Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 6. Гермиона плюхнулась на диван и включила телевизор
Гермиона плюхнулась на диван и включила телевизор. Как же приятно расслабиться после тяжёлого рабочего дня! Девушка потянулась, разминая затёкшие мышцы, затем взяла i-pad и начала просматривать список ресторанов, размышляя, что бы ей заказать себе на ужин. Остановив свой выбор на большом салате с курицей, она сделала заказ, отшвырнула планшет и откинулась на подушки, закрыв глаза и отчаянно пытаясь перестать думать о работе. Это ей всегда удавалось с трудом. Ужин прибыл минут через десять. Налив себе яблочного сока, Гермиона с удовольствием поужинала, засунула половину оставшегося салата в холодильник и побрела обратно в гостиную. Остановившись посреди комнаты, она задумчиво осмотрелась. Начало восьмого вечера. Чем бы заняться? По телевизору показывали обычные для вечера пятницы телешоу, монитор лэптопа приглашал погрузиться в пучину интернета, корешки книг в шкафу пестрили названиями и, наконец, на письменном столе возвышалась внушительная кипа историй выписанных пациентов, которые нужно было просмотреть и закончить. Причём не только её пациентов, но и больных Жизельды. Той всегда ловко удавалось спихивать часть своей работы Гермионе, хотя гриффиндорка её понимала – не очень-то хочется сидеть за историями, когда дома двое маленьких детишек. О том, что у Гермионы тоже может быть личная жизнь никто, включая её саму, не задумывался. А мысль о том, что работа, возможно, является причиной находящихся на грани разрыва отношений с мужем, выгонялась из головы поганой метлой при первом же появлении. «А что же мне остаётся ещё делать?! – с какой-то усталой злостью подумала девушка – надо же, блин, жить на что-то. Кредит за дом вот выплатить нужно, потом все эти счета, налоги, страховки. Рон совсем не помогает. И я ещё после этого виновата в том, что наша семейная жизнь видите ли не складывается?! Идите вы все нахрен!» Устало плюхнувшись на диван, Гермиона отвернулась лицом к спинке и закрыла глаза. Но от мыслей в собственной голове не так-то легко сбежать. - А тебя-то кто обвиняет? – внезапно спросила саму себя девушка. И испуганно замолкла. В тёмной пустой комнате собственный голос прозвучал пугающе громко. Она быстро обернулась, но кроме неё в доме больше никого не было. Ей вдруг захотелось, чтобы Рон оказался дома. Чтобы сидел на диване пока она работает и выводил её из себя бесконечными звуками. Он никогда не умел сидеть тихо! Он вертелся на месте, чесался, зевал, мог громко пукнуть или рыгнуть, а потом громогласно рассмеяться над самим собой, он даже дышал шумно! И это всё просто БЕСИЛО её. Доводило её до белого каления. Но сейчас ей хотелось, чтобы он был здесь, чтобы он раздражал и злил её, как прежде. Что угодно, только бы избавиться от этой давящей тишины и этих пугающих мыслей. Никто её не обвинял. Малфой был прав – ей никто никогда и слова поперёк не сказал, не говоря уже об обвинениях. Она сама себя грызла. Каждый божий день, денно и нощно, грызла и пилила, пилила, пилила. За то, что много работала, за то, что работала впустую, за то, что карьера была не настолько успешной и головокружительной, как когда-то грезилось в подростковых мечтах. За неудавшуюся семейную жизнь, за плохие отношения с мужем, за то, что нет времени на друзей и родителей, за то, что она была не настолько сексуальной и привлекательной, как ей хотелось бы. За то, что была неуверенной в себе. И больше всего за это постоянное сосущее чувство вины, поедавшее её изнутри. От неё ведь так многого ждали. Она ведь была такой хорошей студенткой, такой правильной девочкой. Её всегда ставили другим в пример. Она не оправдала ИХ ожиданий. Потому что была такой же, как все – не лучше других и не лучше всех. «Господи, я не хочу думать об этом! Я не должна думать об этом! Где же Рон?! Уже неделю не звонит, а обещал вернуться через пять дней! На звонки не отвечает. А что, если с ним что-то случилось? Позвонить миссис Уизли?