Создатель королев 3 page

– Им он тоже принес бы свой дар… но это другая сказка, которой можно будет поделиться с никем. – Он поднял голову. – А кто ты, дитя?

– Никто.

– Ложь.

– Как ты узнаешь? Это магия?

– Человеку не обязательно быть магом, если у него есть глаза, чтобы отличить правду от лжи. Тебе просто следует научиться читать по лицам. Смотри на глаза, рот. Везде есть мускулы. В уголках рта, и тут, где шея соединяется с плечами. – Он легко коснулся ее двумя пальцами. – Одни лгуны моргают. Другие таращатся. Кто‑то смотрит в сторону. Кто‑то облизывает губы. Многие как раз перед тем, как произнести ложь прикрывают рот, словно пытаются скрыть свой обман. Другие признаки могут быть не столь очевидны, но они всегда присутствуют. Фальшивая улыбка может быть похожа на настоящую, но они отличаются, как рассвет от заката. Ты же можешь отличить рассвет от заката?

Арья кивнула, хотя не была уверена, что сможет.

– Тогда ты можешь научиться отличать ложь… и когда ты сможешь, от тебя не скроется ни один секрет.

– Научи. – Она будет никем, если такова цена. Никто не страдает от пустоты в душе.

– Она научит тебя. – Ответил добрый человек, указав на появившуюся за дверью бродяжку. – Но начните с браавоского языка. Какой в тебе толк, если ты не можешь ни сказать, ни понять? А ты будешь учить ее своему языку. Так вы обе научитесь друг у друга. Согласна?

– Да. – Ответила она, и с этой секунды стала послушницей Черно‑белого дома. Ее платье слуги забрали, а вместо этого выдали другое черное‑белое и мягкое словно старое красное одеяло, которое когда‑то было у нее в Винтерфелле. Под ним она носила нижнее белье из хорошей белоснежной льняной ткани и черную нижнюю рубашку, доходившую до колен.

Следующие дни они с бродяжкой провели, указывая на предметы, и пытаясь обучить друг друга словам родного языка. Сперва шли простые слова: чашка, свеча, обувь. Затем посложнее, потом предложения. Как‑то Сирио Форел учил Арью стоять на одной ноге, пока не устанешь. Потом он отправил ее ловить кошек. Она танцевала танец водяных плясунов на ветвях деревьев с деревянным мечом в руке. Ей было трудно, но сейчас было куда труднее.

«Даже вышивание было куда веселее, чем изучение языка». – Жаловалась она про себя на следующее утро после того, как позабыла половину слов, которые думала, что запомнила, а вторую половину произнесла настолько плохо, что бродяжка не выдержала и расхохоталась. – «Мои фразы получаются такие же корявые, какими выходили стежки». Если бы девчонка не была столь маленькой и костлявой, Арья бы врезала по ее дурацкой физиономии. Вместо этого она закусила губу. – «Я слишком глупа, чтобы все выучить, и чтобы повторить».

Бродяжке общий язык давался несравненно легче. Однажды за ужином она повернулась к Арье и спросила:

– Кто ты?

– Никто, – ответила она на браавосском.

– Ты лжешь. – Ответила бродяжка. – Тебе нужно учиться лгать хорошее.

Арья рассмеялась.

– Хорошее? Ты должна говорить «лучше», тупица.

– Лучше тупица. Я покажу.

Следующим утром они начали играть в ложь, спрашивая друг друга по очереди. Иногда следовало говорить правду, иногда ложь. Спросивший должен был попытаться сказать где что. Бродяжка всегда знала точно. Арье приходилось гадать. Большей частью с отрицательным результатом.

– Сколько тебе лет? – спросила ее бродяжка на общем языке.

– Десять, – ответила Арья, и показала десять пальцев. Она считала, что ей по‑прежнему десять, хотя не была в этом уверена. Браавосцы отсчитывали дни иначе, чем в Вестеросе. Все, что ей было известно, ее именины были и прошли.

Бродяжка кивнула. Арья тоже, и спросила на своем браавосском:

– А сколько лет тебе?

