Невеста для Хуберта 9 page

«Жаль, что со мною не было Коляна и Димки, мы бы его так отметелили, что живого места не осталось, — придя в себя, с обидой подумал Пшонка. — Может снять побои и потребовать через суд от банка и его охранника компенсацию за физический и моральный ущерб тысяч пять, а лучше десять? Тогда бы появились деньги и на выпивку, и на харчи. В милиции обязательно потребуют мой паспорт и выяснят семейное положение. Участковый спросил, где Элка? Что я ему отвечу? Скажу, что отправилась в Нидерланды охмурят богатого буржуя. Наведут справки в паспортном столе и раскроют аферу. Если промолчу, то решат, что на почве ревности или по пьяной лавочке убил, задушил или отравил супругу, а труп спрятал. Затаскают на допросы и экспертизы, намнут бока. Нет, с ментами лучше не иметь никаких дел. Да и банкиры скорее сдохнут, чем расстанутся с деньгами. Найдут свидетелей, обвинят в пьянстве и хулиганстве, оштрафуют или посадят на пятнадцать суток, убирать клозеты и подметать улицы. Лучше не рыпаться, не качать права, подальше от позора. Хрен с ним, что намял бока, где наше не пропадало. Слава Богу, когда плавал и деньги водились, успели с Элкой купить двухкомнатную квартиру в кооперативе, а остальное сгорело на сберкнижке. Никто не подсказал, что надо деньги в недвижимость, золото и другие драгоценности вкладывать, как это делали хитрые жиды».

Побитой собакой на троллейбусе «зайцем», Пшонка доехал до своей остановки. При каждом шаге, ощущая боль от дубинки, добрел до дома, ввалился в квартиру. Не раздеваясь, упал на диван и вскоре погрузился в тревожный, беспросветный сон.

Все чаще в сознании Пшонки возникали мысли о побеге. Чтобы завоевать доверие Рыка, она стала его прикармливать, отрывая от своего скудного пайка лакомые кусочки. Ведь консультант-психолог содержал питбуля впроголодь, дабы тот не раздобрел, не стал покладистым, словно домашняя болонка или пудель. Пес отличался отменным аппетитом, подаяния схватывал на лету, уминая снедь мощными челюстями. Но овощами и фруктами, которые Элина добывала на огороде, превратившись в вегетарианку, сыт не будешь. Мяса она уже давно не вкушала, а Рыка можно было расположить к себе только кусками мяса и сахарными костями. Голодный блеск злых глаз и ряды острых клыков и зубов, розово-красная пасть с языком наводили на Пшонку ужас.

— Рык молодец, Рык — хороший песик, он Элину любит и никогда не обидит, — держась на дистанции пяти-шести метров, приговаривала она, внушая зверю милосердие. Встретившись с его маленькими злобными глазами, с горечью осознала тщетность своих потуг и замысла. Это стремительное, как ядро, животное создано для жестокой схватки. Если и поддается дрессировке, то с щенячьего возраста. Слушается только хозяина, использующего принцип кнута и пряника.

Однажды, видя, что Пшонка исхудала, словно костлявая манекенщица, консультант сжалился. Дал ей пару синих куриных ножек. Одну из них Элина отварила в супе для запаха. Выловив ее из миски, решила пожертвовать ее Рыку. В своем благом намерении, утратив бдительность, подошла слишком близко. Пес, учуяв мясной запах, резко подпрыгнул навстречу и едва не отхватил вместе с мясом кисть ее руки. Женщине показалось, что его голова выскользнула из ошейника. Охваченная страхом с округлившимися зрачками, она сорвалась с места и взобралась на растущий возле оранжереи абрикос. Сколько бы там просидела, дрожа от страха, неведомо. Попыталась спуститься вниз, но не смогла дотянуться ногой до нижней ветки, чтобы опереться. Крепко уцепилась руками за шершавый ствол. Вскоре появился хозяин и застал ее в таком положении.

— Эй, мартышка, шимпанзе, куда тебя черт занес? Что ты там делаешь? Абрикосы еще в июле созрели и давно собраны.

