Глава 13. Питер сделал мне одолжение и отправился до обеда погулять с Руби, чтобы я могла поискать еще немного

Питер сделал мне одолжение и отправился до обеда погулять с Руби, чтобы я могла поискать еще немного. Я поболталась в Интернете, выясняя, смогу ли раскопать еще какую‑нибудь мерзость про Дэниела Муни или его подружку из семейства кошачьих. Примерно после часа бесплодных поисков я начала сильно расстраиваться. Посмотрев на часы, я поняла, что если поспешу, то еще успею на занятия по йоге для беременных. Мне определенно стоит прочистить мозги, да и размяться не такая уж плохая идея. Я вытащила себя из кресла, вперевалку дошла до спальни и принялась за тяжкий труд – впихивание собственного тела в узкий спортивный комбинезон для беременных. Засовывать мои бедра в этот наряд из лайкры – отвратительное занятие, вроде набивания сосисочных оболочек.

Когда зазвонил телефон, я как раз застряла где‑то между коленями и задом. Я бросилась к тумбочке и, нащупывая аппарат, столкнула трубку на пол. Несколько безумных минут ползала на четвереньках, запутавшись в штанинах и пытаясь добраться до трубки, которая закатилась под кровать. В конце концов, я сумела согнать в угол клубы пыли и ответить на звонок.

– Да? Алло? – задыхаясь, проговорила я.

– Алло? Джулиет? У вас все в порядке?

– Да, да, все хорошо. Кто это?

– Это Одри. Одри Хетэвей. Дочь Абигайль. Простите. Надеюсь, это ничего, что я позвонила. В смысле, вы сказали, что можно, но вы, наверное, просто из вежливости или еще что. Не надо было мне звонить. Извините. Я…

– Одри! Я ужасно рада тебя слышать, – перебила я. – Конечно, ты можешь мне звонить. Я хотела, чтобы ты позвонила. У тебя все хорошо? Почему ты звонишь? В смысле, это хорошо, но не случилось ли чего?

– Нет. То есть, да. То есть, не знаю. – Она заплакала. Я и в самом деле действовала на девочку успокаивающе.

– Успокойся, милая. Все хорошо. Тебе просто грустно? В этом все дело?

– Нет, – она икнула. – В смысле, да, мне грустно, но я не поэтому звоню. Мне тут ужасно не по себе, и не с кем поговорить, и тут я нашла ваш номер, а вы такая милая, и я подумала, может, вы дома, потому что вы, ну, беременная и все равно никуда не можете пойти, – и тут она разрыдалась в голос.

Я посмотрела на ноги, все еще опутанные лайкрой. Она не так уж и ошиблась – я совершенно не похожа на человека, который собирается выйти из дома.

– Может, мне приехать? Ты хочешь, чтобы я приехала? – спросила я.

– Нет! – крикнула она. – Только не сюда!

– Может, мы где‑нибудь встретимся? Хочешь приехать ко мне?

Меньше чем через двадцать минут она сидела у меня на кухне и пила горячий шоколад.

Я позволила Одри немного посидеть молча, прихлебывая какао и заедая печеньем. Она была в безразмерной трикотажной кофте и таких широких штанах, что даже я поместилась бы в них вместе с ней. Разноцветные волосы она убрала под бейсболку. Я никак не могла понять, то ли она патологически стесняется своего тела, то ли просто представляет такие высоты молодежной моды, о которых необразованная я даже и не подозревала. Наконец Одри расправила плечи и вроде бы приняла какое‑то решение.

– Если я вам кое‑что расскажу, что‑то совершенно, абсолютно безумное, вы клянетесь, что не подумаете, что я свихнулась?

– Ты не свихнулась, Одри.

– Я знаю, что нет. Я просто не хочу, чтобы вы так подумали.

– Не подумаю. Я вообще так не думаю. Что такое?

– Ну у нас копы по всему дому, и они не хотят говорить почему, но мне кажется, я и так знаю.

– Знаешь? – Она знает? Может ли она знать о своем отчиме?

– Ага. Это из‑за Дэниела. Я точно знаю. Он убил мою маму. Я абсолютно уверена, что он это сделал. – Она больше не плакала. Она выглядела жесткой, уверенной и испуганной.

– Твой отчим? Ты только предполагаешь, или у тебя есть доказательства?

