Поллианна отправляется на прогулку

На ту памятную прогулку Поллианна отправилась в субботу, на второй неделе со времени своего приезда в Бостон. До этого она еще ни разу не гуляла по городу одна, если не считать дороги в школу и обратно. Мысль о том, что девочке захочется отправиться в одиночестве исследовать улицы Бостона, никогда даже не приходила в голову миссис Кэрью, а потому она, естественно, никогда ей этого и не запрещала. В Белдингсвилле же, особенно в первое время, прогулки по извилистым улочкам в поисках новых друзей и новых впечатлений были главным развлечением Поллианны.

В тот субботний день, вскоре после обеда, миссис Кэрью произнесла фразу, которую Поллианна часто слышала от нее и прежде:

– Ну, детка, беги куда хочешь и делай что хочешь, только очень тебя прошу: не задавай мне сегодня больше никаких вопросов!

В предыдущие дни, когда Поллианне случалось оказаться предоставленной себе самой, она неизменно находила немало интересного в самом доме миссис Кэрью, так как даже если неодушевленные предметы и не оправдывали ее ожиданий, то оставались еще Мэри, Дженни, Бриджет и Перкинс. Но в тот день у Мэри болела голова, Дженни пришивала отделку к новой шляпке, Бриджет пекла яблочные пироги, а Перкинса просто нигде не было видно. К тому же день выдался особенно погожий, и ничто в четырех стенах дома не могло пленить больше, чем яркие лучи сентябрьского солнца и свежий благовонный воздух за окнами. Поллианна вышла из дома и села на широких ступенях возле парадной двери.

Сначала она сидела неподвижно, разглядывая хорошо одетых мужчин, женщин и детей, которые быстро проходили по тротуару мимо дома или неторопливо, ленивой походкой брели по аллее, тянувшейся посередине широкой улицы. Затем она поднялась на ноги, в несколько прыжков очутилась на нижней из ступеней и постояла, глядя сначала направо, потом налево.

Она подумала, что, пожалуй, тоже не прочь пройтись. День был самым подходящим для прогулки, а она ведь еще ни разу не гуляла по городу – так, чтобы по‑настоящему погулять. Дорога в школу и обратно – это не в счет. Да, сегодня она пойдет на прогулку. Миссис Кэрью конечно же не будет возражать. Разве она не сказала, что Поллианна может делать что хочет, лишь бы не задавала вопросов? А впереди еще такой длинный день. Только подумать, сколько всего можно увидеть за время, которое остается до вечера! И день такой замечательный. Она пойдет – вон туда!.. Повернувшись на каблучке и подпрыгнув от радости, Поллианна, счастливая, зашагала вдоль улицы.

Встречаясь взглядом с кем‑нибудь из прохожих, Поллианна радостно улыбалась. Она была разочарована – хотя и не удивлена – тем, что на ее улыбку не отвечали улыбкой. Она уже успела привыкнуть к этому здесь, в Бостоне, но, несмотря ни на что, продолжала улыбаться в надежде, что кто‑нибудь когда‑нибудь все же улыбнется в ответ.

Дом миссис Кэрью стоял почти в самом начале Коммонуэлс‑авеню, поэтому вскоре Поллианна оказалась на перекрестке. По другую сторону улицы, пересекавшей авеню под прямым углом, во всей своей осенней красе лежало то, что показалось Поллианне самым красивым «садом» из всех, какие она только видела в жизни. Это был Бостонский городской парк. На мгновение Поллианна замерла в нерешительности, с жадностью устремив взгляд на раскинувшееся впереди великолепие красок. Она не сомневалась в том, что перед ней частный сад, принадлежащий какому‑то богатому человеку. Как‑то раз, когда она была в санатории, доктор Эймс взял ее с собой в гости к одной богатой даме, жившей в красивом доме, окруженном такими же, как здесь, аллеями и цветниками.

