Глава 24. Ричард уже давно понял, что совершил серьезную ошибку, переспав со своей ассистенткой

Ричард уже давно понял, что совершил серьезную ошибку, переспав со своей ассистенткой. Это изменило решительно все, и теперь он расплачивался за свою слабость: Кимберли неотступно преследовала его, требуя повторения.

Ричарду оставалось только сожалеть, что он связался с этой дурой. Кроме того, он продолжал досадовать на себя из‑за того, что он притащил Ким домой, где их чуть не застукала Саммер.

Правда, Саммер ничего ему не сказала, но это вовсе не значило, что она ни о чем не догадывается. Саммер была умной и наблюдательной девочкой, и она все поняла — в этом Ричард почти не сомневался. Несколько раз ему хотелось попросить Саммер не рассказывать матери о том, что Кимберли была у них дома, но он сдерживался — это было бы равносильно открытому признанию вины. Ему оставалось только надеяться, что Саммер будет держать язык за зубами.

Однажды утром она спустилась вниз, когда он завтракал.

— Рик, не мог бы ты поговорить с мамой?

— О чем? — сдержанно спросил он.

— Я, видишь ли, хотела бы остаться в Лос‑Анджелесе насовсем. Мне совсем не хочется в Чикаго.

— Так поговори с ней сама.

— Меня она даже слушать не будет, — убежденно сказала Саммер. — И потом, в последнее время мы постоянно ссоримся.

Но если ты ей скажешь… — И она просительно улыбнулась ему.

— Ну хорошо, я попробую, — неохотно согласился Ричард.

— Спасибо, Рик, ты самый лучший! — Она чмокнула его в щеку и убежала.

Именно в этот момент Ричард понял, что Саммер держит его на крючке.

Очередь актеров, явившихся на прослушивание к Мику Стефану, двигалась на удивление быстро. Мик никогда не отличался особенным терпением, поэтому если с первых же секунд у него не возникало ощущения, что претендент ему подходит, он выскакивал из‑за стола и, указывая на дверь длинным пальцем, орал: «Достаточно! Следующий!» После этого неудачник пулей вылетал из кабинета, а на его месте тотчас же появлялся другой актер, — появлялся, чтобы уже через несколько секунд тоже оказаться в приемной.

Никки, наблюдавшая за этой напоминавшей расправу процедурой, была потрясена до глубины души. Мик определенно не был похож ни на кого из известных ей режиссеров. Темп был его религией. Делай то, что должен делать, «и быстро — этого принципа он придерживался неукоснительно, нимало не заботясь тем, чьи чувства он при этом задевал.

На один из таких просмотров Никки пригласила Ричарда, но он высидел всего двадцать минут и сбежал в возмущении.

— Нельзя так обращаться с людьми и надеяться дожить до старости, — сказал он ей впоследствии. — Твой Мик — просто псих. Он дождется, что кто‑нибудь из актеров подстережет его в укромном уголке и всадит в него всю обойму из пистолета сорок пятого калибра.

Но Никки с ним не согласилась, главным образом потому, что это был ее фильм и она чувствовала себя обязанной поддержать Мика. Кроме того, она понимала, что режиссер и продюсер должны быть единомышленниками — иначе у них ничего не выйдет.

— Он так работает, — возразила она мужу. — И работает успешно. В конце концов, у каждого есть свой собственный метод!

Но Ричард только презрительно пожал плечами.

Беспокоило Никки и то, как Лара отреагирует на экстравагантные выходки Мика. Как бы она ни утешала себя, режиссер определенно принадлежал к той породе людей, к которым надо сначала привыкнуть. Сумеет ли Лара преодолеть себя, или амбиции суперзвезды возьмут в ней верх, и она, фыркнув, развернется на сто восемьдесят градусов? Исключать подобный вариант не следовало. Несмотря на устное согласие, Лара еще не подписала контракта, и, следовательно, ничто не мешало ей отказаться. Впрочем, Никки надеялась, что до этого не дойдет, хотя Квинн, агент Лары, продолжал тянуть резину, явно дожидаясь возвращения своей клиентки из Хэмптона. Никки звонила ему каждый день, но всякий раз он под тем или иным предлогом уклонялся от решающей встречи. Ему определенно не хотелось, чтобы Лара снималась в малобюджетном фильме, от которого не приходилось ждать ничего, кроме возможных неприятностей. Не последнюю роль сыграло, видимо, и то обстоятельство, что Лара дала свое согласие, не посоветовавшись с агентом.