– Ну не то чтобы он признался, конечно. Просто он ненавидит меня и маму. Знаете, он однажды ушел. У него была интрижка, и мама его вышвырнула.

Я решила, что лучше прикинуться дурочкой.

– Интрижка? Правда? А ты знаешь, с кем?

– Я не знаю, как ее зовут, и вообще. Зато знаю, что он ее встретил в Интернете. Идиотизм, да? Он вроде напыщенного старика, который занимается киберсексом. Это так пошло!

Одри больше не выглядела подавленной. Только очень сердитой.

– Как ты это обнаружила? – спросила я.

– Мама заставила его пойти к психологу, и эта парочка таскала меня с собой пару раз. Чтобы мы могли «разобраться в семейных делах». – Ее голос источал сарказм. – Они вроде как должны были говорить обо мне, но мама не выдержала и начала орать про его интернетную шлюху. Докторша заставила ее заткнуться, но я слышала достаточно и сообразила, что натворил этот гад.

– Гад – это точно, – согласилась я. – Одри, я думаю, надо рассказать это полиции. Расскажешь?

– Нет! Никогда. Он меня убьет, если узнает, что я его заложила, – она снова расплакалась.

Я поняла, что она может оказаться права. Он ее убьет – в смысле, правда, убьет, а не просто разозлится и запрет на выходные.

– Ладно. Хочешь, я расскажу полицейским и избавлю тебя от этого?

– Правда? Вы правда это сделаете?

– Конечно, солнышко. Конечно, сделаю. Но что ты собираешься предпринять? Ты же не можешь пойти домой, правда? – Я протянула руку и обняла ее, а потом попыталась представить себе, какое лицо будет у Питера, когда я ему скажу, что пригласила дочь Абигайль Хетэвей пожить у нас, пока не докажу, что ее отчим – убийца. Я уже открыла рот, чтобы предложить ей остаться, но она меня опередила.

– Я могу пожить у своей подруги Элис. Я все равно собиралась так сделать, по крайней мере, пока не вернется тетя. Она прожила тут несколько дней, но потом ей пришлось уехать домой. Она сказала, что скоро вернется. Хочет, чтобы я переехала к ней в Нью‑Джерси, но я не знаю. В смысле, что за придурки согласятся жить в Нью‑Джерси?

– Я как раз оттуда, – сказала я с улыбкой, пытаясь разрядить напряжение.

– Ой, простите.

– Не переживай. В Нью‑Джерси не так уж плохо. А что со школой? Ты хочешь остаться в своей?

– К черту школу. Все равно я оттуда вылетаю. Какая разница?

Я не хотела затрагивать эту тему. Со смерти ее матери прошло несколько недель, и сейчас не лучшее время для лекций о важности образования.

– Ладно, ты поезжай к Элис, а я позвоню в полицию и расскажу им о том, что ты мне сказала.

– Но не упоминайте меня, ладно? Скажите им, что слышали об этом, ну из анонимных источников, или что‑то вроде этого.

– Я что‑нибудь придумаю.

Я завернула для Одри немного печенья. Она поклялась, что поедет прямо к Элис, и оставила мне номер телефона. Потом я позвонила детективу Карсвэллу и оставила ему срочное сообщение с просьбой перезвонить.

Посмотрев на часы, я сообразила, что до прихода Питера и Руби у меня осталась несколько минут. Подумала, не вернуться ли к компьютеру, но потом решила, что если соберусь искать дополнительные сведения о Муни, мне понадобится помощь. Я решила попросить еще об одной услуге, набрала номер федеральной адвокатуры и попросила Эла Хоккея.

– Эй, да это же старушка в дырявом башмаке![35]Ты уже поняла, что делать со всеми своими ребятишками?

– Очень смешно, Эл. Двое. У меня их двое. Даже полтора. Между прочим, меньше, чем у тебя.

– Только двое? Ты столько времени провела босой и беременной – и все это ради двоих детей?

– Эл, эта шутка с бородой. И очень длинной.

– Знаешь, что я тебе скажу, Джулиет. Я прекращу, когда ты уйдешь с кухни и вернешься сюда, на свое место.

– Спасибо. Я тоже по тебе скучаю.

Я почти услышала, как он покраснел на том конце линии.

