу зашли или просто так?

– Конечно же, у меня был повод. – Копели встал и подошел к Алекс. – Я пришел, чтобы вновь повторить предложение, которое сделал вам как раз накануне этого путешествия.

Алекс попыталась остановить Копели взглядом, но он не внял предостережению.

– От меня, конечно, не укрылось, что вы по глупости поддались романтическому увлечению. Признаться честно, я не такой дурак, каким вы меня представляете. Я абсолютно уверен, что, если бы это зависело от вас, Кросс не покинул бы Ямайку один. Я предупреждал, что этот человек грубо использует вас, а затем выбросит не задумываясь.

Алекс закрыла глаза и глубоко вздохнула, от всей души мечтая залепить Копели увесистую оплеуху, но сдержалась, язвительно заметив:

– Вы и понятия не имеете о том, о чем рассуждаете с таким апломбом. По-моему, я уже говорила, что не желаю обсуждать Майлза с вами. А теперь, если вы пришли только за тем, чтобы сообщить мне то, что сообщили, можете уходить.

Копели неодобрительно прищелкнул языком.

– Моя дорогая, вы просто не представляете, на что себя обрекаете…

– Не вам предрекать мне горе! – не выдержав, взорвалась Алекс и, подбежав к двери, распахнула ее перед незваным визитером. – Вы не имеете права учить меня жизни, и я просто не желаю с вами общаться, так что идите отсюда!

Копели сохранял удивительное спокойствие. Он подошел к двери и, не переступая порога, обернулся с хитрой усмешкой:

– Александра, я думаю вам все же стоит меня выслушать и обдумать мои слова. То, что я некогда предсказал, уже сбывается. На борту этого судна нет ни одного человека, который бы не знал, что вы падшая женщина. Сначала вас использовал Кросс, затем этот работорговец Родера. Подумайте хорошенько, какой мужчина, кроме меня, захочет иметь вас после всего. Вы – вещь, бывшая в употреблении…

– Меня не столько использовали, сколько оскорбляли!

Гнев Алекс был отчасти вызван еше и тем, что Копели сделал те же заключения, что и Майлз, хотя и не знал обстоятельств так, как последний.

– И тем не менее я по-прежнему желаю взять вас в жены, моя дорогая, даже невзирая на ваше неблагоразумие…

– Что вы имеете в виду под неблагоразумием?

– Я устал повторять, – ответил Копели, – что когда до нашего крошечного Бриджуотера дойдут слухи, жизнь станет для вас адом. Я мог бы избавить вас от такой участи, моя дорогая. Как женщина замужняя, вы могли бы положить конец сплетням и спасти свою репутацию.

Синие глаза Алекс сузились в щелки.

– А если я отвечу вам отказом, смею ли я предположить, что вы и будете тем самым человеком, который начнет подогревать интерес к моей личности и способствовать тому, чтобы слухи распространялись?

Копели в ответ лишь пожал плечами:

– Разумеется, не в моих интересах, чтобы скабрезности говорили о моей жене.

– Будьте вы прокляты, Иезекииль! Убирайтесь отсюда! Я вас презираю! Я ненавижу вас! Майлз Кросс в сотню раз порядочнее вас, и даже Диего Родеру я предпочла бы вам! Он был мерзкой тварью, но уж по крайней мере не пытался прикинуться чем-то иным. Вы же не больше чем лживое, увертливое ничтожество, мне даже вид ваш отвратителен. – Алекс распахнула дверь пошире. – Убирайтесь отсюда и не смейте попадаться мне на глаза! Стройте козни сколько вам влезет, но никаким шантажом вы не заставите меня выйти за вас замуж!

Копели подошел к Алекс вплотную и уже занес было костлявую руку, чтобы ударить ее по разгоряченной порозовевшей щеке, как на него упала тень. Копели замер, увидев перед собой грозившие бедой тигриные глаза Майлза Кросса.

Майлз слышал только последнюю реплику Алекс, но и ее было достаточно для того, чтобы он разорвал Копели на куски. Схватив тщедушного доктора за воротник, он вытащил его в коридор.

– Вас предупреждали, сударь, о том, что вас ждет, если вы посмеете докучать этой женщине. Вы думали, я блефовал?

Копели попытался ответить, но от страха лишился дара речи и лишь промычал в ответ что-то нечленораздельное.

– На этом острове найдется немало людей, готовых перерезать вам глотку всего за шиллинг. С этой минуты за вами будут следить, Копели, и если вы еще хоть раз приблизитесь к Алекс или откроете рот для того, чтобы сказать о ней хоть одно недоброе слово, Англии вам не видать вовек. Ясно?