— Эдуард Юрьевич, спасите, пожалуйста? — взмолилась она.

— От кого тебя прикажешь спасать? — оглянулся он по сторонам. — Злодеев, насильников не вижу.

— От Рыка. Мне, кажется, у него расстегнут ошейник. Прыгнул и чуть меня не загрыз.

— Не дразни его, не возбуждай. Ему сейчас сука нужна для вязки. На меня не бросается, потому, что я мужик, а он, кобель, чувствует бабу.

Он подошел к псу, потрепал по загривку, просунул пальцы под кожаный ошейник, проверил на прочность звенья цепи.

— Молодец Рык, отлично службу несешь, — похвалил питбуля и с иронией сообщил. — Этот ошейник слона и верблюда выдержит. Слазь с дерева, чучело огородное, не валяй дурака.

— Боюсь, высоко. Вдруг упаду и сломаю или вывихну ноги, руки.

— Ишь, кисейная барышня. Забраться смогла, а слезть не может.

— Со страху, не знаю, откуда силы взялись

.Он поднялся на нижнюю толстую ветку и, придерживая ее за ноги, а потом за талию, помог спуститься на землю.

— Чем расплатишься за спасение? — вогнал он ее в краску.

— Моя валюта у Вилена Ильича.

—Не дури, ты знаешь, чем женщина может расплатиться.

— Нельзя, я помолвлена, — вздохнула Пшонка.

— Оказывается, ты по деревьям умеешь лазить.

— В детстве научилась. Во дворе бабушкиного дома в селе росло большое тутовое дерево, листьями которого питались шелкопряды, а детвора лакомилась сладкой черной, белой и розоватой шелковицей.

— Гляжу ты, Пшонка-кукуюза, в любой ситуации выживешь, не пропадешь, — заметил он.

— Тебе, грех на судьбу жаловаться, каждый день среди цветов, как королева. Не всякой такое счастье выпадает,— позавидовал ей Эдуард Юрьевич. — Единственная опасность, что от ароматов цветов можешь в наркоманку превратиться. Но ты не грусти, мак и коноплю я в другом месте выращиваю. Обещал Вилен очередную невесту, а тебя переведу на свиноферму.

— Там что, запахов нет?— не проявила радости женщина, с ужасом вообразив себя среди стада свиней.

— О-о, там другие запахи, специфические, но безвредные для здоровья,— заверил он. — Вспомни-ка, старый кинофильм «Свинарка и пастух». Престижная, орденоносная профессия. Тебя тоже ждет стремительная карьера. Породистые свиньи, особенно белая степная, выведенная профессором Ивановым в заповеднике Аскания-Нова, многих в люди вывели. А ты нос воротишь от предложения, открывающего большие перспективы. Так некультурно себя вести, в Европе посчитают дикаркой. Я к тебе всей душой, а ты с гонором.

Пшонка не стала дискутировать по поводу престижной профессии, а окончательно утвердилась в мыслях о побеге.

«Но как его осуществить? В отсутствии хозяина, меня бдительно стережет злобный пес,— с горечью размышляла она. — Носится по периметру двора, как угорелый, ни к ограде, ни к воротам нет доступа. Приручить бы, отвлечь Рыка, но чем? Мясо, кости? Во дворе никакой живности, хоть шаром покати, сама живу впроголодь...»

Особняк, в котором она так ни разу не побывала и где наверняка, есть телефон, хотя Эдуард пользуется мобильным, для Элины оказался неприступным. «Позвонить бы Степану, чтобы примчался на выручку, а то отправил черт знает, куда и доволен, а тут горе мыкаешь,— терзали ее сомнения.— Соседние фазенды далеко, не докричаться. Да и кому я нужна со своим криком. Посчитают, что баба напилась в стельку и песни горланит или умом тронулась. А может, незаметно, перед тем, как Эдуард выедет со двора, забраться в багажник автомобиля, чтобы он, не ведая того, отвез в город. Когда отлучится, выберусь на свободу». Эта идея, вспыхнув, тут же погасла. Пленница отчетливо вспомнила, как не выходя из ВМW, Эдуард открывал и закрывал багажник, поэтому побег таким способом невозможен.