Никки не сомневалась, что, как только Лара прилетит в Лос‑Анджелес, Квинн попытается отговорить ее от участия в съемках» Возмездия «. Поэтому он и не спешил с контрактом.

О боже! Что она будет делать, если Лара пойдет на попятную?

Несколько раз Никки пыталась поговорить с Миком.

— Послушай, — втолковывала она режиссеру, — я вовсе не хочу сказать, что у Лары бывают приступы звездной болезни, но все‑таки постарайся обращаться с ней повежливее. Как‑никак, она делает нам одолжение.

— Как это — повежливее? — спросил ее Мик, щурясь от дыма собственной сигареты.

— Очень просто… Для начала — Лара не переносит табачного дыма. И ей очень не понравится, если ты будешь дымить на площадке.

Мик ухмыльнулся.

— Во‑первых, это не табак, а какая‑то безвредная смесь, что‑то вроде морских водорослей. Во‑вторых, я не курю, когда работаю, так что одной долбаной проблемой меньше. Что‑нибудь еще?

— Еще твой язык. Не мог бы ты не употреблять особенно забористых словечек, когда будешь работать с ней?

— Ты что, с ума сбрендила? — Мик довольно улыбнулся, ему нравилось поддразнивать Никки. — Я буду относиться к ней так же, как к любому другому актеру. Для меня звезд не существует.

Если твоя Лара будет ломаться, я выгоню ее к чертовой матери и заменю кем‑нибудь другим. Ясно?

— Только этого мне не хватало! — простонала Никки. — Тогда выгони и меня заодно. Я этого заслуживаю.

Ричард тоже не оставлял Никки в покое: с завидным упорством он твердил Никки, что она выбрала не того режиссера.

— Я навел справки, — сообщал он с самым мрачным выражением лица. — Мик Стефан — настоящий буйнопомешанный.

Ты с ним еще наплачешься.

— Но ты же видел его работы, — парировала Никки. — И не можешь отрицать, что он — талантлив, по‑настоящему талантлив!

— Это я — талантлив, — без ложной скромности заявил ей Ричард. — А он — просто псих. Скажи, разве нормальный человек станет носиться по площадке как угорелый и орать на своих актеров? Я же так не делаю.

— Я считаю, что надо дать ему шанс, — не соглашалась Никки. — В конце концов, я — продюсер и всегда могу его заменить.

— Отличное решение! — откомментировал Ричард, презрительно оттопыривая губу. — Ты хоть представляешь себе, во что оно обойдется? Уволить режиссера в процессе съемки!.. Должно быть ты забыла, милочка, что твое» Возмездие»— малобюджетный фильм, и твоя главная задача — сделать так, чтобы он таковым и остался. Если уволишь Мика, вылетишь в трубу. Ты и так уже наделала ошибок. Например, зачем ты уговорила Лару играть главную роль в этой твоей бодяге? Ей это совершенно не нужно, да и тебе тоже.

— Я ее не уговаривала! — вспыхивала Никки. — Она сама захотела…

— Это, конечно, совершенно меняет дело! — фыркал Ричард, возмущенно закатывая глаза. — Ничего, сама увидишь, что будет, когда она встретится с этим твоим нечесанным хиппи и он попробует ею покомандовать!

Такие диалоги происходили между ними почти каждый день, и, хотя Никки старалась не оставлять за Ричардом последнего слова, в глубине души она сознавала, что он просто озвучивает ее собственные страхи. Но Никки не сдавалась.

— Все будет хорошо, — убеждала она его — и себя тоже. — Вот увидишь!