Бродяжка показала десять пальцев. Потом снова десять, и еще раз. Потом шесть. Ее лицо оставалось гладким, как спокойная вода. Арья раздумывала: – «Ей не может быть тридцать и шесть. Она маленькая девочка».

– Ты врешь, – сказала она. Бродяжка покачала головой и показала ей еще раз: десять, десять, десять и шесть. Потом она произнесла как звучит на ее языке «шесть» и «тридцать», и заставила Арью их повторить.

На следующий день она пересказала доброму человеку то, что заявила бродяжка.

– Она не солгала, – хихикнув, ответил жрец. – Та, кого ты называешь бродяжкой – взрослая женщина, которая провела всю свою жизнь в служении Многоликому. Она отдала Ему все, чем она была, все, кем она могла стать, отдала всю жизнь, что была внутри нее.

Арья прикусила губу.

– Я тоже стану такой как она?

– Нет. – Ответил он. – Если только сама не захочешь. Такой как ты ее видишь, ее сделали яды.

«Яды». – Тогда она поняла. Каждый вечер после молитвы бродяжка опустошала каменный пузырек в воду черного бассейна.

Бродяжка и добрый человек были не единственными слугами Многоликого. Время от времени Черно‑белый дом навещали и другие. Толстый парень с жестокими черными глазами, крючковатым носом, и широким ртом, полным желтых зубов. На его мрачном лице никогда не появлялась улыбка. У него были бледные глаза, полные и темные губы. Другой был симпатичным мужчиной. Каждый раз, когда она видела его, у него был новый цвет бороды и разные носы, но он всегда оставался симпатичным. Эти двое приходили чаще всего, но были и другие: косоглазый, лорденыш и костлявый. Один раз толстяк и косоглазый пришли вместе. Умма послала Арью налить им выпить.

– Когда ты не подливаешь, ты должна стоять не шевелясь, словно ты высечена из камня, – объяснил ей добрый человек. – Сумеешь?

– Да.

«Прежде чем двигаться, необходимо научиться стоять не шелохнувшись». – Давным‑давно в Королевской гавани так ее учил Сирио Форел, и она научилась. Она прислуживала чашницей Руссе Болтону в Харренхоле, а он бы живьем содрал кожу, если прольешь хоть каплю его вина.

– Хорошо. – Сказал добрый человек. – Лучше, если ты будешь также слепа и глуха как камень. Ты можешь что‑то услышать, но пусть они влетают в одно ухо, а вылетают через другое. Не вслушивайся.

Арья много чего услышала в ту ночь, но большей частью услышанное было на браавосском, и она с трудом понимала одно слово из десяти. «Неподвижная, как камень», – повторяла она про себя. Самым сложным было сдержаться и не зевнуть. Задолго до того как закончилась ночь, ее мысли были уже далеко. Пока она стояла с бутылью в руках, ей привиделось, что она волк, свободно бегущий по освещенному луной лесу, с огромной стаей за спиной.

– Все остальные люди тоже жрецы? – спросила она доброго человека на следующее утро. – Это были их настоящие лица?

– А ты как думаешь, дитя?

Она думала нет.

– А Якен Х’гар тоже жрец? Ты бы знал, если б Якен вернулся в Браавос?

– Кто? – Переспросил он с невинным видом.

– Якен Х’гар. Тот, что дал мне железную монетку.

– Я не знаю никого с таким именем, дитя.

– Я спросила его, как изменять лицо, а он ответил, что это не труднее, чем сменить имя, если только я знаю способ.

– А он умел?

– А ты покажешь мне как менять лицо?

– Если ты так хочешь. – Он поднял ее голову за подбородок и повернул. – Надуй щеки и высунь язык.

Арья проделала все это: раздула щеки и просунула язык между зубами.

– Ну вот. Твое лицо изменилось.

– Это совсем не то, что я имела в виду. Якен использовал магию.

– Любое колдовство имеет свою цену, дитя. Чтобы наложить чары требуются долгие годы молитв, жертвоприношений и учебы.

– Годы? – Испуганно переспросила она.

