Невеста для Хуберта 10 page

— Не испорти валютный товар, иначе за изнасилование загремишь на нары. А там самого пустят по рукам.

— Вас понял, Эдик Юрич, — Ким послушно поднял руки вверх.

— Недосуг мне с тобой трепаться, дома ждет еще одна невеста,— властно произнес Эдуард и велел. — Веди, показывай Элине Макаровне хозяйство, да и я погляжу, как ты управляешься. Может, задарма хлеб с салом и чесноком ешь? Ты теперь для нее главный начальник и наставник. Научи, если не умеет, заставь, если не захочет, действуй, как старшина в армии. Внеочередные наряды объявляй и наказывай, но чтобы без порки, телесных повреждений.

— Это я с превеликим удовольствием, десятый год свинством занимаюсь,— обрадовался Федотыч.— И хряков на бекон откармливал, и приплод у свиноматок, словно акушер, принимал. От разных болячек лечил народными средствами. Какое лекарство себе, такое и свинье подходит, почитай, за столько лет ветеринарную науку постиг. Любого зоотехника своими знаниями и заковыристыми вопросами могу в лужу посадить...Я вам ни какой-нибудь хер с бугра, ни Степка с водокачки, а Ким! Птица большого полета.

— Да, Ким у нас орел, секс-символ свинофермы. Ладно, будя тебе щирый хохол, перед Элиной Макаровной выпендриваться, гоголем ходить и бисер метать, — одернул его хозяин. — Ты от скромности при такой наглости, точно не помрешь.

— А помирать нам рановато, есть еще у нас дома дела, — с азартом пропел Ким и, подражая хозяину, скомандовал.— Вперед, труба зовет!

Он, забегая вперед, заискивающе смотрел на вальяжно шагающего с широко расставленными руками, хозяина. По мере приближения к темному корпусу свинарника, Элина острее ощутила зловонный запах. “Уж лучше бы я оставалась возле цветов, а здесь провоняюсь с головы до пят”,— подумала женщина и двумя пальцами зажала ноздри.

— Не захотела наслаждаться ароматами роз, придется дерьмо нюхать, — укорил ее Эдуард Юрьевич, дернув ее за локоть. — Привыкай, Элка, лучше сразу, чем потом. Запомни, от добра добро не ищут.

— Прямо таки добра мне подвалило, полная тележка с прицепом, — проворчала Пшонка. — С радостью отдам.

— Ты, невеста голландская, морда цыганская, не ерничай! —осадил он. — надо было давать, когда просил, а теперь локоть кусай. Сама виновата. Если будешь лодырничать, то отправлю коров доить.

— Я не умею доить.

— Не умеешь — научим, не захочешь — заставим! — изрек наставник.

— Не бзди, Элка, где воняет, там и пахнет. Запомни эту мудрость, — не дождавшись от нее ответа, философски изрек любимый постулат — Поди, сало, колбасы, копченый окорок, сальтисон, зельц и шкварки хавать любишь? — подал голос свинопас. — За уши, наверное, от свежины не оторвешь?

Пшонка не вняла его совету и с зажатым пальцами носом следом за мужчинами зашла в помещение.

— Ладно, твое дело, — снисходительно заметил Ким.— Есть у меня в кладовке старый противогаз. Будешь в нем работать, раз тебе наши французские духи не по нраву. Только боюсь, что распугаешь маской свиней, а Демон и того хуже, может взбеситься.

— Никаких противогазов и экспериментов!— запретил хозяин. Они вошли в темный свинарник, сторож включил свет. Под потолком что-то прошелестело и несколько летучих мышей вылетели в разбитые окна. Элина втянула голову в плечи, испуганно озираясь по сторонам.

В помещении с узким проходом были расположены десятка три отделений, в которых на грязной соломе лежали по две-три свиньи. Электросвет разбудил сначала нескольких животных. Они заворочались, захрюкали и принялись тыкаться “пятачками ” в длинные желоба кормушек, поглощая остатки дерти и огрызки свеклы.

— Это теперь твое хозяйство, гордись! — сообщил Ким Элине.— Все в сохранности и свиньи, и хряки, и приплод. Я хоть вздохну свободно. Умаялся с ними, ни выходных, ни проходных и праздников. Побриться и в баню сходить некогда. В селе моджахедом прозвали за бороду.