«Если зажечь факел и отпугивая огнем пса, пробраться к воротам. А дальше? — она на мгновение призадумалась. — Код замка неизвестен, а ограду с колючей проволокой под напряжением мне не одолеть. Может пустить “красного петуха” и пока пожарные будут гасить пламя, незаметно скрыться? Все равно докопаются, что поджог и посадят в тюрьму. Все варианты не годятся».

От мучительных поисков выхода Пшонку избавил консультант. Вечером он привез женщину, лет двадцати пяти-тридцати от роду. Стройная, миловидная, в норковой шубе и шапке. Из-под меха выбились рыжевато-золотистые локоны.

«Наверное, на «обкатку» для «ромашки» ее заманил,— решила Элина, но хозяин иронически-весело произнес:

— Радуйся, Пшонка-кукуюза, кончилась твоя адаптация. Очаровательная Злата,— он бросил короткий взгляд, — решила в Италию к богатому жениху, с которым общалась по Интернету, податься. Не одной же тебе за кордоном жить в сладости и роскоши. Она тоже заслужила право на любовь и счастье без границ. Адаптируется недельку-другую и на самолет в Рим, за мифами, в город древний и прекрасный.

— Со школьной скамьи мечтала о солнечной Италии, старательно изучала язык, литературу и искусство этой страны. Много узнала из книг, кинофильмов, Интернета. Скоро увижу Рим с его Колизеем, а потом Неаполь с музеями. В Венеции на гондоле буду кататься, слушать серенады, в Милане побываю в Ла Скала,— улыбнулась женщина, теребя в нежных ухоженных руках дамскую сумочку и вызывающе гордо взглянула на неказистую в зашарпанной одежде Элину, приняв ее за покладистую прислугу.

— Погоди, погоди, кого это ты ласкала? — насторожился консультант. — Говорила ведь, что непорочная девица без добрачного опыта. Живо признавайся, под кого легла, кому дала?!

— Ой, Эдуард Юрьевич, вы меня рассмешили, — кокетливо улыбнулась она. — Разве вы не знаете, что в Милане есть знаменитый на весь мир театр Ла Скала, на сцене которого выступал гениальный Лучано Паваротти и другие певцы?

— Знаю, но сейчас другие заботы. Не витай в облаках и не пудри мне мозги. Пока обойдемся без крутых поворотов. Сначала надо пройти адаптацию, а потом в Италию.

— Обожаю итальянскую кухню, люблю вкушать пиццу, спагетти, мацареллу, а из напитков ром, ликер, амаретту.

— Губа не дурра. Только смотри, пиццей и спагетти не обжирайся, а то окоровеешь, — строго велел Эдуард Юрьевич и улыбка сошла с ее нежного, словно персик, лица.

— Что же вы, Злата, такая красивая женщина совершенно равнодушны к драгоценностям. Хотя бы одно колечко и клипсы из турецкого золота. Странно? Ведь бриллианты — лучшие подруги девушек, — заметив отсутствие украшений, спросила Пшонка.

— Ха, я сдала Глебу Петровичу и валюту, и драгоценности, золотой браслет, три цепочки с кулоном, знаком Зодиака и крестиком, перстень с бриллиантами, золотые часы и серьги с изумрудом, — не без гордости заявила «невеста». — Недаром ведь меня родители Златой нарекли, что означает золотая.

—Назвали не за наличие золота, а за цвет волос, — точно подметила Пшонка.

— Может быть, он у меня с детства естественный, — призналась красотка.

Сообщение о том, что у очередной «невесты» изъяли драгоценности, несколько утешило Элину, осознавшую, что не она одна повелась на посулы агента. А вот имя-отчество «Глеб Петрович», навело на мысль: «Не Вилен Ильич ли маскируется таким способом?»

— И фото-сессию успешно прошла?

— Да, — Злата нехотя разлепила сочные губы и густо покраснела. Эллина поняла причину ее смущения: «Наверняка ее облапал Ефим, наградил шлепком по голой заднице. Вот так артисты-аферисты». Надежда на то, что пройдя все испытания, она все же полетит в Амстердам, не оставляла ее.