— Приходится надеяться, — отвечал Ричард и мрачно вздыхал. — Хотя бы ради тебя…

Были у Никки и другие заботы…

Так, Мик уговорил ее взять на роль насильника небезызвестного Айдена Сина. Это было довольно рискованно — Айден был человеком несговорчивым, резким, не всегда приятным в общении. У него не было даже так называемого отрицательного обаяния, однако Никки сразу поняла, почему выбор Мика пал именно на него, и в глубине души она не могла не одобрить его решения. У Айдена был стиль, который был всегда при нем, даже когда он играл отъявленных негодяев. Никки специально просмотрела несколько отрывков из его фильмов и нашла, что таких отталкивающих типов она еще не видывала, поэтому для этой роли он был почти идеален. Беспокоило ее другое. Насколько ей было известно, Айден Син неоднократно лечился от наркомании, а Никки не могла считать стопроцентно надежным человека, который когда‑то не мог обходиться без героина. Правда, по слухам, в последнее время за ним ничего такого замечено не было, но никто не мог поручиться и за то, что в разгар съемок Син не бросит все и не вернется к своим привычкам.

Таким образом, единственным козырем Айдена Сина было то обстоятельство, что он стопроцентно подходил на эту роль.

— А ты сможешь с ним справиться? — спросила Никки, прежде чем дать свое согласие.

— Я? — Мик ухмыльнулся. — Я способен справиться с армией муравьев, марширующих по твоей сладенькой попке.

— Не забудь, что у нас весьма ограниченный бюджет, — напомнила Никки, проигнорировав его недвусмысленный выпад. — Мы не можем позволить себе переснимать фильм заново, если с Айденом что‑нибудь случится.

— Не забуду. — Мик демонстративно зевнул. — Ты напоминаешь мне об этом по несколько раз на дню.

— Я буду повторять это до тех пор, пока сей факт не отложится у тебя в мозгах, — отчеканила Никки холодно.

— Знаешь, ты мне нравишься, — заявил Мик с таким видом, словно только что понял это. — Ты явно знаешь, чего хочешь, хотя у таких сексуальных цыпочек, как ты, мозги обычно бывают не больше горошины. Интересно, как тебе пришло в голову снимать фильм?

— Пусть это тебя не волнует, — отрезала Никки. — Твое дело — сделать фильм в срок и по возможности в рамках бюджета. Ясно?

Мик пожал плечами. Ему давно было все ясно.

На следующий день Саммер проснулась необычайно рано и успела перехватить Никки прежде, чем она ушла.

— Как твое кино, мам? — спросила она с самым невинным видом. Заспанная, в измятой фланелевой пижамке, Саммер выглядела очаровательно и мило.

Никки внимательно посмотрела на дочь. Вняв совету Ричарда, в последнее время она старалась не давить на нее. Перевоспитать Саммер за месяц каникул она все равно не могла — надеяться на это было бы глупо. Все равно через несколько недель Саммер улетит к отцу, так зачем портить ей отдых, а себе — нервы? И все же, где‑то в глубине души Никки хотелось, чтобы они с Саммер стали ближе друг другу.

— Кино? Нормально. Даже хорошо. А что? — Вопрос застал Никки врасплох. Насколько она помнила, Саммер впервые проявила хоть какой‑то интерес к ее делам.

— Просто я подумала, как это здорово — заниматься подобными вещами, — ответила Саммер, но в душу Никки тем не менее закралось подозрение, что дочери от нее что‑то надо. Несмотря на это, слова Саммер ей польстили.

— Да, пожалуй, — согласилась она.

— Ричард говорил мне, что вы подписали контракт с самим Айденом Сином, — продолжала Саммер, провожая мать до двери.

— Да, — кивнула Никки, роясь в своей сумочке в поисках ключа от машины. — Одобряешь?

— Еще как! — Саммер закатила глаза. — Я бы отдала все что угодно, лишь бы встретиться с ним!

«Так вот в чем дело! — поняла Никки. — Гм‑гм…» Она сама неплохо помнила те годы, когда влюблялась в киногероев. Одно время ее кумиром был Роберт Редфорд, потом она обожала Аль Пачино и ревела как дура, когда был убит Джон Леннон.

— Мы пока еще не снимаем, — сказала она. — Но, когда начнем, ты можешь прийти на площадку.

— Это было бы шикарно!

— Ладно, мне пора, — сказала Никки, в последний раз проверяя сумочку и обнаруживая ключи в одном из кармашков. — Какие у тебя планы на сегодня?

— Да ничего особенного… — уклончиво ответила Саммер.

— А именно? — тут же насторожилась Никки.

— Позагорать, прошвырнуться по магазинам. Я должна встретиться с подружкой. Ее зовут Тина, она мне все покажет.

— Отлично. — Никки одобрительно улыбнулась.