– Хватит этой слезливой чепухи. Зачем ты звонишь? Кого тебе на этот раз пробить по базе НЦИП?

– Я пытаюсь найти сведения об одном типе, который наследил в Интернете. Кое‑что я нарыла, но хакер из меня никакой, и я вроде как уперлась лбом в стену. Я надеялась, что у тебя найдется какая‑нибудь идейка.

Эл замолчал, и возникшая тишина показалась мне неудобной.

– Эл, ты тут? Есть у тебя что‑нибудь?

– Ага, тут. Хорошо, Джулиет, могу я тебе доверять?

– Конечно. Разумеется, можешь. И ты это знаешь.

– У меня есть кое‑кто, к кому я обращаюсь за… назовем это специальными сведениями. Но если леди босс узнает, что я использую этого парня, она меня за яйца подвесит.

– Прелестная картина, Эл. Ты меня заинтересовал. Кто твой эксперт?

– Я заклинаю тебя хранить тайну, Джулиет.

– Клянусь, Эл.

– Ладно. Помнишь Хулио Родригеса?

Примерно за год до моего увольнения контора защищала Хулио Родригеса, тощего парня из Восточного Лос‑Анджелеса, который оказался компьютерным гением. С помощью десятилетнего «макинтоша» своего кузена и старого акустического модема Хулио сумел взломать файлы Службы иммиграции и натурализации. Прежде чем кто‑то заметил, что количество «зеленых карт», выданных иммигрантам в Бойл‑Хайтс, сильно зашкаливает, прошли месяцы. Газеты окрестили Хулио «Робин Гудом из Восточного квартала», и к тому времени, как федералы его выследили, он уже стал героем местного фольклора. Его защищала Марла Гольдфарб собственной персоной – и проиграла. Последнее, что я слышала о Хулио – он отбывал свои четыре года в федеральной тюрьме Ломпок.

– Ты не шутишь? Хулио вышел? Он что, вроде свидетеля‑эксперта, или как?

– И да, и нет, – сказал Эл.

– И да, и нет? Что это должно означать?

– Да – он дает некоторые… консультации, и нет – он не вышел.

– Давай‑ка уточним. Хулио все еще в тюрьме?

– На «Ферме» в Ломпоке.

«Ферма» – это тюрьма с минимальной изоляцией заключенных в комплексе Ломпокских федеральных исправительных учреждений. Там отбывают срок конторские преступники вроде Майкла Милкина[36]и, видимо, Хулио Родригеса.

– И ты у него консультируешься?

– Джулиет, в этом нет ничего особенного. Иногда, если у меня вдруг появляется пара вопросов по какому‑нибудь особому компьютерному делу и если мне все равно приходится ехать в Ломпок, я заглядываю к Хулио, чтобы перекинуться парой слов. И еще я иногда отдаю его матери немного денег.

– Немного – это сколько?

– Сто долларов за каждый час, проведенный с Хулио.

Я присвистнула.

– Ух ты. И где ты, черт тебя дери, берешь такие деньги? Ты работаешь на федеральную защиту, а не на Джонни Кокрэна.[37]

– Я их списываю на непредвиденные расходы. В течение нескольких недель. Понимаешь, почему Марла озвереет, если узнает? Я же не могу честно вписать это в заявку на возмещение расходов для суда, правда?

Все гонорары экспертам, которые выплачивает отделение федеральной защиты, должны быть поданы на утверждение в федеральный окружной суд. Марла как судебный чиновник имеет право утверждать их сама, но в конце концов бумаги попадают к председательствующему судье.

Эл прав. Марла никогда не утвердит выплаты Хулио Родригесу, бывшему клиенту, даже если он – самый гениальный хакер во всей Калифорнии.

– Слушай, Эл, а что мне делать, если понадобится поболтать с Хулио?

– Ты до сих пор действующий адвокат?

– Конечно, да.

– Тогда тебе надо отправиться в Ломпок на официальное посещение. Если ты скажешь Хулио, что раньше на нас работала, он, может, и не заставит тебя платить его матери заранее.

Я поразмышляла минутку над тем, правда ли мне хочется застревать за рулем машины на три часа, которые занимает дорога в Ломпок. Потом подумала об Одри.

– Спасибо, Эл. Поеду завтра.

– Завтра? Нужна компания?