Поллианне очень хотелось перейти на другую сторону улицы и войти в «сад», но она была не уверена, имеет ли на это право. Конечно, там, за оградой были другие люди – они гуляли, ей было их видно, – но ведь это могли быть приглашенные хозяином гости. Но, увидев, как две женщины, мужчина и маленькая девочка решительно, без всяких колебаний, вошли в ворота и зашагали по одной из аллей, Поллианна решила, что ей, пожалуй, тоже можно войти. Улучив удобный момент, она вприпрыжку перебежала через улицу и вошла в «сад». Вблизи он был даже еще красивее, чем издали. Птички щебетали прямо над головой, а впереди дорожку пересекла в несколько прыжков ярко‑рыжая белка. Тут и там на скамьях сидели мужчины, женщины, дети. Сквозь листву было видно, как чуть поодаль на воде вспыхивают отблески солнечного света. Откуда‑то доносились веселые крики детей и звуки музыки. Поллианна, снова оробев, немного неуверенно обратилась к попавшейся ей навстречу нарядной молодой женщине:

– Простите, здесь сегодня… принимают гостей?

Молодая женщина взглянула на нее с удивлением.

– Гостей? – переспросила она недоуменно.

– Да, мэм. То есть это ничего, что я… зашла сюда?

– Что ты зашла сюда? Ну разумеется! Сюда может зайти любой! – воскликнула женщина.

– О, тогда все в порядке! И я очень рада, что зашла, – просияла в ответ Поллианна.

Женщина не ответила и заторопилась к выходу, но все же обернулась и еще раз с любопытством взглянула на Поллианну.

Ничуть не удивившись щедрости владельцев прекрасного сада, готовых принять у себя в гостях всех желающих, Поллианна продолжила свой путь. На повороте аллеи она столкнулась с маленькой девочкой, которая везла перед собой игрушечную колясочку с куклой. Поллианна обрадованно вскрикнула и остановилась, но не успела сказать и двух слов, как откуда‑то появилась молодая женщина, которая приблизилась стремительной походкой и, схватив маленькую девочку за руку, произнесла недовольным тоном:

– Пойдем, Глэдис. Разве мама не говорила тебе, чтобы ты не разговаривала с чужими детьми?

– Но я не чужая! – с жаром выступила в свою защиту Поллианна. – Я тоже живу теперь здесь, в Бостоне, и… – Но молодая женщина и девочка с игрушечной колясочкой были уже далеко, и, подавив вздох, Поллианна умолкла. С минуту она стояла неподвижно, явно обескураженная, затем вскинула голову и решительно зашагала вперед.

– Ну что ж! Пусть так, но я и этому могу радоваться, – говорила она себе, – потому что теперь я, может быть, найду здесь кого‑нибудь другого – еще лучше. Например, Сузи Смит или даже Джейми, племянника миссис Кэрью. Во всяком случае, я могу воображать, что непременно найду их, а если и не найду именно их, то кого‑нибудь все‑таки найду! – заключила она, чуть печально глядя на проходящих мимо людей, всецело захваченных своими собственными делами и мыслями.

Поллианне было, несомненно, очень одиноко. Воспитанная отцом и дамами из благотворительного комитета в маленьком городке на Западе, она считала там каждый дом родным, а каждого жителя – мужчину, женщину или ребенка – своим другом. Переехав в одиннадцать лет к тетке в штат Вермонт, она быстро убедила себя в том, что перемена невелика – просто дома и друзья теперь будут другие, и они, возможно, окажутся даже еще более привлекательными, так как будут «особенными», а Поллианна так любила «особенных» людей и «особенные» места! Поэтому в Белдингсвилле для нее самым первым и неизменно самым приятным развлечением стало бродить по городку, заходя в гости к новым друзьям. Вполне естественно, что и огромный Бостон, когда Поллианна впервые увидела его, показался ей еще более многообещающим местом для новых знакомств.

Пока, однако, ей приходилось признать, что, по меньшей мере в одном отношении, Бостон разочаровал ее: она жила здесь уже почти две недели, но еще не была знакома ни с теми, кто жил по другую сторону улицы, ни даже с теми, чьи дома стояли рядом. Но что казалось еще более необъяснимым, так это то, что и сама миссис Кэрью не была близко знакома ни с кем из своих соседей, а многих из них и вовсе не знала. Похоже, они действительно не вызывали у нее никакого интереса, что, с точки зрения девочки, было чрезвычайно странно. Но какие бы доводы ни приводила Поллианна, они не могли изменить позицию миссис Кэрью в этом вопросе.

