Глава 7. Они были готовы к отъезду

Они были готовы к отъезду. Большая телега спереди была высоко нагружена домашним скарбом, по обе стороны помещалось по сундуку, в которых лежали личные вещи Лэрри. Эмили держала в руках свою корзину и два узла. В центре телеги было оставлено место, куда они надеялись поместить корову и трех овец, а еще корзину с курами. Если бы ситуация не носила несколько трагический характер, Эмили бы долго и громко смеялась при виде этой телеги.

Они уже были почти готовы отправиться, но девушке нужно было уладить еще кое-что перед отъездом. Накануне она отколола часы от своей сорочки, и теперь необходимо было попросить мистера Тутона помочь ей относительно них.

Эмили остановила миссис Райли, которая собиралась положить еще одну упаковку масла на телегу, сказав:

— Это излишне, оно испортится, столько масла мы просто не сможем сохранить.

— Ты можешь его растопить, девочка, и оно будет не хуже свежего.

Она вздохнула и мягко возразила:

— Нет, у нас уже много всего; вы положили нам столько еды, что нам хватит на шесть месяцев. — Потом она воскликнула, указывая на дорогу: — А вот и мистер Тутон. Я... я хочу с ним поговорить. — И Эмили побежала через кухню в холл встречать мистера Тутона у парадной двери.

Пытаясь отдышаться, она спросила:

— Можно мне поговорить с вами, мистер Тутон, пожалуйста?

— Конечно, Эмили. — Голос клерка звучал серьезно. Затем, будто он жил в доме всю жизнь, Тутон повел ее в гостиную, пригласил войти первой, закрыл дверь и подошел к огню. — Ну, я к вашим услугам, Эмили.

— Дело вот в чем, мистер Тутон. Я... я боюсь, что нам потребуются все деньги, которые мы сможем достать. Я знаю, что он скоро получит приличную сумму, состоящую из его зарплаты за эти годы, но до этого нам нужно как-то прожить и... и наладить хозяйство. Я не знаю, сколько у него сейчас денег. Но у меня есть это. — Она вытащила из кармана часы, положила их на ладонь и протянула клерку. Мистер Тугон стоял и смотрел на них.

Потом взглянул на девушку и быстро спросил:

— Это принадлежит вам?

— О да, да. Это не хозяйкины часы! — Ее голос зазвенел. — Вы не должны так думать!

— Да я ничего не имею в виду. Вы неправильно меня поняли, Эмили. Но это очень красивая вещь.

— Да, красивая; и мне ее подарил человек, за которого я собиралась выйти замуж до того, как я пришла сюда.

— Правда?.. Он, должно быть, был очень богатым.

Эмили сразу же поняла, что он ей не верит, поэтому она твердо заявила:

— Эти часы принадлежат мне, мистер Тутон. А мистер Мак-Гиллби не был богатым человеком, не как хозяин... я имею в виду, каким он был. Мистер Мак-Гиллби работал десятником в доках, а его жена умерла, я присматривала за домом. Я работала там в течение двух лет, прежде чем хозяйка умерла.

Мы собирались пожениться, когда мне исполнится семнадцать. Он был очень уважаемым человеком... мистер Мак-Гиллби. Ну вот. — Она покрутила рукой с часами. — Он знал много моряков - понимаете, мы жили в Шилдсе у реки, и матросы привозили разные побрякушки, купленные за границей, а мистер Мак-Гиллби иногда покупал у них кое-что. У него было несколько таких побрякушек, но, когда он увидел эти часы, он продал все остальные украшения, чтобы приобрести их. Поэтому я думаю, что они стоят хороших денег.

— Да, это так, это так, Эмили. Должен сказать, что они стоят хороших денег... можно посмотреть?

— Да-да. — Девушка передала ему часы, а потом смотрела, как он осторожно проводит пальцами вдоль ряда камней на планке, начиная от булавки и кончая устройством для завода часов, затем - по краю золотой полоски и по самому циферблату.

— Как... как вы считаете, они дорогие?

— Ну, — мистер Тутон наморщил губы, — в них очень много камней. Конечно, я не специалист по ювелирным изделиям, однако я могу сразу же сказать, что они стоят несколько фунтов. Я так понимаю, что вы хотите их продать, Эмили?

