Он: (молчит)

Она: «Послушай, дорогой, мы можем пого­ворить?»

Он: «Гмммм».

Она: «Послушай, дорогой...»

Чтобы зря не терять времени и не тратить весь день на разговор с самой собой, приходится усилием воли выкинуть из головы фанаберии уп­рямого идиота и сразу переходить к следующей фазе, когда он, наконец, отложив газету и с выражением лица:

а.) мученическим;

б) взбешенным;

в) каменным и непроницаемым;

г) лицемерно-доброжелательным;

д) подозрительно-враждебным;

е) возмущенным

начал издавать членораздельные звуки.

Она: «Между нами словно черная кошка пробежала, и как-то ты ко мне переме­нился. В чем дело?»

Он: «Ни в чем».

Она: «Как же ни в чем, когда ты переме­нился?»

Он: «Не переменился».

Она: «Еще как! Мне кажется, ты меня раз­любил».

Он: (молчит и пялится в окно).

Она: «Я же с тобой разговариваю! Ответь мне что-нибудь!»

Он: «Что тебе ответить?»

Она: (скрипя зубами. Разговор с самой собой хорош еще тем, что можно скрипеть чем угодно и когда угодно.) «Слушай, ты меня еще любишь? Я для тебя хоть что-нибудь значу?»

Он: (по-настоящему никогда бы так быстро не сдался, но в разговоре с самой собой можно опустить тяжелые и незначимые фрагменты). «Мммм... ну...»

Она: «Говори прямо! Ты меня еще любишь или нет?»

Он: (отчаянно вырывает у нее этого быка и сам берется за рога). «Нет»

Она: «Как это, нет?..»

Он: (уже менее напряженно, так как худшее позади). «А так это. Ты спросила. Я ответил. Нет. Не люблю. Ведь это же и так видно. Я тебя разлюбил».

Она: «Ты хочешь сказать, что я для тебя уже ничего не значу?»

Он: «Вот именно. Это я и хочу сказать».

Она: (прерывает на минуту разговор сама с собою, так как чувствует, что задыхается. Вытирает слезы, переводит дух, немного приходит в себя и продолжает): «И что же теперь будет? Мы расстаемся?»

Он: «Да. Я все обдумал. Так будет лучше. Ра­зойдемся культурно и останемся друзьями».

Она: (в разговоре сама с собой задумывается и принимает вариант номер два, худший).

Он: «...разойдемся, и я тебя знать не знаю. Забудь о моем существовании».

Она: (подумав еще, принимает вариант номер три, еще хуже, чтобы быть готовой ко всему).

Он: «Ты мне уже давно опротивела. Видеть тебя не могу! Убирайся, чтоб духу твоего здесь не было!»

Она: (поскольку хуже уже быть не может, успокаи­вается и переходит к прозе жизни). А али­менты ты мне будешь платить?

Он «Спятила? С чего это я тебе буду пла­тить! Молодая, здоровая баба, иди рабо­тать!»

Она: (будучи несколько ошарашена развитием ситуации в разговоре сама с собой, начинает лихорадочно соображать, что же ей делать и куда податься. Понемногу в ней назревает бунт и начинают проклевываться рациональные мысли).

«Ну уж нет! Работать я моту, по­жалуйста, а вот идти никуда не на­мерена!

Сам убирайся!

И прямехонько к той бабе, ради ко­торой ты меня бросил, подлец!»

Он: (в разговоре сама с собой тут никак нельзя преду­гадать, что он сделает или скажет. Скорее всего от бабы машинально будет отпираться, но все это уже не имеет никакого значения.

Продолже­ние диалога представляется затруднительным).

Немного подготовленная и слегка закаленная приведенным выше разговором женщина мо­жет приступать к прорыву мужеского молчания и выяснению отношений. Для подкрепления рас­шатанной психики неплохо предварительно ку­пить новую шляпку, туфли или еще какую тряп­ку, чтобы иметь про запас ни разу не надеван­ную вещь. Сама мысль об обнове — бальзам для измученной женской души.

