Помнишь, какой курицей я был в наш первый раз? Я шага ступить не мог без тебя. А помнишь дерево? Ты знаешь, как я отношусь к тебе

Я так боюсь провалиться, но еще не могу сказать это вслух, поэтому, пишу здесь. Я хочу, чтобы ты была моей девушкой. Если ты вернешься и возьмешь мою руку, я готов для одного крошечного шага.

Твой Гейб.

Я моргаю, смотря на слова.

Девушка Гейба?

Возможно, я не могу вернуть нормальное Рождество, но именно сегодня, мы достигли финальной отметки, Гейб передвигает наши отношения на вторую часть. Это все еще секрет, но начало чего-то нового.

Все еще сжимая записку, я выбираюсь из кровати. Беру фонарик и иду к окну.

Начинается снег, и я сигнализирую Гейбу:

МНЕ НРАВИТСЯ.

Из темного окна Гейба нет ответа. Я начинаю светить еще раз и тут я слышу колокольчики. Я смотрю из окна на газон. Гейб стоит во дворе, звоня в колокольчики.

Я улыбаюсь ему.

Я хочу быть здесь для тебя, говорит он.

Он здесь. Ну, возможно ему нужны некоторые базовые знания в отношениях.

Ничто не говорит тебе «Я люблю тебя» так, как сломанная рука в попытке остановить тебя от падения. И я ждала этого тринадцать лет, не так ли?

***

Рождественское утро, новый яркий рассвет, солнечный свет играет на белом одеяле, которое падало всю ночь. Я проскальзываю вниз, не желая прервать кусочек утра. Когда прохожу в гостиную, останавливаюсь.

Папа опять на диване, но на этот раз, тут мама.

Я даже не хочу больше чашки чая, и не волнуюсь об открытии подарков. Я иду на цыпочках в гостиную и сворачиваюсь клубочком в кресле рядом с диваном.

Гейб

На следующий день после Рождества, между тренировками мы с Крисом идем в кинотеатр.

Я греюсь на солнце, проходящем сквозь большие панорамные окна, пока жду, когда Крис купит леденцы.

Я заработал высшую оценку от Мэд за свои сюрпризы, и тренировка у нас прошла великолепно. А еще лучше было, когда я зашел домой после тренировки, и родители сказали мне, что они пересмотрели свои решения по поводу благотворительного бала в больнице. И собираются не только они, но и родители Мэд. Я сразу же написал Мэд, и вот, на Новый Год у нас свидание.

Я достаю телефон и захожу в app store[83].

Какое приложение советовала девушка из «Джо-Майкла»? Pinterest[84]? Я загружаю его, ища романтические идеи. Розы, замороженные в ледяном кубе? Я хочу избавиться пока от любого упоминание о ее коньках.

Крис возвращается из очереди. И я тут же убираю телефон в карман до того, как он что-то заметит.

Мы прохаживаемся через фойе в сторону выхода. Яркое солнце, струящееся сквозь стекло оказывается обманчивым, потому что когда я открываю дверь, в нас врезается огромный порыв ветра. Я надеваю капюшон и бегу к машине вместе с Крисом.

- Ну так что,- Крис делает большой глоток Маунтин Дью и пытается засунуть огромную кружку в держатель, и в итоге оставляет ее у себя между ног,- на счет вечеринки?

Время позаботиться об этом. Я подкидываю телефон Крису прежде чем тронуться.

– Позвони моей маме и поставь на громкоговоритель, я спрошу ее.

Ни коем образом мама не разрешит мне сделать вечеринку, пока их с папой не будет дома.

Я даю ей это сказать не для меня, а для Криса.

Крис взрывается смехом.

– Что это?

Черт, кубики с розами!

Я выхватываю телефон.

Крис вырывает его обратно, проливая свою воду. Он проматывает страницу и свистит.

– Боже, что за кощунство над F-150[85]!?

Он показывает мне грузовик в виде кровати с прозрачным белым плафоном и розовым одеялом.

– С каких пор ты стал мистером Романтиком, через две недели?

Я игнорирую его, сдавая назад.

– Тебе бы лучше позвонить, мама скоро уйдет.

Крис находит ее номер в контактах, звонит и держит телефон напротив меня, когда я выезжаю на дорогу.

- Привет, мам,- говорю я, когда она берет трубку. – Можно я сделаю вечеринку на Новый Год?

- Нас не будет,- говорит она. Я уже было открываю рот, чтобы сказать «все плохо» Крису, но мама обрывает меня, прежде чем слова вылетают. – Но спроси Хелен.

Я возвращаюсь обратно в свою полосу дорожного движения.

– Что?

- Спроси Хелен. Если она не против проконтролировать все это, то ты можешь позвать несколько друзей, как в прошлом году.

- Эм, окей. Спасибо,- мямлю я, чувствуя, как рушатся мои прекрасные планы.

Крис завершает звонок и поднимает кулак в воздухе.

– Да!

- Да, но ты помнишь, что это Новый Год, Хелен может быть занята.

Пожалуйста, пусть она будет занята.

- Я спрошу ее, когда приду домой.

Но по закону подлости у нее не окажется никаких дел на самый большой праздник в году. Я тянусь рукой к телефону.

Крис держит его, снова пролистывая мои контакты.