— Да, да, я хочу их продать; но я подумала, что, если... если я поеду в Феллберн или Ньюкасл и попытаюсь получить за них деньги даже в ломбарде, то могут подумать, что я украла их. И мне придется объяснять про мистера Мак-Гиллби, а они могут подумать, что он украл их. Но он этого не делал! Он не делал этого! Мистер Мак-Гиллби никогда бы ничего не украл; его жена приобщила его к методистской церкви.

Эмили медленно кивала головой, а мистер Тутон точно так же покивал ей. Методисты в основной своей массе честные люди.

— Мистер Мак-Гиллби был честным человеком.

Мистер Тутон никак это не прокомментировал, но, глядя на нее, спросил:

— А сами вы как думаете, сколько это стоит?

— О, я, право, даже не знаю, ну где-то тридцать фунтов... или... или больше, я бы так сказала.

— Тридцать фунтов... или больше...

— Вы думаете, что я переоцениваю их стоимость?

— Нет, нет, Эмили, нет. Но конечно, как я и сказал, я не специалист в этой области. Но, если вы хотите, чтобы я пристроил их...

— О да, мистер Тутон, да. Я бы хотела, чтобы вы... пристроили их.

— Хорошо, я сделаю все возможное для вас. Может быть, мне удастся сразу же их продать, а может, всего-навсего заложить.

— Меня устроит и то и другое, мистер Тутон, вы же понимаете, что я никогда не смогла бы их надеть, а теперь у меня еще меньше шансов на это, чем было раньше.

— Это верно, Эмили! Это верно! Ну хорошо. — Мистер Тутон посмотрел на потолок. — Сегодня у нас понедельник. Я поеду в город с докладом в среду. Вернусь сюда в четверг. Если мне удастся их продать, то я приду к вам в коттедж...

— Нет-нет, не надо. Я бы не хотела, чтобы он... мистер Берч думал, что я вынуждена продавать свои вещи, чтобы... чтобы... Думаю, что вы понимаете, что я имею в виду.

— Да, конечно, Эмили. Но как я смогу с вами связаться?

— Единственное место - это дом моей тети Мэри. Ее фамилия Сатерн; она живет в Гейтсхеде на Биллоу-стрит в доме номер 47. — Мистер Тутон достал из кармана записную книжку и записал адрес. — Я напишу вам туда, как только все сделаю.

— Спасибо, мистер Тутон. Большое спасибо! Вы были так добры! Все это время вы были так добры! Я раньше думала, что клерки и люди, подобные вам, слишком заносятся, чтобы опускаться до разговора с... ну, с простыми людьми. Но оказывается, что я ошибалась.

— Ох, Эмили, Эмили. — Он грустно ей улыбнулся. — Как мало вы знаете о людях и жизни. Боюсь, что вы относитесь к тому типу девушек, Эмили, которым, к сожалению, не очень везет; время от времени вам будет доставаться от жизни.

— О, не волнуйтесь за меня, мистер Тутон; моя голова повернута так, как надо, и я не вижу никакой беды в том, что доверяю людям. «Говори что думаешь, поступай с людьми так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой» — вот что Сеп... мистер Мак-Гиллби бывало говорил мне.

Почему она постоянно вспоминает Сепа именно сейчас? Девушка предположила, что, наверное, из-за часов.

Мистер Тутон взял ее за руку, легонько потряс ее и сказал:

— Я желаю вам удачи, Эмили, в вашей... вашей будущей жизни!

— Спасибо. Спасибо, мистер Тутон. И не волнуйтесь ни за меня, ни за него. Мы как-нибудь выкрутимся... Никогда не нужно вешать носа!

Ну вот, снова она со своей присказкой... «никогда не вешай носа», в тот самый момент, когда ее сердце было в пятках. И это было не только из-за тяжелой жизни, которая ее ждала и относительно которой у нее не было иллюзий. Сегодня будет ее первая брачная ночь, сегодня будет что-то вроде свадьбы, и она была очень возбуждена, не испугана, но и не очень-то рада.