– Нет, Поллианна, меня они не интересуют, – вот и все, что она обычно отвечала. И этим ответом Поллианне – для которой в нем было не слишком много смысла – приходилось довольствоваться. Впрочем, в этот день Поллианна отправилась на прогулку с самыми радужными надеждами. Однако до сих пор ей, похоже, было суждено испытать по‑прежнему одни лишь разочарования. Вокруг было множество людей – без сомнения, замечательнейших! Если бы только она была с ними знакома! Но, увы, она их не знала. И что еще хуже, казалось, нет никакой надежды, что ей удастся узнать их поближе, так как они явно не желали знакомиться с ней. Вспоминая раздраженный тон гувернантки и ее слова о «чужих детях», Поллианна все еще чувствовала горькую обиду.

– Что ж, я думаю, что должна показать им всем, что я не чужая! – наконец сказала она себе, снова уверенно зашагав вперед.

Решение было принято, и, следуя ему, Поллианна ласково улыбнулась, взглянув прямо в глаза первой же встреченной на пути особе, и сказала радостно:

– Прекрасный день, правда?

– Э… что? Ах, д‑да, разумеется, – пробормотала дама, к которой было обращено любезное замечание, и ускорила шаг.

Поллианна предприняла подобную попытку еще дважды, но результат был столь же обескураживающим. Вскоре она вышла к маленькому пруду – отблески на его поверхности она видела прежде сквозь листву деревьев. Пруд был очень красив, и по нему скользило несколько лодок, полных смеющихся детей. Глядя на них, Поллианна чувствовала, как ее все больше и больше угнетает собственное одиночество. И тогда, увидев неподалеку мужчину, сидящего на скамье в таком же одиночестве, она медленно направилась к нему и робко опустилась на другой конец скамьи. Прежде она без колебаний вприпрыжку подбежала бы к этому человеку и с веселой доверчивостью предложила завязать знакомство, не сомневаясь в том, что предложение будет принято с радостью. Однако недавние неудачные попытки вызвали у нее непривычную робость. Она украдкой разглядывала мужчину.

Выглядел он не слишком привлекательно. Одежда, хоть и новая, казалась запыленной и была плохо подогнана по фигуре. Судя по фасону и покрою (хотя Поллианна этого, разумеется, не знала) это была та одежда, которую государство предлагает бывшим заключенным в качестве костюма свободного человека. Лицо мужчины было бледным, одутловатым, «украшенным» недельной растительностью. На глаза была надвинута шляпа. Руки мужчина держал в карманах и сидел, равнодушно уставившись в землю. Прошла томительная минута, затем Поллианна с надеждой в голосе произнесла:

– Прекрасный день, правда?

Мужчина вздрогнув, повернул голову.

– А? Э… что ты сказала? – спросил он, озираясь со странно испуганным видом, чтобы убедиться, что прозвучавшие слова адресованы именно ему.

– Я сказала, что день прекрасный, – горячо и торопливо принялась объяснять Поллианна, – но для меня не это главное. То есть я, конечно, рада, что день хороший, но сказала это только, чтобы начать разговор, и так же охотно поговорила бы с вами о чем‑нибудь другом – все равно о чем. Я только хотела, чтобы вы заговорили… о чем‑нибудь, понимаете?

Мужчина негромко рассмеялся. Даже Поллианне этот смех показался странным, хотя она и не знала (в отличие от самого мужчины), что улыбка уже много месяцев не появлялась на его губах.

– Так значит, ты хочешь, чтобы я поговорил с тобой, да? – спросил он чуть печально. – Ну что же, тогда придется поговорить. Да только я думаю, что такая милая маленькая леди могла бы найти себе для беседы кучу людей гораздо более приятных, чем такой старый охламон, как я.

– Но мне нравятся старые ох л… – торопливо возразила Поллианна, – то есть я хочу сказать, старые, а кто такой охламон, я не знаю, так что не могу сказать, что они мне не нравятся. К тому же если вы охламон, то я думаю, охламоны мне нравятся. Во всяком случае, вы мне нравитесь, – закончила она, поудобнее усаживаясь на скамье, что придало ее словам особую убедительность.

– Хм! Весьма польщен, – иронически улыбнулся мужчина. Его лицо и слова выражали вежливое сомнение, но можно было заметить, что он сел на скамье прямее. – Так о чем же будем говорить?

– Это… это несущественно. Это слово значит, что мне все равно, ведь так? – ответила Поллианна, сияя улыбкой. – Тетя Полли говорит, что, о чем бы я ни заговорила, непременно начну рассказывать о дамах из благотворительного комитета. Но я думаю, это потому, что они первыми меня воспитывали. Вы так не думаете?.. Мы могли бы поговорить о приеме, который здесь устроен. Теперь, когда я уже познакомилась с одним из гостей, этот прием кажется мне совершенно замечательным!

