Любимцы публики

Все же выбежал на Маросейку. Синего чиновника и господина в белом пиджаке не было, а вот Петух, оказывается, ни под какую землю не провалился – впереди мелькала красная рубашка, быстро перемещаясь в сторону Политехнического.

Ластик бросился следом.

Угнаться за Петухом, ловко рассекавшим негустую толпу, оказалось непросто. Не отстать бы, и то хорошо.

Воришка оглянулся, заметил погоню и припустил с удвоенной скоростью. Ластик стиснул зубы, соскочил на мостовую, чтоб не мешали прохожие. Упускать унибук было никак нельзя.

Вот и площадь, где Политехнический музей, сквер и памятник героям Плевны. Музей и памятник были на месте, сквер тоже, но за ним, до самой Солянки, раскинулся рынок – обширное пространство, сплошь забитое прилавками, навесами и маленькими палатками, над которыми возвышался огромный полосатый шатер. А напротив, заслоняя Китай‑город, высилась зубчатая крепостная стена.

Однако разглядывать пейзаж было некогда. Красная рубашка ввинтилась в торговые ряды, и теперь уследить за ней стало еще трудней.

Еще минута, и Ластик потерял бы вора из виду, но, по счастью, Петух не попытался затеряться в рыночной толкучке. Он повернул к шатру, со всех сторон украшенному разноцветными флажками, прошмыгнул мимо бородатого привратника в красной с золотом ливрее и исчез внутри.

Над входом помигивала лампочками гигантская вывеска ЦИРКЪ‑ШАПИТО. Что такое «шапито», Ластик не знал, а заглянуть за справкой было некогда. Да и некуда.

Он тоже хотел с разбега пронестись мимо нарядного служителя, но не вышло. Бородач ухватил реалиста за ворот гимнастерки.

– Куда? Представленье уже началось.

Изнутри и в самом деле доносилась веселая, разухабистая музыка. Дудели трубы, грохотал барабан, донесся чей‑то зычный голос, и сразу был заглушён шумными аплодисментами.

– Пустите! – закричал Ластик. – Я куплю билет! У меня деньги есть! Только скорей, пожалуйста!

– Местов нет. Аншлаг. Если желаете билетик на завтра – пожалуйте в кассу.

Но Ластик уже достал из‑за пряжки заветный полуимпериал.

– Вот. Сдачи не нужно. Ну пожалуйста!

– Давай. – Швейцар, оглянувшись по сторонам, цапнул монету. – Только местов правда нет. Где‑нигде приткнись.

А Ластику и не надо было «местов».

Влетев в шатер, он лишь мельком взглянул на арену – не до нее было.

Там, посреди круглой, посыпанной желтым песком площадки, сидел тощий‑претощий лев, все ребра видно, и разевал пасть, а длинноусый дрессировщик изображал, что ужасно боится совать в нее голову: вытирал платком лоб, крестился, молитвенно складывал ладони. Зал напряженно следил за усатым, Ластик же следил за залом – не покажется ли где красная рубашка.

Не так‑то просто здесь было что‑либо разглядеть. Народу битком, освещение в зале тусклое, и лишь сцена залита ярким светом.

Ударила нервная барабанная дробь. Ряды ахнули.

Оглянувшись, Ластик увидел, что дрессировщик влез в львиную пасть по самые плечи и для пущего драматизма дрыгает ногой, как бы от ужаса. Лев тоскливо смотрел в потолок и помаргивал.

Ударил туш. Грянули аплодисменты. Ластик, мелко переступая, двинулся вкруговую. Где‑то здесь он, гад. Некуда ему было отсюда деться.

На арену вышел статный мужчина в красном фраке. Взмахнул рукой – и оркестр умолк, рукоплесканья стихли.

– Любимцы публики, непревзойденные клоуны Тим и Том!

Уже ползала обошел Ластик, а кудлатой головы все не было. Может, на пол сполз, затаился?

– Здравствуй, Тим! – донесся с арены ненатурально писклявый голос.

Это говорил маленький клоун с рыжими, торчащими во все стороны волосами. Его намалеванный алой краской рот улыбался до самых ушей.

– Здравствуй, Том, – откликнулся второй, неимоверно длинный и костлявый. Рот у него был такой же огромный, только углы загнуты книзу. – У‑у‑у!

Из глаз худого брызнули две струйки. Публика так и покатилась со смеху.

– Что ты плачешь? – спросил веселый Том.

– У меня померла теща. У‑у‑у!

Снова взрыв смеха.

– Ай‑я‑яй. Но ведь она была богата. Должно быть, оставила тебя с наследством.

– Да‑а‑а, – кивнул Тим и заревел еще горше.

Зал слегка притих, только один кто‑то громко гыгыкнул, предвкушая шутку.

– С большим? – допытывался Том.

– С о‑очень большим. Вот с таким.

Тим взял себя за красный картонный нос и оттянул его на добрых полметра.

Оглушительный хохот в зале.

Кто‑то втолковывал тупому соседу, заикаясь от смеха:

– Это т‑теща его с носом оставила, понял?

Ну и юмор, покачал головой Ластик. У нас по телевизору и то смешней.

И не стал дальше слушать, хотя клоуны продолжали нести какую‑то белиберду и публика радостно смеялась.

Чем дольше затягивались поиски, тем муторней делалось на душе. Как показаться на глаза профессору? Ведь если вернуться без унибука, пиши пропало. Он навсегда сгинет в Несбывшемся, как бейсболка.

Снова ударили барабаны, грянул оркестр, и крикун в красном фраке объявил такое, что Ластик обмер:

– Великий маг и чародей! Любимый ученик всемирно известного искейписта Гарри Гудини! Синьор Дьяболо Дьяболини! Ассистирует итальянский мальчик Пьетро! Па‑а‑прашу аплодисменты!

Зрители громко захлопали, а Ластик был вынужден схватиться обеими руками за спинку кресла – так задрожали колени.

Неспешной пружинистой походкой на арену вышел высокий мужчина с матово‑белым лицом, с которым эффектно контрастировали подкрученные черные усы и остроконечная бородка. Великий маг и чародей был сплошь в черном: трико, цилиндр, перчатки, широкий плащ до земли. Но вот Дьяболо Дьяболини элегантно взмахнул рукой, приветствуя публику, плащ распахнулся, и стало видно, что изнутри он ярко‑алый.

Тот самый! Ластик не мог опомниться. Тот самый итальянец, что похитил Райское Яблоко!

Но главное потрясение было еще впереди.

Взгляд Ластика наконец упал на мальчика‑ассистента, скромно державшегося подле самых кулис.

Несмотря на черный с блестками костюмчик, несмотря на берет с пером, ошибиться было невозможно. Эти пронырливые глаза, эта смуглая физиономия!

«Итальянским мальчиком Пьетро» оказался подлый ворюга и вероломный обманщик по кличке Петух.