— Так оно и есть, — кивнула Саммер и улыбнулась. — Спасибо, мам…

— За что?

— Не знаю… Так просто. Мне здесь очень нравится.

Выходя за дверь, Никки почувствовала, как у нее становится теплее на душе. Когда Саммер хотела, она могла быть замечательной дочерью.

Вечером того же дня Никки и Ричард ужинали в уютном итальянском ресторанчике в Малибу. Ричард никак не мог расстаться со своей ролью наставника и продолжал пичкать Никки советами относительно того, как делать кино.

— Думай что угодно, — не выдержала она наконец, — но я знаю, что и как делать.

— Сомневаюсь. — Ричард бросил на стол скомканную салфетку. — У тебя в компании ненормальный режиссер, актернаркоман и капризная кинозвезда, с которой ты никак не можешь подписать контракт. С таким набором можно остаться без штанов.

— Спасибо, — ровным голосом отозвалась Никки. — Ты даже не представляешь себе, как ты меня подбодрил!

Вернувшись домой, они легли в постель, каждый строго держался своей половины кровати. По телевизору передавали шоу Дэвида Леттермена, но никто из них не взглянул на экран.

«Этот фильм плохо действует на мой брак, — грустно размышляла Никки. — Он разделяет нас, уводит далеко друг от друга. С этим нужно срочно что‑то делать!».

К сожалению, поделать она ничего не могла. Ей оставалось только продолжать начатое. Продолжать и надеяться на лучшее.

Когда Ричард и Никки лежали в постели, думая каждый о своем, Саммер обходила ночные клубы на Стрипе. Каникулы оказались просто ошизительными! Как хорошо, что Ричард убедил Никки поумерить свой воспитательный пыл и оставить ее в покое. Она это заслужила — после всего, что было в Чикаго, один ее папаша чего стоил!.. Ах, если бы она только могла переехать в Лос‑Анджелес насовсем!

В «Вайпаруме», клубе Джонни Деппа на Сансете, она увидела Джеда, Тину и еще нескольких знакомых парней и девчонок, которые сидели в самом дальнем углу. Все они были либо пьяны, либо закинулись и торчали. Саммер присоединилась к ним, закурив сигарету с марихуаной. Что бы такое учинить, размышляла она. Тот же вопрос был написан и на лицах у остальных.

— О господи! — неожиданно воскликнула она. — Смотрите, кто пожаловал!

— Кто? — спросила Тина, вытягивая шею.

— Айден Син и Мик Стефан, — ответила Саммер, провожая взглядом обоих знаменитостей, направившихся прямиком к бару. Мик Стефан был долговяз и неуклюж; Айден Син же производил впечатление человека, который никогда в жизни не ел досыта — настолько он был худ. За ними тотчас же увязалась какая‑то огненно‑рыжая девица в черном обтягивающем платье — «трубе»и вишнево‑красных лакированных ботинках на толстой платформе. Судя по ее неуверенным движениям, она была явно «на взводе».

— Подумать только — они оба здесь! — пробормотала Саммер, чувствуя, как от волнения кровь прихлынула к щекам. — Я хочу с ними поболтать!

— Ничего не выйдет, — заметила Тина рассудительно. — Вы даже не знакомы.

— Подумаешь! — ответила Саммер в приливе бесшабашной решительности. — Айден будет играть в фильме, который снимает моя мать, а Мик — ее режиссер, так что нельзя сказать, будто мы совершенно не знакомы. Хочешь, пойдем вместе? — предложила она, сверкая горящими голубыми глазами.

— Нет, — ответила Тина с достоинством. — Я никогда не снимаю мужчин. Обычно они снимают меня.

— Это правильно, — пробормотал Джед, раздосадованный тем, что Саммер уходит. Впрочем, по большому счету, ему было все равно — Джеду, как всегда, не хватило одной затяжки, и он мысленно подсчитывал свои финансовые возможности.

— Ну тогда я одна подойду к ним! — С этими словами Саммер выскочила из‑за столика и, прежде чем кто‑либо успел ей помешать, бросилась через весь зал к знаменитостям.

Айден Син интересовал ее больше, поэтому она и обратилась прямо к нему.

— Привет, — сказала Саммер, вставая рядом и глядя прямо на актера.

