Лекция VI

ПОСКОЛЬКУ мы предположили, что перформатив не настолько разитель-но отличается от констатива — первый успешен или неуспешен, второй истинен или ложен, — мы начали рассматривать проблему, как определить перформатив более точно. Первыми были предложены критерий грамматики, критерий словаря или и того, и другого вместе. Мы отметили, что определенно не существует ни одного абсолютного критерия подобного рода и что, весьма вероятно, вообще невозможно задать даже список возможных критериев; более того, они определенно не разграничивали бы перформативы и констативы, которые являются зачастую одним и тем же предложением, используемым в различных случаях как употребления обоих видов — и пер-формативов, и констативов. Дело казалось безнадежным, если бы мы продолжали подыскивать критерии к употреблениям в том виде, как они есть.

Но, тем не менее, некий тип перформатива, который мы использовали в наших первых примерах, имевший глагол в первом лице единственного числа настоящего времени изъявительного наклонения активного залога, кажется, остается предпочтительным для нас: по крайней мере, если произнесение слов есть совершение какого-либо действия, то «я», «активный залог» и «настоящее время» кажутся наиболее подходящими для этой цели. Хотя на самом деле перформативы реально вообще не похожи на разновидность глагола, стоящего в этом «времени»; в случае с этими глаголами имеется существенная асимметрия. Эта асимметрия как раз является довольно точно характеризующей длинный список перформативно-подобных глаголов. В этом случае, видимо, следует сделать следующее:

(1) составить список всех глаголов, обладающих этой особенностью;

(2) предположить, что все перформативные употребления, которые фактически отличаются от предпочитаемой нами формы — начинающейся с «Я х, что», «Я χ плюс инфинитив» или «Я х», — могут быть «редуцированы» к этой форме и приобрести вид того, что мы можем назвать эксплицитным перформативом.

ТЕПЕРЬ СПРАШИВАЕТСЯ: так ли уж легко — и даже: возможно ли — все это проделать? Сравнительно легко допустить существование определенных вполне нормальных, но совершенно иных употреблений первого лица в настоящем времени активного залога даже с этими глаголами, которые ведь с таким же успехом могут быть констативными или дескриптивными, то есть настоящее время этих глаголов может быть хабитуальным «историческим» (квази) настоящим или настоящим продолженным. Но тогда, как я вкратце отмечал в конце предыдущей лекции, возникают дальнейшие трудности: мы отметили из них три наиболее типичных.

(1) «Я оцениваю» или, возможно, «Я считаю», кажется, можно отнести и к кон-стативам, и к перформативам. Что же они такое на самом деле? И то, и другое?

(2) «Я утверждаю, что», кажется, удовлетворяет нашим грамматическим или квазиграмматическим требованиям — но хотим ли мы его включать в перфор-мативы? Наш критерий, таков как он есть, кажется, обладает опасностью включения неперформативов.

(3) Иногда говорить что-то, кажется, является характерным для того, чтобы совершить что-то, например, оскорбить человека или упрекнуть его в чем-то, — но ведь нет такого перформатива «Я оскорбляю тебя». Наш критерий не охватывает всех случаев «делания» чего-либо, потому что «редукция» к эксплицитному перформативу не всегда оказывается возможной.

Давайте тогда более подробно остановимся на самом выражении «эксплицитный перформатив», который мы ввели, скорее, явочным порядком. Я противопоставлю его «первичному перформативу» (скорее, так, нежели неэксплицитному, или имплицитному, перформативу). В качестве примера напишем следующее:

(1) первичный перформатив: «Я там буду»,

(2) эксплицитный перформатив: «Обещаю, что буду там»,

и мы сказали, что последняя формула делает его эксплицитным — но что это за действие, которое совершается при помощи употребления, то есть «Я там буду»? Если кто-то говорит: «Я там буду», мы можем спросить: «Это что — обещание?» Мы можем получить ответ: «Да» или «Да, я обещаю это», в то время как ответ может быть и иным: «Нет, но я собираюсь быть там» (выражающий или объявляющий о намерении) или же «Нет, но я могу предвидеть, зная свою слабость, что я (возможно) там буду».