… Нет, подумает, что поссорились, расспрашивать начнёт. Позвонить Гарри? А может лучше Джинни? Нет, у них куча своих дел, они совсем забыли обо мне… А Малфой почему не звонит?! Оттрахал и думать забыл?!» Вспомнив о Малфое, Гермиона нахмурилась. В прошлую субботу, когда они проснулись вместе после той нескончаемой ночи, он показался ей каким-то странным. Словно не знал, что делать с ней дальше. Ей показалось, что он спешил куда-то, но ему было неловко попросить её уйти. Её это покоробило – в конце концов он притащил её туда силой и всю ночь занимался с ней сексом. А утром, вместо того чтобы наброситься на неё с требованием поцелуя, как это было в отеле, просто посмотрел на неё своими странными глазами и сказал, что нужно избавиться от синяков и следов укусов на её теле, а затем дал ей выпить противозачаточного зелья. Бутылочка с зельем, кстати говоря, находилась в верхнем ящичке прикроватной тумбочки и была наполовину пустой. Гермиона вернулась домой, чувствуя себя опустошённой и использованной. А потом позвонила в больницу и напросилась на ночное дежурство. И вот прошла уже почти неделя, но он так и не позвонил. Глаза защипало, и гриффиндорка тут же зажмурилась, загоняя слёзы обратно. Плакать в подушку от жалости к себе? Из-за того, что слизеринский хорёк видите ли не звонил ей? Нет. Сердито шмыгнув носом, девушка встала, включила настольную лампу и открыла первую историю. Но что-то мешало ей сосредоточиться. Может слишком тихо? Порывшись в сумке, она вытащила крохотный MP3 плеер, засунула наушники в уши и включила музыку. Да. Так определённо лучше. Остаток вечера пролетел незаметно, а огромная кипа уменьшилась наполовину. «Отлично! – довольно подумала Гермиона, - Завтра утром закончу остальные и отошлю обратно. Полсубботы и целое воскресенье свободны …» Внезапно она почувствовала какое-то движение сзади, и тут же выдернула наушники и испугано обернулась. На диване сидел Рон, жевал остатки её салата и смотрел телевизор. - Рон?! – изумлённо спросила девушка,- ты дома? Мужчина проглотил кусок курицы и хмыкнул. - Как видишь. - Когда ты вернулся??? - Где-то полчаса назад. Ты работала, и я не стал тебя отвлекать. - Ничего не понимаю, — Гермиона измученно потёрла лоб. – Я что, даже не заметила как ты вошёл в дом? Почему ты не подошёл ко мне? Рыжеволосый гриффиндорец пожал плечами. - Ты же не любишь, когда я отвлекаю тебя от работы. Девушка изумлённо пялилась на него. - Мы же целую неделю не виделись! Где ты был? Почему не отвечал на мои звонки? Рон поджал губы и нацепил на вилку кусок мяса с листьями салата. - Рон? Он раздражённо взглянул на жену. Почувствовав слабое удовлетворение при виде тёмных кругов под усталыми глазами, он спокойно ответил: - Герм, я голоден и устал. Оставь меня в покое. Завтра поговорим. Взяв тарелку, он пошёл доедать ужин на кухню. Гермиона осталась смотреть мужу вслед с открытым ртом. Подбородок внезапно задрожал, и она быстро бросилась в ванную и захлопнула дверь.
Будильник как обычно зазвенел в шесть утра. Протянув руку, Гермиона быстро отключила его и оглянулась посмотреть, не разбудил ли он мужа. Соседняя половина кровати была пуста, подушка так и осталась несмятой. Девушка печально скривила губы. Значит, Рон провёл ночь на диване. Сама она отключилась в полночь, выпив предварительно лошадиную дозу снотворного зелья, так как обычные дозы на неё уже не действовали. Повернувшись на спину, гриффиндорка задумчиво уставилась в предрассветный туман за окном. Рон всегда опускал жалюзи перед тем как они ложились спать – сама она обычно забывала об этом. В первые годы совместной жизни он ещё мог перед этим выставить средний палец в окно, чтобы порадовать «тех извращенцев напротив». Дело в том, что однажды они получили странный телефонный