Айден не обратил на нее никакого внимания, зато рыжая девица, почуяв конкуренцию, сразу окрысилась на Саммер.

— Исчезни, белобрысая, — зашипела она, ощерив неровные, испачканные помадой зубы.

— А ну, цыц! — неожиданно прикрикнул на нее Мик, сдвигая на кончик носа очки и внимательно рассматривая несовершеннолетнюю красотку с капризными пухлыми губками и невинными голубыми глазами.

— Хочешь выпить, куколка?

У Саммер было с собой поддельное удостоверение личности, которое ей дал Джед, так что она ничем не рисковала.

— Мартини, — сказала она. Саммер знала, что мартини считается крутой выпивкой.

— Сейчас будет, — сказал Мик, облизнув свои тонкие, словно резиновые губы.

— Спасибо. — Саммер небрежно кивнула, продолжая в упор смотреть на Айдена, который, казалось, совершенно ее не замечал. Это было обидно. Она‑то рассчитывала, что он бросится на нее, как только увидит. То, что Мик явно заинтересовался ею, ее нисколько не грело: Саммер нужен был Айден, а не этот близорукий страус.

Впрочем, три мартини спустя она переживала свою обиду уже не так остро. Правда, у нее здорово кружилась голова, а перед глазами все расплывалось, но это было ничего… Вот только Айден по‑прежнему плевать на нее хотел. Ну ничего, она найдет способ повернуть все по‑своему или… поквитаться с ним.

Между тем дело шло к закрытию. Подошедший к Саммер Джед потянул ее за руку и сказал, что им пора домой.

— Я сам отвезу ее домой, — отрезал Мик.

— Ничего не выйдет, приятель, — сказал Джед, проявив неожиданную твердость. — Я должен…

— Я в п‑порядке… — пробормотала Саммер, чудом сумев сосредоточиться. — Мик за мной присмотрит.

Джед нехотя отошел.

— Завтра бу‑будет жутко б‑болеть голова! — хихикнула Саммер. — Как всегда, после мартини… Но я люблю м‑мартини!

— Я знаю чудное средство против похмелья, — шепнул Мик и хитро подмигнул.

— Какое же? — отважно спросила Саммер.

— Пойдем в мой лимузин, и я тебе покажу, — пообещал Мик.

Идти с ним? Или не идти?..

А почему бы и нет? Если она пойдет с Миком, может, и Айден в конце концов заметит, что она существует?

— О'кей, — кивнула Саммер, с трудом удерживаясь, чтобы не икнуть. — Пошли…

— Пошли, — эхом отозвался Мик.

И, натыкаясь на столики, они зашагали к выходу.

К двадцати одному году у меня уже была репутация мужчины, который знал, как доставить удовольствие женщине. А в Голливуде оказалась тьма‑тьмущая баб с туго набитыми кошельками, которые были не прочь провести время с парнем, у которого в самом деле стоит.

У меня уже была собственная квартира, новенький «Корвет»и — самое главное — много постоянных клиенток, которые щедро оплачивали мои услуги. Со стороны могло показаться, что я живу — как сыр в масле катаюсь, и все‑то у меня есть, но это было не так. Яне получил того, чего мне больше всего хотелось.

А хотел я стать кинозвездой.

Из‑за этого мне приходилось жить двойной жизнью. В моей квартире даже было два платяных шкафа — в одном висели роскошные костюмы, купленные мне благодарными клиентками, в другом — джинсы, майки, спортивные джемперы.

С одной стороны, я был классным мальчиком по вызову, племенным жеребцом, хреном моржовым, который за крутые бабки ублажал развратных голливудских коров. С другой стороны, я был никому не известным скромным парнем, который днем бегал в актерскую школу вместе с официантками и рабочими с заправочных станций.

У меня даже была подружка — очень милая девчонка по имени Марджи, — которая не знала о моей тайной жизни ровным счетом ничего. Она считала, что я — сын состоятельных родителей. Я ее не разубеждал.

Марджи нравилась мне своей наивностью и неиспорченностью.

Абсолютное большинство девушек, с которыми я сталкивался в Голливуде, были уже, что называется, тертыми. Все они когда‑то побеждали в конкурсах красоты или в чем‑то подобном, что давало им определенные надежды, но везло, в конечном счете, единицам. Остальные же оказывались сначала в особняке «Плейбоя», потом — на панели и в конце концов загибались с передозы или кончали свои дни в психушке.