— Запустил ты, моджахед, ферму. Пьешь, наверное, как слон,— упрекнул его Эдуард. — В загонах не чищено, свиньи по колено в дерьме и грязные, никакого товарного вида.

— Што ж вы хотели, Эдик Юрич, у меня не десять рук, а две,— Федотович беспомощно развел руками-коротышками.— Мне здесь за всех приходится быть, и кашевар, и ветеринар, и сторож. Не поспеть усих углядеть, а свинья, как известно, всегда грязь отыщет. На то она и свинья, не одевать же на нее намордник.

— Намордник в самый раз на тебя надеть, чтобы меньше пил и баб на случку водил. Дня два-три лопату и вилы в руки не брал. Нет, чтоб почистить, как следует, и вывезти дерьмо, а не разводить здесь демагогию. Демократия вас всех испортила, разучились работать, как это делали наши предки — от зари до зари. Только и смотришь, что урвать на халяву. Со мной этот номер не пройдет. Выпру в шею и сдохнешь под забором, как голодный пес.

— Виноват, кто не без греха. Завтра с утра вместе с Элкой со свежими силами займется уборкой,— отозвался Ким.— У меня своих забот по горло, кашу этим дармоедам сварить, дерть смолоть и четырех поросят кастрировать.

— Тебя самого следовало бы кастрировать, чтобы баб не портил.

— Нет, зачем человека лишать последней радости, — возразил свинопас и продолжил плакаться в жилетку. — Ночью не до сна, приходится объект от ворюг охранять. Много нонча охотников на дармовую свинину и корма. Чуть зазеваешься, тут же свинью или поросенка уволокут. Глаз, да глаз нужен. Тянут, что плохо и хорошо лежит. Поэтому я и держу на ферме собак, чтобы никто чужой не сунулся.

— Ты меня завтраками не корми,— возмутился Эдуард. — А ночью вы, чем заниматься будете? Семечки толочь? Чтобы утром здесь все блестело, как у кота яйца.

— Не видел, чтобы они у него блестели? — озадачился Ким.

— Присказка есть такая для тупых. Почистите и постелите свежую солому, побелите стены и бордюры, сметите с потолка паутину и разгоните к чертовой матери летучих мышей. Того гляди, обнаглеют и примутся кровь из свиней сосать, тогда уж точно, привесов не жди. Утром проверю, если не будет выполнено, не взыщите, с тебя Ким первый спрос.

— Вам, что красота или больше сала и мяса надо? Выбирайте одно из двух?— не уступал свинопас.

— Культура производства, как в Голландии, чтобы можно было в белых тапочках и шелковых брюках пройти и не испачкать, — настаивал консультант.

— Поздно, нехорошо свиней нервировать. У них может быть стресс. Пусть дремлют и жирок накапливают, чтобы каждые сутки по полкило привеса,— убеждал Ким, направляясь к следующему загону.

— Ничего, переживут. Когда ты, дурья башка, из ружья шарахнул и по ночам палишь, о стрессе не думаешь,— резонно заметил Эдуард. У Кима не нашлось аргумента для возражения.

— Ночью займетесь наведением санитарии,— продолжил хозяин. — Я планирую увеличить поголовье до трех сотен, а может и больше. Мясо и сало на рынках подорожало, поэтому дело прибыльное. Игра, как говорится, стоит свеч.

— Не управиться нам тогда вдвоем, — посетовал Федотович.

— Пришлю еще невест на адаптацию,— обнадежил хозяин.

— А вот знаменитый Демон-производитель.— представил Ким здоровенного матерого хряка с удлиненной, как у дикого кабана-вепря, мордой. Заслышав свою кличку, хряк приподнял тяжелую голову с ушами-лопухами и уставился на Пшонку маленькими злыми глазками, заплывшими жиром. Что-то тайно-зловещее почудилось ей в почти осмысленном взгляде животного.

— Будь с ним осторожна, близко не подходи. — предупредил Эдуард Юрьевич.— Этот старый ревнивец всех подозревает в изменах. Не делает различий между людьми и свиньями. Сдерет клыками юбку, завалит и совершит дефлорацию. Надеюсь, понимаешь, что это такое?