– Если бы это было легко, этим бы занимался каждый. Прежде, чем ты побежишь, надо научиться ходить. Зачем учить заклинания, если сработают и актерские штучки?

– Но я не знаю ни одной твоей актерской штучки!

– Значит, тренируйся корчить рожи. Под твоей кожей находятся мускулы. Учись ими пользоваться. Это ведь твое лицо. Твои щеки, губы, уши. Улыбки и печальные мины не должны появляться словно налетевший шквал. Улыбка должна быть твоим слугой и появляться по твоему желанию. Учись использовать свое лицо.

– Покажи, как.

– Надуй щеки. – Она сделала. – Подними брови. Нет, выше. – Она проделала и это. – Хорошо. Посмотрим, сколько ты сможешь продержаться. Думаю, не очень долго. Проделай тоже самое завтра. В одном из хранилищ ты можешь отыскать мирийской зеркало. Тренируйся перед ним по часу в день. Глаза, ноздри, щеки, уши, губы. Учись всем этим управлять. – Он поднял ее голову за подбородок. – Кто ты?

– Никто.

– Ложь. Грустная маленькая ложь, дитя.

Она нашла зеркало на следующий день. Она садилась перед ним каждое утро и каждый вечер со свечами по сторонам и корчила рожи. – «Управляй своим лицом». – Твердила она себе. – «И ты сумеешь научиться врать».

Вскоре добрый человек приказал ей помогать другим прислужникам подготовить тела. Эта работа не была настолько тяжелой, как драить лестницы у Виза. Иногда, если тело было большое или жирное, ей приходилось с ним помучаться, но в основном мертвецы представляли собой высохшие старые кости в морщинистой коже. Арья смотрела на них пока мыла и спрашивала себя, что же привело их к черному бассейну. Она вспомнила сказку, которую слышала от Старой Нэн, о том как длинной зимой те, кто жил дольше положенного, объявляли, что собираются на охоту. – «И их дочери плакали, а их сыновья отворачивали лица к огню», – рассказывала Старая Нэн. – «Но никто их не останавливал и не спрашивал, на какую дичь они идут охотиться, когда снег так глубок и дуют такие холодные ветра». – Ей было интересно, что говорят старые браавосцы своим сыновьям и дочерям, прежде, чем они отправиться в Черно‑белый дом.

Луна сменяла луну, хоть Арья никогда ее не видела. Она служила, омывала мертвых, корчила рожи перед зеркалом, изучала браавосский язык, и пыталась запомнить, что она никто.

Однажды за ней послал добрый человек.

– Твой акцент просто ужасен. – Сказал он. – Но ты знаешь уже достаточно слов, чтобы тебя поняли после некоторого пояснения. Пришло время нас ненадолго оставить. Единственный для тебя способ по‑настоящему освоить наш язык это говорить на нем от рассвета до заката. Ты должна уйти.

– Когда – Спросила она. – И куда?

– Прямо сейчас. – Ответил он. – За этими стенами ты найдешь сотню островов Браавоса. Ты уже выучила слова для моллюсков и устриц, не так ли?

– Да. – Она повторила их на своем лучшем браавосском.

Это вызвало у него улыбку.

– Сойдет. Вдоль набережных под Затонувшим Городом ты найдешь Браско, торговца рыбой. Он добрый человек, но у него плохая спина. Ему нужна девчушка, вроде тебя, чтобы возить его тележку и продавать морякам, сходящим с кораблей, его моллюски и устрицы. Ты станешь такой девочкой. Поняла?

– Да.

– И когда Браско спросит тебя, кто ты, что ты ответишь?

– Никто.

– Так не годится за пределами нашего храма.

Она помедлила:

– Я назовусь Соленой из Солеварен.

– Соленую знает Тернесио Терис и его люди с Дочери Титана. Тебя выдает акцент, поэтому ты будешь какой‑нибудь девочкой из Вестероса… но, полагаю, кем‑то иной.

Она пожевала губу. – Может я будут Кошкой?