Стараясь, насколько это было в его силах, сохранить лицо, Копели, едва Кросс отпустил его, отчего бедняга отлетел к противоположной стене, расправил воротник.

– В высшей степени ясно, – ответствовал Копели тонким, визгливым голосом и, прочистив горло, чтобы вернуть голосу нормальный тембр, добавил: – Позвольте откланяться.

Наблюдая торопливое отступление Копели, Алекс, не удержавшись, рассмеялась. Отвернувшись, она закрыла лицо руками, и, когда она отняла ладони, Майлз нисколько не удивился, увидев ее щеки мокрыми от слез.

Он подошел к ней сзади, положил руки на плечи, и Алекс, порывисто обернувшись, прижалась лицом к его груди, вздрагивая от рыданий.

– Прости… Думаю, мне повезло в том, что Иезекииль вынужден был большую часть времени проводить у себя в каюте. Похоже, он знает, как вывести меня из себя.

– Он пытался уговорить тебя выйти за него замуж? – скривившись, спросил Майлз.

– Да. – Алекс кивнула и вытащила из кармана жакета кружевной платочек. – В противном случае он недвусмысленно обещал поведать как можно большему числу людей о моем неблагоразумии.

– Тогда не возвращайся.

Алекс прожгла Майлза пронзительно-синим взглядом.

– Я должна вернуться назад, Майлз. Бриджуотер – моя родина.

– Ты могла бы выйти за меня замуж, – тихо сказал он.

– Только потому, что ты чувствуешь вину за то, что случилось со мной? Нет, Майлз. Я не хочу обрекать никого из нас на брак без любви.

– Алекс, я люблю тебя, и ты это знаешь.

В глазах его стояла такая тоска и боль, что Алекс не выдержала и отвернулась, подавив слезы.

– Да, я знаю. И от этого все становится только еще тяжелее. Господи, – с истеричным смешком сказала Алекс, – насколько все было бы проще, если бы я могла поверить в то, что пытался внушить мне Иезекииль, что ты просто бессердечный аристократ, использовавший деревенскую девушку и затем по ненужности выбросивший ее вон. Но я знаю, что это не так. Я люблю тебя, Майлз, – сказала она, храбро взглянув ему в глаза, – и я знаю, что и ты меня любишь. Но этот мир несовершенен, и одной любви, оказывается, недостаточно. Ты никогда не забудешь о Диего – мы оба об этом знаем, и я думаю, что мы оба должны принять этот факт как данность.

Майлз кивнул, и Алекс внутренне съежилась. Огонек надежды, который все еще теплился в ней, окончательно потух. Она так мечтала о том, что он станет спорить с ней, оспаривать логику ее рассуждений, будет говорить, что все, что касается Диего, не имеет для него значения, но, увы, этого не произошло. Майлз метался, и это было настолько явно, настолько очевидно для нее, насколько и то, что Майлз Кросс был не из тех людей, которые могли бы жить счастливо, зная, что что-то весьма существенное в их жизни не находится в их власти. Более того, несмотря на его неуклюжую попытку разубедить ее, Алекс ясно видела, что ее решение было для него избавлением. Она хотела бы возненавидеть его, но не могла. Алекс знала, что человек по природе своей несовершенен и искать совершенства в человеческом существе – бессмысленная затея, но кто виноват, что ее угораздило полюбить человека, главным несовершенством, главным недостатком которого было требование непогрешимости от себя и других. Алекс оказалась в замкнутом кольце, и разорвать этот порочный круг было не в ее силах.

Майлз подошел к окошку, уныло глядя на близкий берег с суетливыми доками. После нескольких мучительных секунд молчания он объявил:

– Я позабочусь о Копели… Чтобы он не причинил тебе никакого вреда.

– Что ты имеешь в виду? – Я сделаю так, чтобы он задержался на Ямайке. Мои родственники подыщут для тебя транспорт, идущий в Англию, а затем позаботятся о том, чтобы на этом корабле не оказалось Копели. Если он даже вернется на пару месяцев позднее, у тебя хватит времени на то, чтобы сообщить соотечественникам твою версию истории, и, как мне кажется, люди скорее поверят тебе, а не Копели. Если ты не против, можно сделать так, чтобы он остался в Кингстоне навсегда. Признаться честно, мне больше по душе последний вариант.

– Я не желаю ему вреда, Майлз. Не хочу обременять свою совесть.

– Обещаю, с ним ничего плохого не сделают. – Майлз отвернулся от окна и посмотрел на нее. – Курт уже на берегу с запиской для моей кузины. Я прошу ее приготовиться к встрече.