- Гейб?

Хелен на громкоговорителе. Крис со мной в машине, я не выпутаюсь из этого.

- Эм, ты занята на Новый Год?

Пожалуйста скажи да, пожалуйста скажи да!

- Да.

ДА!!

Я кидаю взгляд на Криса и пожимаю плечами, как бы говоря: я говорил тебе.

- А что ты хотел?- спрашивает Хелен.

- Ничего. Я просто хотел узнать если у меня шанс, что ты захочешь понаблюдать за кучкой громких, противных подростков. Разумеется, если у тебя планы…

Хелен смеется в громкоговоритель.

– Гейб это и есть мои планы.

Чувствуя, как у меня заканчивается бензин, и я веду машину к обочине. Я тянусь к телефону еще раз, и на этот раз Крис передает его мне, но я уже услышал, как Хелен громко и отчетливо подтвердила мой самый худший ночной кошмар.

- Твоя мама уже поговорила со мной. Она подумала, что ты захочешь снова провести вечеринку в этом году. Веришь или нет, но я однажды сама была громким и противным подростком. Просто уменьши количество гостей до десяти или меньше.

Десять или меньше. Как на счет одного?

Рядом со мной, Крис поднимает крышу от машины. Хочу я или нет, но я устраиваю вечеринку.

Я рассказываю эти новости Мэд на дневной тренировке.

– Так, на Новый Год ты не против, если я приглашу несколько друзей присоединиться к нам? Крис и Кейт, мой друг Энди и мои кузины. Возможно Ион.

Она не против. На самом деле, она выглядит… даже больше чем радостно.

- Ты это имеешь в виду…

И тут, я понимаю. Она думает, что я хочу рассказать им о нас на вечеринке. Готов я или нет, но я собираюсь сделать этот крошечный шаг. Так пусть начнется мой отчет до ночного кошмара – время всем увидеть, как я делаю ошибку.

***

Чем ближе становится 31 Декабря, тем хуже я себя чувствую на счет нового года. Я должен найти способ, чтобы остановить это прежде, чем все наступит.

Мы играем в Дженгу[86] на семейном вечере, и за все время мне не удалось вставить блок без того, чтобы он упал. Я не готов даже Крису рассказать о нас с Мэд, не говоря уже о всех друзьях. И я никогда не был хорош в планировании вещей. Я всегда полагался на Игоря в таких делах.

За день до Нового Года, все еще без идей, я возвращаюсь после дневной тренировки и нахожу маму на кухне, готовящую морепродукты.

– Мам, где Хелен?

Мама открывает упаковку сырного крема и вываливает его в миску с громким шлепком. Она вытирает белые пятна со щек, удивленно моргая, и поворачивает карточку с рецептом еще раз.

– Она себя не хорошо чувствовала. Она уехала домой отдохнуть, ей будет лучше завтра к твоей вечеринке.

Бог есть!

Я сую голову в буфет, как будто ищу что-нибудь перекусить, ну и мама не видит выражение аллилуйи на моем лице.

– Я должен отменить ее, все поймут.

- Я не думаю, что это необходимо, Гейб, но ты уже очень взрослый. Убирай свои вещи и помоги мне совместить все закуски.

- Черт.

- Габриель Томас!

Втройне черт. Я не собирался говорить это вслух. Я высовываю голову из буфета.

– Проси мам. Я просто… ударился пальцем.

С настоящей гримасой на лице, я поддельно хромаю помогать ей с морепродуктами. Но когда мы заканчиваем, я иду за розами. На всякий случай.

***

На следующее утро, Хелен не чувствует себя лучше. У меня нет особо времени на то, чтобы поесть чего-то шикарного на завтрак, вообще, я люблю школьные каникулы, утренние тренировки начинаются в девять часов и это более терпимо, да и Хелен готовит омлет или Бельгийские вафли. Но сегодня я довольствуюсь хлопьями «Чириос».

Хелен не показалась и на обед. Когда я прихожу домой после тренировки, сканирую взглядом подъездную дорожку. Ее универсал «Джетта» отсутствует.

Пританцовывая, я вхожу в дом. И едва не сталкиваюсь с мамой, суетящейся вокруг кухни с такой скоростью, что ее вечерне платье крутится вокруг ее лодыжек, когда она судорожно проверяет все стратегические запасы для вечеринки.

– Не выкладывай еду до 20:30, и убедись, что не забудешь об этом. Я не хочу, чтобы кто-то отравился.

У меня открывается рот. Я быстро закрываю его, тру уши, уверяя себя, что я ослышался.

- И не забудь закрыть Акселя. Я делала морепродукты не для кота.

- Ты все еще разрешаешь мне устроить вечеринку?

Мама берет свою сумочку.

– Я доверяю твоей ответственности, так что да, - она берет шаль у папы, оборачивает ее вокруг плеч и чмокает меня в щеку.

И они уходят.

Но никому больше не обязательно знать, что я все еще могу устроить вечеринку. Я пишу Крису: Хелен заболела, некому контролировать вечеринку.

Крис отвечает: Ок, я передам всем.

Я пишу Мэд: Вечеринки не будет, Хелен заболела. Приезжай & проверь ленту.

Ее ответ не приходи в течение десяти мучительных минут.

Ок.