– Прием?

– Ну да… этот прием… все эти люди, которые пришли сюда сегодня. Ведь здесь принимают гостей, да? Та дама сказала, что это для всех… так что я осталась… хотя еще не видела хозяина… то есть того, кто принимает гостей.

Губы мужчины дрогнули в улыбке.

– Что ж, моя маленькая леди, пожалуй, это действительно своего рода прием, но «хозяин», который устроил его, – город Бостон. Это общественный парк, понимаешь? Он открыт для всех.

– Правда? Всегда? И я смогу приходить сюда всякий раз, когда захочу? Ах, ну просто замечательно! Это даже лучше, чем я себе представляла. Понимаете, я боялась, что больше не смогу сюда попасть – ну то есть в другой день. Но теперь я даже рада тому, что не знала об этом с самого начала, так как теперь мне еще приятнее. Ведь все приятное еще приятнее, если мы боимся, что оно перестанет быть приятным, правда?

– Может быть… если это действительно что‑то приятное, – неохотно и немного угрюмо согласился мужчина.

– И я так думаю, – кивнула Поллианна, не обратив внимания на тон собеседника. – Разве здесь не великолепно, – продолжила она восторженно. – Интересно, знает ли об этом миссис Кэрью… то есть о том, что этот парк для всех. Я думаю, каждый захотел бы приходить сюда каждый день и просто сидеть и смотреть.

Лицо мужчины вдруг стало суровым.

– Остаются еще люди на свете, у которых есть работа… у которых есть и другие занятия, кроме того, чтобы просто приходить сюда, сидеть и глядеть. Вот только мне не довелось оказаться в их числе.

– Да? Ну так вы можете этому радоваться, – отозвалось Поллианна, следя восхищенным взглядом за проплывающей мимо лодкой.

Мужчина открыл было рот для гневного ответа, но не успел ничего сказать, так как Поллианна продолжила:

– Вот бы и мне так! А то надо вот ходить в школу. Конечно, школа мне нравится, но есть столько других занятий, которые нравятся мне гораздо больше… И все же я рада, что могу ходить в школу, особенно когда вспомню, как прошлой зимой думала, что никогда больше не смогу. Понимаете, я на время оказалась без ног… то есть я хочу сказать, что они не ходили. Только когда мы что‑то теряем, нам становится ясно, как именно это было нам необходимо. Так же и с глазами. Вы когда‑нибудь думали о том, как нам нужны глаза? Я – нет, пока не приехала в санаторий. Там была одна дама, которая за год до этого ослепла. Я хотела, чтобы она тоже начала играть в игру – то есть стала бы искать чему радоваться, но она ответила, что не может, а если я хочу понять почему, то могу попробовать на час завязать себе глаза платком. И я завязала. Это было ужасно! Вы когда‑нибудь пробовали?

– Н‑нет, не пробовал. – Лицо мужчины приобрело одновременно раздраженное и озадаченное выражение.

– Ну так и не пробуйте. Это ужасно! Невозможно ничего делать – ничего, что хочется. Но я выдержала целый час. И с тех пор мне так радостно… иногда, когда я вижу что‑нибудь совершенно замечательное, как этот парк. Я так обрадовалась, когда его увидела, что чуть не заплакала оттого, что могу его видеть, понимаете?.. Впрочем, она тоже теперь играет в игру – та слепая дама. Мне мисс Уэтерби сказала.

– В… игру?

– Да, в «игру в радость». Разве я вам еще не рассказала? То есть всегда находить во всем что‑то такое, чему можно радоваться. Так вот она теперь тоже нашла кое‑что… в своей слепоте, понимаете? Ее муж – один из тех, кто пишет законы, и она попросила его написать закон, который помог бы слепым, особенно маленьким детям. И даже пошла сама к тем, кто пишет законы, и рассказала им, каково это – быть слепым. И они его написали – этот закон. И сказали, что она сделала больше, чем любой другой, даже ее муж, для создания этого закона. И что если бы не она, никакого закона, возможно, вообще не было бы. Так что теперь она говорит, что даже рада, что потеряла зрение, потому что сумела благодаря этому помочь многим маленьким детям и теперь они не вырастут беспомощными слепцами, такими, как она сама. Вот видите, и она теперь играет в игру… Но боюсь, вы еще не совсем поняли, что это за игра, и сейчас я вам расскажу. Все началось так… – И, устремив взгляд на сверкающие в солнечных лучах красоты парка, Поллианна начала рассказ о той паре маленьких костылей, которые должны были быть куклой. Когда она умолкла, воцарилось молчание. Затем, немного неожиданно, мужчина поднялся на ноги.