звонок, в котором сердитый женский голос посоветовал им держать жалюзи закрытыми, поскольку они отвлекают её сына от учёбы. Вдоволь насмеявшись по окончании звонка, они всё же последовали совету сердитой мамаши и стали закрывать окна всякий раз, когда отправлялись «сотрясать кровать», как один раз выразился Рон. Время шло, кровать «сотрясалась» все реже и реже, а потом наступил тот ужасный год, когда Рон потерял работу. Гермиона вспомнила, как он пришёл домой, опустошённый и раздавленный, и сказал ей, что в Министерстве провели бюджетные сокращения. Чтобы удержаться на плаву, ей пришлось взять дополнительные дежурства. Иногда количество её рабочих часов в неделю доходило до семидесяти – семидесяти пяти, что было нарушением всех законов об охране труда, но начальство закрывало глаза на закон – врачей в больнице Святого Мунго было немного, но им приходилось обслуживать весь магический Лондон и окрестности. Сначала ей было трудно, но постепенно она вошла в ритм; семейные проблемы отошли на второй план, тревога о муже и чувство неудовлетворённости личной жизнью оказались погребены под грузом рабочих часов, что, однако, вносило определённую долю комфорта в бешеный ритм её жизни. Рон тем временем медленно погружался в депрессию. Мракоборцу (тем более не очень талантливому и профессиональному) трудно было найти работу в Британии, уже успевшей позабыть ужасы отгремевшей войны. Многие были оставлены не у дел, и он оказался одним из них. Гермиона понимала всё это, но время шло, ничего не менялось, и ей начало казаться, что мужу просто … не хочется работать. Иногда поступали предложения, но Рон отказывался, поскольку это было «ниже его достоинства». Он хотел быть мракоборцем и точка. Однажды он пришёл домой, довольный донельзя, и сказал, что нашёл хорошо оплачиваемое место в деревне Пакли, графство Кент. Деревня была расположена неподалёку от знаменитого Кричащего Леса, границы которого приходилось денно и нощно охранять. Один из мракоборцев, стерегущих лес, был недавно найден разорванным на части и наполовину съеденным, в «Пророке» была опубликована огромная статья на две страницы, а также сообщение об освободившейся вакансии. - Ты хочешь, чтобы я уехала из Лондона в Пакли? – саркастично спросила Гермиона. - Я, ну … — замялся муж, — мне там хорошо платить будут, Герм. Дома там недорогие, тебе не придётся больше так много работать… - Да, ну? – насмешливо кинула гриффиндорка, — а с кредитом на этот дом что делать прикажешь, а, мистер умник? А с моей работой? Бросить? Рон глянул на неё исподлобья. - Ты же сама ноешь каждый день, что тебе приходится много работать. - Да! – истерически вскрикнула Гермиона. — Ною! Потому что мне действительно приходится вкалывать до седьмого пота, чтобы нам с тобой было на что жить! Но это не значит, что я хочу променять Лондон на какую-то дрянную деревушку! Ты бы мог и здесь найти себе работу, если бы захотел! - Но я НЕ МОГУ! – взревел Рон, бешено выпучивая глаза. – Что мне теперь, убиться из-за этого что ли??? - А почему другие могут, а ты нет??? – взвизгнула Гермиона. – Почему Гарри не тащит Джинни в богом забытую деревню, а умудряется как-то крутиться здесь?! Муж взревел так громко, что с потолка посыпалась пыль: - При чём здесь Гарри?!! Что ты мне его вечно в пример пихаешь?! Что ты хочешь от меня??? Что ты вечно пилишь меня?!! - Я не пилю тебя! Я хочу, чтобы ты перестал, наконец, быть такой тряпкой, Рон! Испугавшись собственных слов, она тут же замолкла. Тяжело дыша, весь красный как рак, Рон тяжело посмотрел на запыхавшуюся побледневшую жену. - Да пошла ты, — зло выплюнул он, натащил потрёпанную куртку и вышел, хлопнув дверью. Лёжа в пустой постели, Гермиона с болью вспоминала эту сцену, произошедшую чуть более года назад. А что, если она была неправа? Может быть, нужно было бросить к чёрту этот безжалостный город и опостылевшую работу и уехать