Элина стыдливо опустила голову, а Ким пристал:

— Что такое, Юрич?

— По научному дефлорация, а по простому, сломает целку.

Свинопас с удивлением поглядел на женщину и сообщил.

— Демона я, пока посадил на голодный паек, не подпускаю к свиноматкам..

— Рыку не удалось снасильничать, потому, что на цепи, а хряка Ким нередко выпускает к свиноматкам для улучшения породы.

— Я его вилами заколю, — дрогнувшим голосом произнесла Элина в ужасе отпрянула назад, а Демон, удовлетворенно хрюкнув, опустился на дощатый, пропитанный мочой и навозом настил, поджал под себя ноги.

— Я те заколю. За этого элитного производителя я заплатил три тысячи долларов, — с видом знатока сообщил Эдуард. — От него племя хорошее, высокопродуктивное. Берегите Демона, как зеницу ока, иначе сами останетесь без ока.

— Эдик Юрич, ты не поверишь, вчерась во время моциона я видел, как Демон Хавронью пялил. Взял ее на буксир, так она хрюкала и визжала от удовольствия! — с телячьим восторгом сообщил Ким.

— Мг, удивил. Бог для того и сотворил каждой твари по паре, чтобы совокуплялись и размножались. Люди тоже охотно этим делом занимаются, — напомнил консультант и обернулся к Элине. — Вот Пшонка-кукуюза подтвердит, не даст солгать.

— Што пшенка и кукуруза? — не понял свинопас. — Я кормлю ораву дертью и свеклой, как велел, строго по рациону, а для тех, что на бекон — отдельное меню.

— Речь не о кормах и свиньях, у Элины такая забавная фамилия, Пшонка, а кукурузу я добавил для куража, — усмехнулся Эдуард Юрьевич. — Поэтому она и решила выйти замуж за богатого буржуя, чтобы избавиться от девичьей фамилии. Что молчишь, невеста, словно воды в рот набрала? Правильно я говорю, что секс доставляет блаженство? Если бы это занятие не было приятным, то человеческий род прекратился.

— Не знаю, — нехотя ответила женщина.

— Знаешь, знаешь, это у вашего племени в крови, — возразил консультант. — Если не пробовала, то с юных лет должна ощущать влечение и желание кому-нибудь отдаться. Женщина более похотливое создание, чем мужчина. Сама природа ей велит совокупляться и рожать для продолжения рода. Иначе бы все вымерли, как динозавры или мамонты в ледниковый период. Верно говорят, что естественно, то не безобразно. Ты Ким на Демона и Хавронью не дуйся, не серчай. Животные живут по законам природы, не ведают стыда, там, где приспичило, там и совокупляются. Кошки, собаки, все млекопитающие. А тебе, Ким, посчастливилось наблюдать за свиньями. Ты здесь такого опыта и впечатлений наберешься, что ни одному зоотехнику не снилось. Пшонка-кукуюза, ты тоже не лови ворон, а проявляй наблюдательность. В жизни все сгодится.

— Родильное отделение, — Ким на правах экскурсовода подвел их к расположенному в углу и плотно огражденному сектору. Здесь на более-менее чистой соломе лежала крупная свиноматка. Под брюхом у нее возле сосков копошились около десятка розовато-белесых поросят.

— Неделю назад опоросилась, семь штук,— сказал Ким.

— Гляди, чтобы без потерь и не вздумай налево сбыть,— пригрозил хозяин.— Самим поголовье надо наращивать, а не создавать на рынке лишних конкурентов.

— А это кто? Нутрия?— Пшонка указала рукой на присевшее в дальнем углу от свиноматки серовато-бурое крупное существо, поводившее мордочкой.

— Нутрия? Ну, ты даешь, Элка!— рассмеялся сторож.— Это ж натуральная крыса. Обнаглели, сволочи, шастают, как у себя дома.

— Крыса-а,— вздрогнув, прошептала женщина, отпрянув от загона. Ким нагнулся, чтобы запустить в крысу подвернувшийся под руку ком, но та скрылась в норе.