Мэдди

Я пялюсь на сообщение в телефоне, пока он не затухает и не уходит в спящий режим.

Это не правдивое «Ок».

Кладу телефон на ванную стойку и смотрю на плойку, а потом на себя в зеркало. Я больше не хочу повторения моей вечерней балетной прически, и даже если никто туда не придет, я не пойду к Гейб только с половину накрученной головой.

Я закручиваю следующую прядь, но случайно подношу плойку слишком близко к краю уха и обжигаю его.

– Ауч!- отдергиваю плойку. Я так психовала из-за этой вечеринки. Просто несколько друзей из школы и катка, никаких репортеров. Я думала, что Гейб готов для этого крошечного шага. Нас было бы только восемь; его родители все еще разрешают ему пригласить кого-то даже без Хелен. Он не хочет никого звать. Это Крис должно быть заставил его сделать вечеринку, как в прошлом году.

Закручиваю прическу. Посмотреть видео? Вот честно, почему он не может быть просто… честным? Он хочет вернуть меня, потому что все это время у него не было петтинга. Я беру баллончик с водой и прыскаю на волосы, обратно выпрямляя их. Дотрагиваюсь до блеска для губ, а затем скидываю всю оставшуюся косметику обратно в ящик.

У себя в комнате смотрю на блестящий топ, который купила специально для вечеринки, потому что знала, что он понравится Гейбу. Я убираю его обратно в шкаф и даже не переодеваю футболку.

Плюхаюсь на кровать, а когда подходи восемь часов я все так же остаюсь лежать. Я вообще хочу идти? В 20:15 дрожит телефон, Гейб пишет мне: Идешь?

Не потрудившись ответить ему, я накидываю пальто, надеваю ботинки и тащусь по слякоти на подъездной дорожке.

***

Он уже ждет меня рядом с дверью, когда я только открываю ее. Он даже не дожидается, когда я сниму пальто, а сразу прижимается ко мне, нос к носу, пока с моих ботинок стекает целая лужа.

– Привет, девушка.

Ухмылка на его лице, говорит о том, что он гордится собой, но я не улыбаюсь. Все по-старому, когда никого нет, я могу быть его девушкой.

– Привет.

Я позволяю ему прижать меня к себе ближе, пока его губы практически не сталкиваются с моими, тогда я откланяюсь. Снимаю обувь. Я все еще пытаюсь вытащить руку из пальто, когда Гейб берет меня и тянет в сторону гостиную.

- Эм, можно я хотя бы пальто сниму…

Я останавливаюсь, когда мы входим в комнату. Огонь слабо горит в камине и свечи мягко светятся на краю стола. Два хрустальных винных бокала мерцают на кофейном столике, отражая свет от свечей. Между ними в кубиках льда охлаждается бутылка с белым игристым вином, а рядом тарелка с клубникой в шоколаде. Это хороший сюрприз, и он явно приложил к этому усилия. Но нам нужно поговорить. Я делаю вдох.

– Я думала, мы будем смотреть видео.

Гейб кладет руки мне на плечи и поворачивает меня к себе.

– Я должен признаться тебе, я правда рад, что Хелен больна. Потому что, Мэд, есть только один человек, которого я хочу поцеловать в полночь и провести новогоднюю ночь. Только с тобой.

- Тогда в следующий раз, почему бы тебе просто не спросить, не хочу ли я прийти и поцеловаться?

Он убирает пальто с моих плеч и включает телевизор пультом.

– Потому что да, я не говорил приходить целоваться, но я хочу посмотреть видео тоже.

Я смотрю на телевизор. Там мы, нам по восемь и девять, пред юниорская пара. Лейк Плэсид, мы первый раз выполнили Аксель на соревнованиях.

Гейб краснеет:

- Я сделал видео из наших важных моментов. Тебе нравится?

Да, мне нравится. Я улыбаюсь. У нас есть целая ночь, мы можем устроить наши новогодние разборки в отношениях позже.

Гейб берет мою руку и обводит меня вокруг дивана, где я замечаю что-то в ледяных кубиках. Я выдергиваю один из ведра. Это маленький, таящий краешек розы, замороженной внутри.

– Оу, Гейб.

Он улыбается, вынимает пробку из бутылки, наливает вино и предает мне стакан.

– За нас.

Я чокаюсь с ним и мы оба садимся на диван. Я прижимаюсь к его руке, мы делаем глоток из наших бокалов и кормим друг друга клубникой. Он кажется довольным просто сидя и обнимаясь. Может ему просто нравятся такие отношения?

Но я хочу большего. Я ставлю бокал на стол, шоколад все еще тает на языке, вынимаю бокал Гейба и ставлю рядом со своим. Подвигаю свое лицо к его лицу.

– Ты знаешь, мы можем не ждать до полуночи.

Мы падаем назад на диван. Руки Гейба проскальзывают под мою футболку, и я сажусь обратно. Он вытаскивает руки.

– Прости, я думал ты имеешь в виду…

Я кладу свой палец ему на губы, чтобы утихомирить его.

– Да, я просто поняла…

Я снимаю футболку через голову и бросаю ее на пол.

– У нас есть дом, чисто для нас на несколько часов.