Разговор сама с собой, конечно, можно провести, но смысла в нем немного, ибо сразу выс­какивают и торчат со всей очевидностью вопро­сы типа «почему?» и средь них принципиаль­ный: «почему ты меня разлюбил?» Ни одна женщина сама по себе на него не ответит, да и у мужчины возникнут трудности, если, конечно, нет очевидных причин, изложенных нескольки­ми страницами раньше. А значит, выяснение отношений может приобрести характер острый и совсем нежелательный.

В зависимости от темперамента сторон мо­гут пострадать:

· Лицо заинтересованного лица, участвующего в обмене мнениями.

· Одежда лица см. выше.

· Волосяной покров лица см. выше.

· Стеклянная и фарфоровая посуда.

· Долго и заботливо выращиваемые цве­ты в горшках.

· Хорошие отношения с соседями.

· Некоторые не слишком прочные предметы меблировки.

· Безукоризненная до сих пор репутация в глазах закона.

· Черт знает что еще.

И на кой ляд нам вся эта морока с возмещением понесенного ущерба, не говоря уже о расходах?..

Таким образом, момент, чтобы сломить мужское молчание, был мной выбран самый неудач­ный со всех точек зрения, тем самым была ис­порчена не только гусиная печенка, но и креп­кая связь с мужчиной. И правильно меня бросили. Глупость должна быть наказуема.

Меня бросили, экс-мой мужчина проводил меня, стис­нув зубы, домой и с нескрываемым облегчением удалился. Его уже не было. Оказался вне преде­лов досягаемости. И я не могла:

· Закатить ему страшный скандал.

· Задать ему вопросы, настойчиво требуя ответов.

· Припереть его к стенке.

· Расцарапать ему ногтями рожу.

· Разбить о его башку несколько тарелок.

· Предстать перед ним прихорошившейся и искусительной, чтобы предложить бокал вина на прощание.

· Затащить его в постель.

· Рыдать в жилетку.

· Я ничего не могла.

Хотя жилетка, под которой ничего не бьется, кроме нетерпения и враждебности, представляется нам пред­метом, лишенным ценности.

Жи­летке мы должны как минимум нра­виться, чтобы имело смысл проливать в нее слезы.

Мне хотелось забиться в уголок и не дотрагиваться до того узла, что во мне завязался. Или наоборот — мазохистски расковыривать его ма­никюрными ножницами. И ни с кем не разгова­ривать, а если уж и говорить, то никак не о документации. А скорее о типах надгробных плит.

Самой большой трагедией женщин стало равноправие.

Биология, к сожалению, за общим прогрессом не последовала. Сопротивляется почему-то, люди свое, а она свое, и никто ей не указ.

С прискорбием приходится констатировать, что по-прежнему только женщины рожают детей и — мало того — еще и выкармливают их своей грудью, и ни один мужик не собирается этим заняться. Ни один также не рвется браться за то, что традиционно считалось дамской рабо­той. Единственная мука, которой они доброволь­но подвергаются, это — химическая завивка, да и то, где сегодняшней холодной до прежней — горячей!

Одна дама как-то сказала, что ходит в парик­махерскую и делает химию только для того, что­бы пережить неземное наслаждение, когда сни­маешь это горячее железо с головы.

Мужчины весьма благоразумно решились на сию процедуру, только когда она приобрела бо­лее мягкий характер. И можно только позавидо­вать их здравомыслию.

Женщины же, по всей видимости, последний ум растеряли.

Мало им было рождения детей, мало домашних развлечений в виде стирки, готовки и шитья, мало проблем с мужиками, которых надо обслуживать, так еще занялись прямым мазохизмом и решили пойти на службу и зараба­тывать деньги. Таким образом, к традицион­ным занятиям прибавили себе еще модерно­вые.