— Развелось их здесь, как тараканов, — посетовал он.— Мышьяк применять опасно, могут свиньи отравиться, а в капканы пацюки не лезут. Хитрые, жратвы им хватает, вот и расплодились, скоро по голове ходить будут. Принес я было соседского кота Ваську, так они его чуть не загрызли. Трусливым стал, блукает с хромой лапой и поцарапанной мордой. Пришлось его хозяину Петру Дерябе литр самогона ставить за моральный ущерб. Наловчится бы их отлавливать и на чебуреки, все никакая прибыль, а так лишь корма пожирают.

— Ты, Ким, совсем свихнулся, чебуреки с крысятины? — покачал головой Эдуард.

— А шо мясо, оно и есть мясо, а крыса существо опрятное, — произнес сторож. — Цуценят ведь едят для профилактики туберкулеза, а чем крыса хуже, мясистая, жирная. Да и кто знает из мяса какой дичи начиняют чебуреки, пирожки, жарят шашлыки и прочие мясные блюда. Если разделанную кошку продают вместо кролика, то и крысу нетрудно сбыть. Может мне по этому чертову отродью шарахнуть из ружья?

— Я те шарахну, всех свиней покалечишь. Лучше засыпь норы битым стеклом и зацементируй или сделай приманку — перемешай дерть с цементом и поставь рядом с водой. Они напьются воды и цемент застынет в желудках. Так всех выведем, — посоветовал хозяин.

— Станет она цемент есть, когда харчей в каждой кормушке, — засомневался Ким.

— При таком бардаке, здесь скоро волки заведутся. Закругляйся со своей экскурсией,— сурово велел консультант.— Дай Элине подходящий инструмент, лопату, тачку, рукавицы и вперед за дело. Овладеешь богатой практикой по части свиноводства, и тебе в любой сельхозинститут дверь будет открыта. Справку и рекомендацию я гарантирую.

Пшонка молча проигнорировала его иезуитскую «заботу».

— Эдик Юрич, подбрось деньжат на хлеб, соль, спички и крепкую водичку.. Вишь, еще один рот добавился.— Ким указал взглядом на женщину.— Я на мели сижу, ни копейки за душой. Не для себя прошу, для ближнем.

— Брось из себя корчить праведника,— охладил его пыл хозяин. — Поди, крадешь, а все убытки на крыс и бомжей списываешь. Крестьян поросятами и кормами снабжаешь.

— Побойтесь Бога, Юрич, как можно так,— искренне обиделся Федотович. — Я готов с себя последнюю рубашку снять, на сухарях и воде сидеть, но чтобы крысятничать….

— Довольно слезы лить, в жилетку плакаться, знаю я тебя прохвоста,— усмехнулся Эдуард и достал из кармана куртки три мелкого номинала купюры.— Вот вам с Элиной на хлеб насущный. Считайте, что это аванс. Завтра взгляну на вашу работу. Пшонке определи место на ночлег в кладовке. Там есть топчан, стол. Сами себе устраивайте комфорт, люди взрослые, соображать должны. Но главное работа. По ночам заморозки, поэтому постелите свиньям соломы. Коли примерзнут к настилам, три шкуры с вас сдеру. Вздумаете издеваться над бедными животными, создавать им невыносимые условия для жизни и морить голодом, то урою и сгною. О падежах и кражах слышать не желаю. Мне нужны высокие привесы и приплоды. Ты понял, моджахед?

— Понял, — угрюмо ответил Ким Федотович.

— А ты, принцесса голландская? Что молчишь, словно воды в рот набрала? — смерил он ее суровым взглядом.

— Да, — тихо прошептала она.

— Что ты шипишь, как змея подколодная. Громче отвечай.

— Да, да! — со слезами и злостью в голосе отозвалась Элина.

— Вот это другое дело. Для твоего же блага стараюсь, пристраивая в теплое местечко, а ты, неблагодарная, нос воротишь, харчами перебираешь. Оставил бы тебя на произвол судьбы, то по-другому бы не запела, а волчищей завыла.

— Оставь, оставь! — поймала она его на слове, но он пропустил просьбу мимо ушей.