Гейб смотрит на меня, а я наслаждаюсь каждой секундой. Я расстегиваю бюстгальтер и бросаю его вслед за футболкой.

– Никто не прервет нас.

- Мэд,- глаза Гейба приклеиваются ко мне.

Звонит дверной звонок.

Я хватаю футболку и бюстгальтер с пола.

– Я думала вечеринка отменена.

Мои пальцы теребят крючки, когда я пытаюсь застегнуть бюстгальтер.

Гейб стонет и направляется к входной двери.

– Была.

Но прежде чем он покидает комнату, мы слышим, как открывается дверь и захлопывает, сопровождаемая шагами.

- Гейб?- голос Криса из прихожей.

Цоканье каблуков по деревянному полу, сопровождаемое приближающимся голосом Кейт. – Ты хочешь раздеться в гостиной как в прошлый раз?

Футболка на мне села неправильно. Я одергиваю ее, выравнивая. Когда Гейб исчезает в фойе, я пробегаюсь пальцами по волосам, чтобы пригладить их. Я быстро убираю руки по швам в самый последний момент.

– Привет, Кейт.

- Мэдди,- Кейт медленно протягивает, ее глаза переходят от моей груди к замороженным розам и обратно. – У вас с Гейбом была маленькая пред вечеринка?

У меня чешется шея. Я скрещиваю руки на груди, чтобы удержаться и не почесать ее. Ну, я хотела, чтобы люди знали о нас, но не так.

– Мы смотрели старые видео.

Я киваю в направлении изображений наших первых лет, благодарно все еще переключающихся на экране, потом поворачиваюсь к Кейт и беру пульт. Когда я поворачиваюсь назад, она все еще смотрит на меня. Я снова скрещиваю руки на груди.

Она подходит ко мне, кладет руки на мои, и убирает их от моей груди:

– Конечно, дорогая. Поэтому твоя футболка одета задом на перед.

Я смотрю вниз и чувствую, как умираю. Быстро, переворачиваю топ, лицо вспыхивает.

- Ромео и Джульетта, - на этот раз сарказм слышится в ее голосе, Кейт смотрит мне прямо в глаза. – Помни, как это закончилось.

Гейб

В прихожей, я дергаю Криса в сторону:

– Я написал тебе, что вечеринка отменяется.

Крис выглядит растерянным:

– Ты написал, что не будет взрослых. Все сейчас придут.

Я смотрю в окно ­­- Энди идет по дорожке с Ионом и моими кузинами Сарой и Луизой, и позади них еще куча машин, паркуются на улице перед моим домом.

Зашибись!

- Идем, Гейб. Никто из нас не собирается создавать проблемы.

Если они поймут, что я хочу вечеринку только с одной Мэд, будет плохо.

Пока мои друзья практически заносят ноги в своей обуви над порогом моего дома, я спешу обратно в гостиную. Хватаю стакан Мэд с кофейного столика в одну руку, а ее саму в другую руку, и проталкиваюсь вместе с ней на кухню.

– Недопонимание, вечеринка возобновляется. Можешь, пожалуйста, начать выкладывать еду? Объясню позже.

Я бегом возвращаюсь и одним махом убираю кубики с розами и клубнику. Звучит звонок в дверь.

Кидаю все в мусорку по пути и открываю дверь:

– Анита.

Она с улыбкой смотрит на меня.

– Привет, красавчик.

Я не приглашал Аниту. Кто пригласил Аниту!? У меня плохое предчувствие.

– Это частная вечеринка.

– О, это мой вид развлечений, - она толкает меня, намеренно слишком близко придвигаясь ко мне, и проходит через дверной проем.

В данный момент, машины заполняют всю улицу. Ребята из школы протаптывают себе дорожку в снегу до моего дома. А затем, я вижу Курта, идущего по дорожке с коричневыми картонными пакетами в каждой руке. Несколько игроков скользят рядом с ним, неся шесть пачек и отнюдь не рутбира[87].

– Нет. Несите это обратно в машину.

Каждая мышца в моем теле напрягается. До этого мы дрались с ним, но здесь вся команда, а это совершенно другая история. К счастью, игроки ворчат, но уступают. Когда они возвращаются с пустыми руками, я их впускаю.

Поток гостей не уменьшается. Каждую минуту, звонок звонит снова и снова. Я оставляю Криса за главного у двери, а сам направляюсь на кухню. Мама наготовила кучу еды, но мой гостевой список значительно больше. Запасы на исходе, и чаша с пуншем уже пуста. Я вытаскиваю бутылки с соком и содовой из холодильника.

– Хромой, здесь больше нет пунша?

Повернувшись, я вижу Курта, и медленно сдуваю волосы с лица.

– Не вижу, чтобы ты помогал мне.

Курт отодвигает меня локтями от холодильника и открывает морозильник. Он тянется к кубикам со льдом, поворачивается, и начинает бросать лед в чашу от пунша.

Новогоднее чудо, и я принимаю его.

– Спасибо.

Я начинаю откручивать крышки у бутылок. Просто все так, как в былые времена: я отодвигаюсь вправо, чтобы пропустить его в центр, передавая шайбу, и все, работа сделана.

Сумасшедшие аплодисменты снизу пугают меня, и я разливаю все это на себя.

– Черт.

- Иди! Иди! Иди!- говорят возгласы.