– Кошка. – Задумался он. – Да. Браавос полон кошек. Одной больше, одной меньше – никто и не заметит. Значит ты Кошка, сирота из…

– Королевской Гавани. – Она когда‑то дважды была в Белой Гавани с отцом, но Королевскую гавань она знала лучше.

– Пусть так. Твой отец был старшим гребцом на галере. Когда твоя мать умерла, он взял тебя с собой в море. Потом он тоже умер, а вашему капитану ты была не нужна, поэтому он вышвырнул тебя с корабля в Браавосе. А как имя этого корабля?

– Нимерия. – сразу же ответила она.

В ту ночь она оставила Черно‑белый дом. На ее правом бедре под выцветшим, залатанным плащом под стать сироте, висел длинный железный нож. Ее обувь была мала, а туника была такой поношенной, что ветер продувал ее насквозь. Но перед ней лежал Браавос. Ночной воздух пах дымом, солю и рыбой. Каналы часто петляли, а переулки были еще запутаннее. Когда она проходила мимо, люди бросали на нее любопытные взгляды, а беспризорники выкрикивали слова, которые она не понимала. Скоро она совершенно заблудилась.

– Сир Грегор. – Снова и снова повторяла она словно заклинание, проходя по каменному мосту, поддерживаемому четырьмя арками. С центрального пролета она разглядела ряды мачт кораблей в Тряпичном порту. – Дансен, Рафф Красавчик, сир Илин, сир Мерин, королева Серсея.

Начался дождь. Арья повернула лицо ему навстречу, чтобы дождь омыл ее щеки. Она чувствовала себя такой счастливой, что хотелось пуститься в пляс.

– Валар моргулис, – сказала она. – Валар моргулис, валар моргулис.

Алейна

Едва утреннее солнце заглянуло в окна, Алейна села на кровати и потянулась. Гретчель услышала, что она встала и тут же вскочила, чтобы подать ей халат. За ночь комната сильно остыла. – «Когда зима поймает нас в свои объятья, будет еще хуже», – подумала Алйена. – «Зимой здесь будет холодно, как в могиле». – Она накинула халат и затянула поясок.

– Огонь почти погас. – Отметила она. – Если не трудно, подкинь еще полено.

– Как будет угодно миледи. – Ответила пожилая женщина.

Новые апартаменты Алейны в Девичьей Башне были значительно больше и богаче, чем крохотная коморка, в которой она жила, пока была жива леди Лиза. Теперь у нее были собственная гардеробная и уборная, а также балкон из белого резного камня с которого была видна вся Долина. Пока Гретчель возилась с очагом, Алейна, как была босая, пересекла комнату и вышла на балкон. Камень под ногами был обжигающе холодным, а ветер колючим и порывистым, как всегда на такой высоте, но прекрасный вид на несколько мгновений заставлял позабыть про эти неприятности. Девичья Башня была самой восточной из семи стройных башен Гнезда, поэтому перед Алейной, как на ладони, была видна вся Долина: леса, реки и поля, слегка размытые в утреннем свете. Утреннее солнце словно окунуло окружающие горы в расплавленное золото.

«Как прекрасно». – Над ней возвышалась покрытая снегом вершина Копья Гиганта. По сравнению с необъятной громадиной из камня и льда замок казался карликом, недостающим до плеча соседа‑великана. Там, где летом стекали Слезы Алиссы, кромку украшали двадцатифутовые сосульки. Над замерзшим водопадом, широко расправив в утреннем небе свои синие крылья, взлетел сокол. – «Ах, если б только у меня тоже были крылья».

Она опустила руки на резные каменные перила и перегнулась через край. В шести сотнях футов внизу она увидела Небесный замок и каменную лестницу, вырубленную прямо в скале, продуваемый всеми ветрами путь, который вел мимо Снежного и Скального замков вниз к подножию долины. Она видела башни и твердыни Лунных Врат. Они казались крохотными, словно детские игрушки. Вокруг его стен засуетилось войско лордов‑Истцов, копошась среди расставленных шатров, словно муравьи в разоренном муравейнике. – «Если б только они были настоящими муравьями… Мы бы могли их просто растоптать». – Пожалела она.