– О, вы уже уходите?! – воскликнула она, явно разочарованная.

– Да, ухожу. – И он как‑то странно улыбнулся, глядя ей в лицо сверху вниз.

– Но вы когда‑нибудь вернетесь?

Он покачал головой, но снова усмехнулся.

– Надеюсь, что нет… и даже уверен в этом. Я сделал сегодня великое открытие. Перед этим я думал, что уже потерял все в этой жизни. Я думал, что для меня нигде нет места в этом мире после того, что было. Но я только что осознал, что у меня есть глаза, руки и ноги. И теперь я собираюсь ими воспользоваться… и заставить кого‑нибудь понять, что я знаю, как надо ими пользоваться!

В следующую минуту его уже не было.

«Какой странный человек! – подумала Поллианна. – Но все‑таки он очень милый и к тому же особенный». И она тоже встала, чтобы продолжить прогулку по парку. Теперь она снова была такой как обычно – веселой и бодрой – и шагала вперед с неустрашимостью человека, не знающего сомнений. Разве не сказал этот мужчина, что здесь общественный парк и что она имеет такое же право, как все, гулять в нем? Она приблизилась к пруду и по мостику перешла на другой берег к тому месту, откуда отплывали лодочки. Некоторое время она с удовольствием наблюдала за катающимися в лодках детьми, по‑прежнему сохраняя бдительность в отношении возможного появления черных локонов Сузи Смит. Конечно, Поллианна и сама охотно прокатилась бы по пруду в одной из красивых лодочек, но объявление, вывешенное на пристани, гласило: «Цена билета – пять центов», а у нее не было с собой денег. Она пошла дальше и с надеждой улыбнулась, взглянув в лица нескольких женщин, а дважды даже сделала попытку заговорить. Но никто не заговорил с ней первым, а те, к кому она обратилась, лишь окинули ее холодным взглядом и отделались односложными ответами. Вскоре Поллианна свернула в другую аллею. Там, в кресле на колесах, сидел какой‑то бледный мальчик. Ей очень хотелось заговорить с ним, но он был так увлечен книжкой, которую читал, что, с минуту печально посмотрев на него, она отвернулась и отошла. Но прошло немного времени, и она неожиданно наткнулась на красивую, но печальную молодую девушку, которая сидела на скамье в полном одиночестве, бездумно уставившись в пространство, точно так же, как сидел недавний собеседник Поллианны. С радостным возгласом Поллианна поспешила к девушке.

– Как поживаете?! – воскликнула она, сияя улыбкой. – Как я рада, что нашла вас! Я так долго вас искала, – объявила она, опускаясь на свободный конец скамьи.

Красивая девушка, вздрогнув, обернулась с живым выражением надежды во взгляде.

– О! А я думала… – разочарованно протянула она, снова откидываясь на спинку скамьи, а затем спросила обиженно: – Почему ты говоришь, что искала меня? Я вижу тебя впервые в жизни.

– И я вас тоже, – улыбнулась Поллианна. – Но все равно я вас искала. То есть я, конечно, не знала, что это будете именно вы. Я просто хотела найти кого‑нибудь, кто совсем один. Как я, понимаете? Сегодня здесь так много людей, которые пришли не одни. Понимаете?

– Понимаю, – кивнула девушка, возвращаясь к прежней апатии. – Бедная моя девочка, как жаль, что ты узнала об этом так рано.

– Узнала… о чем?

– О том, что нигде так не одиноко человеку, как в шумной толпе большого города.

Поллианна немного нахмурилась и задумалась:

– Неужели? Не понимаю, как можно быть одиноким, если кругом полно людей. И все же… – Она заколебалась, и складка на лбу стала глубже. – Я и в самом деле чувствовала себя сегодня одинокой здесь, хотя вокруг было столько людей. Только они, кажется, не думали обо мне… или не обратили внимания.

Красивая девушка с горечью рассмеялась:

– Вот именно. Они никогда не думают и не обращают внимания. Толпа всегда такая.