И вот мы видим счастливую женщину, живущую полной жизнью, прямо-таки нуждающу­юся во всевозможных политических и граждан­ских правах: в одной руке у нее пылесос, в дру­гой — калькулятор, третьей с нежной улыбкой на устах она подливает чаек дорогому мужень­ку, четвертой исправляет ошибку в школьной тетради ребенка, пятой связывает в узел гряз­ное белье, чтобы отнести в прачечную, шестой... погодите, погодите, это какой-то осьминог полу­чается! Да ладно уж, шестой делает себе изыс­канный макияж, седьмой поливает цветочки... Восьмой моет посуду.

Ну, скажем, узел с бельем удастся всучить мужу, хотя они прачечной терпеть не могут. Странное дело, чистая, условно чистая и даже грязная наволочка на подушке не производит на них ни малейшего впечатления, та же самая наволочка, пересчитываемая в прачечной, потря­сает их до глубины души. Удивительное явле­ние. Узел, однако, весит порядочно, что дает нам аргументы. Мужчина, как почти все животные мужского пола, физически сильнее, а даже если это и не так, ни за что в жизни не признается. Вот пусть и таскает.

Ясное дело, существуют честные и благо­родные, которые помогают женщине по дому и на кухне. А вообще непорядок. У нас равно­правие или нет? Равноправие. Тогда почему накухне мужчина помогает женщине, а не на­оборот? Должно быть все поровну. По четным дням она ему помогает, по нечетным — он ей,а о високосных годах, так и быть, спорить не будем.

А раз такой случай, давайте представим себе этот перевернутый мир, где женщина оказывается на месте мужчины, а мужчина — на месте женщины. Вот красотища-то!

Да, есть такие, есть, что и в магазин сходят, и посуду помоют, и картошку почистят, и на родительское собрание в школу пойдут, и сами себе постирают трусы и носки, и даже чай женщине подадут. Все сделают, мрачнея день ото дня, и в конце концов нас разлюбят, ибо вовсе не такая каторга — цель всей их жизни.

Нет, не совсем так: Одни нас разлюбят, а другие на нас женятся.

Тут их сам черт не разберет. Одно ясно: что бы они ни сделали, цель будет одна — избавить­ся от традиционно бабской работы.

Таким макаром женщины с воплями протеста, размахиванием направо и налево белой рабыней, эксплуатацией человека человеком, ущемленным биологическим видом, дискриминацией по половому признаку и прочими подобными бреднями достигли ошеломляющего успеха в виде каторж­ной работы для себя и фантастических льгот и привилегий для мужчин. А последние с огромным здравомыслием, а следует признать, что когда речь идет о том, чтобы избавиться от утомительных обязанностей, они проявляют прямо-таки потря­сающую расторопность, тут же сообразили, в чем дело, ничуть не сопротивлялись и с чувством удов­летворения приняли предложенные им выгоды.

А видя при этом жуткую глупость женщин, перестали их уважать.

Беда женщин в связи с эмансипацией так велика и необъятна, так глубока и всестороння, содержит в себе столько аспектов, что не зна­ешь, с какого боку к ней и подступиться. Своей хронологии эта гадость не имеет, поэтому пройдемся по разделам.

Начнем с самого жестокого и отвратительного.
С денег.

Ладно уж, что там говорить, было время, когда какая-нибудь такая несчастная, даже с солидным капиталом, доступа к нему не имела, так как имуществом распоряжался папенька, супруг, брат, дядюшка или еще какой-нибудь предста­витель явно худшей половины человечества. Но как известно, голь на выдумку хитра, притесня­емые дамы прекрасно приспособились к суще­ствующим порядкам и вытягивали из всех этих господ денежки самыми разнообразными спосо­бами, правда, иногда с удивлением обнаружи­вая, что доить-то уже и нечего, так как те тоже умеют транжирить. Весьма прискорбно. Понят­но, такое положение дел следовало изменить, что и было сделано.

Но получив право распоряжаться собственностью, надо было на этом и остановиться, а не лезть очертя голову дальше.