Два дня назад к ним присоединился молодой лорд Хантер со своим отрядом. Нестор Ройс запер и укрепил Врата, но у него в гарнизоне было всего триста человек. Каждый из лордов‑Истцов привел с собой тысячу человек, и теперь внизу собралась шеститысячная армия. Алейна знала имя каждого из них как свое собственное: Бенедар Белмор лорд Стронгсонга, Саймонд Темплтон рыцарь Девяти звезд, Хортон Редфорт лорд Редфорта, Анья Уэйнвуд леди Айроноукс, Гилвуд Хантер, которого все до единого звали Младшим Хантером, лорд Лонбоухолла. И, наконец, самый могущественный из них – Джон Ройс, внушающий страх Бронзовый Джон – лорд Рунстона и кузен Нестора, возглавляющий старшую ветвь рода Ройсов. После падения Лизы Аррен все шестеро собрались в Рунстоне и составили пакт, поклявшись защищать лорда Роберта, Долину и друг друга. В их иске явно не упоминалось имя Лорда Защитника, однако говорилось про «плохое управление», которому должен быть положен конец, а также про «ложных друзей и дурных советников».

Ледяной порыв ветра проник ей под подол, взобравшись вверх по лодыжкам. Она скользнула внутрь комнаты выбирать платье для завтрака. Петир отдал ей весь гардероб своей бывшей жены – и драгоценные шелка, и атлас, и бархат и меха, куда в большем количестве, чем она когда‑либо мечтала, хотя большей частью все эти платья были ей велики. Леди Лиза после долгой череды беременностей, выкидышей и рождения мертвых детей стала довольно полной. Однако несколько сохранившихся старых платьев были сшиты еще для юной Лизы Талли из Риверрана, а другие Гретчель смогла перешить для Алейны, которая в свои тринадцать лет догнала по росту свою двадцатилетнюю тетку.

Этим утром ее взгляд остановился на платье, которое было расшито цветами Талли – красным и голубым – и украшено горностаем. Гретчель помогла ей просунуть руки в расширяющиеся рукава и затянула на спине завязки корсета. Затем она расчесала и заколола ее волосы. Вчера вечером до того как идти спать, Алейна вновь их покрасила. Краска, которую дала ей тетка, изменила ее природный рыжий цвет на темно‑каштановый, однако природа быстро брала свое и у корней волос очень быстро становился прежним. – «Что я буду делать, когда краска закончится?». – Ее доставляли из‑за моря из Тироша.

Спускаясь на завтрак, Алейну вновь поразила тишина Гнезда. Во всех Семи Королевствах не возможно было найти замок тише этого. Слуг здесь было немного, все они были пожилыми, и кроме того, старались говорить тише, чтобы не волновать юного лорда. На вершине горы не было ни лошадей, ни лающих и рычащих охотничьих собак, ни рыцарей, тренирующихся во дворе. Даже шаги стражников, патрулирующих бледные каменные залы, казались странно приглушенными. Единственное, что она могла слышать – был ветер, который вздыхал и стонал возле башен. Когда она только приехала в Гнездо, еще слышен был шепот Слез Алиссы, однако сейчас водопад замерз. Гретчель сказала, что он будет молчать до весны.

Она застала лорда Роберта в одиночестве в Утреннем Зале над кухней, вяло елозившего деревянной ложкой в большой миске с овсянкой, сдобренной медом.

– Я хотел яйца. – Увидев ее, пожаловался он. – Я просил три вареных всмятку яйца и бекон.

У них не было яиц, впрочем как и бекона. В амбарах Гнезда было достаточно овса, ячменя и зерна чтобы кормить их целый год, но в остальном они зависели от незаконнорожденной девици Мии Стоун, которая поднимала им свежие продукты из долины. Но поскольку лорды Истцы встали лагерем прямо у подножия гор, пробраться мимо них у Мийи не было никакой возможности. Лорд Белмор, который первым из шести прибыл к Лунным Вратам, и отправил Мизинцу ворона с известием, что пока лорд Роберт не будет отправлен вниз, провизия наверх поступать не будет. Это не было настоящей осадой, пока, но на этом все хорошее в их положении и заканчивалось.

