Глава 12. Ирина Анатольевна Смирнова, мама Гали, проживала в новостройке, в однокомнатной квартире с двумя детьми

Ирина Анатольевна Смирнова, мама Гали, проживала в новостройке, в однокомнатной квартире с двумя детьми. Когда она развелась с отцом Гали, директором фабрики, влюбившимся в молодую секретаршу, муж оставил ей трехкомнатную квартиру.

– Не держи на меня зла, Ира, – сказал он перед уходом. – Я понимаю, на что тебя обрек, оставляя с двумя детьми. Но и ты меня пойми. Я не властен над чувствами. Я уже пробовал бороться и взывать к совести, но это выше меня.

Женщина махнула рукой:

– Ладно, как‑нибудь переживем. Это не смертельная болезнь.

Он кивнул на прощанье и ушел. Знал ли Владислав, как скоро они увидятся? Вряд ли смел даже думать о таком. Молодая жена заставила его истратить все деньги и приобрести трехкомнатную в центре города. Галя, старшая дочь, окончив школу, не поступила на бюджет, и тогда Ирина Анатольевна разменяла квартиру с доплатой на однокомнатную в неплохом районе и устроила дочь на коммерческое отделение университета. Денег оставалось достаточно, чтобы не думать о поступлении сына и о том, как их одеть и обуть. Впрочем, дети у нее росли золотые. Галя, поступив, сразу стала подрабатывать статьями. Дима, ничего не говоря матери, трудился по вечерам грузчиком. В общем, на жизнь хватало. Дети с отцом не общались. Однажды Галя, которая была его любимицей, попробовала зайти к нему в гости, но смазливая белокурая стерва почти выпроводила ее вон, а папа стоял в углу, поникший и подавленный, и не заступился за дочку. Больше Галя к нему не ходила. Один раз отец сам постучался в их дверь. Он выглядел похудевшим и усталым. Модное пальто видело на нем, как на огородном пугале. Куда девались его изящество и элегантность!

– Здравствуй, Ира, – он протянул жене руку и попытался чмокнуть в щеку, но она отстранила его. – Пустишь в гости?

– Отчего нет, – Ирина Анатольевна посторонилась. – Ведь не совсем чужие. Столько лет вместе прожили.

– Спасибо, – мужчина вошел в прихожую и снял ботинки. – Чаем напоишь?

– Разумеется.

– А где дети?

– Смотрят телевизор.

Отец зашел в комнату и поздоровался. Галя поцеловала его морщинистую щеку, а Дима отвернулся и что‑то пробурчал. Мужчина не стал его осуждать и отправился на кухню.

– Сын‑то так меня и не простил, – задумчиво проговорил он бывшей жене, накрывшей на стол. – Только вы, женщины, остались мне верны.

Ирина Анатольевна рассмеялась:

– Забавно это слышать от тебя. А ты по делу или со скуки к нам пришел? Впрочем, какая у тебя скука… Жена молодая. Ребеночка еще не родили?

– В моей жизни переменилось очень много, – он отхлебнул горячего чая. – А ты заварила его так, как я люблю.

– Еще не забыла, – процедила Ирина. – Так какие же изменения?

Он как‑то неловко скрючился:

– Ира, мне осталось жить три месяца. Рак печени. Сделать ничего нельзя.

Женщина отпрянула:

– Но у тебя есть деньги… Поезжай за границу…

Мужчина встал и взял ее за руку:

– Жена растратила почти все мои сбережения и сбежала с любовником. Я был идиотом, когда променял тебя на нее. Как видишь, теперь я совершенно один и, как ты, в однокомнатной. Пришлось при разводе разменяться.

Ирина заморгала, стараясь сдержать слезы.

– Ты не один. Сейчас я приведу детей. Мы будем бороться за тебя как твоя семья.

На следующий день отец переехал в их однушку. Мать настояла, чтобы он продал квартиру как можно скорее и отправился в израильскую клинику. Лучшим врачам не удалось вылечить его, но удалось продлить ему жизнь. На оставшиеся после смерти мужа деньги Ирина сделала ремонт и поставила ему памятник.