— Гордись, Элка! Тебе вместе с Кимом доверено важное государственное дело— выращивать «справжьне украинское сало». Это тебе не хрен или бычки в томатном соусе. А самый главный национальный продукт. Как только кто-то где-то заведет речь о сале, то сразу вспоминают Украину. Физический труд тебе только на пользу, накачаешь себе без всяких там тренажеров бицепсы и трицепсы. Если потребуется, то ты коня на скаку остановишь и в горящую хату без страху войдешь. У меня здесь настоящая кузница кадров, а Ким один из ее умелых кузнецов-самородков, почитай, как тот Левша, что блоху подковал. Он и тебя подкует и уму-разуму научит. Только ты гляди, не шали. Знаю, что ты, мужик горячий, сладострастный, ни одну юбку не пропустишь, но Элку не смей трогать. Она девица, еще не целованная и не мятая. Наша невеста должна быть без дефектов, иначе заграница не примет. Там своего затасканного бабья хватает на улице Красных фонарей и в других злачных местах. Им нужны девушки первой свежести, словно розы в утреннем саду.

— Эдик Юрич, это будет зависеть от нее самой. Если не захочет, то я неволить не будут, — нехотя отозвался Ким. — Хотя бабы на этот счет мною очень даже довольны. Сами напрашиваются.

— Что ты, Элка, молчишь, как рыба, только глазами лупаешь? Или может я не прав? — грубо дернул ее Эдуард за рукав. — Труд облагораживает человека или нет?

— Облагораживает, но не рабский, — прошептала женщина, содрогнувшись телом.

— Не рабский, а ударный, стахановский, — поправил он и упрекнул. — А ты что ж, дорогуша, хотела, из пешки сразу в дамки. Прежде, чем купаться в роскоши и пылать в любовных страстях, необходимо почувствовать, почем фунт лиха. Вилла, яхта и «мерс» потом появятся, их надо заслужить. Вот и покажи, на что способна.

— Я уже прошла одну адаптацию в оранжерее, цветоводом стала, — напомнила Пшонка. — С меня довольно ваших роз-мимоз....

— Эх, Элка, глупая ты баба. То были цветочки, а здесь для тебя ягодки, причем не самые горькие. Будет еще и третий этап испытаний, проверки на выносливость и вшивость. Мы дорожим репутацией фирмы «Счастье без границ» и поэтому поставляем иностранным богатым женихам товар, пардон, невест высокого качества. Халтура не пройдет.

Пшонка промолчала, озадаченная вестью о третьем этапе испытаний, не сомневаясь в том, что это будет очередное унижение ее человеческого достоинства: «Какую еще пакость они мне заготовили? Господи, помоги мне выбраться из этой западни. Не хочу никаких заграничных женихов, только бы возвратиться домой». Она поставила перед собой цель — любой ценой вырваться из этого свинюшника.

Ким погасил свет в помещении и все вышли во двор.

— Слушай Элина Макаровна, — произнес консультант-психолог, — если будешь хорошо работать, то получишь бонус.

— Бонус? А что это такое? — не поняла Пшонка.

— Во, деревня Петушки?! Так теперь модно называть премии, награды, — пояснил он. — За усердие получишь трехмесячного поросенка…

— Зачем он мне. Недаром говорят, не было хлопот, купила баба порося, — напомнила она поговорку.

— Дареному коню в зубы не смотрят, — осадил он.

— Коню, а не поросенку, — парировала Элина.

— Не умничай, а то будешь бита, как сидорова коза, — пригрозил он. — Ишь ты, барыня какая, коня ей породистого подавай, словно арабскому шейху за миллион долларов. Потерпи недельку-другую, племенной жеребец-производитель тебя ждет в Голландии. Успеешь еще с ним натешиться.

Не сводя с нее глаз, хозяин подозвал к себе сторожа, отвел в сторону и прошептал в заросшую мохом ушную раковину:

— Вот что, Ким, эта стерва задумала нас надуть.

— Вот так чудеса! — нетерпеливо спросил свинопас.

— Какие еще чудеса?

— Такие, что сичас в селе целки не сыскать. В школе в старших классах проверяли, так из тридцати шести девок всего три целки обнаружили. Родители в панике.

