А голова идет кругом

Пройдя еще немного, я увидел двух солдат.

На них была полевая форма старой императорской армии. Летняя, с короткими рукавами. На ногах обмотки, вещмешки за спиной. Вместо касок — солдатские панамы, лица для маскировки вымазаны черной краской. Оба молодые. Один — долговязый, в круглых очках с металлической оправой, худой. Его товарищ — низенький, широкий в плечах, коренастый. Солдаты сидели рядом на большом плоском камне; вид у них был совсем не воинственный. В ногах стояли пехотные винтовки‑тридцатьвосьмерки» [66]. Высокий со скучающим видом грыз травинку. То, что они здесь сидят, казалось совершенно естественным. Спокойно, без малейшего замешательства, они следили за моим приближением.

Полянка, где устроились солдаты, оказалась довольно просторной и ровной и чем‑то напомнила мне лестничную клетку.

— Эй? — бодро окликнул меня долговязый.

— Здорово! — чуть насупившись, проговорил коренастый.

— Здравствуйте, — ответил я. Наверное, при виде такой картины человеку полагалось бы удивиться. Но я не удивился. Ничего необычного, вполне возможная вещь.

— А мы тебя ждали, — сказал долговязый.

— Меня? — удивился я.

— Конечно. Кроме тебя, сейчас здесь вроде никто не бродит.

— Долго ждали, — подтвердил коренастый.

— Ладно тебе. Время — не такой важный вопрос, — оборвал его долговязый. — Хотя мы и вправду заждались. Не думали, что так долго будет.

— Так вы те самые люди, что пропали в этих горах? На учениях? Только это было очень давно…

— Ага, они самые, — кивнул коренастый.

— Так вас же, по‑моему, все искали.

— Знаем, — сказал он. — Знаем, что искали. Все знали, что мы здесь, в лесу, пропали. Но сколько ни искали, так и не нашли.

— Сказать по правде, мы не заблудились… — тихо проговорил долговязый. — Сбежали, в общем.

— Вернее, не сбежали, а случайно набрели на это местечко и остались, — разъяснил ситуацию коренастый. — Это совсем не то, что заблудились.

— Не каждый это место найдет, — продолжал долговязый. — Вот мы смогли, и ты смог. Нам с этим местом просто повезло.

— Да, мы тут застряли, зато нас на войну не отправили, — вторил ему коренастый. — Не пришлось других убивать и самим погибать. Мы ни в какие страны ехать не собирались. Я вот из крестьян, он — только университет окончил. Никого убивать не хотели, а сами пропадать — и подавно. Ясное дело.

— Вот ты, например. Может, тебе хочется людей убивать? Или чтобы тебя самого убили? — поинтересовался долговязый.

Я покачал головой. Нет, никого убивать я не хотел. И чтобы меня убили — тоже.

— И все так, — подытожил высокий солдат. — Ну, или почти все. Но если бы мы сказали, что не хотим на войну, что бы нам ответили? «Ах, не хотите? Понятно. Ну и не надо. Сидите дома»? Нет, от нашего родного государства такого ответа не дождешься. Сбежать и то нельзя. Куда из Японии убежишь? Все равно найдут. Страна маленькая, острова одни… Потому‑то мы тут и остались. Единственное место, где можно спрятаться. — Он тряхнул головой и продолжал: — Мы здесь уже порядочно. Правильно ты сказал: это было очень давно. Вот с тех самых пор. Но я уже говорил: время здесь — не такой важный вопрос. «Сейчас» или «очень давно» — почти одно и то же,

— Никакой разницы, — подтвердил коренастый и сделал рукой резкое движение, будто отмахнулся от чего‑то.

— И вы знали, что я сюда приду?

— Конечно, — ответил коренастый.

— Мы здесь вроде как на посту, поэтому в курсе, кто должен прийти. Мы уже как бы частичка леса, — сказал его товарищ.

— То есть здесь — вход, — заявил коренастый. — И мы его охраняем.

— Сейчас вход открыт, — стал объяснять долговязый. — Но скоро он опять закроется. Так что если решишь войти — давай сейчас. Он не может все время быть открытым.

— Захочешь войти — мы тебя проводим. Дорога запутанная, без сопровождающих тебе не дойти, — предупредил коренастый.

— А не пойдешь — вернешься по той же тропе, которой пришел, — продолжил долговязый. — Это не трудно. Не волнуйся. До дома обязательно дойдешь. И будешь жить как раньше. Так что выбирай. Никто тебя не неволит, входить или не входить. Но если войдешь, вернуться назад будет трудно.

— Ведите меня, — ни секунды не колеблясь, сказал я.

— Точно? — спросил коренастый.

— Там человек, которого я должен видеть. Мне так кажется.

Не говоря ни слова, солдаты не спеша встали с камня, взяли свои винтовки. Переглянулись и пошли вперед.

— Ты, наверное, думаешь: «Зачем эти чудаки все еще таскают на себе эти тяжеленные железяки?» — обернулся ко мне долговязый. — Все равно от них никакого толку. Да и не заряжены они.

— В общем, это знак, — не глядя на меня, пояснил коренастый. — Знак того, с чем мы расстались, что оставили позади.

— Символы — важная вещь, — высказался долговязый. — Винтовки, военная форма. Мы здесь вроде часовых. Такая у нас задача. Тоже ведь символ.

— A у тебя есть что‑нибудь такое? Знак или что‑то в этом роде? — поинтересовался коренастый.

Я покачал головой:

— Нет. Ничего такого. Только память.

— Память? — хмыкнул коренастый.

— Ничего. Нормально, — сказал долговязый. — Замечательный символ, должно быть. Хоть я не очень понимаю, как долго живет память и насколько она по своей сути надежна.

— Хорошо бы что‑нибудь такое, что потрогать можно, — изрек коренастый. — Так понятнее.

— Винтовка, например, — предложил долговязый. — Кстати, как тебя зовут?

— Кафка Тамура.

— Кафка Тамура, — в один голос повторили солдаты.

— Странное имя, — отметил долговязый.

— Это точно, — поддержал его коренастый.

Разговор иссяк, и дальше мы пошли молча.