Округ Юма, штат Аризона, США. Примерно до девяти вечера всё было тихо, никакого движения вокруг

Примерно до девяти вечера всё было тихо, никакого движения вокруг. Телевизор тоже никаких новостей о местных событиях не передавал, Си-эн-зн транслировала некий невнятный репортаж из Москвы, сопровождаемый кадрами, показывающими омоновские патрули на улицах, бронетехнику и военных. Затем несколько раз показали трупы, просто лежащие на асфальте. Говорили о насилии в городе, показали мэра, что-то говорившего в микрофон, но исключительно как иллюстрацию к репортажу — что сказал мэр, так и осталось за кадром. Я чуть было не кинулся вновь звонить жене, но вовремя спохватился — в Москве ещё шесть утра, спят они. Попозже их наберу.

Затем нечто неприятное пришло с улицы. Откуда-то со стороны крошечного аэропорта Уэлтона, где я учился недавно вождению самолёта, донеслись звуки стрельбы, причём с применением автоматического оружия, а затем там поднялся столб чёрного дыма, словно горел целый грузовик покрышек. Наблюдал я это уже из своего двора, куда вылетел как по тревоге. А ведь я там учился, на этом самом аэродроме. Я вытащил из кармана мобильный, нашёл в списке номеров Дейва, инструктора по лётной подготовке, и нажал клавишу вызова. Если он в курсе, то узнаю, что случилось, а если нет, то расскажу про дым и стрельбу — сойдёт за дружеское беспокойство.

Однако телефон Дейва не отвечал, а сразу переадресовывал на голосовую почту. Или выключен, или вне зоны покрытия, или следует предполагать худшее.

— Что там случилось? — спросила меня через низкий забор соседка — коротко стриженая полная женщина лет сорока, работавшая менеджером в местном «Кей-Марте»[7].

— Не знаю… — мотнул я головой. — Стрельба, потом что-то загорелось.

— Ой… — всплеснула руками соседка. — Если там разбился самолёт, то у меня будет депрессия. Я не могу даже думать об этом.

В противовес словам говорила она вполне спокойно, даже чуть равнодушно. Я заподозрил, что упоминание депрессии должно было что-то символизировать в её словах, например, степень её участия в чужом горе. Или просто привычка вроде условного рефлекса — «происшествие, депрессия, психоаналитик, чек, прозак». Или рецепт на успокоительные, на которые подсела уже половина американских домохозяек.

Она ушла в дом, но меня окликнули с другой стороны — из дома напротив вышел Том Райли, ещё один сосед. Владелец небольшой строительной компании, высокий, тощий и седой, он придерживался ковбойского стиля в одежде, почти никогда не снимая со своей стриженой головы белый «стетсон». Но здесь, в Аризоне, это вовсе не экзотика, так что никого он этим не удивлял.

А сейчас этот его образ укрепляла винтовка с рычажным затвором, словно сошедшая с экрана вестерна, которую он держал на сгибе руки. Я бросил взгляд на её ресивер из синеватой стали — на нём было выдавлено слово «Марлин» и калибр — «.44 магнум». Под револьверный патрон винтовка, для «ковбойских игр».

Первый вопрос, который Том задал, тоже был о том, что случилось на аэродроме. После того, как я сознался в незнании, он сказал, что у него свояк работает в полиции Юмы и якобы он сообщил, что в городе было несколько случаев очень странного насилия, странность которого состояла в том, что во всех случаях кто-то пытался кусаться. И зачастую с немалым успехом — покусанных было много. Я согласился, что это более чем странно — один случай ещё понятно, но несколько в один день… А заодно рассказал о своём разговоре с братом жены.

Том задумался, посоветовал мне быть осторожнее и ушёл в дом. А я посмотрел на темноту, опустившуюся на улицу, и тоже решил не маячить. Со стороны шоссе доносились разноголосые завывания полицейских и пожарных сирен: стрельба и пожар на аэродроме незамеченными не остались.

Я ещё потоптался во дворе, глядя в ту сторону, но через пару минут захлопнул за собой дверь в дом, а затем начал собирать вещи. Хотя что там собирать? Полечу без багажа, чтобы не зависеть от его перевалки во всем этом бардаке. Ноутбук, куртку со свитером, потому что в Москве ещё холодно, что-то почитать в дорогу, ну и деньги с документами. Всё в один рюкзак, и ничего больше.

