Зависть и тайна

И идет себе время, идет…

Я всегда любила идти навстречу идущей с базара бабушке. Увижу ее издали – и аж захожусь от радости и бегу, бегу… Она дает мне поднести творожок в белой хрусточке или там пяток яичек в кулечке. «Осторожно неси, осторожно». И я молитвенно несу, стараюсь. Но на этот раз бабушка была на себя не похожа, прогнала меня, не дала ничего, влетела во двор, села, едва дыша, и кричит: «Катя! Катя!» Мама вышла с мыльными руками до самых подмышек – у нее большая стирка.

– Катя! Я такое тебе скажу, такое… – задыхаясь, говорит бабушка. – Ты чула (в смысле «слышала»)? Они, оказывается, живут друг с другом, – она посмотрела на меня. – Иди, детка, отсюда, иди. – И я отхожу и прячусь за угол, чтоб все слышать. – Ну, мать Лизки Петренчихи и ее майор… Живут и спят почти с самых похорон и собираются жениться.

Я не вижу маминых глаз, но я так хорошо их знаю. Они у нее небольшие, но абсолютно круглые, такой фасон. И когда она удивляется, они делаются у нее в высоту больше, чем в ширину. Они становятся как бы поперек лица. И мама становится смешная, похожая на сиамскую кошку, которая хочет спрыгнуть с комода.

– Мне сорок восемь, – говорит бабушка, – мы с колченогой ровесницы, а сколько ж зятю, не знаешь?

– Знаю, – говорит мама, – он учился с Николаем (мой отец), значит, ему тридцать три…

– Это ж надо такое взять в голову! Пятнадцать лет разница. И без ноги…

Бабушка как‑то так надолго задумалась, что мне стало важно увидеть ее лицо, и я вышла из‑за угла. Стоило того! У бабушки было опрокинутое лицо, оно как бы все смотрело не на нас, а на что‑то в себе, что‑то глубокое, еле видимое. Но ей явно плохо удавалось видеть это нечто (слово «нечто» – курсивом) глазами, развернутыми на девяносто градусов.

– Ну, – сказала мама, – если б не нога, то она ведь красавица. Просто она махнула на себя рукой из‑за Лизки, ходила, как старуха. А она красивее покойницы в сто раз. И опять же Вальку кто растил, пока Лизка тешила свою дырочку?

– Но смела бы я такое сделать? – гневилась бабушка, так, видимо, и не сумев понять, что там внутри ее сверкануло разом горячим светом и куда‑то делось.

– У тебя муж! Ты что? – закричала мама. – Какие могут быть сравнения? Просто на голову такое не наденешь!

Но бабушка посмотрела на нее так (так – курсивом), а потом и на меня так (курсивом), что я поняла, что мне из рук в руки передали некую тайну, некий фокус‑покус, и, может, когда‑нибудь я чего‑нибудь и пойму в этом бабушкином смятении.

Молодые «старики» поженились и уехали из нашего городка. И фиг бы я стала это рассказывать, если б однажды не приблизилась к горячему бабушкиному секрету, переданному мне самым быстрым способом – взглядом.