— Держи, карман шире,— с грустью произнесла Пшонка.— Размечталась, гондола, серенады, театр…Итальянский язык тебе возле роз и других цветов не потребуется, они его не понимают. Загнешься на сельхозработах... Рабыне Изауре позавидуешь.

— А ты молчи, служанка,— брезгливо взглянула новоявленная «невеста» и добавила. — Не суй нос не в свое дело, деревенщина.

— Ишь, какая пава, гордячка-недотрога! — вспылила цветочница. — Хотела бы я тебя увидеть через неделю-другую, услышать о чем ты тогда запоешь.

— Ты мне не тычь, я тебе не Кузьмич,— сорвалось с сочных губ Златы.— Знай, свое место и не рыпайся. У меня высшее образование, я свободно владею итальянским и греческим языками, досконально знаю историю и философию Италии и Древней Греции...

— А теперь еще и цветоводство изучишь на практике,— с ехидством подначила ее Элина.

— Цветы я обожаю. Очень приятно, когда их дарят.

— Скоро дождешься подарков, только не забудь, что кроме ароматных бутонов и лепестков, есть острые шипы. Вот полюбуйся на мои руки,— Пшонка протянула ладони. — Еще недавно они были такие же белые, нежные и ухоженные, как у тебя, а превратились в грубые, как кожа на пятках и все исколоты …

— Бабы, кончай базар, рты — на замки!— крикнул консультант. — Не хватало, чтобы вы друг другу в волосы вцепились и как кошки поцарапались. Мне нужен наш отличный товарный вид. Я не намерен зазря на вас харчи переводить.

Женщины притихли, опасливо поглядывая на Эдуарда.

— В Риме, Милане тепло, юг, а ты собралась, как на Северный полюс,— без сочувствия заметила Элина.

— Это не беда, — поспешил на помощь «невесте» консультант.— Там тоже русские меха в моде. А если станет жарко, то оставите здесь.

«Еще одна дуреха попалась на крючок, — но без злорадства подумала Пшонка.— Размечталась о роскоши и деликатесах. Через пару дней поймешь, что такое “адаптация”, руки станут, как у крестьянки. Ради экзотики за бугор потянуло. Поди, и здесь не бедствовала, разодета, как пава. Золотишко у тебя конфисковали, только белые полоски на пальцах остались. Молода, красива, тебя уж точно Эдуард охотно в постель на «обкатку» затащит».

— Но здесь же мини-Голландия? — из чувства мести напомнила хозяину, поймав на себе его гневный взгляд.

— В Италии тоже цветы любят,— с явным упреком оборвал ее консультант, сверкнув черными зрачками и чтобы не испугать новую “невесту” почти ласково продолжил. — А вас, Элина Макаровна, я сейчас доставлю в аэропорт.

— В аэропорт? — не поверила она.

— Да, вам улыбнулась фортуна. Через час самолет на Амстердам. Держи хвост трубой, пришел долгожданный праздник и на твою улицу. Эдуард слов на ветер не бросает.

— Мне надо переодеться, принять ванну, навести макияж. Где мой чемодан с вещами? Не в таком же виде..., — она с досадой оглядела черную робу с грязными пятнами.

— Не волнуйтесь, по дороге мы заедим в офис,— сообщил он.— Примите ванну, сауну с джакузи, приведете себя в порядок. Вас обслужит опытный визажист Ким Федотович. Мастер на все руки, макияж, маникюр и прочее. Будете, как принцесса. А ты, Злата Генриховна,— он обернулся к будущей гречанке.— Пока поживете в этой времянке, а через день я завершу евроремонт в особняке и переведу вас в номер-люкс на третьем этаже со всеми удобствами, сауной, бассейном... А пока прошу извинить за временные неудобства.

— Ради будущего блаженства, Эдуард Юрьевич, я готова немножко потерпеть,— улыбнулась Злата сочными в вишневой помаде, губками.

— Скромность и неприхотливость мне импонируют, — ответил с улыбкой хозяин и мягко укорил Пшонку.