– Когда придет Мийя, ты сможешь съесть столько яиц, сколько захочешь. – Пообещала Алейна маленькому лорду. – Она привезет яйца, масло и дыни и прочие вкусные штуки.

Но мальчик был несговорчив.

– Я хочу яйца сегодня.

– Сладкий Робин, ты же знаешь, у нас нет яиц. Пожалуйста, кушай овсянку. Она очень хорошая. – Она съела для примера целую ложку.

Роберт оттолкнул свою ложку и откинулся назад, даже не поднеся ее ко рту.

– Я не голоден. – Решил он. – Я хочу в постель. Я не спал всю ночь. Я слышал пение. Мейстер Колемон дал мне сонного вина, но я все равно слышал.

Алейна отложила ложку.

– Если б было пение, я бы его тоже услышала. Должно быть тебе просто приснился дурной сон, только и всего.

– Нет! Это не сон. – Его глаза наполнились слезами. – Мариллон снова поет. Твой отец сказал, что он мертв, а он не мертв!

– Нет, мертв. – Она испугалась, услышав от него подобные вещи. – «Он и так маленький и болезненный, а что если он еще и сумасшедший?»

– Сладкий Робин, он мертв. Мариллон слишком сильно любил твою леди‑матушку и не мог жить после того, что он с ней сделал, поэтому он вышел через небесную дверь. – Алейна сама не видела тело, как и Роберт, но она ни капли не сомневалась в смерти певца. – Он правда вышел.

– Но я же слышу его каждую ночь. Даже когда я закрываю ставни и кладу голову под подушку. Твой отец должен был отрезать ему язык. Я говорил ему, но он не стал.

«Ему нужен был его язык для признания».

– Будь хорошим мальчиком, скушай кашу. – Взмолилась Алейна. – Ну, пожалуйста? Ради меня?

– Не хочу я овсянку! – Роберт бросил свою ложку через весь зал. Она попала в гобелен, оставив на нем смазанный след от овсянки поверх белой шелковой луны. – Лорд хочет яйца!

– Лорд должен есть овсянку, и быть за нее благодарным. – Произнес за спиной голос Петира.

Алейна обернулась и увидела его в дверной арке вместе с мейстером Колемоном.

– Вам следует слушаться лорда Защитника, милорд. – Сказал мейстер. – Сюда поднимаются ваши лорды‑знаменосцы, чтобы выразить вам свое почтение, поэтому вам нужно набраться сил.

Роберт потер кулаком левый глаз.

– Отправьте их обратно. Я не хочу их видеть. Если они придут, я отправлю их полетать.

– Вы жестоко искушаете меня, милорд, но боюсь, я обещал им неприкосновенность. – Ответил Петир. – Все равно, уже поздно их прогонять. Сейчас они уже должны были добраться до Скального замка.

– Почему они не оставят нас в покое? – взмолилась Алейна. – Мы никогда не желали им зла. Что им от нас нужно?

– Лорд Роберт, больше ничего. Он и вся Долина. – Улыбнулся Петир. – Их будет восемь человек. Их сопровождает Лорд Нестор и еще с ними будет Лин Корбрей. Сир Лин не из тех, кто остается в стороне, когда вот‑вот прольется кровь.

Его слова почти не успокоили ее страхи. Лин Корбрей зарубил на дуэлях столько же людей, что и в бою. Она знала, что получил шпоры во время Восстания короля Роберта, сражаясь против лорда Джона Аррена у ворот Чаячьего города, а потом уже под его знаменами у Трезубца, где он зарубил принца Левина Дорниского – белого рыцаря Королевской гвардии. Петир говорил, что к тому времени, когда битва свела его в последний танец с леди Отчаяньем, принц Левин уже был серьезно ранен, однако добавил: «Однако, не советую поднимать эту тему при Корбрее. Те, что затевали об этом беседу, теперь имеют возможность спросить об этом Мартелла лично в аду. – Если хотя бы половина из того, что она слышала от охраны Роберта, правда, Лин Корбрей был опаснее всех шестерых лордов Истцов разом.