– Что? Ты можешь поехать со мной в Ломпок завтра? Ты серьезно?

– Я расследую дело законности ареста и еще не ездил допрашивать клиента. Он в Ломпоке.

– Эл, я тебя люблю. Это правда.

– Нам придется рано выехать. Я за тобой заеду в шесть.

– Боже. На самом деле рано.

– Ты хочешь поехать или как?

– Да, да, хочу. У тебя мой адрес есть?

– Оранж‑драйв, Ганкок‑Парк, так?

– Точно.

– До завтра.

– Спасибо, Эл.

– За что? Я же тебя просто подвезу в Ломпок, так?

– Так.

Питер не слишком обрадовался, когда я сказала, что ему придется на целый вечер отвлечься от работы, чтобы я смогла проснуться на рассвете и отправиться в Ломпок, но и не встревожился тоже. К тому моменту он вроде как уже смирился с моим расследованием.

На следующее утро я выбралась из постели, прежде чем рассвело, и позволила себе выпить большую чашку кофе. Один напиток с кофеином ребенка не убьет. И два тоже. Три уже к этому вели, но вообще‑то было пять тридцать утра! Я уже ждала на крыльце, когда подъехал Эл на своем чудовищном «субурбане».[38]

– Приятно видеть, что ты принимаешь близко к сердцу эту историю с зависимостью от иностранной нефти, – сказала я, с трудом забираясь на пассажирское сиденье. Оно казалось, по крайней мере, мне, оторванным от земли почти на восемь футов.

– У США полно нефти. Мы ни от кого не зависим. Это все враки, которые распространяет правительство, чтобы мы не поняли, что они на самом деле творят в Заливе.

– И что же?

– Незаконно тестируют биологическое оружие на американских солдатах.

Я ни в коем случае не собиралась провести следующие восемь часов за исследованием глубин параноидальных теорий Эла.

– Ты прав, Эл. Абсолютно прав. Как же я могла быть такой тупицей? Мы теперь можем сменить тему?

– Отлично. Живи в неведении, мне все равно. Хочешь кофе?

Он наклонился и поднял термос, заткнутый под сиденье.

– Мммм… Настоящий кофе… Мне нельзя. Я уже выпила утром чашку или две.

– Почему нельзя?

– Понимаешь, ребенок и все такое…

– Ох, ну ради бога. Жанель выпивала по два кофейника в день, когда была беременна. Это если не вспоминать про выпивку и курение.

– Знаю, знаю. А еще вы никогда не сажаете их в детские автомобильные кресла, так?

Я заметила, что Эл изобрел замысловатый способ проводить ремень безопасности наискосок и под руку так, чтобы это выглядело, словно он им пользуется. На самом деле ремень не был пристегнут и, совершенно бесполезный, висел у него на боку.

– Так, – сказал Эл.

– Дай термос.

Я схватила его, открыла крышку и налила несколько дымящихся дюймов в оранжевую чашечку. Прихлебывая кофе, я поморщилась от слабого кислого привкуса. Определенно это сорт не для гурманов, но кофеин – это кофеин, в какой бы форме он не появлялся. Я жадно допила последний глоток и вернула термос Элу.

– Спасибо, – искренне сказала я.

Мы провели остаток пути в молчании, слушая по радио любимого ведущего Эла. Тот объявил Америку инструментом Нового Мирового Порядка и утверждал, что своими глазами видел над Розуэллом,[39]штат Нью‑Мексико, черные вертолеты в боевом построении.

Мы прибыли в Ломпок, подъехали к зданию для посещений, остановились у регистратуры и предъявили удостоверения личности, после чего каждый заполнил бланк, указывающий, что мы здесь с официальным посещением. Я заглянула в бланк Эла и увидела, что он вписал только имя Хулио.

– А что с твоим делом о приводе, Эл? – спросила я.

– А, это? Я решил сегодня с этим не связываться. У меня еще полно времени, пока будет рассмотрено ходатайство.

– То есть ты здесь просто ради меня?

– Угу.

Я ему улыбнулась. Ну что за человек!

Мы сдали наши мобильные охране – вернут, когда будем уходить, и прошли через металлоискатели. У меня случилась легкая паника, когда я представила себе, что с Руби произошло что‑то ужасное, а Питер безуспешно пытается мне дозвониться, но я выбросила это из головы. Выживали ведь родители тысячи лет без сотовых телефонов, и я смогу прожить без своего несколько часов.