– Вот как бывает в жизни, – говорила она детям, которые в последние дни отца сблизились с ним. А потом время полетело с катастрофической быстротой. Галя окончила вуз и с головой окунулась в любовь. Она напоминала Ирине Анатольевне бывшего мужа, который тоже отдавался страсти до конца. Несмотря на хорошие перспективы в родном городе, девушка устремилась за женатым любимым, намучилась на чужбине и вернулась домой без любви и без денег. Мать просила за нее Бога, и ее мольбы были услышаны. В один прекрасный день позвонила Катя Зорина, объявила, что уходит в декрет и что на ее место нужна толковая журналистка. Разумеется, Галя побежала туда со всех ног. Возможно, торопясь навстречу своей смерти. Все эти события жизни промелькнули перед Ириной Анатольевной за одну минуту, когда она смотрела на Катю, пившую чай в комнате с занавешенными зеркалами. Женщина старалась держаться. Ей нужно было жить для сына‑студента. Но это плохо получалось. Она еле сдерживала рыдания.

– Просто не верю, что Галочки больше нет, – сдавленно говорила женщина. – За что ее, Катенька? Она никому в жизни не сделала зла.

– Вероятно, дочь делилась с вами, что‑то рассказывала, – каждое слово давалось Кате с трудом. Тяжело говорить о подруге в прошедшем времени, и еще тяжелее расспрашивать мать, только потерявшую своего ребенка.

Ирина Анатольевна покачала головой:

– Она никогда ни на что не жаловалась. Знаешь, эдакая солнечная натура. Все у нее хорошо и замечательно.

– И у вас самой нет никаких предположений, кто это мог сделать?

Женщина хотела ответить отрицательно, но вдруг спохватилась:

– К этому мог приложить руку только один человек. Тебе это покажется странным и, возможно, смешным, но выслушай меня до конца. Я тоже до последнего не верила, что он на такое решится.

– Кто? Зачем? – недоумевала Катя.

– Ты знаешь про Галин литературный успех? – поинтересовалась женщина.

– Литературный успех? Нет, – удивленно ответила Зорина. – Что вы имеете в виду?

Смирнова нервно глотнула.

– Когда Галя вернулась в наш город, она привезла с собой наброски романов, – начала женщина. – Ты разве не в курсе, что она тоже писала повести и романы?

– Нет, – покачала головой журналистка. – В университете она не посещала литературный кружок.

Мать погибшей махнула рукой:

– Понятное дело… Ведь ее возлюбленный ходил в философский. Но, когда моя девочка приехала, она на одной из вечеринок у подруги познакомилась с местным поэтом и сказала, что пишет. Он посоветовал ей прийти в литературное объединение города. Дескать, у них там все такие заслуженные. Ей есть чему поучиться и будет интересно. Моя девочка и пошла, – мать смахнула слезу. – Ее сразу невзлюбили. Вероятно, почувствовали конкурента, хотя она и не собиралась с ними конкурировать.

– А в каком жанре писала Галя? – спросила Катя.

– Фэнтези, – ответила Ирина Анатольевна. – Причем в ее повестях и романах было много философии. В общем, я читала с удовольствием. Однажды председатель литературного объединения привез в город известного редактора одного огромного издательства. Так получилось, что они вместе отдыхали в санатории, а потом председатель уговорил редактора погостить в Приреченске. Видишь ли, дело в том, что этот редактор родом из нашего города и с удовольствием приехал навестить родные пенаты. Председатель перед ним в лепешку расшибался, кормил, поил, возил по ресторанам, на рыбалку, короче, обхаживал, чтобы тот согласился дать путевку в литературную жизнь одному из приреченских талантов. Тот, подумав, согласился. Разумеется, председатель и не думал представлять никого, кроме себя. Как говорила дочка, редактор взял его рукописи, а на другой день попросил чьи‑нибудь еще. Дескать, чтобы все было по справедливости. Председатель был слишком в себе уверен и поэтому сунул редактору еще несколько рукописей, в том числе и Галину. Редактор засобирался домой и сказал, что один не вправе решить этот вопрос и должен посоветоваться с коллегами. Каково же было удивление всех, когда выяснилось: из вороха повестей выбрали именно Галину! Председатель сделал вид, что очень рад за нее, но потом отправился провожать домой и по дороге гудел: Галя должна сама отказаться от напечатания книжки. Во‑первых, ее книги низкопробны. Они ничего не дадут читателям. Дальше одной книги не пойдет. Ей никогда не стать известной, в то время как у него есть шанс. И вообще, он же нашел этого редактора и предложил такой проект. Разве справедливо, если издадут ее книгу?