Теперь мы должны сделать два заявления: «эксплицирование» — не то же самое, что описание или утверждение (по крайней мере в том смысле, в каком предпочитают употреблять это слово философы) того, что я делаю. Если «эксплицирование» подразумевает это, то pro tanto³⁰ оно является плохим термином. Ситуация в случае действий, которые являются нелингвистическими, но похожими на перформативные употребления в том, что они являются осуществлением конвенционального действия (в нашем случае — ритуального или церемониального), складывается примерно следующим образом: предположим, я, стоя перед вами, низко кланяюсь; при этом может быть неясным, выражаю ли я свое почтение вам, или, скажем, я наклонился, чтобы лучше разглядеть какое-то растение, или облегчаю себе процесс пищеварения. Говоря в целом, для того, чтобы прояснить, что имеется конвенциональное церемониальное действие и какое именно (например, выражение почтения), надо взять за правило включать в него особый характерный признак, например, приподнимание шляпы, или прикосновение лбом к земле, прижимание руки к сердцу, или даже произнесение какого-либо звука или слова, к примеру «Салам». И вот употребление «Салам» всего лишь описывает совершение мною действия выражения почтения, не более чем тот факт, что я снимаю шляпу, и также некоторые произносимые слова (хотя мы к этому еще вернемся), говорящие «Я вас приветствую», более описывают мое совершение действия, чем произнесение слова «Салям». Осуществить эти действия или употребить эти слова — значит разъяснить, как должно быть воспринято или понято это действие, что это за действие. И это же касается выражения «Я обещаю, что». Оно не является дескрипцией, потому что: (1) оно могло бы быть истинным или ложным; (2) произнесение слов «Я обещаю, что» (если оно успешно, конечно) превращает высказывание в обещание, причем в недвусмысленное обещание. Теперь мы можем сказать, что такая перформативная формула, как «Я обещаю», проясняет то, как следует понимать, что говорится; и можно даже предположить, что формула «утверждает, что» обещание было дано; но мы не можем сказать ни того, что такие употребления являются истинными или ложными, ни того, что они являются описаниями или сообщениями.

Во-вторых, менее важное предупреждение: заметьте, что, хотя в этих употреблениях мы имеем дело со словом «что», следующим после глагола, например «обещаю», или «нахожу», или «объявляю» (или, возможно, таких глаголов, как «оцениваю»), мы не можем относиться к этому как к «косвенной речи». Слово «что» в косвенной речи, или oratio obliqua,³¹ имеет, конечно место, когда я сообщаю о том, что кто-либо другой или я сам когда-то где-то говорил, например, типичный случай: «Он сказал, что...», но возможно также: «Он обещал, что...» (или здесь двойное использование слова «что»?) или: «На странице 465 он заявил, что...». Если это ясное понятие,³² то мы видим, что «что» в oratio obliqua не во всем похоже на «что» в наших эксплицитных перформа-тивных формулах: здесь я не сообщаю о своей собственной речи в первом лице единственного числа настоящего времени изъявительного наклонения активного залога. Конечно, совсем необязательно, чтобы глагол, относящийся к экцплицитному перформативу, следовал непосредственно перед словом «что»; в важном числе классов за перформативным глаголом следует инфинитив или вообще ничего не следует, например, «Прошу меня простить», «Я вас приветствую».

И вот есть одна вещь, которая кажется по меньшей мере менее загадочной — как из анализа ее лингвистического строения, так и из ее собственной природы внутри эксплицитного перформатива. Она состоит в том, что исторически с точки зрения эволюции языка эксплицитный перформатив должен был развиться позднее, чем определенные более первичные употребления, многие из которых по меньшей мере имплицитно уже представляют собой перформативы, включенные в большинство эксплицитных перформативов как части в целое. Например, «Я буду...» появилось раньше, чем «Я обещаю, что буду...». Правдоподобный взгляд (я не знаю точно, как его можно обосновать) состоял бы в том, что в примитивных языках было еще не ясно, еще нельзя было разграничить, какие действия из того разнообразия (используя позднейшую терминологию) того, что мы могли бы делать, мы делаем на самом деле. Например, «Бык» или «Гром» в примитивном языке однословных употреблений³³ могло бы быть и предупреждением, и информацией, и предсказанием, и т. д. Также представляется правдоподобным, что эксплицитное разграничение различных сил, которые может иметь данное употребление, является позднейшим достижением языка, причем весьма значительным; примитивные, или первоначальные, формы употребления будут сохранять «амбивалентость», или «двусмысленность», или «затемненность» примитивного языка в этом отношении; они не будут делать эксплицитной точную силу употребления. Это может иметь свою выгоду, но усложнение и развитие социальных форм и процедур само внесет необходимое прояснение. Но заметим, что это прояснение является настолько же креативным актом, как открытие или описание. И оно состоит в той же мере в производстве ясных дистинкций, как и в прояснении уже существовавших дистинкций.