Кур забирает у меня имбирный эль. Проходит следующий круг аплодисментов, и он наклоняет голову в сторону входной двери.

– Я доделаю, ты разберись с этим.

Как только я вылетаю из кухни, он кричит мне вслед:

- Пиццы еще закажи!

Я проверяю гостиную. Окей, только кучка парней смотрят футбол по телевизору. Слишком много народу, чтобы нам с Мэд остаться вдвоем. Я чувствую кого-то рядом с плечом и поворачиваюсь. Мэд стоит со спрятанными за спиной руками и хмурится.

- Мэд, прости. Спасибо за помощь с едой. Черт, пицца.

Я вытаскиваю телефон и ищу номер «Vitale's».

– Да, мне нужна пицца на вечеринку… Доставить… Эм, может двенадцать?

Мэд все еще стоит здесь.

Я закрываю рукой телефон.

– Ты что-то хочешь?

– Я готова для объяснений.

Сейчас? Она не видит, что я разговариваю по телефону? Я отворачиваюсь от нее.

- Просто сделайте половину Суприм[88], а половину пепперони…, нет, подождите, две с творогом…улица 81 Сидарвью … тридцать минут?... да, спасибо.

Я опускаю телефон обратно в карман и поворачиваюсь.

Голос Мэд ровный, но напряженный:

– Ты сказал, что объяснишь позже. Сейчас «позже».

Я вздыхаю.

– Я написал Крису, что Хелен заболела и за нами некому проследить. Я предполагал, что ему это даст понять, что все отменяется. Но очевидно это лишь предположение.

Она вытаскивает руку из-за спины, в которой держит свой бокал вина, который я ранее спрятал.

– Почему ты убрал мой бокал?

Хороший вопрос, который нуждается в чертовски хорошем ответе… которого у меня нет.

– Эм…

- Ты сказал, что готов.

Ложь. Я подозреваю, что никогда не буду готов. Не надо конечно ей этого говорить, но все же.

– Ну же, Мэд. Здесь вся школа – это адский шажок.

- Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе даже лучшие друзья. Когда ты собираешься сделать этот первый шаг? Сколько нам еще быть в секрете, Гейб?

Я переношу вес с ноги на ногу. Еще один вопрос, на который у меня нет ответа. Я меняю тему.

– Зачем ты одела свою футболку так быстро?

Мэд скрещивает руки перед собой, сжимая бокал в одной руке.

– Дай-ка поразмышлять,… чтобы все подумали, если бы увидели меня полуголой, когда пришли?

- Что у нас был секс. Мэд, ты ведь знаешь, что говорят обо мне. Что каждый бы подумал, если бы они знали, что мы лежали свернувшись калачиком на диване с двумя бокалами вина и тарелкой клубники в шоколаде? Что бы они подумали о тебе?

Ее лицо смягчается.

– Что я сплю с тобой.

– Я делал много вещей, за которые мне стыдно. Ты не одна из них, но я не хочу, чтобы люди шутили о том, как я паркую свой розовый «Порше» в твоем гараже. Я не хочу слушать ставки, на то, как долго все это продлится. Я не хочу, чтобы все говорили об этом настолько много, что наши родители бы обо всем узнали.

- Чего ты хочешь?

- Прости, Мэд, я знаю, это не то о чем ты хочешь говорить. Но честно? Прямо сейчас мне нужна помощь, чтобы эта вечеринка не вышла из под контроля. Ты со мной?

- Ты все еще собираешься поцеловать мне в полночь?

Помнится, я уже целовал ее перед всеми на английском и на шоу в любом случае.

– Если только ты хочешь того же.

- Хорошо, - она разворачивается и уходит.

Я не уверен правда ли все хорошо, но сейчас у меня есть проблемы посерьезнее.

Я проверяю зал – у Лизетт и Пайпер бой подушками. В этот же момент, я ловлю мамин любимый светильник. Я ставлю его обратно на край стола, поднимаю голову и получаю по лицу двумя диванными подушками. Ну, возможно, я заслуживаю этого, после того как был с ними обеими в Поинте, но поднимаю руки, когда они снова целятся.

– Что я должен сделать, чтобы остановить вас?

Пайпер и Лизетт держат подушки готовыми к атаке. Пайпер смотрит на Лизетт, Лизетт смотрит на Пайпер.

– Поцеловать меня в полночь,- отвечают они хором.

Я поворачиваюсь к двери, и летящие за мной подушки выталкивают меня из комнаты. Спускаясь вниз, чувствую запах дыма, идущий из комнатки. Мне нужно не пускать людей, которых я не знаю с сигаретами в этот дом. Насколько быстро новости о вечеринке распространяются? Я включаю музыку, надеясь, что люди будут танцевать. Выходя, я врезаюсь в Элисон. И убегаю до того, как она откроет рот. Если я собираюсь сдержать обещание, данное Мэд, то мы должны будем спрятаться в полночь. Вечеринка превращается в какой-то проект Х. Новый год. Как всегда.

Я заглядываю в столовую, Мэд собрала около десятка людей вокруг стола, играя в «Яблоко против яблока»[89]. Почему я не подумал об играх? Молодец, Мэд!

