Побег из Верхнего вест‑сайда

– Только честно, это неприлично? – спросила Дженни. Она выбирала наряд для фотосессии, а Ванесса сидела на краю ее кровати и снимала. По идее, Ванесса должна была помогать Дэну упаковывать вещи, но он неожиданно обнаружил блокнот со стихами, которые написал в тринадцать лет, и сейчас был занят выискиванием каких‑нибудь подходящих для переработки поэтических жемчужин.

Ну, пожелаем ему удачи.

Дженни убедила себя появиться на съемке без лифчика, чего она никогда не делала, по крайней мере на людях. И это еще не все: она решила надеть светло‑голубую футболку, которая была, мягко говоря, обтягивающей.

– Ну, что скажешь?

– Да, это неприлично, – сухо ответила Ванесса, осторожно направляя камеру выше уровня плеч Дженни, чтобы ее фильм не попал в разряд фильмов для взрослых.

– Правда? – Дженни обернулась, чтобы осмотреть свою задницу в зеркале на двери гардероба. Ее новые джинсы «Эрл» удлиняли ее ноги гораздо больше, чем другие джинсы. Вот что значит новые технологии.

Ванесса прошлась камерой по комнате. Это была типичная комната девочки‑подростка, с преобладанием розового и белого, на стенах были приклеены картинки, вырезанные из модных журналов, а книжный шкаф был заставлен книгами для тинейджеров и полуодетыми куклами Барби, которых до сих пор еще не выбросили. И при этом здесь же были репродукция «Поцелуя» Климта, впечатляющая копия «Ветряных мельниц» Ван Гога и потрясающий пейзаж с маками в духе Джорджии О'Кифф – все это было старательно нарисовано самой Дженни.

Ванесса снова навела камеру на главный объект съемки.

– Почему бы тебе не попробовать черную блузку? – предложила она. – И лифчик.

Улыбка на лице Дженни сменилась разочарованием.

– Всё так плохо?

В дверном проеме показался ее отец, седые жесткие волосы которого были затянуты на макушке одной из резинок Дженни.

– Господи, девушка, наденьте хотя бы свитер, что ли, – сказал он. – Что подумают соседи?

Дженни понимала, что Руфус просто прикалывается, но при этом было ясно, что о ней думают. Она взяла из гардероба толстовку и натянула ее на себя.

– Спасибо, народ. Приятно знать, что вам не все равно, – сказала она, глядя на отца. – Может, я тоже перееду к тебе? – спросила она у Ванессы.

– Однозначно «нет», – возразил Руфус. – Кто тогда будет выпивать весь апельсиновый сок еще до того, как я проснусь? Кто будет забивать отделение для масла в холодильнике лаком для ногтей? Кто будет из моих черных носков делать розовые?

Дженни закатила глаза. Ее отцу будет плохо в одиночестве. Да и не хотела она на самом деле жить с Дэном и Ванессой. Тем более тогда, когда они практически женаты. Это выглядело бы слишком странно.

Внезапно Ванесса почувствовала себя ужасно виноватой за то, что забирает Дэна у Руфуса, особенно если учесть, что мать Дэна бросила их несколько лет назад, чтобы жить в Праге с каким‑то бароном или кем‑то в этом роде.

– Мы будем приходить в гости по выходным, – запинаясь, предложила она. – Или, наоборот, вы можете приходить к нам и готовить. У Руби куча всякого кухонного барахла. Было бы неплохо, если бы меня кто‑то научил всем этим пользоваться.

– Мы могли бы устраивать кулинарные занятия! – услышав слова Ванессы, просиял Руфус.

Ванесса поправила объектив камеры, пытаясь поймать Руфуса в кадр.

– Мистер Хамфри, вы не будете против, если я задам вам несколько вопросов? – спросила она.

Руфус сел на пол и потянул к себе Дженни.

– Мы любим внимание! – сказал он, подтолкнув дочь локтем в бок.

– Пап, ну перестань, – заныла Дженни, прикрывая грудь руками, хотя на ней уже была толстовка.

– Итак, что вы чувствуете сейчас, когда ваш сын уже достаточно взрослый для того, чтобы поступить в колледж и уехать из дома? – спросила Ванесса.

Руфус дернул себя за бороду, жесткую, растущую как попало и с отчетливо проступающей проседью. Он улыбался, но его карие глаза были влажные и грустные.

– Если хотите знать мое мнение, ему следовало уехать уже давным‑давно. Американские семьи балуют своих детей. Они должны идти в школу, как только могут сами держать головы, а из дома уезжать лет в четырнадцать. – Он опять подтолкнул Дженни. –

Именно тогда, когда начинают спорить с отцами.

– Пап, – вновь захныкала Дженни. А потом просияла. – Эй, получается, я могу перебраться в комнату

Дэна? Она вроде как в два раза больше моей.

Руфус нахмурился.

– Давай не будем бежать впереди паровоза, – проворчал он. – Комната может понадобиться ему в любой момент. – Он повел бровью в сторону Ванессы. – Она может его выгнать. Его даже из колледжа могут исключить!

– Но ты же сам сказал… – начала Дженни, но тут же остановилась. Ее отец всегда сам себе противоречил. Ей уже надо к этому привыкнуть. – В любом случае, как только я начну зарабатывать как модель, я смогу сделать ремонт в своей комнате, – добавила она. Руфус драматически закатил глаза на камеру, и Дженни пихнула его в руку. Затем в двери появился Дэн. На нем была зеленая рубашка‑поло от «Лакост», несколько лет назад присланная ему матерью. Она была мала размера на три, из‑за чего Дэн был похож на обнюхавшегося кокаином гольфиста.

– Эта рубашка остается здесь, – сказала Ванесса не терпящим возражений тоном.

Дэн тихо засмеялся, снял рубашку через голову и бросил в мусорное ведро Дженни.

– Эй! – сказала она недовольно. – Пользуйся собственной мусоркой.

– Это всего лишь рубашка. Как‑нибудь переживешь, – огрызнулся в ответ Дэн.

Услышав это, Дженни рассмеялась. Дэн считал себя таким крутым, потому что его стихотворение напечатали в «Нью‑Йоркере» и он поступил во все эти колледжи, но без рубашки он выглядел настоящим дохляком, да и то, что он беспрекословно слушается Ванессу, разве не говорит о его слабости?

– Я буду так по тебе скучать, Дэн, – вздохнула Дженни с притворной печалью.

Руфус вытащил упаковку мини‑сигар из заднего кармана брюк и без каких‑либо объяснений раздал каждому по одной.

– Может, оно и к лучшему, – вздохнул он, закурив свою сигару и выпуская дым в потолок.

Ванесса выключила камеру и покатала губами незажженную сигару. Она чувствовала себя виноватой, видя печаль в глазах Руфуса, но опять‑таки, дождаться не могла, когда Дэн окажется в ее полном распоряжении, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Ее глаза были прикованы к его бледной тощей груди. Это была грудь измученного поэта. Ее мужчины.

– Готов? – спросила она, одарив Дэна восторженной улыбкой.

Дэн улыбнулся в ответ. Он был на седьмом небе от счастья и в ближайшее время не собирался спускаться на землю.

– Готов, – ответил он игриво.

Надеемся, что он взял с собой запасную рубашку.

Примечание: Всё настоящие имена, названия мест и событий были изменены или сокращены, чтобы не пострадали невиновные. В том числе и я.

ЭЙ, НАРОД!