— Вот видите, как умные клиенты дорожат услугами нашей фирмы. Злата, не грусти, я только провожу к трапу самолета Элину Макаровну и тогда уделю вам максимум внимания и заботы, проведу экскурсию по своим апартамента, отдохнете душой и телом. Будете располагать мною по своему усмотрению.

«Уделит, это уж точно. С раннего утра до полуночи будешь на корячках в поте лица своего ползать. А потом ночью будет бык колхозный, распинать. Это я для него староватой оказалась, хотя все же соблазнился, но получил отпор. Господи, будь милостив, чтобы мои муки кончились, скорее бы в аэропорт»,— с надеждой подумала Элина.

— А собака меня не укусит?— Злата опасливо оглянулась на оскалившего красную пасть с рядами острых зубов Рыка.

— Держитесь от него подальше,— строго предупредил консультант. — Он признает только хозяина. Не вздумайте приближаться к воротам и ограде, разорвет на части.

— Да-а, — недоверчиво прошептала женщина, тревожно взглянув на фоне багрово-красного заката мрачный особняк, высокую ограду с “колючкой”. Элина заметила, что на горделиво красивый облик невесты наползла маска печали и тревоги. Видимо, только теперь она осознала суть своего незавидного положения.

— Итак, время не ждет,— бодро произнес Эдуард Юрьевич.— Злата, чувствуй себя, как дома, живо иди в оранжерею, познакомься с фронтом сельхозработ и за дело.

— С фронтом работ? — опешила женщина.

— Да, ты душечка, не на курорт, ни в санаторий прибыла. Придется малость размяться, — подтвердил консультант. — Труд, по словам Энгельса, обезьяну превратил в человека, очень облагораживает. Нечто вроде производственной гимнастики, так сказать, активный моцион.

— Моцион? — это слово бараньим жиром застыло на сочных губах Златы, а в глазах промелькнуло недоумение.

— Не маяться же тебе от безделья и скуки, того и гляди, жиром обрастешь и потеряешь товарный вид. Моцион — полезное для здоровья и фигуры занятие,— пояснил он. — Вишь, какой стройной и изящной стала Элина, поэтому ее на Западе любой жених с руками и ногами заберет. На подиуме топ-моделью будет работать.

— Она тоже? — невнятно прошептала Злата. — А я посчитала ее прислугой, деревенской бабой.

— Тоже, — отозвался Эдуард Юрьевич.— Была, как и ты, невестой, а уже без пяти минут жена богатого господина — нефтяного магната из Норвегии. Поедет к белым медведям, моржам и тюленям...

— Но вы же обещали Голландию? — напомнила Пшонка.

— Ты в таком возрасте, к тому же старая дева, что женихами перебирать глупо, — заметил он и похвалил.

— С честью выдержала адаптацию, тестирование. Посажу в лайнер и счастливого пути, впереди — море любви, секса и куча детей. Ничего даром не дается, за все, в том числе и иностранных женихов, надо бороться.

Он распахнул перед Златой двери в оранжерею и провел ее во внутрь. Дал опешившей «невесте» комплект рабочей одежды, сапоги, тяпку и велел рыхлить почву под розами. Только после этого скомандовал Элине:

— Вперед, труба зовет!

Она послушно села в ВМW и они выехали со двора. Спустя десять минут, поняв, что они движутся в противоположном от офиса направлении, Пшонка осторожно поинтересовалась:

— Куда мы едем?

— На кудыкины горы,— привычно отозвался Эдуард.— Пшонка-кукуюза, сиди смирно, не рыпайся.

— Вы же обещали сначала заехать в офис, там мой чемодан с вещами, паспорт и драгоценности,— напомнила она.

— Обещать, не значит жениться,— ухмыльнулся он.— Пышные наряды и драгоценности не пригодятся. Там некого соблазнять, нет ни театров, ни музеев и дискотек.

— Что же там?

— Только общественно-полезный труд, который превратил обезьяну в человека. Одним словом, эволюционный процесс.

— А как же аэропорт?

— Рейс отменяется, погода нелетная. Туманный Альбион не принимает,— сообщил он, довольный удачной шуткой.