Я откланяюсь к двери и смотрю, как она улыбается, когда сдает карты. Могла ли она быть права? Я слишком парюсь из-за нас? Насколько будет больно, когда люди узнают? Я могу раскрыть наши отношения прямо сейчас, просто подойти и обернуть свои руки вокруг нее. Поцеловать ее в щеку. Мы не должны будем прятаться в полночь. Мо вообще больше не должны будем прятаться.

- Извини меня.

Курт стоит позади меня с руками полными красных пластиковых стаканчиков.

Я пропускаю его, прежде чем он проливает пунш на пол, затем шагаю к Мэд.

- Эй, Гейб,- Крис кричит мне из фойе. – Ты заказал пиццы на две тысячи баксов?

***

Через час пиццы нет. Крис забирает Кейт домой, потому что она жалуется на плохое самочувствие, но остальные все еще здесь.

После того, как мамина любимая лампа чудом избегает катастрофы, я прохожу по дому и убираю все ломкие вещи, которые только вижу подальше. И если мне придется еще хоть одному человеку сказать, что курить нужно на улице, то я… Черт, я не знаю, что я сделаю.

Я опускаюсь на последнюю ступеньку, не заботясь ни о чем, когда хихикающий клубок рук и ног, протискивается мимо меня. У меня череп сжимается от громкой музыки. Я удивляюсь, что еще никто из соседей не вызвал копов. Я опускаю голову на колени. Это же новогодняя ночь, никого нет дома.

Я чувствую легкое прикосновение на спине. Мэд? Вскидываю голову и удивленно стону.

– Анита.

Она держит в одной руке два картонных мешочка. Другой рукой хватает меня и тянет, дергая за плечи. Она оборачивает вокруг меня руки и направляет меня в сторону зала.

– Пойдем, мы начинаем игру «Семь минут в раю»[90]. И за организацию этого прекрасного вечера, я думаю, ты должен быть первым.

Я выныриваю из под ее руки.

– Нет, спасибо.

Анита пожимает плечами:

– Все, что…

Она смотрит вниз, потом обратно на меня и перекидывает свои блондинистые волосы через одно плечо.

– Дашь мне знать, если передумаешь?

- Нет.

Она не слушает меня, она, шурша, открывает первый мешочек и вытаскивает первое имя из него.

– Итак, первая Мэдди с…

Я вырываю у нее листочек. Почему черт возьми Мэд играет в эту игру? Мои глаза мечутся между Анитой Мэд и бумажкой у меня в руках… ко второму мешочку. Два высоких коричневых мешочка - Ликерные сумки, откуда они?

Анита тянется в другую сумку, разворачивает следующую бумажку.

– Курт!

Имя ударяет мне в живот, и пунш обжигает все внутри. Не удивительно, что Курт не настаивал на алкоголе, он, скорее всего, спрятал их под пальто в машине. Не удивительно, что Курт был столь отзывчив на кухне. Красные стаканчики кричат мне с другого конца стола, с кофейного столика, и даже с краев полок.

Курт предлагает свою руку Мэд. Она хихикает и принимает ее.

Черт, нет.

Я мигом пересекаю комнату. И встав нос к носу с Куртом, я говорю:

- Планы поменялись. Я играю.

Курт искоса смотрит на меня.

– Нет, спасибо, я не по этим делам.

Он обходит меня, все еще с рукой Мэд в своей.

Она шатается от этого движения. Она разомлела от выпивки.

Я хватаю руку Курта:

– Ты не будешь с ней в любом случае.

Комната погружается в звенящую тишину.

Курт смотрит на меня.

– Ты остановишь меня?

Чертовски верно. Я закрепляю свой взгляд на нем, и формирую на свободной руке кулак.

- Курт? - почти писклявый голос. Новая подружка Курта, девушка, которую все зовут Маус, стоит в дверном проеме. – Что ты делаешь?

- Ничего, детка,- говорит Курт. – Просто помогаю ей стоять.

Его глаза впечатываются в меня, и он выпускает Мэд из своего захвата.

Мэд спотыкается, и я ловлю ее.

Анита прочищает горло и громко откашливается.

– Ладненько, это было достаточно интересно, но другие люди ждут. В общем, следующие действия для вас двоих.

Она засовывает меня и Мэд в шкаф и запирает дверь.

Я спотыкаюсь о пылесос и засовываю голову в свободные деревянные вешалки. Слышен приглушенный рев, от смеющихся по другую сторону двери.

Мэд хихикает и проскальзывает руками мне под футболку.

Я хотел остаться наедине с Мэд, но не таким образом. Я убираю ее руки от себя и наклоняясь к ней, чувствую алкоголь.

– Мэд, ты пила,- шепчу я.

Мэд падает на меня и икает:

– Только пунш.

Я крепко держу ее.

– Сколько стаканов ты выпила?

- Я не знаю,- она тянется к моим штанам на этот раз. – Н-не ик гово-рри сейчаааас.

Игорь убьет меня. Если мои родители или Спаэры не доберутся до меня первыми. У шкафа две двери; она открывается на кухню. Я чувствую ногу Мэд напротив меня и говорю немое «Спасибо» за очертание ключа у нее в кармане. Я вывожу нас из шкафа.

- Гейб, - ноет Мэд, - Где мы?

Я кладу палец ей на губы.

– Мы идем в более уединенное место.