Мы с Элом подошли к двери в комнату для посещений и остановились, подняв пропуска к окошку и дожидаясь более или менее терпеливо, пока нас заметит охранница. Несмотря на то, что я несколько раз поймала ее взгляд через защитное стекло, ей потребовалось не меньше пяти минут, чтобы впустить нас. К тому времени, как она соизволила сдвинуть руку на пару дюймов, которые отделяли ее от кнопки, я уже начала, как всегда, закипать.

Тюремные охранники иногда оказываются хуже всего на свете. Мелочные, бюрократичные, жаждущие быть копами, они отрываются, используя любую возможность. Какой человек в здравом уме захочет проводить целый рабочий день, повелевая кучкой жалких, а иногда жестоких неудачников, чье заветное желание – увидеть вас если не мертвым, то хотя бы избитым до полусмерти? Нужно по‑настоящему любить власть, чтобы терпеть этот кошмар.

Я могу сосчитать по пальцам одной руки все случаи, когда тюремные охранники обращались со мной хотя бы чуточку уважительно. Они имеют склонность считать адвокатов рангом ниже их клиентов по социальной шкале. Как бы то ни было, с этим ничего не поделаешь. Приходится стискивать зубы и изо всех сил стараться не замечать этих игр. Так что мы с Элом стояли и ждали, пока шарообразная маленькая охранница в слишком тесной униформе пропустит нас в дверь из стекла и стали. Затем мы прошли через вестибюль и подождали у следующей закрытой двери, чтобы попасть в комнату для посещений. На то, чтобы пройти каких‑то двадцать футов, у нас ушло почти пятнадцать минут.

Мы удобно устроились за одним из столов, отведенных для общения с адвокатами, и подождали еще – на этот раз, когда к нам приведут Хулио. Посещение клиента включает в себя уйму ожидания.

Хулио привели в комнату через укрепленные двери как раз в тот момент, когда я испугалась, что мне придется выйти в туалет и снова повторить всю эту ерунду со входом. Один из охранников указал ему в нашу сторону, и Хулио медленно направился к нам.

Он симпатичный парнишка – невысокий, смуглый, с явно индейскими чертами лица. Волосы он носил длинные и зачесывал их набок так, что они падали на правый глаз, как занавеска. Лицо широкое и угловатое, с острыми скулами и почти крючковатым носом. Он выглядел, как статуя майя – величественный и немного устрашающий. На нем были отглаженные джинсы с острыми стрелками точно посередине штанин, голубая рубашка и белые, как снег, «найки» – тюремная униформа, но с налетом шика. Он грациозно сел и протянул маленькую сильную руку с ухоженными ногтями.

– Эл, – сказал Хулио, пожимая ему руку.

– Хулио. Рад тебя видеть, – ответил Эл.

– Сударыня, – он протянул руку мне.

– Джулиет Эпплбаум, – представилась я. У него оказалась удивительно мягкая ладонь, особенно по сравнению с твердостью пожатия.

– Что я могу сделать для вас сегодня? – спросил Хулио. Я уловила очень слабые следы мексиканского акцента.

– Я надеялась, что ты сможешь помочь мне с делом, которое я расследую, – сказала я.

Эл посмотрел на меня, подняв брови. Думаю, раньше я так прямо не выражалась. В любом случае, нет смысла скрывать правду. Я занимаюсь расследованием убийства Абигайль Хетэвей, пусть неофициально.

– Эл объяснил вам мои условия? – мягко спросил Хулио.

– Сто долларов в час, платить твоей матери.

– Да. Обычно я требую какое‑нибудь доказательство предоплаты, но если Эл за вас ручается, я разрешу заплатить после разговора.

– Я могу за нее поручиться, – сказал Эл.

– Отлично, – ответил Хулио.

– Ладно, вот в чем дело, – начала я.

Мне понадобилось примерно пятнадцать минут, чтобы рассказать Хулио всю историю: смерть Абигайль Хетэвей, интрижка ее мужа и компьютерный клуб любителей групповухи. Он внимательно слушал и все время смотрел мне в глаза. Сначала меня смущало то, что он так упорно на меня пялится, но потом я привыкла. Никогда не встречала человека, который сидел бы так же неподвижно и тихо, как Хулио. Он только время от времени кивал, когда я что‑то говорила, или недоуменно поднимал бровь, без слов требуя больше информации. В остальном он выглядел, словно каменный. В конце концов, когда я закончила, он заговорил.