Марджи была совсем другой. Она жила с родителями в Вэли, и я знал, что подростком она снималась в каком‑то детском сериале.

Потом ее карьера неожиданно прервалась, и сейчас — в девятнадцать — она предпринимала отчаянные попытки вернуться в кинобизнес.

Нам было хорошо вместе. На моей памяти это был первый случай, когда я получал настоящее удовольствие от близости с женщиной, которая не платила мне ни цента.

Среди моих клиенток была некая Элайза фон Штойбен, которая, как я полагал, могла оказаться весьма полезной в осуществлении моей мечты. Элли была замужем за крупным продюсером Максвеллом фон Штойбеном, у которого были практически неограниченные возможности. Оставалось только намекнуть Элли, что мне от нее нужно.

Мы встречались с ней два раза в неделю в роскошных апартаментах на верхнем этаже небоскреба на бульваре Уилшир. Я понятия не имел, кому принадлежит эта квартира; ясно было только, что не Элли, поскольку никаких личных вещей здесь не было.

— Это твой скворечник? — спросил я однажды.

— Нет, — коротко ответила она, не добавив больше ни слова.

В свое время она, должно быть, была настоящей красоткой.

Даже сейчас, в пятьдесят с небольшим, она все еще могла кружить головы. Мне она рассказывала, что муж не спит с ней вот уже несколько лет.

— На мой взгляд, он слишком любит извращения, — поделилась она как‑то, впиваясь мне в спину своими длинными, похожими на птичьи когти ногтями. — Он предпочитает девочек по вызову, так почему я не могу позволить себе развлечься на стороне?

«Конечно, можешь, — подумал я. — Особенно до тех пор, пока ты платишь мне по пятьсот баксов за сеанс».

Но такие «откровенные» разговоры случались у нас редко: Элли была очень деловой дамочкой. От меня ей нужны были не разговоры, а секс — как можно больше и как можно чаще. За это она и платила: на тумбочке возле кровати всегда лежали пять новеньких, хрустящих банкнот по сто долларов. Должно быть, она думала, что это меня возбуждает.

Что ж, секс так секс. Это я умел, и умел хорошо. Готов поспорить, что ничего подобного она не получала за всю свою жизнь.

Со временем Элли стала рекомендовать меня своим знакомым, и моя клиентура существенно расширилась, причем все это были женщины из высших кругов. Голливудские вдовы, как я иногда называл их про себя. У большинства из них мужья, конечно, имелись, но чисто номинально; ни одна не получала от своих супругов ни ласки, ни внимания, а я готов был дать им все, в чем они так нуждались.

И все они теперь были моими. Жена знаменитого режиссера.

Бывшая жена кинозвезды. Развратная старая агентша. Деньги для них ничего не значили — эта публика уже привыкла тратить сотни и тысячи на удовольствия.

Однажды я спросил Элли, не может ли она помочь мне с карьерой.

— Я уже помогла тебе, — спокойно ответила она. — Я нашла тебе клиенток больше, чем ты в состоянии обработать.

— Я имею в виду не эту карьеру, — ответил я.

Она сжала мою мошонку своими холеными пальцами.

— Надеюсь, ты не хочешь стать актером, милый? — спросила она почти ласково. — Все актеры — дрянь, шваль, мусор. К ним все так и относятся. А в сексе ты король — так оставайся королем.

Откровенно говоря, я рассердился на нее за то, что она так несерьезно отнеслась к моей мечте. Тем же вечером в актерском классе я разыграл с Марджи одну сценку и сорвал аплодисменты.

Хлопали не только студенты, но и преподаватели.

Потом мой преподаватель, пожилой актер с гривой длинных седых волос и желтой, морщинистой кожей, отвел меня в сторонку.

— Тебе пора обзаводиться агентом, парень, — сказал он. — Ты готов. Больше мы при всем желании не сможем тебе дать.

Это были первые слова одобрения в моей жизни. К тому же я знал, что старик говорит искренне — с нами, учениками, он всегда был откровенен и прям, порой даже чересчур. И вот теперь он сказал мне, что я могу играть профессионально. И, черт меня возьми, я действительно мог!