туда, где муж мог быть счастлив? Где они могли быть счастливы. Но тогда её больше всего покоробило, что Джинни с Гарри будут жить в Лондоне, пока она – умная и талантливая Гермиона – будет прозябать в Пакли! Это казалось таким нечестным! Сейчас она могла честно себе признаться, что завидовала Джинни, которая спокойно себе жила, не зная забот и тревог, под защитой и опекой мужа и воспитывала двух очаровательных детишек. Гарри хорошо зарабатывал на своей славе и имени, кроме того он пустил часть своего наследства в оборот и получал нехилые проценты от банка «Гринготс». У них был дом в викторианском стиле в одном из престижных спальных районов Лондона, и у Джинни в этом доме был собственный будуар! Этот будуар просто кончал Гермиону, хотя она скорее бы откусила себе язык, чем призналась бы в этом. Это было нечестно! Нечестно! Она была самой умной, самой упорной из них всех! Она тоже сражалась на той войне! Она работала больше их всех, вместе взятых! Так почему же, чёрт возьми, у неё не было дома с долбанным будуаром, а у Джинни был?!! «Господи, — горько подумала гриффиндорка. – Я ведь действительно обозвала его тряпкой. Обозвала своего мужа тряпкой, потому что завидовала его сестре!» А потом всё пошло под откос. Скандалы, оскорбления, неприязнь и в конечном итоге взаимная холодность. Потом был Париж, где она скатилась до последней точки – изменила своему мужу. С Малфоем. Теперь, кажется, она не нужна ни тому, ни другому. Сглотнув ставший в горле ком, Гермиона поднялась с кровати и машинально заправила постель. Рон спал на диване, скрючившись под покрывалом, которое было слишком коротко для него. Подавив внезапный прилив какой-то материнской нежности, девушка задумчиво рассматривала его. Почему она не была счастлива с ним? Он был таким простым и добродушным, и он действительно любил её. Когда-то. Но ей всегда хотелось чего-то ещё, чего-то большего, чего у неё не было. Тяжело вздохнув, она отправилась в душ. Муж проснулся позже, когда она уже готовила завтрак. Приняв душ, он натянул старые джинсы и футболку и молча сел завтракать. Чувствуя себя неловко, Гермиона налила себе кофе, села у окна и развернула свежий номер «Пророка». И тут же вскинула брови. С передовой страницы на неё пялилось самодовольное лицо Малфоя-старшего. «Люциусу Малфою исполнилось шестьдесят!» — кричал заголовок. Быстро пролистав пару страниц, гриффиндорка нашла нужную статью. «Вчера Люциусу Малфою, одному из самых богатых и популярных представителей британской волшебной аристократии, исполнилось шестьдесят. В роскошном родовом поместье Малфоев был дан невиданный по своему размаху приём на восемьсот человек. В число именитых гостей вошли известные политики и аристократы со всех концов света. На протяжении вот уже десяти Люциус Малфой играет значительную роль в политической жизни Британии, активно способствуя развитию своей страны и её интеграции в Международное Волшебное Сообщество. Являясь непоколебимым консерватором, мистер Малфой тем ни менее как никто другой осознаёт необходимость создания крепких дружественных связей с другими Европейскими странами, так же как и со странами Азии и Нового Света. Министр Магии произнёс длинную поздравительную речь, в которой назвал мистера Малфоя «волшебником с прогрессивным умом и консервативным духом», а также «одним из самых блестящих британских политиков десятилетия» … Прочитав последние строки, Гермиона сморщилась от отвращения. Далее статья подробно описывала сам приём, наряды высокопоставленных гостей, изысканные блюда и дорогие подарки. Просмотрев фотографии, гриффиндорка увидела на одной из них Драко, и её сердце учащённо забилось. Украдкой глянув на мужа и убедившись, что он всё ещё занят своим завтраком, она принялась рассматривать колдографию. В чёрном смокинге, с зачёсанными назад платиновыми волосами слизеринец выглядел просто потрясающе. Настолько