– Вам не нужно было сюда приезжать.

– Что? – я была озадачена и здорово задета. В смысле, я ехала три часа, когда еле могу просидеть на одном месте пять минут, и мне уже прихватывает спину, а этот гаденыш говорит мне, что не надо было приезжать? Что, мои деньги недостаточно хороши для него?

– Вы зря потратили время и деньги.

– Это еще почему? – Мой голос прозвучал жестко и чуть более натянуто, чем я хотела бы.

– Потому что вам мог помочь с этим любой восьмилетний малыш, умеющий пользоваться компьютером.

– Хулио, в этом‑то все и дело. Так уж вышло, что я не знаю ни одного восьмилетку с компьютером, а моя двухлетняя дочь еле справляется с сайтом Барби. То есть, у меня есть только ты. Ты собираешься мне помочь или нет?

– Да, я помогу. Но вам надо понять, что эту вашу проблему очень легко решить.

– Я понимаю.

– Я способен выполнять гораздо более сложные задания.

– Я понимаю.

– Несмотря на это, как понимаете, мой гонорар должен быть выплачен.

– Я понимаю.

– Вот что вы должны сделать, – и Хулио объяснил мне, как получить доступ к аккаунту Дэниела Муни и раскопать его виртуальные следы.

Я не представляла себе, законно ли то, чему он меня научил, но решила об этом не беспокоиться. Все инструкции Хулио я тщательно записала, потому что не доверяла своим испорченным беременностью мозгам. А вдруг ничего не запомню? Закончив, Хулио попросил лист бумаги и аккуратно выписал счет на час работы.

– Пожалуйста, передайте это моей матери вместе с оплатой.

Я взяла счет, положила в портфель вместе с блокнотом юриста, в котором делала свои многочисленные пометки, а потом протянула Хулио руку, и он снова ее пожал.

– Всего доброго, миссис Эпплбаум, – сказал он.

– Мисс. Но ты можешь звать меня Джулиет.

– Конечно, мисс Эпплбаум. Было очень приятно помочь вам.

– Спасибо, Хулио. А мы можем тебе чем‑нибудь помочь? Тебе что‑нибудь нужно?

Хулио слегка улыбнулся.

– Если только у вас в кармане не лежит помилование от президента, то думаю, нет, вы ничего не можете для меня сделать.

Я улыбнулась в ответ.

– Прости, но они у меня только что кончились.

– Тогда до встречи.

– Hasta luego,[40]– перебил Эл, даже не пытаясь изобразить мексиканский акцент.

– Hasta proxima vez,[41]Эл, – сказал Хулио.

Он поднялся и плавной, почти элегантной походкой направился к охраннику, показывая, что готов вернуться в тюрьму.

Мы с Элом собрали вещи и исполнили тщательно поставленный дверной балет в обратную сторону. Снова пришлось слишком долго ждать, пока нас пропустят.

– Ну что, частный детектив Эпплбаум, получила, что хотела? – спросил Эл, как только мы устроились в его машине и выехали за тюремные ворота.

– Думаю, да. Теперь осталось посмотреть, смогу ли я на самом деле проделать все это на своем компьютере.

– Обычно Хулио дает очень понятные указания. Позвони, если что‑то пойдет не так, может, мой девятилетний племянник сумеет тебе помочь.

– Ха‑ха. Очень смешно, Эл. Слушай, если я дам тебе сотню баксов, ты передашь их матери Хулио?

– Конечно.

Я выписала чек, балансируя чековой книжкой на животе.

– Эй, Джулиет, как насчет устриц на гриле?

Разумеется, я была не против. Мы остановились у придорожной забегаловки и приготовились пировать. Вообще‑то, мне не полагалось есть устриц, но эти были поджарены, и я решила, что все в порядке. К тому же я ни за что не стала бы, не имея собственной тарелки с устрицами, просто сидеть и смотреть, как Эл высасывает содержимое раковин и слизывает с кончиков пальцев соус. Я нетерпеливо ждала, когда принесут одноразовую тарелку, наполненную дымящимися раковинами, политыми острым красным соусом, и когда она появилась, с головой ушла в еду. Пока мы поедали устриц, я рассказала Элу последние новости о своем расследовании. Когда я закончила, он долго тянул единственное пиво, которое я позволила ему заказать, шумно сглотнул, отрыгнул и наставил на меня свой толстый палец.