Что ещё можно сделать? Спать лечь? Не усну, весь на нервах. Кофе пить до утра? Не дело, мне ещё потом лететь чуть не сутки, если все пересадки посчитать, обалдею от кофе. Вновь кинул взгляд на часы… нет, рано ещё звонить. Интернет!

К вечеру новостные сайты России начали давать больше информации. Сайты официальных медиа давали её скудно, больше обещая навести порядок в ближайшее же время, заодно умалчивая о самой сути проблемы. А вот сайты независимые говорили прямо — что-то произошло, и из-за этого «чего-то» начали подниматься мертвецы. И эти мертвецы жаждут нашей плоти, крови и всего прочего, возможно, вплоть до имущества. Как в дурном кино.

И ещё в сети были видеоклипы. Теперь их было много, были они подробными и детальными, по крайней мере большинство из них, и простора для толкования событий они уже не оставляли. В следующие полтора часа я забыл обо всем, просматривая их один за другим. Но уже через четверть часа свято уверовал в то, что всё сказанное в этих новостях — чистая правда. А когда осознал, то ощутил, как ледяная волна рванула у меня по всей спине, а волосы самопроизвольно зашевелились.

Сюжет фильмов ужасов наяву. И не только в Москве — сообщения идут со всей России и из большинства стран мира. Тоже в обход официальных каналов, тоже отрывочно и эпатажно, но говорили об одном и том же. Мёртвые встают, мёртвые едят живых. Их можно вторично убить выстрелом в голову. Или треснув чем-то тяжёлым по этой голове — так, чтобы она совсем в лепёшку, а иначе никак.

Снова пожалел, что не съездил на эту самую толкучку, не привёз оттуда нелегально приобретённого оружия, провезя его при этом через границу штата. Второе, кстати, уже преступление федеральное.

И ещё все говорили, что укус такого зомби влечёт за собой смерть с последующим возрождением. Промежуток между смертью и воскрешением не больше пяти-семи минут. Укушенный мертвяком умирает через разные промежутки времени — зависит от места и размера раны, близости к основным сосудам и ещё каких-то особенностей организма. Но умирают в ста процентах случаев. И всегда — чтобы восстать.

Так. А что здесь сегодня делается, в округе Юма? Что за выстрелы и кого в таком количестве везли в больницу? Я быстро нашёл сайт местной газеты — «Юма Сан», влез в новостную ленту — «Последние местные новости». Сразу четыре сообщения о драках, укусах и стрельбе полиции. «Подозреваемый убит». «Подозреваемый убит». А не много ли для одного дня, да ещё для такого захолустья, пусть и не самого спокойного? И вот эти укусы опять… Пострадавшим оказана помощь, некоторые в больнице, а некоторые отпущены домой — те, что отказались от госпитализации. Интересно, они сами-то заинтересовались таким большим количеством кусающихся? Или не догадались? Так, а в «Локал видео» у нас что? Вот ссылка, как раз под баннером местных «Одноклассников»… «Трахни в сорок лет ту, которая не дала на выпускном»…

Ролик под названием «Беспорядки возле Рузвельт элементари». Ох… «Элементари» — это же начальная школа… Пока я дождался буферизации всего ролика, глядя на крутящуюся шкалу в центре маленького экрана, у меня начали руки трястись, хоть я сам себя и успокаивал: «Случись что с детьми — уже об этом бы в каждой новости писали». Но дети тема такая — мало кто трезвое соображение сохраняет. Это уже генетика наша бунтует.

Наконец буферизация закончилась, закрутилось видео. В кадре несколько полицейских активно и часто стреляли в двух окровавленных людей, пытавшихся подняться по ступенькам школьного крыльца. Попало в этих двоих множество пуль, не один десяток, и было заметно, что свалились они от выстрелов в голову — попадания в тело никакого видимого эффекта не произвели. Одному пули как минимум дважды попали в лицо, сбивали его с ног, но он поднимался и шёл дальше. Ну и какие сомнения, кто туту нас завёлся? И как много пройдёт времени до того, как «отказавшиеся от госпитализации» жертвы укусов радикально сменят имидж? А неотказавшиеся?

