Глава 15. Зрелище, представшее глазам Клейтона в среду утром, когда он достиг вершины холма, возвышавшегося над рощей

Зрелище, представшее глазам Клейтона в среду утром, когда он достиг вершины холма, возвышавшегося над рощей, заставило его резко натянуть поводья. Внизу, на зеленом лугу, повсюду виднелись коляски, кареты и фаэтоны, в которых сидели женщины, державшие в руках яркие зонтики, и мужчины в воскресных костюмах. Менее зажиточные зрители, не имеющие экипажей, либо сидели на лошадях, либо взгромоздились на повозки, либо просто пришли пешком.

Всей этой живописной сцене не хватало лишь акробатов в цветных костюмах и парочки жонглеров, чтобы как две капли воды походить на сельскую ярмарку. Не успел Клейтон подумать об этом, как кто-то дважды подул в рожок, и собравшиеся, дружно повернувшись, уставились на Клейтона, спускавшегося с холма.

Уитни долго, оценивающе разглядывала лошадь Клейтона из-под опущенных век, отмечая прекрасные длинные ноги и мускулистую грудь могучего гунтера, но поскольку с того места, где она стояла, многое рассмотреть не удалось, то она смогла только отметить, что всадник одет в сверкающие кожаные сапоги и бриджи, идеально сидевшие на нем.

— Наверное, вы желали бы вместо скачек стреляться на дуэльных пистолетах с двадцати шагов, не так ли? — поддразнил Клейтон, подводя своего коня к стартовой линии.

Уитни подняла голову, собираясь приветствовать его с холодным безразличием, но он усмехался так мальчишески обезоруживающе, что она едва не ответила улыбкой. Некоторые из соседей поспешили пожелать Клейтону удачи и на мгновение отвлекли его внимание от Уитни.

Девушка наблюдала, как он шутит и о чем-то болтает с ними. Клейтон выглядел спокойным, раскованным и разговаривал с таким ленивым добродушием, что она с трудом верила своим глазам — куда девался тот безжалостный, неумолимый соблазнитель, который неустанно преследовал ее, сжимал в объятиях, осыпая жадными ласками, страстными поцелуями? В нем словно уживались два человека: одного она могла считать своим другом, другого боялась, и не без оснований.

Отец Элизабет снова дунул в рожок, и Опасный Перекресток испуганно вскинулся.

— Вы готовы? — окликнул Пол Уитни и Клейтона, и, как только поднял пистолет, девушка наклонилась к сопернику, тепло улыбнулась в удивленные серые глаза и очень мягко сказала:

— Если согласитесь последовать за мной, сэр, охотно покажу вам дорогу.

Клейтон коротко рассмеялся, но в этот момент раздался выстрел, и его лошадь понесла. Ему пришлось наклониться, чтобы подобрать поводья, упущенные в приступе неуместного веселья, и к тому времени, как он усмирил коня, Уитни была уже далеко.

Копыта его жеребца выбивали тревожный ритм на твердом зеленом дерне, и, хотя Воин, как звали коня Клейтона, стремился сократить расстояние, всадник слегка придерживал его, дожидаясь, пока они повернут на запад и помчатся вдоль ручья.

— Полегче, — успокаивал Клейтон горячившегося скакуна, — посмотрим, на что она способна, прежде чем броситься в атаку.

Далеко впереди Опасный Перекресток почти перелетел через низкую каменную ограду, и Клейтон одобрительно ухмыльнулся. Уитни прекрасно держалась в седле и была прирожденной наездницей, легко управляясь со своим норовистым гунтером.

К тому времени, как они оказались на последнем этапе гонки, Клейтон увидел, что Опасный Перекресток начинает уставать. Решив обогнать девушку на следующем резком повороте, Клейтон чуть подался вперед и до конца ослабил поводья. Воин немедленно рванулся вперед маховыми, словно пожирающими дорогу, шагами.

Конь галопом проскакал очередной изгиб, и сердце Клейтона замерло: вороной жеребец маячил впереди, но в седле не было всадника. Клейтон, почти обезумев, резко дернул узду, шаря взглядом по земле. И тут он увидел Уитни. Девушка трогательным комочком свернулась под большим дубом. Над головой нависала низкая толстая ветка, которая, должно быть, и выбила ее из седла, когда Уитни слишком неосторожно срезала угол.

Спрыгнув на землю, Клейтон подбежал к Уитни, перепуганный, как никогда в жизни, и начал лихорадочно искать у нее пульс. Наконец ему удалось прижать палец к ровно бьющейся на горле жилке. Только после этого он начал осторожно ощупывать ее голову в поисках раны. Паника охватила его при воспоминании о бесчисленных историях о людях, получавших подобные удары по голове. Они вот так же вылетали из седла, чтобы больше никогда не обрести сознание.

Не обнаружив ни пореза, ни шишки, Клейтон ощупал ее руки и ноги, боясь, что сломаны кости. Однако все на первый взгляд было в порядке, поэтому он, рывком стянув куртку, подложил ее под голову девушки, а потом присел на корточки и начал растирать ей запястья.