– А зачем идет он? – спросила она. – Я считала, что Корбреи за нас.

– Лорд Лионель Корбрей хорошо относится к моему правлению, – ответил Петир. – Но у его брата собственное мнение. На Трезубце, когда пал раненым их отец, Лин сумел подхватить его меч – леди Отчаянье и зарубить того, кто поверг их отца. Пока Лионель вез отца к мейстеру в тыл, Лин возглавил атаку против дорнийцев, угрожавших левому крылу Роберта, разбил их ряды и зарубил Левина Мартелла. Поэтому когда старый лорд Корбрей скончался, он передал Леди своему младшему сыну. Лионель получил земли, титул, замок и все деньги, но до сих пор чувствует себя обделенным, в то время как сир Лин… что ж, он любит брата так же, как меня. Он сам просил руки Лизы.

– Я не хочу видеть сира Лина. – Упрямился Роберт. – Не хочу. Отправь его обратно вниз. Я не разрешал ему приходить. Сюда нельзя. Гнездо неприступно. Так мама говорила.

– Ваша матушка умерла, милорд. И до вашего совершеннолетия Гнездом управляю я. – Петир повернулся к поклонившейся служанке, стоявшей у лестницы на кухню. – Мела, принеси его лордству чистую ложку. Он хочет доесть кашу.

– Не хочу! Пусть моя овсянка полетает! – С этими словами Роберт бросил полную миску с кашей и медом. Петир проворно увернулся, а мейстер Колемон не успел. Деревянная миска попала ему точно в грудь, и ее содержимое оказалось у него на лице и плечах. Он выругался в неподобающем его мейстерскому чину стиле. Алейна бросилась успокаивать маленького лорда, но было поздно. Припадок уже начался. Его рука столкнула, разбив вдребезги, кувшин с молоком. Когда он пытался встать, он опрокинул стул и рухнул на него сверху. Одной ногой он заехал Алейне в живот, с такой силой, что выбил из нее весь дух.

Она услышала, как Петир с досадой прошептал: «О, боги, смилуйтесь».

Мейстер Колемон бросился исполнять свой долг, бормоча утешительные слова. Овсянка все еще капала с его лица и одежды. Одна из капель медленно текла по его правой щеке, словно серо‑бурая слеза. – «Это не столь плохо, как прошлый приступ», – думала Алейна, пытаясь оказать посильную помощь. К тому времени, когда судороги прекратились, на призыв Петира вбежали двое стражей в небесно голубых плащах и серебристых кольчугах.

– Отнесите его в постель и поставьте пиявки, – Приказал лорд Защитник. Страж повыше подхватил мальчика на руки.

«Я и сама могла бы его отнести», – Подумала Алейна. – «Он не тяжелее куклы».

Колемон на мгновение задержался.

– Милорд, может отложить переговоры на следующий день? После смерти леди Лизы приступы его лордства становятся все сильнее. Случаются чаще и интенсивнее. Я пускаю ему кровь так часто, как могу, и подмешиваю ему сонное вино или маковое молоко, чтобы он лучше спал, но…

– Да он и так спит по двенадцать часов в день, – откликнулся Петир. – Мне нужно, чтобы он время от времени просыпался.

Мейстер пригладил волосы, выудив из них овсянку, и стряхнул ее на пол.

– Когда его лордство становился неспокоен, леди Лиза давала ему свою грудь. Архмейстер Иброз заявляет, что материнское молоко обладает массой лечебных свойств.

– Это ваша рекомендация, мейстер? Чтобы мы для лорда Гнезда и Защитника Долины нашли кормилицу? А когда нам отнять его от груди, в день его женитьбы? Так мы сможем плавно перевести его от одной груди к другой. – Улыбка лорда Петира давала ясно понять, что он этого не позволит. – Нет, я так не думаю. Предлагаю иной выход. Мальчик любит сладости, не так ли?

– Сладости? – переспросил Колемон.