— Кайся, ты этих малолеток испортил, — усмехнулся Эдуард Ильич.

— За тобой не поспеешь, — не остался в долгу Ким. — А тут такие диво, получается, что Элку в сам дел никто ни разу не еб?

— Ебли и много раз, — сообщил консультант. — Ефим, который не одну сотню баб под себя подмял, сразу ее раскусил. По широким раздвинутым бедрам и мягкой груди, у целок они твердые, словно груши, определил, что она давно сношается на полную катушку. А ведь прикинулась непорочной девицей. Мы навели справки у паспортистки ЖЭКа и выяснили, что Элка с юных лет распечатанная, имеет мужа Степана и дочку Анжелу.. Так что ты с ней не шибко церемонься. Наставь этому Степану-барану ветвистые рога, коль он свою бабу отправил на панель. Действуй, наступил твой звездный час, благословляю!

— Ой, Эдик Юрич, как я тебе благодарен, готов руки и ноги целовать! — обрадовался свинопас. — Такую царицу породистую мне подарил, а то совсем изголодался. Из-за свинского запаха бабы под меня не хотят ложиться. А эту, как увидел, так сразу кровь в жилах закипела и в голову ударило. Уже неделю никого не дрючил…

— Теперь у тебя проблем не будет, — заверил консультант. — Но будь бдительным, не спускай с нее глаз, чтобы не сбежала.

— Не сбежит, у меня ружо и злые собаки. Затравлю, отдеру, как сидорову козу.

— Одобряю. Настрогаешь детишек, подрастут и будут тебе помощниками. Я к тому времени поголовье свиноматок и хряков увеличу, — поделился перспективами Эдуард Юрьевич. — Прибыльный бизнес — мясо, сало постоянно дорожают. О том, что мы Элину раскусили ей ни слова. Пусть, дура, по-прежнему надеется выскочить замуж за буржуя. Ты даром время не теряй. На ужине угости ее самогонкой или вином и подомни под себя. Но желательно по взаимному согласию, чтобы без насилия, травм. Она только прикидывается, строит из себя недотрогу, а на самом деле у нее есть муж Степан и дочь.

Мы навели справки о том, что она сменила паспорт, чтобы значит, без штампа о браке, можно было выйти замуж за богатого голландца и его облапошить. Действуй, баба давно распечатанная, объезженная и, наверняка, давно испытывает желание с кем-нибудь переспать. Уже больше двух недель томиться, париться, а плоть требует. У меня молодых девах, хоть пруд пруди, поэтому я старуху не трогал.

— Эрик Юрич, а если она заартачится?

— Запомни, нет такой женщины, которая бы отказалась от наслаждений, есть глупые мужики, не способные ее к этому склонить, затащить в постель. Ты парень-рубаха, не зря у меня мясо-сало, молодняк и корма тащишь, но я пока закрываю на это глаза, так что, надеюсь, не оплошаешь. Считай, это важным боевым заданием. Я ее привез к тебе на «обкатку», чтобы был повод обвинить ее в порочности, направить к гинекологу и под зад коленом к свиньям. Тогда вместо Голландии и брака с банкиром, о котором она, дура, мечтает, оставлю здесь на ферме батрачить, компенсировать причиненный фирме материальный и моральный ущерб из-за ее дефектности. Так что днем вкалывайте возле свиней, чтобы все блистало, а ночью получайте удовольствие.

— Ой, спасибо, Эдик Юрич, век не забуду! За такой царский подарок днем и ночью, как проклятый, стану пахать! — громко с восторгом пообещал свинопас. С нескрываемым вожделением уставился по-цыгански черными глазами на Пшонку. Она смутилась под его откровенно похотливым взглядом, интуитивно догадавшись, что шептались о ней.

Ким в знак согласия кивал головой, словно китайский болванчик. Когда оба подошли к Пшонке, консультант распорядился:

— Похолодало, поэтому оденешь Элку в ватник и валенки, как пела Русланова, в не подшитые, стареньки…

— Нет ни новеньких, ни стареньких, только кирзовые и резиновые сапоги, — ответил Ким

— Резиновые не годятся, от них ревматизм. Нам баба нужна здоровой и работящей, словно ломовая кобыла. Гляди, чтобы не простудилась и околела, — проявил «заботу» консультант-психолог. — Калека и нахлебница-дармоедка нам ни к чему. Разве, что под видом свинины сплавим глупым гурманам.