— Но Альбионом называют Англию, а мне надо в Нидерланды?

— Будет тебе и то, и другое.

Остановил машину у небольшого здания проходной. За бетонной оградой, оплетенной колючей проволокой в сумраке вечера были видны контуры длинного помещения с узкими оконцами под самой шиферной кровлей. Кое-где на территории тускло мерцали оранжевые фонари.

— Вот мы на месте, — произнес благодетель. — Мое слово, что кремень. Обещал тебя устроить на свиноферму, как только появится сменщица, и факт свершился. Цветы тебе уже набрыдли, я это понял по кислому выражению твоего лица. Пусть ими теперь красавица Злата занимается. Там ты явно затосковала, не с кем было словом обмолвиться. А здесь свиньи — живые существа, с ними не соскучишься. Да и не одна ты будешь царствовать. Если Ким тебе понравиться, а он мужик крепкий, неутомимый, шибко охоч до баб, они им довольны, то я возражать не стану. Дело молодое, нехитрое. Живите в свое удовольствие, харчей, сала, мяса... на всех хватит...

— Это тоже мини-Голландия? — упавшим голосом спросила она, оглядывая темные постройки.

— Да, жирный кусочек мясной и сальной Голландии на фоне разоренной бандитами Украины!— восхищенный собственным сравнением, — ответил Эдуард Юрьевич и нетерпеливо посигналил. В свете фар Элина прочитала на бетонной ограде написанные краской кривыми пляшущими сикось-накось, буквами: “Часная собцинось не прикасама. Обект ахраняеца с ружом и злыми сабаками! Стоб, смирна, гнида! Хода чужим нету, пуля в лоп и гроп!“

Пшонке невольно припомнился эпизод из кинофильма «Двенадцать стульев», где Остап Бендер и Киса на агитационном теплоходе рисовали уродливую фигуру сеятеля и лозунг с корявыми буквами, за что и были с позором изгнаны на пристань села Васюки.

— Кто это такой грамотный? В каждом слове ошибки,— заметила женщина, только бы разрядить гнетущее напряжение.

— Ким Федотыч перестарался, наверное, спьяну писал. Сутками не просыхает, ты уж за ним здесь присматривай, сама не стань алкашкой, иначе обоих в шею прогоню…

— Сейчас меня прогони, — поймала она его на слове.

— Выкусишь, мадам, — он сунул ей под нос кукиш. — Сначала поработай в поте лица, сбрось избыточный вес, а потом я погляжу на твое поведение.

— Я уже похудела на шесть кило, голодом меня моришь,— напомнила Элина.

— Мало, топ-модели одними соками и шоколадом питаются,— сурово отозвался Эдуард. — А Кима, мерзавца, заставлю переделать за свой счет. Ты, не дуйся, как церковная мышь на крупу, а между делом займись его воспитанием и образованием, а то стыдно за его каракули.

«Господи, час от часа не легче,— с тоской подумала Пшонка.— И мне придется общаться с безграмотный, пьяным мужиком. Неизвестно, что у него в голове. Если здоровый бык, то обязательно для радости потребует секса в извращенных формах».

Стальная дверь проходной открылась. На пороге появился среднего роста, кряжистый, колченогий мужчина с двустволкой в руках. Поспешно подошел к ВМW.

— А-а, хозяин и не один, а с красивой бабой, добро пожалывать!— произнес он, заискивающе улыбаясь. Эдуард открыл дверцу и в лицо пахнуло ядовитой вонью, наплывшей с фермы.

— Я с бабайками не катаюсь,— самодовольно отозвался консультант на его приветствие и придирчиво заметил. — Дремлешь на посту или уже успел заложить за воротник? Живо отворяй ворота!

— Ни в одном глазу,— обиделся сторож.— Службу несу бдительно, все в полном ажуре. Ни одна падлюка в свинарник не пролезет. Вчерась везде черной и красной краской на ограде предупреждения написал, как вы велели. А если, кто посмеет сунуться, шарахну из двух стволов, мало не покажется. Неделю потом будет соль из задницы вымачивать. Я свое дело знаю и слов на ветер не бросаю. Злой, суров, но справедлив, никому не позволю хозяйское добро транжирить.