Веки Уитни затрепетали, и Клейтон почти застонал от облегчения. Осторожно откинув тяжелые спутанные волосы с ее лба, он нагнулся поближе:

— Все в порядке, малышка. Где болит? Вы можете говорить?

Глаза цвета морской волны открылись, спокойно и неотрывно разглядывая его.

Какое прекрасное лицо, невольно подумал он, когда она наградила его слабой, но ободряющей улыбкой. Однако первые же ее слова мгновенно заставили его забыть о нежных чувствах.

— Надеюсь, вы запомните, — шепнула она, — что, когда произошел несчастный случай, я была впереди.

Клейтон едва поверил своим ушам. С трудом встав, он на подгибающихся ногах шагнул к дереву и прислонился к стволу, глядя на нее в потрясенном молчании.

— Вы поможете мне встать? — осведомилась Уитни минуту спустя.

— Нет, — непримиримо ответил он, скрестив руки на груди. — Ни За что.

— Хорошо, — вздохнула она, осторожно вставая и начиная отряхивать юбки, — но с вашей стороны это крайне нелюбезно.

— Не более нелюбезно, чем с вашей! Подумать только — прикинуться, будто вылетели из седла, хотя на деле просто поняли, что не сможете выиграть!

Окинув его подозрительным взглядом, Уитни нагнулась, подняла с земли его куртку, отряхнула и вручила Клейтону. При этом девушка виновато покачала головой, но Клейтон успел заметить легкую улыбку, приподнявшую уголки губ.

— По правде говоря, я всегда считала этот свой недостаток в числе самых отвратительных, — призналась она с преувеличенно тяжелым вздохом. — И, уверяю вас, много бы дала, чтобы избавиться от него.

— Какой именно недостаток? — вопросил Клейтон, подавляя невольную улыбку при виде полного отсутствия раскаяния на прелестном, поднятом к нему личике.

— Склонность к жульничеству, — серьезно проговорила она. — Я вечно стараюсь схитрить, когда вижу, что не могу честно выиграть.

Она рассеянно провела пальцами по волосам, морщась, когда с длинных прядей сыпались листья, и Клейтон усмехнулся про себя. Подумать только, какой необыкновенный дар — превращать недостатки в добродетели и добродетели в недостатки одним пожатием плеч или кивком хорошенькой головки.

Пока Уитни разыскивала в пожухлой траве хлыст, Клейтон подошел к коню, вскочил в седло и, подъехав к Опасному Перекрестку, подхватил его поводья и подвел коня к Уитни. Но как только она потянулась к узде, Клейтон коварно заставил жеребца сделать шаг вперед, так что он оказался вне досягаемости девушки.

— Я так потрясен вашей искренней исповедью, молодая леди, — пояснил он, когда Уитни опустила руку и, нахмурившись, вопросительно взглянула на него, — что чувствую необходимость в ответном признании. Видите ли, я один из тех несговорчивых и, я бы сказал, извращенных людей, которые готовы пойти на все, вплоть до преступления, лишь бы не дать мошеннику выиграть. И сам не остановлюсь даже перед обманом, чтобы не дать этому случиться.

Не выпуская поводьев ее коня, он отъехал подальше, обернулся и взглянул на нее через плечо. Уитни уставилась на него в безмолвном негодовании.

— Идти назад не так уж долго, — напомнил Клейтон усмехнувшись. — Однако, если предпочитаете ехать верхом, подождите — кто-нибудь обязательно приедет сюда с минуты на минуту посмотреть, что случилось. Но так или иначе, вам не удастся сесть на отдохнувшую лошадь и попытаться закончить скачку.

Уитни сузившимися глазами наблюдала, как он отъезжает рысью, уводя за собой ее скакуна. Девушка в бессильной ярости ударила по ноге хлыстом, но тут же вскрикнула от боли и подавленно опустилась на землю в ожидании неведомого спасителя. Однако чем дольше она сидела, тем забавнее представлялась ситуация. Всего смешнее было то, что она вовсе не притворилась, будто упала. Все так и было. Просто она имела глупость оглянуться и посмотреть, намного ли отстал Клейтон, и в этот момент низко нависшая ветка выбила ее из седла.

Уитни пыталась разжечь в себе гнев на Клейтона за то, что он так безжалостно оставил ее здесь, но почему-то не могла долго сердиться. В памяти невольно всплывало испуганное, встревоженное лицо в тот момент, когда он нагнулся над ней и прошептал хриплым от волнения голосом:

— Все хорошо, малышка.

Уитни выдернула пук травы и, вздохнув, швырнула подальше от себя. Как бы она хотела, чтобы Клейтон удовлетворился лишь ее дружбой! Он был таким обаятельным и занимательным собеседником и так часто заставлял ее смеяться. Возможно, будь Уитни замужней женщиной, он перестал бы смотреть на нее, как на очередное завоевание, и тогда они могли бы стать друзьями. Возможно…

Но тут Уитни мгновенно забыла о Клейтоне: из-за поворота вылетел Пол и резко осадил коня возле нее. При виде спокойно сидящей девушки выражение его лица из встревоженного превратилось в рассерженное.