— Старый, потертый ватник и кирзаки сыщу, — пообещал свинопас.

— Научи ее портянки на ступню наматывать.

— С большим удовольствием, — оскалил щербатый рот Ким.

— И гляди, Федотыч, чтобы ни в одном глазу, а то ведь по пьяной лавочке свинарник спалите. Тогда на себя пеняйте. Урою, а скажу, что вместе со свиньями сгорели. Никто разбираться не станет.

— Эдик Юрич, будь спокоен, Ким свое дело знает.

— Будь здоров, не кашляй, — консультант хлопнул его по плечу и обратил взор на Элину.

— Эдуард Юрьевич, пожалуйста, привезите сюда мой чемодан с вещами, — робко попросила она.

— Они тебе не потребуются. Здесь нет дискотек, ночных клубов, казино и баров, — возразил он. — Разве, что перед свиньями, Кимом и Демоном решила дефилировать, бедрами вилять и икру метать. Так это лишние хлопоты. Ким тебя и такую полюбит. Верно, Федотыч?

— Уже полюбил. Спасибо за шикарную бабу, — ощерил рот свинопас.

— Чемодан мне очень дорог. Это семейная реликвия.

— А-а, на барахолке таких реликвий, хоть пруд пруди. Он не представляет ценности. Выше голову, мадам! Все, что не делается — к лучшему!

Развернулся и скорым шагом направился к машине.

— Вот жлобина, лишь на вшивую тридцатку раскололся,— сплюнул Ким, едва ВМW отъехал от ворот.— Целая рота шашлычников и цветочниц на него пашет и все мало и мало… Планирует развести крупный рогатый скот и овец, чтобы значит, были говядина и баранина. Поэтому работники ему позарез нужны. Будет и дальше «невест» вербовать. У него одно на уме — работа и прибыль, чтобы каждую минуту бабки прирастали. Не дает по-человечески пообщаться с такой симпатичной женщиной. Считает, что Ким простофиля, лопух, на котором можно воду возить, а я себе на уме, свое дело тонко знаю, только прикидываюсь недотепой. Не обманешь, не проживешь. Вдвоем мы с тобой не пропадем. Ох, погуляем от души, вспомним, как поет Алка Пугачева, шальную молодость свою…

— Я пойду в свинарник, там работы непочатый край,— поняв его намек, хмуро без энтузиазма произнесла женщина, решившая из двух зол выбрать меньшее.

— Погодь ты, — придержал он ее за руку.— Дураков работа любит, еще успеешь мозоли натереть, шишек набить и в навозе протухнуть. Впереди целая ночь, успеем еще запариться. Сначала надо тебя устроиться и познакомиться, как следует, чтобы между нами ни крыса, ни черная кошка не пробежала, а задушевная близость произошла.

Федотович взял на проходной сумку с провиантом и вместе с помощницей направился к свинарнику, к которому было пристроено помещение кладовки, площадью примерно десять квадратных метров. Ни одного окна, только труба для вентиляции, как в подвале.

Элина заметила, что снаружи стальная дверь запиралась засовом с навесным амбарным замком. Ким достал из кармана камуфляжного армейского бушлата связку ключей и открыл замок, отодвинул засов, оставив замок висеть на дужке.

Вошли в холодное мрачное помещение. Пшонка сразу почувствовала застоявшийся мышиный запах, а когда под серым потолком вспыхнула оплетенная паутиной лампочка, пожалела об уютной времянке возле оранжереи.

Она оглядела обшарпанные, с обвалившейся штукатуркой стены, почерневшие от сырости и плесени углы в серых кружевах паутины. Зашевелились и длиннопалые пауки, потревоженные светом. У стены увидела старый письменный, дышащий на ладан стол и две табуретки, у тыльной в глубине кладовки — широкий топчан с двумя выцветшими матрацами и скомканным старым стеганым ватным одеялом из цветных лоскутов. Похоже на нем недавно кувыркались.