Ким заметил, что на холеном лице хозяина сквозь грим отчетливо проявились красноватые царапины.

— Юрич, что случилось? Какая саблезубая, полосатая тигра поцарапала? — спросил свинопас, с подозрением глядя на женщину с набрякшим синюшным фингалом под глазом.

— Прикуси язык, а то кастрирую, как хряка, — пригрозил консультант-психолог.

— Тогда лучше сразу жизни лишай. По себе знаешь, что без бабы, удовольствий, белый свет не мил. Окромя выпивки, единственная радость осталась, — признался он и посоветовал. — Не надо злых баб с острыми когтями в постель допускать.

— Ладно, не умничай, хренов знаток. Чем других поучать, лучше бы грамоте научился. Руки тебе следовало бы поотбивать за такую мазню.

— Причем здесь руки? Что голова приказывает, то руки и делают, — с лукавой ухмылкой возразил Ким.

— Значит голову оторвать.

— Не серчай, Эдик Юрич, где ты такого справного трудягу сыщешь?

— Вот она грамотная, в Голландию намылилась, а в свиноводстве ничего не бельмесит. Не знает, как достается крестьянам, фермерам мясо и сало. Научишь ее уму-разуму, а она тебе грамоте. Мало того, как курица, лапой нацарапал, так еще в каждом слове ошибки. Завтра чтобы переделал, как положено. Позоришь ты ферму своими каракулями, буквы – какие-то уроды, словно после перепоя валятся в разные стороны.

— Ветер дул то в одну, то в другую сторону, поэтому так и получилось. Я на художника не учился,— вздохнул сторож. — Целый день потратил, ведро краски извел и получается, что зазря корячился и горбатился. Рассчитывал на благодарность, премию, а получил втык.

— Дураков работа любит, — ухмыльнулся хозяин. — Расходы на краску вычту из твоей зарплаты.

Огорченный Ким, отворил тяжелые металлические ворота, хозяин проехал на территорию и остановился вблизи проходной. Вышел из автомобиля. С лаем набежала свора разнокалиберных приблудных собак. Узнав хозяина, они подхалимски завиляли хвостами. Пшонка при виде псов не отважилась покинуть машину и наблюдала за происходящим через лобовое стекло.

—Гляди, Федотыч за хозяйством в оба,— велел ему хозяин.— Не дай Бог оплошаешь, уволю ко всем чертям. Где ты еще такую лафу найдешь. Живешь здесь, словно в элитном санатории для депутатов и министров, как у Христа за пазухой, сыт, одет и нос в табаке.

— Эдик Юрич, я и рад бы, но сил моих нет. Чижало, оцень чижало с этой кодлой управляться, — пожаловался Ким. — Круглы сутки, как белка в колесе…Упарился, с ног валюсь от усталости.

— Не ной, Федотыч. Привез тебе помощницу, Элина, невеста голландская, где ты? Особое приглашение надо. Живо выходи, знакомься с фронтом работ!

Она попыталась выйти на зов, но тут же захлопнула дверцу перед оскаленными мордами, набросившихся собак. Они, явно выслуживаясь, заливались грозным лаем. Ким сорвал с плеча ружье, взвел курок и поднял стволы вверх.

— Ах вы, подхалимы, чертово племя! — воскликнул он и нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел, далеко прокатившийся эхом. Собаки, жалобно скуля, скрылись а темноте. Спустя несколько секунд, женщина вышла из машины.

— Ты совсем ошалел,— набросился на сторожа Эдуард. — Или у тебя крыша поехала, порох и дробь некуда девать?

— На радостях салют в вашу честь,— нашелся с ответом Ким.— Я иногда среди ночи постреливаю для профилактики, чтобы свинью, аль корм не уволокли.

— Чтоб в последний раз, без фокусов,— предупредил хозяин.— Еще ментов своей канонадой привлечешь. Пожалуется какой-нибудь старый хрыч, что ему спать мешаешь и сообщит в милицию. Прикатят «орлы» в красных фуражках. Им только повод дай, повадятся за салом, мясом, а там и спиртное на свежину потребуют. Мне лишние нахлебники не нужны.

