Совсем караул

Обратно Ластик брел, не глядя по сторонам, и думал только об одном: это крах, полный крах. Должно быть, Эраст Петрович занят каким‑нибудь важным расследованием, до того секретным, что даже верного помощника с собой не взял.

Как это некстати! Без великого сыщика Райское Яблоко добыть не удастся. Значит, с 1914 годом ничего не выходит. Неужто профессор заставит отправиться во времена Ивана Грозного, да еще через могилу? Бр‑р‑р…

Весь во власти печальных мыслей, Ластик сам не заметил, как вышел на Маросейку. Перебежал на другую сторону, благо никакого светофора на перекрестке не было, и собирался нырнуть в переулок, как вдруг услышал, совсем близко, визгливый крик:

– Вор! Держи вора! Сударь, он у вас часы вытащил!

Пузатый господин в белом полотняном пиджаке обернулся, захлопал себя по карманам.

А кричал другой – долговязый, в темно‑синей форме без погон и фуражке с кокардой (чиновник, догадался Ластик).

Чиновник показывал пальцем на мальчишку, топтавшегося подле толстяка. Это был смуглолицый, кудрявый паренек в красной рубашке из переливчатого шелка. Он запросто мог бы убежать, но вместо этого скорчил плаксивую физиономию и закрестился:

– Брешете, дяденька! Не брал я, вот те крест святой!

– Нету часов! – ахнул пузатый. – Золотых! С боем! «Павел Буре»! Держи его!

И крепко схватил черноволосого мальчишку за ворот.

– Не брал я! – надрывался тот. – Как можно – чужое брать!

– Да они у него в кулаке зажаты! – показал синий. – Я видел!

Вокруг собралась кучка зевак, но почти сразу же и рассосалась. Похоже, поимка воришки здесь была делом обычным и неинтересным. А Ластик задержался – он такое раньше только в кино видал.

Предполагаемый карманник разжал кулак – в нем ничего не было. Показал второй – тоже пусто.

– Но… Но я собственными глазами видел! – растерялся чиновник. – Клянусь вам!

Толстяк заозирался по сторонам, крикнул:

– Полиция! Полиция! Вот черти, когда надо – не дозовешься.

Но это он ошибся. От церкви, придерживая саблю, бежал милиционер, то есть городовой. Не тот, которого Ластик видел во дворе своего дома, – другой.

Пострадавший и свидетель, перебивая друг друга, принялись излагать, как было дело. Мальчишка помалкивал – только всхлипывал и размазывал по лицу слезы.

Ластику стало его жалко. Может, синий ошибся?

– Обыскать его, мерзавца! – потребовал владелец часов. – Запрятал куда‑нибудь.

Городовой кивнул:

– Это мы мигом!

И взялся за дело.

Присел на корточки, принялся ощупывать паренька.

Тот бубнил, давясь рыданиями:

– Грех вам, господа, сироту обижать.

Слезы из его глаз лились прямо ручьем.

Страдалец встретился с Ластиком взглядом и вдруг отчебучил: оскалил зубы, между которыми блеснул кончик золотой цепочки, да еще подмигнул, но слезы при этом течь не перестали.

– Нету, господа, – объявил городовой. – У меня рука хваткая. Были бы – сыскал бы.

– В участок его. Тряхнуть как следует, – потребовал толстяк.

И чиновник тоже не унимался:

– Я, слава богу, в здравом уме и на зрение не жалуюсь. Может, он за щеку сунул?

– А ну, разинь рот! – велел мальчишке полицейский.

Сам раздвинул ему губы, полез своими толстыми пальцами. Всё, пропал, подумал Ластик, морщась.

– И во рту нету. – Городовой развел руками. – Прощения прошу, господа, но, похоже, обмишурились вы. В участок сопроводить не могу, потому против закону. За отсутствием присутствия покраденного предмета.

Взял под козырек и воришку выпустил. Тот, не дожидаясь конца препирательств, дунул за угол Петроверигского переулка. И только теперь, глядя в спину убегающему, Ластик сообразил. Цыганенок! Красная рубашка! Кудлатый! Уж не за этого ли жулика принял его дворник Рашид?

Бросился следом за ловкачом. Во‑первых, через Петроверигский тоже можно было попасть к Солянке. А во‑вторых, любопытно – куда ж он часы‑то дел?

В переулке мальчишки не было. Как это он взял да исчез?

Ластик растерянно прошел несколько шагов, и вдруг из‑за водосточной трубы навстречу ему выскочила фигурка в красной рубашке.

– Ты чего за мной ушился?