– Сладости. Торты, пироги, джемы, желе, мед в сотах. Возможно, нужно добавлять каплю «сладкого сна» в молоко? Вы пробовали? Немного, чтобы его успокоить и предотвратить судороги.

– Каплю? – Гортань мейстера двинулась вверх‑вниз. – Одну каплю… возможно, возможно. Немного, и не часто, о, да! Я могу это попробовать…

– Каплю. – Повторил лорд Петир. – Как раз перед тем, как мы представим ему посетителей.

– Как прикажете, милорд. – Мейстер выбежал прочь. Его цепь мягко позвякивала на каждом шагу.

– Отец, – спросила Алейна, когда он ушел. – Не хотите ли овсянки на завтрак?

– Ненавижу овсянку. – Он посмотрел на нее взглядом Мизинца. – Скорее утолю свой голод поцелуем.

Хорошая дочь не отказала бы своему отцу в поцелуе, поэтому Алейна подошла и поцеловала, быстро и сухо ткнувшись ему в щеку, и так же быстро отошла назад.

– Какое… послушание. – Мизинец улыбался одними губами, но глаза оставались серьезны. – Что ж, так случилось, что у меня для тебя есть поручение. Передай повару чтобы согрел красное вино с медом и изюмом. Наши гости придут с холода после долгого утомительного подъема. Ты будешь их встречать, когда они прибудут, и предложишь им отдохнуть. Вино, хлеб и сыр. Какой у нас остался?

– Острый белый и пахучий голубой.

– Стало быть белый. И еще, тебе лучше переодеться.

Алейна оглядела свое платье в сине‑красных цветах Риверрана.

– Разве оно слишком…

– Оно слишком отдает Талли. Лорды Истцы не обрадуются, увидев мое незаконнорожденное дитя горделиво расхаживающим в платье моей погибшей супруги. Выбери другое. Мне следует напомнить тебе избегать также голубого с бежевым?

– Нет. – Эти цвета были родовыми дома Арренов. – Вы сказали, их восемь… Бронзовый Джон будет с ними?

– Он один из них имеет значение.

– Бронзовый Джон меня знает. – Напомнила она. – Он гостил в Винтерфелле, когда его сын отправлялся на север чтобы надеть черное. – Она тогда дико влюбилась в сира Веймара, смутно вспоминалось ей, но все это было целую вечность назад, когда она была маленькой глупой девочкой. – И потом еще раз. Лорд Ройс встречался с Сансой Старк на турнире Десницы в Королевской Гавани.

Петир подпер подбородок пальцем.

– Не сомневаюсь, этот Ройс заметил симпатичное личико, но оно было одним из тысячи. На турнире для мужчины важно сосредоточиться на бое, а не обращать внимание на какого‑то ребенка в толпе. Что до Винтерфелла… Санса была маленькой девочкой с рыжими волосами. Мой дочь – высокая и красивая девушка, а ее волосы темно‑каштановые. Люди видят то, что ожидают увидеть, Алейна. – Он поцеловал ее кончик носа. – Пусть Мадди разведет огонь в солярии. Я хочу встретиться с лордами Истцами там.

– Не в Верхнем зале?

– Нет. Боги простили мне мое мелькание возле трона Арренов, но они могут решить, что я решу на него усесться. Худородные парни вроде меня не должны мечтать о столь мягких подушках.

– Значит, солярий. – Ей следовало остановиться, но слова вырвались помимо желания: – Если вы отдадите им Роберта…

– …и Долину?

– Но Долина и так принадлежит им.

– О! Большей частью, это верно. Но не совсем. Меня любят в Чаячьем городе, и у меня есть могущественные друзья: Графтоны, Линдерли, Лионель Корбрей… хотя, гарантирую, что они не выступят против лордов Истцов. С другой стороны, Алейна, куда нам податься? Обратно в мой замок на Пальцах?

Она уже думала об этом.

– Джоффри подарил вам Харренхол. Вы там полноправный правитель.

– Только по званию. Мне нужен был титул, чтобы жениться на Лизе, а Ланнистеры не были готовы отдать мне Бобровый Утес.

Date: 2015-12-12; view: 405; Нарушение авторских прав