Одна вещь, тем не менее, которую будет наиболее опасно делать и которую мы чрезвычайно склонны делать, это воображать, что мы каким-то образом знаем, каким должны быть первоначальные, или примитивные, предложения, что они должны быть непременно утвердительными, или констативными, как это имеет место в предпочтительных философских представлениях, согласно которым простое употребление чего бы то ни было должно претендовать лишь на истинность или ложность и не должно рассматриваться в плане чего бы то ни было еще. Мы определенно не знаем, так это или нет, не больше чем, например, о том, берут ли все употребления свое начало из слов-клятв; и гораздо более правдоподобным выглядит, что «чистое» утверждение — это цель, идеал, к которому в своем градуальном развитии стремится наука, точно так же как она стремится к идеалу точности. Язык как таковой и на своих примитивных стадиях не является ни точным, ни эксплицитным: точность в языке проясняет то, что было высказано, — его значение; эксплицитность в нашем смысле проясняет силу употребления или (в определенном смысле; см. ниже) «как его следует понимать».

Эксплицитная перформативная формула, более того, лишь последний и «наиболее успешный» из огромного числа речевых приемов, которые всегда использовались с большим или меньшим успехом для того, чтобы осуществить одну и ту же функцию (точно так же как измерение и стандартизация были наиболее удачным приемом, когда-либо введенным для развития точности речи).

Рассмотрим ряд наиболее примитивных приемов речи, некоторые из которых (хотя, конечно, не без изменений и потерь, как мы увидим) были приняты на вооружение экпслицитным перформативом.

1. Наклонение

МЫ УЖЕ говорили о таком чрезвычайно распространенном и обычном приеме использования повелительного наклонения. Оно управляет употреблением «команды» (или призыва, или разрешения, или уступки и всего что угодно!). Так, я могу сказать «Закройте» во многих контекстах:

«А ну закройте!» напоминает перформатив «Я приказываю вам закрыть».

«Вы бы закрыли!» напоминает перформатив «Советую вам закрыть».

«Ну ладно, закройте» напоминает перформатив «Разрешаю вам закрыть».

«Очень хорошо, тогда закройте ее» напоминает перформатив «Я согласен, чтобы вы закрыли».

«Ну, рискните закрыть» напоминает перформатив «Я обрекаю вас на риск закрыть».

Или, опять-таки, мы можем использовать вспомогательные глаголы:

«Вы можете закрыть ее» напоминает перформатив «Я даю вам разрешение, я согласен с тем, чтобы вы закрыли».

«Вы должны закрыть ее» напоминает перформатив «Я приказываю, я советую вам закрыть ее».

«Вам следует закрыть ее» напоминает перформатив «Я советую вам закрыть ее».

2. Интонация, каденция, эмфаза

(Точно ТАК ЖЕ как использование сценических ремарок, например «угрожающе» и т. д.). Примеры такие:

Он сейчас набросится! (предупреждение) Он что, сейчас набросится? (вопрос) Он же сейчас набросится?! (выражение протеста)

Эти особенности разговорного языка невоспроизводимы адекватно в письменной речи. Например, мы пытались передать интонацию, каденцию и эмфазу протеста, используя вопросительный и восклицательный знаки (но это очень скудные средства). Пунктуация, курсив и порядок слов мало могут помочь, эти средства слишком грубы.

3. Наречия и наречные словосочетания

НОВ ПИСЬМЕННОМ ЯЗЫКЕ —и даже в устном до некоторой степени, хотя не до такой, — мы обращаемся к адвербиальным фразам и идиомам. 1ак, мы можем определить силу высказывания «Я буду», добавив «возможно» или — в противоположном смысле — «безусловно»; мы можем подчеркивать (с целью напоминания или с какой-либо другой), написав «Будет правильно с твоей стороны, если ты всегда будешь помнить...». Больше можно было бы сказать о возникающих здесь связях между тем, как намекают, дают почувствовать, начинают издалека, подводят к выводу, сообщают, «выражают» (скверное слово); все это, несмотря на существенные различия, включает в себя употребление одних и тех же словесных приемов и перифраз. Мы вернемся к важной и разнообразной отличительной черте этих явлений во второй половине наших лекций.