Мэд опять хихикает.

– В-вроде ик твоей ком-мнаты ик?

Я поднимаю ее на руки.

– Как на счет твоей комнаты?

Мэд цепляется за меня.

– Ты хочешь положить меня в кровать?

- Угу.

Я выскальзываю из кухонной двери и быстро пересекаю двор. Выуживаю ключ из ее кармана, открываю дверь, и несу ее наверх.

Мэд переворачивается на спину на своей кровати, и ложиться на одеяле. Она смеется и смеется.

– Ты даже снимешь с меня носки?

Нет. В конце концов, я вытаскиваю из под нее одеяло и заправляю его под нее.

Мэд тянет меня под одеяло.

Не так. Не. Так. Я откланяюсь от нее.

Она опять икает.

– Куда ты собрался?

Я целую ее в лоб.

– Я вернусь. Я только… воспользуюсь ванной.

В моем доме.

***

Возвратившись на свою кухню, я выливаю оставшуюся малую часть пунша в раковину. Стойку наполняют пустые коробки от пиццы, а ноги прилипают к чему-то на полу. Я должен прекратить эту вечеринку, но как?

Я считаю нужным, ничего не делай и все быстро выйдет из под контроля. Моих родителей не будет дома еще по крайней мере два часа. Тут такой беспорядок, что я, возможно, буду разгребать его всю свою жизнь. Я могу даже сам себе вызвать полицию. И могу быть под ударом каждой школьной шутки до выпуска. Я облокачиваюсь на стойку и стону. Мне нужно как-то выпроводить людей из дома. Можно я найду выключатель и вырублю электричество? Нет, они просто возьмут свечки, у меня итак уже достаточно огня на руках.

Подождите секунду. Огонь.

Я иду в гостиную, тушу одну из свечей, которые я поставил для Мэд ранее, и украдкой пробираюсь на лестницу иду вниз по темной прихожей. Открываю дверь в свою спальню.

- Ох, да…

Включаю свет. Испуганные, Энди и Сара смотрят и щурятся.

- О, нет,- говорю я им, наблюдая, как моя кузина роется в моих простынях и достает бюстгальтер пуш-ап. Я стою перед дверью, пока они уходят, и закрываю дверь. Зажигаю свечу, встаю на стул и держу ее у пожарного датчика. Дую, чтобы дым направлялся, прямо в датчик.

Ничего не происходит. Я пробую еще раз, но фитиль горит слишком ровно. Мне нужно что-то еще, чтобы поджечь. Я беру клочки бумаги с подноса, кладу их в подсвечник, поджигаю.

Вскоре, раздается громкое БИИП! БИИП! БИИП! Я повторяю процесс пару раз, пускаю напоследок огромное облако дыма и выскальзываю из своей комнаты. Люди закрывают уши и выливаются из дома на лужайку. Я следую за ними.

- Ты не можешь заткнуть это?

- Нет,- вру я. – Я пытался заткнуть эту кнопку уже. Там возможно паук или что-то вроде того. И черт, тревога дойдет до моих родителей. Меня убьют.

Я хватаюсь за волосы и кривлю лицо, за эту игру мне должны вручить Оскар.

– Кто хочет помочь убраться?

- Мой дядя на дежурстве сегодня, я ухожу отсюда,- говорит Курт.

Хоккейная команда следует за ним, как делают и остальные.

Я сдерживаю себя от победного танца. Вместо этого, я начинаю бегать вокруг двора и убирать мусор. Блин, мне нужно все равно убираться. Сейчас никого не осталось, сирена все еще пищит в доме. Ион, мои кузины и Энди, вынесли некоторый мусор.

- Спасибо, ребят.

И, подождите… возле кустов, стоит одинокий хоккейный игрок. Майк тоже помогает.

Я подбираю мусор на пути к нему.

– Ты не должен оставаться,- говорю ему быстро. То, что я сказал Курту, я стоял за себя, больше чем за Майка.

Майк пожимает плечами и продолжает собирать.

– Ты не скажешь им.

Вшестером, мы убрали двор за считанные минуты. Сирена все еще пищит. Энди смотрит сначала на дом, потом на меня. Он тянет свой воротник.

– Эм, нужна помощь внутри?

Конечно!

Внутри, я даю ему рулон мусорных пакетов. Сара и Луиза разбираются с кухонными столешницами. Сирена стихает, и я думаю, что все поняли, что это был мой трюк, но они молчат. К без пятнадцати двенадцать место не кажется нетронутым, но теперь хоть достаточно сносно выглядит.

– Ребят, хотите все еще посмотреть на бой курантов?

Энди и Сара сворачиваются вместе на диванчике. Ион хватает кресло, смотрит, когда Луиза примостится на один из подлокотников, а Майк наклоняется к остальным. Я переключаю телевизор на Тайм Сквер, но потом я тихо выскальзываю из комнаты. Я должен сдержать обещание.

***

У Мэд, я отодвигаю кресло от ее кровати. Она свернулась на одной стороне, а другая пустая. Я смотрю, как ее одеяло поднимается и опускается от ее дыхания. Когда на ее часах бьет полночь, я убираю волосы и целую ее в лоб. Счастливого Нового Года.