Мне надо было принимать решение — важное решение, но я почти не колебался. Я готов был бросить все второстепенное и сосредоточиться на главном, но для этого нужны были деньги, много денег.

К этому времени у меня уже был небольшой счет в банке; кроме того, я снял депозитную ячейку, в которой хранилось несколько тысяч наличными, но этого было недостаточно.

В конце концов я решил, что еще шесть месяцев буду обслуживать женщин, откладывая каждый доллар. Потом я поставлю на этом бизнесе жирный крест и заживу нормальной жизнью. Может быть, я даже женюсь на Марджи, куплю маленький домик в Вэли, заведу ребятишек…

Для начала я попытался расспросить Элли об агентах, но она велела мне убрать язык, достать член и заняться своим делом.

Видно, в глубине души она презирала меня. А может, и себя тоже.

Как бы там ни было, ее грубость мне не понравилась. Я даже хотел ей отомстить, но не успел. Однажды вечером, когда я «занимался своим делом», нас застукал Максвелл фон Штойбен.

— Господи Иисусе! — завопил он, когда увидел нас на кровати.

Элли как раз обвивала ногами мою шею, а я балансировал над ней, задрав к потолку голый зад. — Господи Иисусе! И эта шлюха моя жена?!

— Твоя жена — шлюха? — закричала Элли, ловко вывернувшись из‑под меня. — Да как ты смеешь говорить такое мне? Всем известно, что ты не пропускаешь ни одной юбки!

Пока они так переругивались, я начал потихоньку собирать свою одежду. Не забыл я и пятьсот баксов, которые Элли, как всегда, оставила на тумбочке.

В какой‑то момент Максвелл фон Штойбен перестал поливать свою женушку и переключился на меня.

— Кто ты такой?! — заорал он. — Кто ты такой, черт тебя возьми?

Так я ему и сказал!

— Убирайся из этого города, и чтобы я тебя никогда больше не видел! — пролаял он. Рожа у него при этом сделалась такой красной, что я испугался, как бы старину Макса не хватил удар.

Быстро одевшись, я выскочил за дверь.

Элли обычно звонила мне каждый понедельник и назначала дни встреч, но в следующий понедельник я так и не дождался звонка. Ни одна ее подруга не позвонила мне.

Я понял, что это значит. Элли попалась, и теперь я был меченым. Никто из моих клиенток не хотел больше иметь со мной дел.

Проклятье!..

Немного успокоившись, я решил, что это — знак судьбы. Пора было возвращаться на прямую дорожку.

Сказано — сделано. Я продал мои роскошные костюмы, продал квартиру и нашел местечко подешевле, обменял «Корвет» на демократичную «Тойоту». Мои сбережения позволили мне безбедно прожить несколько месяцев, в течение которых я обивал пороги различных агентств. Кроме того, теперь я мог проводить больше времени с Марджи, которая, впрочем, начинала мне потихоньку надоедать.

В конце концов мне посчастливилось найти агента, которому я понравился так же сильно, как я нравился самому себе. Разумеется, это была еще одна баба, с которой мне приходилось спать, но она, по крайней мере, посылала меня на прослушивания.

Этого мне и надо было. Я даже получил пару крошечных ролей в телевизионных шоу и сумел показать себя с лучшей стороны. Мое имя стало более или менее известным в тех кругах, так что в конце концов меня пригласили попробоваться на роль в настоящем, большом фильме.

В назначенный день я сидел в приемной вместе с семью другими кандидатами и, как и они, дрожал от волнения. Наконец настала моя очередь. Трижды сплюнув через плечо, я вошел в кабинет продюсера, готовый показать все, на что я способен.

За длинным столом сидели пара режиссеров, ассистенты по подбору актеров и — кто бы вы думали?.. Макс фон Штойбен собственной персоной!

Это и называется «не везет».

Наши глаза встретились. В следующую секунду старикашка меня узнал — он вскочил на ноги точно молодой и заорал, как пожарная сирена:

— Вон! — вопил он. — Вон отсюда, гаденыш! С тобой покончено, покончено! Слышишь меня, говнюк, ты никогда не будешь сниматься!

Самое обидное, что его услышали не только в приемной, но и во всем Голливуде. Очень скоро я в этом убедился.

Ну что ж, решил я, значит с карьерой кинозвезды придется подождать.