– Но некоторые все же обращают. И мы можем этому радоваться, – попыталась переубедить ее Поллианна. – Теперь, когда я…

– О да, некоторые обращают… – перебила ее собеседница и, вздрогнув, испуганно взглянула на дорожку за спиной Поллианны. – Некоторые обращают… и даже слишком…

Поллианна в испуге съежилась – она так часто сталкивалась с нелюбезным приемом в этот день, что стала впечатлительна как никогда прежде.

– Вы говорите… обо мне? – запинаясь, выговорила она. – Вам не хотелось, чтобы я… на вас… обращала внимание?

– Нет‑нет, детка! Я говорила о… о совсем другом человеке. О том, кому не следовало бы обращать на меня внимание… Я даже рада, что есть теперь, с кем поговорить, только… только сначала я думала, что это кто‑то из дома…

– А, значит вы здесь не живете, так же, как и я… то есть живете не всегда.

– Да, сейчас я живу здесь, – вздохнула девушка, – если, разумеется, это можно назвать жизнью… то, что я делаю.

– А что вы делаете? – с интересом спросила Поллианна.

– Что я делаю? Что ж, я расскажу тебе, что я делаю! – воскликнула девушка с неожиданной горечью в голосе. – С утра и до вечера я продаю тончайшие кружева и яркие ленты смеющимся и болтающим между собой девушкам. А потом иду домой – в маленькую комнатку на четвертом этаже с окошком на задний двор. В комнатку вмещается лишь узкая продавленная койка, умывальник со щербатым кувшином, шаткий стол и я. Летом в ней жарко, как в печи, а зимой холодно, как в леднике, но это единственное место, куда я могу уйти, и предполагается, что я должна сидеть там, когда не работаю. Но сегодня я вышла – я не собираюсь ни сидеть в этой комнатушке, ни идти читать в пыльную старую библиотеку. Сегодня наш последний свободный вечер в этом году – и к тому же дополнительный, и я хочу весело провести время… хоть раз. Я тоже молода и люблю пошутить и посмеяться не меньше, чем те девушки, которым я изо дня в день продаю кружева и ленты. Так вот, сегодня я собираюсь шутить и смеяться.

Поллианна улыбнулась и одобрительно кивнула:

– Я рада, что вы так думаете. Я тоже так думаю. Быть счастливой – это гораздо веселее, правда? Кроме того, сама Библия велит нам это делать – то есть веселиться и радоваться. Она говорит нам об этом восемьсот раз! Но вы, наверное, сами знаете, где в Библии говорится про радость.

Красивая девушка отрицательно покачала головой. На ее лице появилось странное выражение.

– Нет, – ответила она сухо, – не скажу, чтобы я сейчас думала о Библии.

– Нет? Разумеется, может быть, вы и не думали, но понимаете, мой папа был священником, и он…

– Священником?

– Да. И ваш папа тоже? – воскликнула Поллианна, заметив, как изменилось выражение лица девушки.

– Д‑да. – Девушка чуть заметно покраснела.

– О, и он тоже, как мой папа, ушел на небеса, чтобы быть там с Богом и ангелами?

Девушка отвернулась.

– Нет. Он живет… дома, – ответила она чуть слышно.

– Ах как вы, я думаю, рады, – вздохнула Поллианна с завистью. – Вот если бы я могла хоть раз увидеть моего папу… ведь вы видитесь с вашим папой, правда?

– Нечасто. Понимаешь, я живу здесь…

– Но вы все‑таки можете увидеть его, а я моего папу – нет. Он ушел к маме и к моим братикам и сестричкам на небеса и… А у вас и мама есть… на земле?

– Д‑да. – Девушка беспокойно вертелась на скамье и даже привстала раз или два, словно желая уйти.

– Ах, значит, вы можете видеть их обоих, – вздохнула Поллианна с выражением неописуемой тоски на лице. – Как вы, наверное, рады! Ведь никто так не заботится о нас и не уделяет нам столько внимания, как папы и мамы, правда? Уж я‑то знаю, потому что у меня был папа… он умер, когда мне исполнилось одиннадцать. Но вместо мамы все это время у меня были дамы из благотворительного комитета, пока меня не взяла к себе тетя Полли. Дамы из комитета были очень милые… но они не могут заменить ни маму, ни даже тетю Полли, и…

