Бабушка Редберд

Сильвия поприветствовала солнце с радостью, благодарностью и такой легкостью на сердце, какой не испытывала уже многие годы, даже тем утром, когда столкнулась с Ауроксом и предпочла гневу и ненависти любовь и прощение.

Ее дочь погибла, и хотя Сильвия до конца этой жизни будет чувствовать боль от этой утраты, она знала, что та наконец освободилась от пустоты, в которую превратилась ее жизнь. Линда покоилась в Потустороннем мире с Никс, счастливая и довольная. И от этого знания пожилая женщина улыбнулась.

Сидя в доме за верстаком в мастерской, она напевала древнюю колыбельную чероки и перебирала травы, камни, нити и кристаллы. Выбрав длинную тонкую стрелу зубровки, она перевязала травинкой букетик засушенной лаванды. На рассвете она станет петь солнцу, а очищающий дым зубровки и успокаивающий аромат лаванды смешаются с солнечным светом и окутают ее.

Пока Сильвия связывала травы в пучок, ее мысли перешли с биологической дочери на Зои, дочь ее духа.

— Ах, у-вет-си-а-ге-я, как же я по тебе скучаю, — тихо произнесла она. — Сегодня на закате я позвоню. Будет так приятно услышать твой голос.

Внучка была еще юна, но щедро одарена Богиней, и хотя это означало, что на Зои лежит непростая в ее возрасте ответственность, дары Никс также свидетельствовали о том, что Зои обладает талантом справиться с трудностями, сопряженными с этими обязанностями.

Следом Сильвия переключилась на Аурокса, парня-зверя. Или же зверя-парня? Не замедляя движений рук, бабушка покачала головой:

— Нет, я буду верить в лучшее. Я назвала его тсука-ни-с-ди-на. Бык, а не зверь. Я видела его, смотрела ему в глаза, утешала, когда он плакал от горя и одиночества. У него есть дух, душа, а значит, есть и выбор. Я буду верить, что Аурокс выберет Свет, даже если в его душе навсегда останется кусочек Тьмы. Никто из нас не бывает целиком добрым. Или злым.

Сильвия закрыла глаза, вдыхая сладкий аромат трав.

— Великая Мать-Земля, укрепи хорошее в этом парне и помоги ему укротить тсу-ка-ни-с-ди-ну.

Закончив связывать пучок, Сильвия снова начала напевать. Только переплетя траву с лавандой до конца, она поняла, что напевает уже не колыбельную, а совсем иной мотив: «Песню для женщины, храброй в бою».

По-прежнему сидя, Сильвия задвигала ногами, отбивая четкий ритм в такт переливам своего голоса.

Осознав, что делает, она замерла и опустила взгляд на руки. Среди зубровки и лаванды голубела нить, вытянутая и сплетенная из настоящей бирюзы. Сильвии все стало ясно.

— Пучок Богини, — благоговейно прошептала Сильвия. — Спасибо тебе, Мать-Земля, за это предупреждение! Мой дух услышал тебя, а тело подчиняется твоему велению!

Медленно и торжественно бабушка встала, прошла в спальню и сняла ночную сорочку. Открыв шкаф из небеленой сосны, Сильвия достала свое самое ценное убранство — накидку и юбку с запахом, которые сшила сама, когда носила Линду.

Оленья кожа состарилась и сидела на стройном теле бабушки Редберд слегка мешковато, но по-прежнему оставалась гладкой и мягкой. Зеленый цвет мха, которого с таким трудом добивалась Сильвия, смешивая цвета при покраске наряда, остался таким же ярким даже через тридцать с лишним лет. Не оторвалась ни одна ракушка или бусина.

Заплетая седые волосы в длинную толстую косу, Сильвия начала петь «Песню для женщины, храброй в бою» вслух.

Она вставила в уши серебряные серьги с бирюзой, и голос ее звучал то громче, то тише в такт топоту босых ног, пока она одно за другим надевала на шею ожерелья из бирюзы, и их вес был знакомым и приятным.

На изящных запястьях Сильвия застегнула браслеты из бирюзы, а тонкие ленты серебристого и бирюзового — всегда бирюзового — цветов обмотала вокруг рук от запястий до локтей. Только потом Сильвия Редберд взяла свой пучок трав и длинную коробку деревянных спичек и вышла из спальни.

Она позволила Духу вести ее. Дух не повел ее к бурному ручью за домом, где она обычно встречала рассвет. Бабушка Редберд осталась на своем широком крыльце.

Продолжая следовать инстинкту, она подожгла траву. Ловкими отточенными движениями Сильвия принялась окуривать себя запахами зубровки и лаванды. И только когда она, по-прежнему распевая боевой гимн знахарок чероки, оказалась полностью окутанной дымом, из Тьмы перед ней возникла Неферет.