Катя дернулась:

– Бред какой‑то. Не знаю ни одного писателя, который бы пошел у него на поводу.

– Вот и моя девочка не пошла, – Зорина видела: воспоминания успокаивали женщину. В них дочь жила и даже делала литературную карьеру. – Она отказалась забирать рукопись. Короче, ее издали…

– Издали? – журналистка захлопала глазами. – Вы мне покажете книгу?

Мать Гали тяжело поднялась и взяла со стеллажа томик в яркой обложке:

– Вот она.

Катя с волнением прочитала титульный лист. Ее подруга опубликовала роман в довольно известном издательстве.

– А потом? – спросила она.

– А потом издательство попросило еще книгу, и моя дочь рассказала об этом на заседании литературного объединения. Председатель топал ногами и призывал на ее голову проклятия. Он продолжал требовать, чтобы она больше не имела дела с редактором, даже угрожал покалечить неблагодарную и наглую тварь, то есть Галю. Дочь жаловалась, что он подстерегал ее возле подъезда и обещал плеснуть в лицо кислотой.

– И она никому, кроме вас, ничего не говорила? – удивилась Зорина.

– Никому и ничего. К сожалению.

– А я могу взглянуть на ее компьютер?

– Конечно, Катюша, – мать подвела ее к компьютерному столику дочери. – Вот здесь она сидела и писала свои романы. Редактор дал очень хорошие отзывы ее произведениям. Он пророчил ей славу.

Слушая Ирину Анатольевну, Катя почему‑то не сомневалась, что председатель литературного объединения непричастен к ее смерти. Моцарт и Сальери – эта ситуация в своей крайности нечасто повторяется в жизни. И потом, зачем какому‑то председателю литературного объединения назначать ей встречи на кладбище в склепе? Нет, явно не он повинен в ее смерти. Хотя, разумеется, имеет место людская зависть, и этого председателя придется проверять для того, чтобы напугать и поставить на место. Вместо Гали появятся другие талантливые авторы, а такие, как он, не дадут им путевку в жизнь. Вот почему на вопрос матери, возьмет ли Катя этого председателя за жабры, женщина ответила утвердительно. В компьютере Гали Зорина тоже не обнаружила ничего серьезного. В многочисленных файлах содержались рассказы, повести и романы, а вот набросков хотя бы какой‑нибудь статьи не было и в помине.

«Значит, Галя работала в редакции. Дома она творила. Что ж, направимся туда», – решила журналистка. Она отодвинула стул, чтобы выйти, как вдруг заметила какой‑то обрывок бумаги. На нем большими печатными буквами было написано: «Черный маг». Катя почувствовала, как дрожат колени. Черный маг – это было уже ближе к загадочному убийству подруги, но пока ничего не объясняло.

Зорина направилась в прихожую:

– К сожалению, мне пора, Ирина Анатольевна.

Женщина вышла следом из кухни:

– Да, конечно, я понимаю. Ты придешь на похороны?

– Как только вы известите меня, – ответила Катя. Ирина Анатольевна прижалась к груди журналистки и разрыдалась. Зорина гладила ее по спине, понимая, что нет слов в утешение матери, потерявшей дочь. – Я найду этого негодяя, – твердо сказала она.