Поллианна говорила и говорила. Тут она была в своей стихии. Она любила поговорить. И ей ни разу не пришло в голову, что есть что‑либо странное, неразумное или даже не совсем приличное в таком откровенном изложении собственных мыслей или истории своей жизни совершенно незнакомому человеку на скамье в городском парке. Для нее все мужчины, женщины, дети были друзьями, будь то знакомые или незнакомые – и до сих пор она находила незнакомых ничуть не менее замечательными, чем знакомых, ведь в общении с ними всегда было что‑то от тайны и приключения – пока они из незнакомых превращались в знакомых. Поэтому‑то так откровенно и беседовала она с сидевшей рядом девушкой о своем отце, о жизни в далеком городке на Западе, о переезде в Вермонт, о тете Полли. Она говорила о своих старых и новых друзьях и конечно же об игре. Об игре она рассказывала почти всегда и всем, рано или поздно. Игра стала, казалось, частью самого существа Поллианны, а потому было невозможно не говорить об этом. Что же до девушки, она почти не раскрывала рта, хотя в позе ее уже не было прежней апатии. Заметная перемена произошла во всем ее облике: пылающие щеки, сдвинутые брови, беспокойный взгляд, нервно сплетаемые и расплетаемые пальцы – все свидетельствовало о внутренней борьбе. Время от времени она с тревогой поглядывала на дорожку за спиной Поллианны и вдруг, бросив очередной такой взгляд, схватила девочку за руку.

– Послушай, детка, побудь со мной еще минутку! Не уходи, слышишь? Оставайся на месте. Вот идет человек, которого я знаю, но что бы он ни говорил, не обращай внимания и не уходи. Я останусь с тобой. Понимаешь?

Поллианна открыла рот от удивления и растерянности и, прежде чем смогла вымолвить хоть слово, увидела перед собой очень красивого молодого человека, остановившегося возле скамьи.

– Ах, вот вы где, – с любезной улыбкой обратился он к собеседнице Поллианны, приподняв шляпу. – Боюсь, мне придется начать с извинений – я немного опоздал.

– Ничего страшного, сэр, – торопливо отозвалась девушка. – Я… я решила не идти.

Молодой человек беспечно рассмеялся:

– Ну что вы, дорогая! Не будьте так суровы с человеком только из‑за того, что он немного опоздал!

– Дело не в этом, – защищалась девушка, щеки ее пылали. – Я хочу сказать, что… я не пойду.

– Глупости! – Мужчина перестал улыбаться и заговорил резко: – Вчера вы обещали.

– Да, я знаю. Но я передумала. Я сказала моей маленькой подруге, что… я останусь с ней.

– Да, но если вам хочется пойти с этим милым молодым человеком… – начала было Поллианна, но тут же умолкла под взглядом, который бросила на нее девушка.

– Я уже сказала, что предпочитаю не ходить. И не пойду.

– Но скажите на милость, отчего такой неожиданный и крутой поворот? – спросил молодой человек. Лицо его исказилось и показалось Поллианне совсем не таким красивым, как прежде. – Вчера вы говорили…

– Я знаю, что говорила, – перебила его девушка возбужденно. – О, я и тогда понимала, что мне не следует этого делать… А теперь я понимаю это еще яснее. Вот и все. – И она отвернулась с решительным видом.

Но это было не все. Мужчина еще дважды обратился к ней. Сначала он уговаривал, потом заговорил с издевкой и злым выражением в глазах. Наконец он пробормотал что‑то очень тихо и сердито – слов его Поллианна не поняла, повернулся на каблуках и зашагал прочь.

Девушка следила за ним взглядом, пока он не скрылся из вида, а тогда со вздохом облегчения положила дрожащую руку на плечо Поллианны:

– Спасибо, детка. Я думаю, что обязана тебе… большим, чем ты можешь предположить. До свидания!

– Неужели вы уйдете… теперь! – огорченно воскликнула Поллианна.

Девушка устало вздохнула:

– Я должна уйти. Он готов вернуться, а у меня в следующий раз может не хватить сил. – Она вдруг оборвала речь и встала, а затем с горечью добавила: – Понимаешь, он как раз из тех, которые обращают внимание… и даже слишком… а не должны бы замечать меня… совсем! – И с этими словами она ушла.

– Какая странная! – пробормотала Поллианна, с грустью глядя вслед удаляющейся фигуре. – Милая, но тоже особенная, – заметила она, встала и без цели медленно побрела по аллее.

Date: 2016-02-19; view: 285; Нарушение авторских прав