Мужчины в прежние времена знали, что должны зарабатывать на дом, семью и детей, еще на случайные связи с дамами известного поведения, а также на всякие прочие собственные хобби и развлечения. Ну, и зарабатывали, как миленькие, ведь им и в голову не могло прийти, что может быть как-то иначе. Они по природе своей ленивы и консервативны. Так все и шло привычным путем. И вдруг — вот радость-то — эти глупые бабы по своей соб­ственной воле кинулись освобождать их от обя­занностей, перекладывая всю тяжесть на соб­ственные плечи.

Надо сказать, удалось. Переложили.

Таким образом, приобрели обязанности наравне с мужчинами и, хочешь не хочешь, теперь женщины вынуж­дены:

· Получать образование и профессию.

· Вставать в шесть утра и спешно выбе­гать из дому, невзирая на погоду и са­мочувствие.

· Заставлять себя обдумывать вопросы, чуждые вашей натуре, а то и просто от­вратительные.

· Контактировать с людьми, которых тер­петь не можешь.

· Держать язык за зубами.

· Поджимать хвост.

· Заниматься хищениями, злоупотребле­ниями и созданием недостачи.

· Принимать молниеносные решения, что для каждой особи женского рода высшего порядка является сущей пыткой. (Для осо­бей низшего порядка — это не проблема, например, для атакующей пантеры.)

· Портить с таким трудом раздобытую одежду в общественном транспорте.

· Считать.

(Здесь следует обратить внимание на явление таинственное и необъяснимое. Из ста женщин считать умеет максимум одна, как редчайшее исключение на некоторые сотни приходится две, из ста мужчин считать умеют девяносто восемь. Исключения только подтверждают правило. И ведь во всех расчетных отделах, кассах, банках, бухгалтериях и прочих счетных заведениях сидят женщины. Вкалывают эти несчастные в поте лица и совершенно справедливо полагают, что их труд тяжелее, чем у шахтеров в за­бое. А значит и должен лучше оплачи­ваться. И правильно, шахтер делает свое дело, то, что умеет, они же — совсем на­оборот. Во всем этом нет ни малейшего смысла. И кто подобный идиотизм выду­мал? Не иначе, как какой-нибудь ярый антифеминист!..)

· Короче говоря, зарабатывать деньги.

Да еще при всем при этом женщины докатились до такой стадии кретинизма, что если ка­кая-нибудь может работать на производстве и зарабатывать деньги, но не делает этого, счита­ют ее законченной дурой.

Вообще-то зарабатывание денег само по себе дело весьма приятное. Свои собственные заработанные можно потратить на что твоей душе угодно и даже ко всеобщему осуждению растранжирить. Однако тут возникает один недостаток: проявля­ется некая отвратительная и крайне обремени­тельная черта — чувство ответственности.

И тут в душе страшный конфликт, который все разрастается и превращается в настоящий ураган. Шляпка или счет за телефон?.. Летний костюмчик или арматура для раковины, что вчера окончательно накрылась?.. Скромненькая накидка из норки или ремонт в ванной?.. Пер­чатки или мясо на обед?..

Надо сказать, в последнем случае любая женщина, даже сверхответственная, предпочтет пер­чатки, ведь от еды только толстеешь. И совер­шенно правильно сделает.

Чувство ответственности, как таковое, заложено в женщинах самой природой, но ограничи­вается только элементами, биологически ей при­сущими. А именно — детьми. Чрезвычайно ред­ко случается, чтобы женщина, вьнося из горящего дома тефлоновую сковородку и новые туфли, забыла о детях, сладко спящих в колыбели. Столь же редки случаи, когда она забывает забрать сво­их чад из детсада, забывает об их ветрянке, обеде и вообще существовании. Дети закодированы в ее подсознании. Ребенок, оставленный дома, гло­жет ее не меньше, чем пираньи в реках Южной Америки, и может совершенно отравить удоволь­ствие от бала в Венской опере. Ребенок, самосто­ятельно разогревающий обед после школы, зас­тавляет ее кидаться к телефону во время:

· — конференции на высшем уровне;

· — операции желчного пузыря и сердечно­го клапана;

· — ревизии в ювелирном магазине;

· — продажи билетов в железнодорожной кассе пассажирам, чей поезд отправля­ется через сорок секунд;

· — забега на сто метров для женщин на Олимпийских играх;

а также любых других занятий.