Ким поспешно подошел и застелил его по всей длине топчана. В дальнем углу ржавые ведра, разбитые, очевидно, на дрова ящики и прочий хлам, к стене приставлены стенды “Экран соцсоревнования”, «Ударники пятилетки».

— Конечно, это не люкс, не ялтинская «Ореанда», но на первых порах жить можно,— сказал свинопас.— Мною проверено. Стол дохлый, придется заменить, а топчан прочный. Кто только на нем не ночевал. Седня же перекантуемся, вдвоем согреемся, не околеем, а завтра печку-буржуйку поставлю, дров и угля принесу, тяпло будя. Была тут до тебя тоже невеста-путешественница. Так мы с ней с большим удовольствием семечки толкли. Ну, сама понимаешь, о чем толкую, поди, не маленькая, не в лесу родилась. Знаешь, чем мужик с бабой занимаются, когда наедине остаются …Юрич приказал нам влюбляться и размножаться, чтобы детишек настругали, было кому потом, когда состаримся, на ферме вкалывать.

И, оскалив давно нечищеные зубы, похотливо рассмеялся.

— Пусть твой Юрич сам для себя плодит рабов. Я — не крестьянка, в моих жилах течет голубая кровь, поэтому он рылом не вышел.

— Так значит, это ты, такая смелая тигра, ему морду поцарапала?

Пшонка кивнула в знак согласия.

— Видать, горячая баба, с характером. С тобой надобно, хвост трубой держать. Поначалу решил, что Тюха-матюша, бомжа какая-нибудь, а ты белая кость. На кривой козе к тебе не подъехать, важная персона, — почесал он затылок и призадумался.

Потом снял с плеча двустволку и приставил ее к стене у двери. Смахнул рукавом со стола слой пыли, застелил его старым плакатом, призывавшим животноводов выполнить пятилетку за четыре года. Выставил из сумки литровую бутыль самогона, свертки с колбасой, салом, полбулки хлеба и несколько головок чеснока. Затем нарезал кружочками домашнюю колбасу, сало и жестом пригласил Пшонку.

— Прошу, Элка, к столу. Чем богаты, тому и рады, — изобразил он улыбку.— Ты, как снег на голову, свалилась. Знал бы, что появишься деликатесов бы припас.

— Не зови меня так вульгарно Элкой, — попросила она, явно не проявляющая симпатию к заросшему щетиной мужику.

— Элка, хорошее имя, теплое, сердешное, все равно, что телогрейка,— пожал он плечами.— Но коль ты такая гордая птица, то буду звать тебя Макаровной, а ты меня Кимом или Федотычем, я не обижусь, не велика шишка, свое место, свой шесток знаю. Да, ты садись рядышком, не укушу, в ногах правды нет. Еще настоишься и наработаешься до ломоты и хруста в костях.

— Почему Ким, ты ведь на корейца не похож? — спросила женщина, присев на табуретку и при виде пищи, ощутив тягуче-сосущий голод.

— А-а-а, ты не первая спрашиваешь о том,— улыбнулся он. — Это имя революционное. Я тебе не какой-нибудь Ванька с водокачки. Родители у меня оказались слишком идейными, шибко политикой интересовались, потому и назвали. Тогда мода была на такие имена. Маго приятеля Темпом, а его сестру Пятилеткой окрестили. Хотел я сменить имя, а потом привык. Я один на все село с таким именем.

Он наполнил двухсотграммовые стаканы. Один подал женщине.

— Давай, Макаровна, выпьем за встречу, приятное знакомство, коль нас судьба неожиданно свела,— и поднес стакан к губам.

— Я пить эту гадость не буду, — сообщила она, надкусив бутерброд с кровяной колбасой.

— Как не будешь? Для кого я тогда старался?— опешил он.— Это хоть и самогон, но первач, чистый, как детская слеза. Бабы в селе пьют вместо лекарства от простуды после баньки и компрессы ставят. Когда они пьяные, то сами в постель тащат и долго не отпускают. А для меня самый лучший компресс внутря по трубам. Ты, какая-то не от мира сего, тебе ж энергия потребуется, забудь о цветах, тебя ждут свиньи и Демон.