Но Эмили сожгла мосты. Берч дал ей шанс сложить вещи и пойти своим путем, но она выбрала его путь; поэтому ей придется пережить эту ночь, как и многим другим до нее. Завтра она станет мудрее!

Было почти темно, когда Лэрри и Джордж несли последний сундук вверх по склону в сторону коттеджа, а Эмили шла им навстречу и вела коня.

Конь не был молодым, но Лэрри выбрал именно его, поскольку животное привыкло к плугу. По мнению Эмили, это было недальновидно, ведь если им вдруг удастся приобрести небольшую двуколку, то Бонни будет слишком неуклюжим. Он больше подходил для тяжелой телеги.

Устроив коня в стойле, она глубоко вздохнула, потому что чувствовала сильную усталость, и пошла к коттеджу.

Стоя в дверях, Эмили оглядела комнату. Она была заполнена разрозненными предметами мебели, некоторые из которых выглядели настолько неуместно, что трудно было даже представить. И это все выбрала она сама, включая симпатичный французский столик и часы, а также бюро из гостиной...

И все это для того, чтобы украсить эти две маленькие комнаты и моечную!

Девушка слабо улыбнулась Джорджу, который стоял посередине нагромождения вещей и качал головой.

— То, что не разместится вдоль стен, мы поставим в коровник, — сказала она, а он рассмеялся и ответил:

— Да, да, вы это можете. Потом добавил: — Ладно, я... я оставляю вас, устраивайтесь.

Когда парень повернулся к двери, Лэрри выбрался из спальни и сказал:

— Спасибо, Джордж.

А Эмили добавила:

— Я никогда... никогда не забуду твою доброту, Джордж. Мы бы... мы бы не справились со всем этим без тебя. Я всегда буду помнить это... и большую телегу!

— Ой, да вы придумали бы что-нибудь. Ты, такая, как есть, Эмили, точно что-нибудь придумала бы. — Он кивнул головой в ее сторону. Когда девушка смущенно засмеялась, он вышел, а Лэрри пошел за ним и закрыл за собой дверь.

Эмили плюхнулась на сундук и посмотрела на лампу, которая стояла на полке над очагом и освещала мягким светом разрозненную мебель и кухонную утварь. Вот она и приехала... Они приехали. Отныне это будет ее дом; в этих двух комнатах она, скорее всего, проведет остаток своей жизни. Ей было семнадцать лет и четыре месяца. В этот момент вся будущая жизнь казалась очень длинной... бесконечной... почти вечной.

Когда открылась дверь, она попыталась подняться с сундука, но Лэрри тихо сказал:

— Сиди где сидишь, я приготовлю чай. — Она безропотно подчинилась.

Когда Лэрри подал ей кружку с чаем, она вспомнила, что последний раз, когда он давал ей что-то пить, был канун Нового года, когда устроили такой веселый праздник... Будет ли у нее когда-нибудь еще такой праздник? Она очень в этом сомневалась.

— Ты устала.

— Что?.. А, да. Да. — Эмили улыбнулась ему. Он стоял рядом и смотрел на нее.

— Ты должна пойти спать; мы сегодня не будем больше передвигать мебель или таскать вещи.

— Нет, нет. Я бы и не смогла.

— Хочешь что-нибудь съесть?

— Нет-нет, спасибо. Я не голодна. Но... но я хотела бы умыться.

— Умыться?

— Я чувствую себя грязной. — Она показала ему свои руки. — А в лицо грязь так просто въелась. — Она поводила пальцами по щекам. — Я даже не представляю, как я выгляжу.

— Ты всегда выглядишь красиво, Эмили. Ты всегда выглядишь красиво.

Девушка опустила голову и запретила себе плакать. Лэрри сказал, что она красива, но он произнес это так, как если бы сказал, что она выглядит усталой, просто по доброте. Но в данный момент Эмили просто не могла вынести его доброту.

Она сдвинула крышку сундука, сказав:

— В доме нет воды; мне придется достать ее из бочки для дождевой воды.

— Я сам принесу, — сказал он.

Эмили зажгла свечу и отнесла ее в спальню. Когда Лэрри вернулся с ведром воды, она вылила почти всю воду в котелок и подвесила над огнем, пробормотав:

— Я просто хочу ее немного подогреть.