Вот, пожалуй, клинический случай:

Во время различных конных состязаний на ипподроме раз двадцать в сезон из громкоговорителя раздается отчаянный призыв к некоему папаше, чей маленький Павлик ожидает в секре­тариате. Старики не упомнят, чтобы подобный призыв хоть раз был обращен к матери, которая в вихре азарта позабыла о своем Павлике на­прочь. И не думайте, пожалуйста, что мамаши бывают на ипподроме реже. Кому как не мне, завсегдатаю, это знать.

Ответственность за Павлика при­суща матери биологически.
Я же говорила, что биология от­стает!

Все остальное — совсем наоборот. Точно так же биологически мамаша уверена, что за все остальное должен отвечать мужчина. Собственная ответственность только портит ей характер.

Сражаться с биологией не рекомендуется. Ре­зультаты могут быть самыми плачевными. Пока еще в этой борьбе никто не победил, а если и победил, то только себе навредил, впрочем, так ему и надо.

Вне всякого сомнения, не иначе как дьяволом подсказанная идея самой зарабатывать день­ги родилась где-нибудь на кухне во время уто­мительной домашней работы. Возможно, у хо­зяйки как раз что-нибудь на плите убежало.

И хозяйка размечталась. Сидит она себе элегантно одетая и причесанная с изысканным ма­кияжем в каком-нибудь учреждении, вокруг — только взрослые люди, которые не размазыва­ют по лицу слезы грязными руками, ревя при этом во все горло, иногда —даже мужчины, которым она совсем не обязана штопать носки и гладить рубашки... (И никто ее не заставит, даже если на них все, как корова жевала!) Обя­занности ее строго ограничены, тюкает себе спокойненько на машинке, перекладывает бу­маги из одной стопочки в другую, бумажки ле­гонькие, беленькие, не кипят, не пригорают, есть не просят и мыть их не надо, восемь часов сплош­ного удовольствия, отдыха и спокойствия. И за все это ей еще и заплатят! Ну скажите по сове­сти, кто о таком счастье не мечтал?!..

Воображение — вещь непредсказуе­мая и практически безграничная — могло нарисовать и другие картины.

Вся дорогая семейка за столом: ребенок опрокинул на себя тарелку супа, муж требует соли, второй ребенок отказывается есть морковь, в кухне подгорают сырники; а почему бы все то же самое не делать за деньги? Официантка! Ка­кая прекрасная профессия! Не хочет дурашка моркови — и не надо; суп разлили — можно подтереть с вежливой улыбочкой и таким при­ятным сознанием, что менять одежду сопляку и стирать ее будет кто-то другой. А что там подгорает, ее вообще не касается; и за такое удоволь­ствие еще и деньги платят!..

Или вот еще: делает она анализы в лаборатории, всякие химические опыты, интересные и приятные, ну, разве что запах слишком силь­ный; а то раскраивает ткань, что-нибудь новень­кое придумывает или ухаживает за ноющим и стенающим болваном не сутки напролет, а всего несколько часов и получает за это бешеные день­ги. Разве не рай?! И какого черта она даром мучается, сидя дома?!..

Вот такие-то голубые мечты и привели к известным нам последствиям. Только проклятое воображение не учло одной мелочи.