Черные глаза смотрели угрожающе. Парнишка оказался одного с Ластиком роста, но, пожалуй, года на два постарше.

– Ты куда часы дел? – шепотом спросил Ластик и оглянулся. – Они ж у тебя во рту были!

– Сглотил, – могильным голосом ответил мальчишка. – Теперя вот помираю. Все кишки цепкой перемотало. Слышь, как из брюха тикает? Прощай, белый свет. Прощайте, люди добрые. Не поминайте лихом бедного сиротку. Ой, ой!

Согнулся пополам, жалостно застонал.

– Врача надо! – вскинулся Ластик. – «Скорую помощь» или как она тут у вас называется! Я сейчас!

Повернулся бежать на Маросейку, но воришка схватил его за рукав.

– Куды, скаженный? Глянь, чего покажу.

Он засунул себе пальцы в рот – глубоко, по самое запястье. Вытащил – между большим и указательным была зажата цепочка. Потянул – и между зубов появилась золотая луковица, влажно заблестела на солнце.

– Правда проглотил! – ахнул Ластик.

– Это что. Я, если надо, могу полшпаги проглотить, – похвастался трюкач, вынув часы изо рта. Протянул пятерню. – Поручкаемся? Петух.

Когда Ластик понял, что мальчик так знакомится и что Петух – это его кличка, то ответил на рукопожатие и улыбнулся:

– А я Эраст.

– Ух ты, на кой у тя железки во рту? – уставился на брэкеты Петух.

– Это чтобы зубы выпрямились.

– А‑а. Слышь, Эраст‑грош‑подаст, у тя звон есть?

– Что?

– Ну, деньги есть? С утра не жрамши, пузо подвело.

Такому только покажи золотую монету, подумал Ластик и помотал головой.

– Беда, – вздохнул Петух, садясь на корточки и обтирая мокрые часы об штанину. – Я коли перед атандой не пожру, в нутре урчит – жуть до чего громко. Чертяка мне за это ухи дерет. А паллукич магар еще когда отдаст.

В этой реплике Ластик не понял ничего. То есть совсем.

Пользуясь тем, что воришка занят разглядыванием добычи, открыл унибук и зашептал в него.

На слово «атанда» компьютер отреагировал тремя вопросительными знаками, на «паллукича» тоже. Только про «магар» сообщил:

МАГАР – на воровском жаргоне конца 19 – начала 20 века «добыча, доля в добыче».

– Ты чё это шепчешь? – подозрительно спросил Петух. – Чё у тя там, в книжке? А ну покажь.

Ластик перелистнул страницу, показал:

– Да ничего, просто учебник. А кто это – пал‑лукич?

– Пал Лукич. Пес лягавый, что меня шмонал. Чай не за христа‑ради отпускает. Я ему хабар, – (Петух показал на часы), – он мне магар. Жадный только, сволочь. Мало дает.

Он всё не сводил глаз с учебника.

– Хорошая книжка. Не драная. Слышь, Эраст‑ушаст, толкнем ее, а?

– В каком смысле?

На всякий случай Ластик спрятал унибук за спину.

– Ну, на толкучку снесем. Я человека знаю, он полтинник даст. Да хоть бы двугривенный. Пирогов с требухой потрескаем, кваску попьем. Я вижу, ты парень свой, хоть и гимназер.

Тут Ластик и вовсе насторожился.

– Я не гимназист, я реалист. А без учебника мне нельзя.

Петух презрительно сплюнул:

– Реалист – в брюхе глист. Эх ты, жадюга кривозубый.

И вдруг щелкнул Ластика по носу, да так больно, что в глазах потемнело. А подлый воришка выдернул из руки ошеломленного собеседника книгу и пустился наутек – обратно, в сторону Маросейки.

– Стой, гад! Отдай! – закричал Ластик.

Кинулся вдогонку, утирая рукавом сочащуюся из носа кровь.

Внезапно Петух и вправду остановился. Наверно, сообразил, что на Маросейке скорее всего еще стоят те двое, толстяк и чиновник. Новый скандал ему ни к чему.

Обманщик вынул из кармана какой‑то блестящий шарик, с размаху швырнул его себе под ноги. Полыхнула вспышка – такая яркая, что Ластик зажмурился. А когда снова открыл глаза, увидел лишь густое облако ярко‑розового дыма. Петуха не было.

Что за чудеса! Ластик вспомнил, как городовой тогда во дворе кричал: «Ништо, теперь под землю не провалится!» А Петух и вправду – взял да исчез.

Приехали… Мало того, что Эраста Петровича нет, так еще унибук пропал.

Это уж совсем караул.