Второй костер

Атмосфера у костра царит задумчивая, не чувствуется радостного оживления. Очевидно, ребята сомневаются, что оправдали ожидания. Это поганое чувство, и чтобы оно не сгустилось, я нашел остроумный выход, взял слово и поведал историю про Исака, маркграфа Мельничное Колесо с железной бородой. И про его лошадь. Трудно выбрать что‑нибудь более духоподъемное, подумал я.

Этот человек не кто иной, как главный герой самого знаменитого романа Гамсуна «Соки земли». Я начинаю с самого начала. Слежу, чтобы все внимательно слушали. Гамсун получил за этот роман Нобелевскую премию. В нем говорится об Исаке, который с пустыми руками пришел в далекую лесную глухомань на целинную землю. Он строит землянку для своих двух коз. Он поднимает целину. Удобряет землю. Тут приходит Ингер. Ингер с заячьей губой. На селе никто не хочет на ней жениться, вот она и пришла. Исак лег спать и возжелал ее так сильно, что добился ее. На другой день Ингер от него не ушла. Да так и осталась. И вот Исак и Ингер зажили вдвоем и родили детей. Они поставили дом и обустроили усадьбу. Понемногу обзавелись коровой, лошаденкой. А распаханной земли становится все больше. Когда Ингер забеременела третьим ребенком, появился захожий лапландец Ос‑Андерс и показал Ингер – ну что бы вы думали? – убитого зайца. Ну, куда это годится, показывать беременной женщине с заячьей губой убитого зайца! Где ж это слыхано! Ох уж мне эти лапландцы! Никогда не знаешь, что им взбредет в голову! Ну и разумеется, беда не заставила себя ждать. Ингер родила девочку с заячьей губой. Она убивает ее, не желая девочке пережить того, что сама пережила смолоду. Молва о преступлении облетает всю волость, и Ингер попадает в тюрьму. В Тронхейм. Она отсидела там шесть лет и за это время узнала многое о мире, чего никто не знает в ее глухом краю. Возвращается Ингер уже с дочкой, которой была беременна еще до ареста. Девочку зовут Леопольдина. Исак приезжает за Ингер в волость и забирает домой. Он поставил в телеге сиденья, чтобы Ингер и Леопольдина ехали не хуже других. Исак едва узнает свою Ингер. Она одета такой щеголихой и держится непривычно. Осанисто. Она повидала свет. А заячья губа исчезла, ее прооперировали. Исак оробел перед ней и не знает, что и сказать. Он вроде бы даже испугался: вдруг жизнь в глухомани теперь уже не по ней? Они едут домой как будто немного чужие. Леопольдина задремала в телеге, и Исак укрыл ее чем‑то, кажется своей курткой, точно уже не помню. Исак и Ингер сели среди вереска отдохнуть. Погожий денек, а до дому еще далеко. Дом, кстати, к ее приезду был покрашен. Это первый покрашенный дом в тех местах. Исак живет в достатке. Он хотел удивить Ингер. Пока они так сидели среди вереска, беседа что‑то затихла. Исак не может найти нужных слов, и тогда он вдруг возьми и подыми лошадь. Подошел, нагнулся ей под брюхо и приподнял, так что передние ноги лошади оторвались от земли. Чтобы проделать такое, нужна огромная силища. А Исаак‑то, он, ого, какой силач!

Поднял лошадь, как ни в чем не бывало. А Ингер глядит и думает: зачем он это сделал? А как‑то неловко и объяснять.

Но я, кажется, понимаю его. Исак не знал, что ей сказать. Он растерялся, оставшись наедине с Ингер, при виде ее красоты и свежести. Он очень стосковался по ней. И вот она приехала. Что же ему было, так и стоять немым остолопом и признать свое поражение? Ему захотелось показать, что он еще молодец. Так уж мы, люди, устроены, что хотим, чтобы нас любили такими, какие мы есть. Если мы не владеем словом, то непременно умеем делать что‑то другое. Ну кто не побывал в такой ситуации, когда поднять лошадь представляется единственным правильным выходом? «Эх, была бы у меня лошадь!» – думаем мы тогда. А у Исака лошадь была. Он ее и поднял. Такая реакция тоже имеет право на существование. Не надо ее списывать как отжившую. Ведь некоторым из нас довелось отказаться идти в армию по призыву, и мы кое‑что узнали о войне и мире и разрешении конфликтов. У всякого на это свой способ. Исак поднял коня. Такой поступок требует уважения.

Когда я закончил, воцарилось молчание. Рассказ был дослушан. Наверное, ребята соображают, что я хотел сказать, и теперь ждут не дождутся, чтобы я им объяснил. Пускай додумывают сами. Я наслаждаюсь чувством, как растут мои лидерские таланты. Я умею воодушевить других. Для каждого у меня всегда найдется улыбка, всем‑то я успеваю протянуть руку помощи и воодушевить. Умею в каждом пробудить лучшее, что в нем есть. Извлечь, чтобы оно проявилось. Причем так, чтобы им казалось, будто оно проявилось само собой.

И снова ночь.

Эгиль подумывает, не лучше ли спать в воде. Он решил, что там поменьше комаров. Я его отговорил.