Рай — раем, удовольствие — удовольстви­ем, но собственный-то дом, муж и дети никуда не делись. Благоприобретенная профессия от­нимает свои восемь часов, преодоление про­странства между местом жительства и местом работы тоже требует времени, итого будет ча­сов девять. В жалкий остаток, что эмансипиро­ванная женщина сэкономит от светового дня, ей надо затолкать:

· — уборку квартиры;

· — как минимум обед и ужин, если у нее хватило ума спихнуть на кого-нибудь завтрак;

· — покупку продуктов — и здесь возблаго­дарим Господа, что в родной стране кон­чился очередной государственный строй (от слова «очередь», если кто не понял);

· — постирушку;

· — и еще несколько мелочей.

Женщине не остается времени на себя.

Но об этом подлое воображение не сказало ни слова. Не предостерегло. Не продемонстрировало портрет запущенной кикиморы с вися­щими патлами или клоком соломы на голове, с обломанными ногтями, с увядшей, но зато с обильными морщинами кожей и прочими пре­лестями, что так щедро нас украсили. Ни звука не проронило о платье, которое, конечно, не кра­сит человека, но женщину может вконец изуро­довать. В общем, надуло нас самым подлейшим образом.

Надо признать, погорели мы основательно.
А что хуже всего, мужчи­ны воспользовались случаем момен­тально и всесторонне.

Особы с безразлично каким уровнем интеллекта, но зато с инстинктом выше средне­го не только справляются с вышеописанным катаклизмом, но даже кое-что при этом выигрывают. Прежде всего:

1. В рамках педагогической деятельности снимают со своей шеи детей. Ребенка надо подготовить к жизни, а значит, он должен уметь:

а.) мыться сам, включая уши;

б) одеваться сам, включая правильное со­поставление петель и пуговиц;

в) приготовить себе завтрак из продук­тов, не угрожающих здоровью, и даже его съесть;

г) попасть из школы прямо домой, не вы­искивая по дороге дополнительных раз­влечений на свою и нашу голову;

д) понять, хотя бы приблизительно, зачем ходить в школу и почему ему все-таки лучше эту школу окончить. Задача, ко­нечно, не из легких, но достижимая;

е) выполнить примитивные домашние обязанности, как то:

— вымыть за со­бой тарелку и стакан, не разбив при этом ни один из предметов, а также поместить извозюканные

— грязью;

— соком;

— яйцом всмятку;

— маслом от заглотанных в спешке шпрот;

— пастой из ручки;

— смазкой от случайно встреченного бульдозера

предметы гардероба в корзину для грязного белья, а не на подоконник среди только что принесенных из магазина продуктов, или под стопку книг и тетрадей;

ж) собственноручно и эффективно вычи­стить свои ботинки;

з) и прочее в таком роде.

2. Используя изощреннейшие приемы, по­степенно или же одним ударом приуча­ют и заставляют мужчину делать абсо­лютно то же самое, что и ребенка. Сверх программы, неумеренно восхищаясь его физической силой, склоняют к занятию тяжелой атлетикой, то есть делать по­купки. Речь идет, естественно, о простых и однородных продуктах, ведь ничего другого мужчина купить не в состоя­нии. В конце концов, нельзя же от него требовать слишком много.

3. Беспощаднейшим образом избавляются от глубоко укоренившегося атавизма — чувства долга, а следовательно, прини­мают во внимание, что:

а.) принадлежащий ей мужчина — не па­ралитик;

б) у него имеются две функционирующие руки и в придачу две ноги;

в) над конечностями возвышается голо­ва, а в ней расположено устройство, называемое мозгом;

г) устройство информирует его, что:

— он голоден;

— ему нужны чистые трусы и рубашка;

— все это ему должна предоставить женщина;

— а фигушки, женщины под рукой нет, так как она отправилась на работу;

— если даже и есть, то категорически от­казывается от предоставления услуг;

— человек может продержаться без еды сорок дней, но при этом неважно себя чувствует;

— что же до трусов и рубах, то в грязном виде они обычно производят дур­ное впечатление;

— нужно что-то делать.

После безрезультатных попыток склонить женщину к выполнению обязанностей, которые перестали быть ее обязанностями, устройство предлагает несколько аварийных вариантов: