Облегчение гнева и рост в мягкости

Мягкая жизнь лживого человека не допускает чувства гнева; она не принимает его и пытается жить с ним, когда оно спокойно зреет день за днем. Ложная мягкая жизнь начинается с идеализированной картины самого себя: "Отныне я должен быть совершенной личностью, приятной, которую все одобряют". А подсознательно я могу прибавить к этому идеальному образу следующие мысли: "Если я никогда не буду сердиться, другие никогда не рассердятся на меня".

Я начинаю строить свою личность по образу "хорошего парня", которого все любят и уважают. Поскольку я живу этим образом, любое зрелище гнева, даже самого слабого раздражения, как будто загрязняет его. Уважение со стороны других – это путь к безопасности; в любом раздражении, которое я могу вызвать у соседей, ощущается угроза мне самому.

За подобное актерство мне приходится платить огромную цену: я никогда не имею возможности быть самим собой. Постоянные попытки одурачить себя и других стоят колоссальной энергии. Я не расту в подлинно мягкой жизни, а плыву по течению поверхностного зрелища приятного человека. Я не имею успеха у тех людей, которым, возможно, мог бы понравиться в своем первоначальном ограниченном виде; а сейчас я им не нравлюсь, потому что они не в состоянии выяснить, кто же я такой на самом деле.

Следовательно, существует лишь небольшая разница в том, буду ли я сохранять свои эмоции в закупоренном виде или дам им выход, разбивая посуду, ломая мебель или отшвыривая ногой какое-нибудь бедное создание на моем пути. Такой взрыв может освободить меня от затаившегося внутри гнева; но он не способствует моему росту в мягкости. Напротив, я начинаю вырабатывать насильственный стиль жизни, делая упор на мгновенном облегчении гнева в данный момент; я пропускаю тот факт, что повторное действие, исходящее из агрессивности, совершаемое в течение множества таких "данных моментов", будет оказывать длительное воздействие на мою жизнь. Вознаграждаемый приятным чувством облегчения, испытываемым всякий раз после того, как люди перенесли мой гнев, я могу почувствовать желание в следующем случае, порожденном давлением гнева, стать даже более агрессивным. Всякий раз, когда я действую исходя из не ограничиваемой агрессивности, мое внутреннее противодействие яростным вспышкам понижается.

Неумеренный выброс гнева может также означать, что мне необходимо переработать его и выразить, прежде чем я испытаю облегчение. Остатки этого переработанного гнева и его выражения остаются в моей памяти, в моем воображении. Такие остатки делают меня более чувствительным к мельчайшим стимуляторам гнева. После многих переживаний я становлюсь более доступным для гневных вспышек, я способен быстрее взорваться. До того, как я пойму это, я стану сердитым, вспыльчивым человеком, зачастую предающимся обидным фантазиям и восприятиям, которые держат меня на грани взрыва. Я всегда выискиваю оскорбительные слова, оскорбительные для меня поступки. Мой гнев вспыхивает по самому ничтожному поводу. Такая настроенность делает невозможным мягкое, непринужденное отношение к себе и к другим.

Зрелый человек никогда не держит гнев закупоренным, но и не выражает его в необузданных агрессивных словах и действиях. Вначале я, может быть, не сумею вовремя рассеять накопившийся гнев. Поэтому гнев может накапливаться, результатом чего оказывается хроническое мышечное напряжение. В таких случаях иногда можно рекомендовать освободиться от гнева, дать ему выход, толкнув ногой какой-нибудь старый стул, обежав вокруг квартала или разрешив себе взорваться в присутствии хорошего друга. Однако мне следует понимать, что это только чрезвычайный случай, исключительное выражение эмоций, которому нельзя предаваться; иначе его повторения могут отвратить меня от мягкого стиля жизни.

Как мы сказали ранее, нам не следует сохранять закупоренными чувства гнева, играя роль "приятного человека", который никогда не сердится. Так разве мы не противоречим себе, предостерегая против агрессивных действий, исходящих из подобных чувств? Нисколько, если мы вспомним различия между словесной агрессивностью и разговором о своих чувствах.

Если я нападаю на кого-то словесно, если я нападаю на него действиями, я создаю для себя, для него и для окружающих сильные стимуляторы большой агрессивности; я создаю атмосферу гнева и агрессивности. Когда же я просто описываю свои чувства, например, говорю: "Сейчас я по-настоящему сержусь!" – это другое дело. Сказать другому о том, что я сержусь, – информативное действие. Оно способно прояснить атмосферу между нами. Мое честное сообщение может помочь ему своевременно осознать, что он по неосторожности, ненамеренно обидел меня, оскорбил мои чувства; менее вероятно, что он обидит меня еще раз. Я могу даже почувствовать себя лучше, когда моя информация побудит его объясниться со мной, уверить меня, что он не имел действительного намерения меня обидеть.

Date: 2015-12-12; view: 289; Нарушение авторских прав