потрясающе, что у неё заныло в животе. Впрочем, он был под стать своей спутнице. От внезапной необъяснимой ревности сжало горло. Женщина на фотографии была великолепна. Высокая, с горделивой осанкой и самоуверенной улыбкой. Блестящие чёрные волосы были зачёсаны в затейливую причёску, дорогое платье обтягивало роскошную фигуру, украшения переливались настоящими бриллиантами. Одна из фотографий изображала весь клан Малфоев – Люциуса со своей женой и Драко со своей спутницей. У Гермионы внезапно закружилась голова, и она быстро отложила газету. - С тобой всё в порядке? – полюбопытствовал покосившийся на неё Рон. - Да, — с трудом выдавила из себя девушка. – Просто голова закружилась. - Ты пьёшь слишком много кофе. - Да, знаю… Повисло неловкое молчание. - Гермиона … Рон внезапно потянулся через стол и осторожно взял её за руку. Потом настойчиво посмотрел в лицо, но она тут же опустила глаза. - Гермиона … посмотри на меня, пожалуйста. Она заставила себя поднять глаза и встретить его испытующий взгляд. Следующий вопрос оглушил её точно удар обухом по голове. - Ты всё ещё любишь меня? Не готовая к такому прямому вопросу, она расплакалась. Рон не стал её утешать, а просто ждал ответа. С трудом справившись с собой, Гермона прошептала: - Я не знаю, Рон … Я больше ничего не знаю. Я совсем запуталась … Он осторожно сжал ледяную ладонь. - Я тоже запутался, Герм. Я… — тут он тяжело вздохнул, — я не был хорошим мужем для тебя, я не оправдал твоих ожиданий. - Не говори так! – давясь рыданиями, воскликнула гриффиндорка. – это я была плохой женой! Я слишком многого от тебя требовала! Прости меня… - Нет! – он вздрогнул и быстро отнял руку. – Пожалуйста, … ты только усложняешь всё. - Что ты имеешь в виду? – быстро спросила она, — ты что … - Я думаю, нам нужно пожить некоторое время отдельно, Гермиона – неожиданно сказал он, глядя ей прямо в глаза. Гриффиндорка шокировано смотрела на него. - Ты, что… бросаешь меня??? - Нет, не бросаю. Просто думаю, что нам нужно пожить отдельно. Разобраться в себе. Понимаешь? - Понимаю? – словно во сне переспросила Гермиона, — ты…у тебя что, кто-то есть? Он замялся всего на секунду, но этого было достаточно. Гермиона уставилась на опустившего глаза мужчину, не в силах поверить своим ушам. Он изменял ей! Он, Рон, её муж, изменял ей! Она не могла поверить в это. Он не мог изменять ей, не мог! «А ты, значит, могла?» — спросил внутри спокойный голос. Она не хотела слушать этот голос. Есть вещи, которые легко простить себе, но невозможно простить другому. - Кто она? – тихо спросила гриффиндорка. - Ты её не знаешь. Но, Герм, понимаешь, она тут не при чём. Этого бы не случилось, если бы у нас уже не было… определённых проблем. - Да… понимаю… - Да, хммм… – Рон в смятении почесал голову, не зная, что сказать дальше. Потом взглянул на опустившую голову жену. Она казалась такой хрупкой, такой подавленной в этой весёлой, залитой утренним светом кухне, что он почувствовал острый укол совести. Маленькая кисть с тонкими пальцами лежала на поверхности стола безвольно, словно срезанный цветок… Он резко поднялся, но она даже не дёрнулась. - Гермиона… Она подняла лицо и взглянула на него затуманенными глазами, казавшимися огромными на печальном лице. - Я… эммм… думаю, я лучше пойду. Не услышав ничего в ответ, он спросил: - Ты в порядке? Гриффиндорка слегка кивнула головой. - Да, Рон… Не волнуйся за меня. - Точно? - Да. Иди. Я буду в порядке. Нерешительно помявшись, мужчина в конце концов развернулся и вышел. Гермиона услышала, как хлопнула входная дверь. Она сидела в залитой солнечным светом кухне и смотрела на плавающие в воздухе золотистые пылинки. В притихшей квартире громко тикали настенные часы. «Вот и всё?» — недоверчиво спросила она саму себя. И оглянулась, словно знакомые стены могли дать ей ответ. «Да, вот и всё». Date: 2015-12-13; view: 314; Нарушение авторских прав |