Потом она порылась среди утвари, сваленной в углу, и нашла маленький жестяной тазик. Вывалив все, что в нем лежало, на пол, девушка отнесла его к очагу. Через несколько минут она потрогала воду в котелке. Она едва нагрелась, но Эмили налила ее в тазик. Достав полотенце из своего узла, она подняла тазик и пошла с ним в другую комнату, спиной закрыв за собой дверь, все время ощущая, что он сидит на другом сундуке и смотрит на нее.

Эмили поставила тазик на небольшой кусочек свободного пространства возле кровати, а затем, поежившись от холода, начала снимать вещи. Раздевшись до талии и спустив с плеч сорочку, она вымыла верхнюю часть тела. Затем, снова надев блузку, сняла верхнюю и нижние юбки, штаны и сорочку и закончила свой туалет. К тому времени, как девушка натянула обратно одежду, зубы ее стучали от холода.

Эмили тут же сказала себе, что ей следовало было надеть ночную рубашку, но она оставила ее в одном из своих узлов в комнате. В любом случае, девушка чувствовала себя немного бодрее и ей совсем не хотелось спать; было еще слишком рано.

Когда девушка застегивала блузку, ее вдруг охватила волна паники, и вместо того, чтобы дрожать от холода, она вдруг вспотела. Она вообще не хотела ложиться в постель; странно, но она совсем не хотела этого!

Эмили лежала, уставившись в плотную непроглядную темноту. Все закончилось! Все закончилось уже два часа назад, но девушка, испуганная, чувствующая отвращение и тошноту, не имела никакого желания уснуть. До некоторых пор она знала три стороны его характера, теперь она знала четыре, и эта четвертая ей нравилась меньше всего. За последний час ей все время приходило в голову то, что часто повторяла Элис Бротон: «Некоторые мужчины едят тебя заживо... Некоторые мужчины никогда не бывают довольны; некоторые из них вечно недовольны завтраком, обедом и чаем...» Она даже пошла к священнику с этой проблемой, но тот ей совершенно ничем не помог... «Выполняй свои обязанности; старайся; если ты не будешь, то найдется кто-нибудь другой, кто займет твое место». Вот все, что ей посоветовали.

Потом Эмили на ум пришли отдаленные воспоминания, как ее мать кричала, издавая странные звуки, словно ее пытали, но утром выглядела вполне счастливой, улыбалась и готовила отцу сытный завтрак, особенно по воскресным утрам.

Девушка замерзла, хотя была укрыта четырьмя одеялами и покрывалом. Воздух в комнате не был похож ни на какой другой, даже на тот, какой ей приходилось вдыхать в Шилдсе, когда все заносило снегом, а звук морозных волн, бьющихся о пирс, в их части города напоминал гром. Здесь холод был другой - сырой, пронизывающий, мертвящий. Эмили хотела повернуться, прижаться к его телу, как она прижималась к Люси, чтобы согреться, но боялась разбудить его. Поэтому она лежала не двигаясь; ее тело не выдержало бы еще одну атаку; это было именно атакой! Однако она должна признать, если она правильно помнит, были моменты, когда она отвечала ему...

Неужели она всегда будет так это воспринимать? Неужели так будет каждую ночь? Эмили совсем не ожидала такого. Нет, она не ожидала ничего подобного! Раньше она думала, что кое-что знает об этом, но оказалось, что нет.

Лэрри пошевельнулся, слегка всхрапнул, перевернулся, и его руки нашли ее. Он уютно положил голову ей на грудь, легко коснулся ее губами, выдохнул ее имя: «Эмили. О, Эмили!» Его дыхание снова стало ровным. Он спал.

Медленно, очень медленно тело девушки расслабилось. Потом Эмили подняла руку и положила ему на затылок. Теперь ей было тепло. Она согрелась и задремала. Когда девушка засыпала, ей показалось, что она слышит голос тети Мэри, которая кричит ей: «Тебе еще многому предстоит научиться, девочка! Многому еще придется научиться! Ты только начинаешь жить. Но ты пробьешься, никогда не бойся... никогда не вешай носа!»