— Виноват, исправлюсь, не подумал об этом,— покаялся Ким и тут же загнал в еще теплый ствол новый патрон.

— Впредь оружие применяй только в целях самообороны или при нападении грабителей на охраняемый объект,— поучал Эдуард. — Тогда и проблем с властями не будет. Запомни: мы тихо занимемся бизнесом, их не трогаем и они нас не тронут.

Наконец он обратил внимание на молчаливо внимавшую наставлениям консультанта-психолога Пшонку.

— Элина, познакомься, это Ким Федотыч, фермер, крупный специалист-селекционер по свиньям,— представил он сторожа.— Прошу любить, жаловать и подчиняться.

— Вы же говорили, что визажист?

— Да, вяжет рукавички, а по совместительству животновод, мастер «золотые руки»,— ухмыльнулся хозяин.

— Ты не думай, я не кореец, который лук на полях выращивает, — оскалил рот сторож. — Ким означает коммунистический интернационал молодежи с широко раскрытыми, а не узкими, зеньками. Помощница, это хорошо. Давно о такой мечтал. Ядреная, крепкая баба…

Куцая улыбка коснулась заросшего черной щетиной лица мужчины и он с поклоном обернулся к Эдуарду Юрьевичу:

— Спасибо, хозяин, удружил, порадовал. А то без бабы меня тоска заела. Один с этой оравой, вконец, упарился. Жрут, как в прорву, только подавай. Чуть припоздаю с кормежкой, такой концерт устраивают, хоть уши ватой затыкай или воском заливай, визг, хрюканье на всю округу. Демон, скотина, норовит за руку или ногу укусить. Сам напрашивается, чтобы под горячую руку заколол.

— За Демона персонально отвечаешь,— сурово изрек хозяин,— Такого производителя-хряка еще надо поискать. Ты, Ким Федотыч, животных не обижай. Все должно быть на научной основе. Уход, кормление точно по расписанию и сбалансированному по протеину рациону. От этого зависят суточные привесы и приплод, чтобы зазря корма в навоз не переводить. Нонча все вздорожало, кукуруза, дерть, отруби и свекла, поэтому все должно идти впрок.

— Теперяча, с такой помощницей живо управимся,— пообещал Ким, оценивающе, как на аукционе по продаже скота, оглядывая Пшонку.— Все будя точно по рациону. Я гляжу, она баба бедрастая и мосластая, а руки крестьянские в мозолях.

Он бесцеремонно, дыша перегаром, обнял женщину за талию. Замахнулся, чтобы шлепнуть ладонью по ягодице, но Элина поспешно спряталась за Эдуарда.

— Ким, веди себя прилично, как подобает в светском обществе. Я тебе привез на стажировку работницу, а не шлюху, чтобы ты приобщил ее к свиноводству, передал знания и опыт. Для постели тебе деревенских баб хватает, а городскую не тронь, пока сама не попросит. Гляди, не вздумай мне товар испортить, чтобы ни один волос не упал с головы Элины, — строго предупредил консультант. — Она в качестве девственницы предназначена на экспорт в Голландию. Ее хахаль Хуберт преставился, но мы скоро подыщем другого толстосума. Так что, красавица, не тужи, жизнь прекрасна и для тебя она только начинается. Все надо на своем веку познать, ощутить и оценить. Это тебе не поле перейти…

— Это что же получается, старая дева? Столько лет прожила и ни разу с мужиком не спала? Не бабайка ведь, а аппетитная баба?— опешил Ким, с недоверием взирая на гостью. — Может она того, лесбиянка с «приветом», мужиков на дух не переносит. Не понимает, что в постели нашему брату нет замены?

— Сам ты с «приветом», Элина нормальная девица, — возразил Эдуард Юрьевич. — Есть еще непорочные, скромные девицы в крымских городах и селениях. Я тебе, Ким, доверяю, поэтому отдаю целомудренную девушку под твою персональную ответственность.

— Как прикажите, Эдик Юрич, — заметно огорчился смотритель свинарника.