– Девочка, ты нашла свое призвание.

– Ты о чем?

– Расследование. Следствие. Забыть об этом судейском дерьме. Выяснять, кто это сделал. Вот это веселая часть.

– Знаешь, мне всегда нравилось именно это. Ты прав.

– Ты должна табличку повесить: «Джулиет Эпплбаум, частный детектив».

– Ты не первый, кто мне это говорит. Ну ладно, хватит беспокоиться о моей карьере, доедай лучше. Поехали.

Мы быстро поели, соревнуясь, в кого влезет больше устриц. Выиграл Эл. Рыгнув, он отодвинул свой стул и встал.

– Ты платишь, детектив, – сказал он.

Когда я вернулась, у меня оставалось еще полно времени, чтобы повозиться с Руби и Питером до ужина. Мы сыграли энергичную и беспощадную игру в «Голодных бегемотов»,[42]посреди которой я заметила, что на самом деле отлично провожу время. Пока Руби, как всегда, собирала все шарики в игре – моя дочь обладает какой‑то врожденной силой, с помощью которой контролирует пластмассовых бегемотов, поглощающих шарики, – я быстро рассказала Питеру о том, что узнала. Кажется, мои детективные способности произвели на него впечатление, и он даже пообещал помочь мне полазить в Интернете в поисках гнусностей про Дэниела Муни и Нину Тайгер, когда Руби ляжет спать.

Тем вечером Руби, кажется, почувствовала, что мы хотим отправить ее спать и пойти работать за компьютером. Сначала ей понадобилась лишняя сказка. Потом – еще один стакан воды. Потом она описала ночной подгузник и не могла стерпеть мысль о том, чтобы спать в нем. И так далее. После третьего похода в ванную я припугнула ее, что если она сейчас же не заснет, то завтра не получит ни конфетки. Это ее добило. Удивительно, как быстро дети понимают, что конфеты – это, по сути, причина и цель существования человека.

Мы с Питером устроились перед компьютером и постарались выполнить инструкции Хулио. Честно говоря, я понятия не имею, что мы сделали. Хотя я обожаю пользоваться компьютером, технические детали надолго в голове не задерживаются. Каждый раз получается то же, что с моим экзаменом в адвокатуру. Когда я туда входила, я отличала Закон против пожизненной ренты так же ясно, как нос поверенного. Только я отметила последний кружочек в тексте и положила карандаш, как мой мозг распахнулся, и оттуда быстро вымело этот и все прочие загадочные законы, которые остаются в кодексах только для того, чтобы пытать студентов. Они пропали, словно их никогда там и не было.

Каким‑то образом мы с Питером сумели выполнить инструкции Хулио, и составление списка прозвищ Дэниела Муни и Нины Тайгер не заняло много времени. Мы начали с Нины и провели несколько часов за поисками ее виртуальных следов. Я не удивилась, обнаружив, что Нина под разными псевдонимами активно участвовала в нескольких форумах на сексуальные темы. Свои лесбийско‑садомазохистские стороны она исследовала под именем «Острая на язык», а экспертом по пирсингу в клиторе выступала как «Воющая киска». Самое удивительное, под ником «Приятель Джуди» она перезнакомилась с сотней геев, уверенных, что она – один из них. Все это выглядело довольно странно, но ничего особенно подозрительного.

В конце концов, беспокоясь, что слишком долгое время, проведенное в знакомстве со вкусами Нины Тайгер, напрочь убьет наше сексуальное желание, мы с Питером решили исследовать темную сторону Дэниела Муни. Как и Нина Тайгер, он завел себе кучу прозвищ: «Крутой», «Игрушка‑2000» и даже трансвеститский ник «ДЕфффочкА». То же извращение, что у Нины, только с другой изюминкой: «ДЕфффочкЕ» нравилось притворяться половозрелой девицей и флиртовать с мужчинами постарше.

Вскоре мы нашли доказательство, которое могло отправить Дэниела Муни за решетку по обвинению в убийстве жены.