— Может, все-таки объяснишь, почему каждый раз, когда ты и Уэстленд оказываетесь вместе, вы оба куда-то таинственно исчезаете?! — раздраженно воскликнул он.

В тот момент, когда Клейтон рысью въехал в рощу, ведя за собой жеребца Уитни, среди собравшихся послышались тревожные восклицания. Зрители мгновенно окружили Клейтона, и леди Джилберт вне себя от страха едва сумела выговорить:

— Где Уитни?

— Сейчас появится, — заверил Клейтон. И действительно, через несколько минут на поляну въехал Севарин, впереди которого боком сидела Уитни. Взглянув на нее, Клейтон внезапно изменил прежнее мнение о том, каким образом она свалилась с седла. Во всяком случае, это произошло без всякого намерения с ее стороны. Любой обман просто не в характере Уитни.

На самой линии финиша Уитни соскользнула с лошади Севарина и бросила нерешительный взгляд на Клейтона, гадая, успел ли он рассказать всем о случившемся. Зрители набросились на нее с расспросами, а те, кто поставил на исход скачки, требовали, чтобы им объявили результаты.

Нагнувшись, Клейтон подхватил девушку под мышки и поднял в свое седло.

— Все ждут, пока вы скажете им, кто выиграл, — напомнил он, игнорируя негодующую гримаску при столь фамильярном обращении.

— Лошадь сбросила меня в миле отсюда, — объявила Уитни. — Мистер Уэстленд выиграл. — И повернувшись к Клейтону, еле слышно добавила:

— Собственно говоря, победителя нет.

Клейтон издевательски поднял брови.

— Ваш конь начал уставать, и вы неминуемо проиграли бы, — напомнил он. — Вы достаточно хорошая наездница, чтобы понять это еще задолго до падения.

— Рада слышать, что вы по крайней мере больше не упрекаете меня во лжи и, кажется, иногда даже считаете нужным мне поверить, — поджав губы, отпарировала девушка.

— О, если бы вы имели хотя бы малейшее представление о том, насколько я доверяю вам, вы просто поразились бы.

И прежде чем Уитни успела в полной мере осознать это невероятное признание, Клейтон без всяких усилий опустил ее на землю. Стоя рядом с Полом, она наблюдала, как Клейтон поворачивает лошадь и галопом несется на вершину холма.

Четверг тянулся бесконечно, и Уитни изнывала от беспокойства, не находя себе места. Пол был занят сборами в поездку, и девушке пришлось помогать тете наблюдать за приготовлениями к приему в честь дня рождения отца, а вечером сочинять письма друзьям в Париж.

В пятницу утром она, кроме того, написала Эмили, вернувшейся в Лондон. Искушение открыть тайну их отношений с Полом, нарушить добровольное, почти суеверное молчание стало почти непреодолимым, но девушка лишь намекнула, что вскоре сообщит подруге кое-какие волнующие новости. В постскриптуме она пообещала в ближайшее время навестить Эмили в Лондоне, поскольку все равно придется ехать туда, чтобы заказать подвенечное платье и приданое.

Уитни с восторгом решила, что обязательно попросит Эмили стать ее подружкой на свадьбе.

Спустившись вниз, чтобы попросить отправить письмо, она увидела недавно прибывшего Клейтона Уэстленда, мирно беседующего с тетей в розовой гостиной. При виде девушки он вежливо поднялся.

— Я приехал, желая удостовериться, что вы полностью оправились от вчерашнего падения, — начал он, и в голосе не звучало ни малейшего намека на обычную чуть презрительную иронию.

Уитни поняла, что таким образом Клейтон пытается извиниться за вчерашнее поведение. Кажется, он действительно понял, что она и не думала притворяться!

— Совершенно оправилась, — заверила она.

— Превосходно! В таком случае вы не сможете сослаться на плохое здоровье или Неспособность мыслить здраво, когда я снова наголову разобью вас в шахматы. Сегодня днем?

Уитни заглотала наживку, словно форель муху, и поэтому весьма приятно провела остаток дня в поединках и Шутливой перепалке за шахматной доской, пока тетя, выступавшая в роли бдительной дуэньи, сидела на маленьком диванчике за вышиванием.

Ночью, лежа в постели, Уитни пыталась заснуть, но глаза отказывались закрываться. Подняв левую руку, она полюбовалась длинными пальцами. Засверкает ли завтра на безымянном обручальное кольцо? Возможно, если отец возвратится достаточно рано и Пол успеет поговорить с ним. Тогда они сумеют объявить о помолвке за праздничным столом.

Но не только Уитни не могла заснуть в эту ночь. Подложив руки под голову, Клейтон смотрел в потолок. Перед его мысленным взором проносились восхитительные картины первой брачной ночи. Кровь жарко кипела при одной мысли об извивающемся под ним в приливе страсти теле Уитни, длинноногом, с шелковистой кожей и упругой грудью: голова запрокинута, бедра поднимаются, чтобы дерзко встретить его толчки. Она, несомненно, девственна, и Клейтон позаботится о том, чтобы возбуждать ее медленно, нежно, пока она не застонет от блаженства в его объятиях.

И охваченный чудесными грезами, Клейтон перевернулся на бок и наконец забылся сном.