Нет, я всё понимаю, конечно, так не бывает, но понимаю и другое — будешь настаивать, и тебе кранты. Поэтому настаивать не следует, надо принимать реальность такой, какова она есть, каким бы идиотизмом это ни выглядело.

Всё! Мне край надо улететь с утра. Край! Любыми средствами! И я не хочу думать о том, что может случиться, если события выйдут из-под контроля. Карантин? Да запросто введут, причём запрет на перелёты станет первым шагом. Не хочу, мне к жене и детям надо. В Москву. Домой. В МОЙ дом, потому что этот, где я сейчас, не мой.

Там у нас дом как крепость. Там вокруг все свои. Там своя территория, в конце концов. В доме в Москве есть оружие. Два дробовика и патронов штук триста или даже больше, точно не помню, но я регулярно пополнял запас. А Володя сегодня… чёрт, звонить пора!

Маша ответила после второго гудка.

— Любимая! Это я. Как вы?

— Мы нормально. Но по телевизору такое передают…

Голос спокойный, но она нервничает — я её хорошо знаю. У неё вообще так — если нервничает, то голос ещё спокойнее становится, ругается — на шёпот переходит, вместо того чтобы кричать.

— Здесь тоже началось, — сказал я в ответ. — Боюсь, как бы не объявили карантин. Похоже на эпидемию.

— Что за эпидемия, если трупы встают? — удивилась она. — Это же конец света. Уже вся Москва знает, что происходит.

Голос какой-то уставший, но вроде даже не испуганный. Это я один тут трясусь? Мне туда надо, к ним…

— Нет, это не конец света, это эпидемия, — ответил я. — И с ней справятся. С эпидемиями всегда справляются, даже во всяких Африках, а ты не в Африке, и я сейчас тоже не в Африке.

— Не похоже. Я звонила Ленке и Марине. — Это она перечислила своих лучших подруг. — Они говорят, что в городе страшно находиться, там стреляют и на улице трупы попадаются, так и лежат на дороге, где их убили. Они обе видели ходячих мертвяков своими глазами. В городе паника начинается, много погибших.

— Вы не в городе, — чуть успокаивающим тоном сказал я. — А я к вам приеду. Дождитесь меня, никуда не выходите из дома. Он у нас лучше всякой крепости.

Это верно. Строились мы не как в Америке, из картона и деревянных реек. Стены в три кирпича, могучие решётки на обоих этажах, сейфовые двери с распорками во все стороны — знаем, где живём. В такой ОМОН не вломится запросто, со всеми приданными средствами, не то что зомби. Главное, чтобы воды и еды хватало. Об этом я и заговорил.

— И как ты приедешь, если объявят карантин? — Голос у неё дрогнул — кажется, может заплакать.

— Ты меня не знаешь? — намеренно удивился я. — Я хоть раз в жизни в таком обманывал? Если сказал, что приеду, то приеду, пусть карантин, пусть война, пусть что угодно.

Она прерывисто вздохнула, в трубке зашуршало.

— Милая… — окликнул я её. — Золотая моя, слушай внимательно. Слушаешь?

— Слушаю. — Голос и вправду вновь изменился, стал собраннее.

— Записать сможешь?

— Смогу. Уже пишу.

Ага, вот она где сидит — в библиотеке, за моим письменным столом, если ручка с бумагой под рукой. Пускай делом займётся, это её отвлечет.

— Пиши. Как можно больше продуктов вам надо. Сколько получится купить, на все деньги, таких, что можно долго хранить. Сама не езди, на тебе дети — пусть скатается Володя. Он в армии служил, стрелять должен уметь.

— Я сама съезжу, мне не трудно, — чуть возмутилась она.

Это мы самостоятельные и самые смелые. Нет, я не смеюсь, но иногда проявляются эти качества не вовремя.

— Не вздумай! — надавил я. — У вас двое детей и беременная. Вдвоём из дома ни шагу никуда. Понятно? Никуда! Даже во двор! Обещай мне!

Тут надо сразу в атаку — упрямая она до жути. Если не сумею убедить — так и поедет в магазин.

— Хорошо.

Уф! Голос злой, но согласилась. Дальше легче будет. Если пообещала, то так и сделает.