– Твоя кузина живет в Кингстоне?

Майлз с отсутствующим видом кивнул:

– Да. Ее зовут Мадлен Венц. Она дальняя родственница и самая близкая подруга моей матери. В детстве они были неразлучны. Кузина Мэдди вышла замуж за первого помощника моего отца, Льюиса Венца. Мэдди и ее муж – верные друзья моих родителей.

– И поэтому ты чувствуешь себя в безопасности в британском порту?

– Отец Мэдди, – с улыбкой продолжал Майлз, – был губернатором в Кингстоне в течение многих лет, вплоть до своей смерти два года назад. Я не лгал, рассказывая о том, что здешние чиновники сквозь пальцы смотрят на контрабандную торговлю между местными лавочниками и американскими каперами. Меня здесь хорошо знают, так что неприятностей не предвидится.

– Надеюсь, ты окажешься прав.

Наступило неловкое молчание. После нескольких секунд напряженной тишины Майлз наконец произнес слова, которых Алекс ожидала с внутренней дрожью. Взяв ее саквояж, он открыл дверь и, устало вздохнув, прошептал:

– Нам надо идти. Мэдди ждет.

Алекс, нервно мявшая носовой платок, не сознавая того, схватила ридикюль и, затолкав туда платочек, взялась за деревянную ручку клетки с кенарем. С обреченностью пленника, идущего к месту заключения, Алекс поднялась следом за Майлзом наверх.

Когда Алекс оказалась на палубе, глаза ее вновь подернулись влагой. Две дюжины матросов, выглядевших так же потерянно, как и она сама, стояли повсюду, сбившись в небольшие группы, только делая вид, что заняты делом. К ней подошел Депроу, отбросив в сторону с виду совершенно безупречное древко гарпуна для ловли марлин, которое он с удивительным усердием изучал на предмет возможных изъянов.

– Мне поручено сказать вам, что мы будем скучать без вас, мисс. Среди нас нет ни одного, кто не считал бы вас особенной женщиной.

– Спасибо, Депроу. Я тоже буду скучать по всех вас.

У Алекс предательски задрожала нижняя губа и глаза наполнились слезами. Спанглер, подошедший к Депроу, и так не очень владевший искусством красноречия, смутился настолько, что почти потерял способность говорить.

– Берегите руку, Ной, – ласково сказала ему Алекс.

– Благодаря вам у меня есть рука, которую я могу беречь. До свидания, мисс Алекс.

Алекс улыбнулась и, смахнув слезу, сказала:

– Слушая Цезаря, я буду вспоминать о вас, обо всех вас.

На этом прощание закончилось. Александра направилась к трапу, где поджидал ее Оги Макарди, нервно переминаясь с ноги на ногу. Поставив на палубу клетку с птицей, Алекс подошла к нему и, коснувшись его щеки своей, мокрой от слез, сказала:

– Я однажды поцеловала вас, Оги, вот сюда… и вы покраснели и убежали от меня как от огня. Вы и сейчас убежите?

Алекс уже не пыталась сдерживать всхлипы, и Оги, обняв ее за плечи своими громадными мозолистыми ручищами, привлек к себе.

– Ах, Оги, я буду так скучать по тебе.

– Не сдавайся, девочка, не отступайся от него, еще рано, – шепнул ей на ухо Оги, с трудом удерживаясь, чтобы не заплакать в голос.

Алекс отстранилась и с горечью ответила:

– Я сделала свой выбор. К сожалению, по-другому быть не может.

– Наверное, я старый сентиментальный дурак.

– И я люблю тебя таким. Другого такого верного и преданного друга у меня не было и не будет. Спасибо тебе.

Оги отошел и, резко распрямив плечи, хмуро прикрикнул на столпившихся матросов:

– Эй вы, бездельники! Работа ждет!

Взглянув на Майлза, державшегося на почтительном расстоянии от Алекс, Оги проворчал:

– Давай, парень, уводи ее от нас. Если ты хочешь отнять сердце у этого корабля, забирай, не медли.

Алекс подняла клетку и, опираясь на руку Майлза, спустилась на сходни. Молча прошли они на пристань, где их уже ждал экипаж. Кросс помог ей сесть и взял в руки поводья. Колеса застучали по мостовой, и Алекс в последний раз обернулась, чтобы взглянуть на изрядно потрепанный, но по-прежнему величественный корабль, печально, точно разделяя ее скорбь, раскачивающийся на волнах.

Date: 2015-12-13; view: 273; Нарушение авторских прав