— Отлично. Ему нужно оружие, и тебе тоже. Доставайте наши стволы из сейфа. Себе возьми «Эф-Эн», который самозарядный, ты с ним хорошо справлялась. Потренируйся, убедись, что ничего не забыла. Держи поближе к себе, но подальше от детей. Запоминаешь?

— Запоминаю. Давай дальше.

— Пусть всегда будет заряжено, и прицепи на приклад пластиковый патронташ, он тоже в сейфе лежит. И пусть в нём всегда будут запасные патроны.

— А как его цеплять? — озадачилась она.

— М-м… брата попроси, он сразу сообразит, — ответил я. — «Помпу» отдай ему, и тоже пусть держит поблизости и всегда заряженным. Поедет за продуктами — пусть берёт с собой. Боится милиции — плевать, просто спрячет, но так, чтобы под рукой было, и больше без оружия ни шагу. Поняла?

— А ты как там?

— Тут стволов полно, и всё легально, не проблема, — приврал я. — Уже всё в порядке.

Она в такие мелочи влезать не будет. Есть, значит, есть, о чём ещё говорить?

— Хорошо. Что ещё?

— Вода и генератор. Пусть Володя посмотрит, что там с соляркой. Вроде бы полный бак, да и в сарайчике под крыльцом полная бочка. Её неплохо бы затащить в дом.

— Зачем? — удивилась Маша. — Она же тяжеленная!

— Затем, что лучше будет не выходить на улицу вообще.

— Как «вообще»? — удивилась она.

— Так. Буквально. Ты понимаешь, что мертвяки могут оказаться возле вас в любую минуту? А не мертвяки, так кто-то другой. Пока всё не уляжется, лучше сидеть в доме.

— Думаешь?

Странно, но такую возможность она не рассматривала, судя по всему.

— Уверен, — спокойно ответил я. — Поэтому после поездки за продуктами из дома не выходить. По возможности — вообще. Заприте калитку и ворота на замок, чтобы случайные люди или твари не забрели. Дрова из сарая надо все перетаскать в дом. Трудно, понимаю, но надо. Это камин, отопление и даже свет на случай чего.

— Ты думаешь, что отключат? — заметно испугалась жена.

— Не знаю, но готовым нужно быть ко всему. Всё нужное должно быть в доме. Вода. Нужно как можно больше воды. Наполните питьевой все бутыли, у нас четыре штуки в подвале, хорошо, что отвезти не успел. Теперь вот пригодились. Если вода продолжает течь, то воду из них сливайте и наливайте заново. Так будет лучше. Понятно?

— Понятно. Диктуй дальше.

— Сейчас. Ты, главное, помни, что дом у нас — настоящая крепость. Пока вы внутри, вам никто угрожать не может, в нём вы в полной безопасности.

Я диктовал ей ещё минут десять, затем попросил к телефону Володю и повторил ему то же самое, слово в слово. Говорил про то, что не следует афишировать своё присутствие в доме. Что не выходить без нужды на улицу, но если кто-то вышел, то кто-то должен быть у дверей с ружьём, чтобы прикрыть в случае чего. Рассказал про задёрнутые навсегда шторы, про то, что в бассейне надо закрасить стекла, чтобы с улицы невозможно было заглянуть внутрь. Иначе кто угодно сможет разбить стекло и войти — у нас нет там решётки, а главная защита — стальная дверь между бассейном и домом. И тогда находящихся внутри отрежет от главного запаса воды. Потребовал отключить подогрев воды, слить из бассейна нынешнюю, с химикатами, и налить просто свежей и холодной, отключив подогрев, чтобы не зацвела. А затем накрыть полиэтиленом, чтобы не испарялась зря. Шестьдесят пять кубометров воды можно там хранить. Море! А мыться — и в ванных, и под душем, пока вода есть. В общем, готовиться надо к самому плохому. Будет лучше — ну и замечательно, зато если всё так и будет, то ты себя не раз по голове погладишь за предусмотрительность.

Заставил его подтвердить, что он умеет управляться с пистолетом. Про дробовики я и так знаю: он вместе с нами из них стрелял. В общем, наставил задач выше башки, но он всё воспринял правильно — почувствовал, что дело пахнет керосином.

Date: 2015-12-12; view: 374; Нарушение авторских прав