***

У нас нет тренировки на следующий день до полудня, но когда Мэд не появляется в одиннадцать пятнадцать в моей машине, я должен сделать то, что никогда не делал прежде. Я быстро перебегаю через подъездную дорожку и стучусь в дверь Спаэров.

Сенатор Спаэр открывает дверь в халате, тарелка яиц в одной руке.

– Гейб? Вы с Мэдди не должны ли быть на тренировке?

- Да, но я пришел за Мэд.

Я пялюсь на сенаторские волосы. Они выглядят очень длинными на одной стороне, но на другой стороне забавное пятно, это не может быть…

Сенатор кладет руку на волосы и с совершенством зачесывает их назад.

Это. Честный Билл не честный на счет одной вещи, в любом случае. Он прочищает горло, а я заставляю себя убрать глаза от его парика, вспоминая, зачем пришел. Мэд.

– Вы видели ее?

- Когда она не пришла на завтрак, мы подумали, что ее уже нет.

У меня будто вырывают желудок. О, боже. Мэд всегда первая готова для тренировки по утрам. Она не пропускала коньки если только не… о, боже.

Сенатор поворачивается и зовет ее, а я уже взлетаю наверх в три ступеньки за раз. Эту питьевую схему родители вечно тыкают мне в лицо. Насколько это много? У меня даже нет предположений насколько крепким был пунш Курта, но Мэд даже не склонит чашу весов на отметку сто. И я оставил ее одну, заснуть. Я…

Она спотыкается из ванной, ее волосы взъерошены в хвосте, а глаза прищурены и наполовину красные.

– Я иду,- говорит она слабо.

Меня не волнует, что сенатор смотрит. Я стискиваю ее в крепком объятии.

– Все хорошо.

Она стонет.

– Нет. Сжал.

Я отпускаю ее.

– Плохо себя чувствуешь?

Она держится за стену.

– Моя голова, будто сейчас взорвется и я уже блевала два раза.

Она знает, что у нее похмелье? Не скажу ей. Некоторые вещи должны оставаться тайной.

– Ты должна отдохнуть сегодня.

- Пожалуйста, не говори так громко.

Мэд сбавляет шаг с каждым разом.

– Ты знаешь, что Игорь на это скажет.

Знаю. Мы всегда тренируемся. Даже если болеем, когда-нибудь это понадобится нам, чтобы конкурировать. Но у Мэд ни какая-то маленькая простуда. Ей реально плохо.

Она позволяет мне прижаться один раз по пути на каток, чтобы она могла поблевать в кустах, но она не дала мне отвезти ее обратно домой. На катке, я должен зашнуровать ей коньки потому что она не может наклонятся.

Мы не можем так кататься. Я оставляю Мэд, прижатую к бортикам, а сам еду к Игорю, стоящему в центре, и стучащему по своим часам перчаткой.

– Мне нужна минута. Пожалуйста.

Игорь держит свои часы перед моим лицом.

– Вы итак уже взяли десять.

- Я облажался.

- Да, - Игорь фыркает, - И?

- У Мэд похмелье. Это моя вина.

Игорь ничего не говорит.

- Я…

Игорь поднимает руку, чтобы шикнуть на меня.

– Национальные. Через шесть дней. Пьянство не входит в планы. Я даю инструкции – вы следуете.

- Простите.

Он смотрит на Мэд, которая трется около бортиков и идет неверной походкой по льду, будто она начинающий фигурист.

Он вздыхает:

– Это праздник, мы пропускаем единственный раз. Иди, позаботься о своей партнерше.

Мэдди

Через день после Нового Года, я наконец-то перестала извергать из себя клубнику в шоколаде. Я продлеваю Гейбу лимит, на совершение его крошечных шажков, с того момента, как я болела после вечеринки. Вся заблеванная его машина все таки стоит пару недель милости, и мы должны реально сфокусироваться на национальных соревнованиях. Я помню, как Крис откатал отборочные на зубцах.

Но я пролетаю сквозь дни на календаре, отсчитывая до красного круга, обведенного вокруг шестого января, дня, когда мы с Гейбом уезжаем в Бостон, и моя тошнота возвращается.

Я смотрю на результаты восточных и тихоокеанских победителей, которые будут соревноваться с чемпионами среднего запада. Мы с Гейбом все еще можем сделать три ошибки и все еще попасть в топ шести, но спасибо ужасному списку в соревнованиях международных пар, США может отправить только две пары на мировой чемпионат. Когда я складываю наши баллы, даже с нашим лучшим выступлением со среднего чемпионата, то мы с Гейбом… третьи. Плюс у меня нет очков прошлогодних победителей; Эванс и Мартин попрощались с национальными, как действующие чемпионы. Последний раз мы видели Эванс и Мартина в лагере чемпионов, где они были нашими инструкторами.

С каждой красной X на календаре, у меня в желудке происходит маленький взрыв. Мы можем не взять четвертое место и все еще поехать на мировой. К моменту, когда мы сходим с самолета в Бостоне, у меня в желудке бушует снежный шторм.

Мы с Гейбом единственные ученики Игоря, которые попадают на чемпионат, без соседей. Комната Игоря зажата между двумя нашими, да и мы в любом случае не собирались тусоваться здесь. Я иду к комнате Гейба. Он встречает меня в холле, направляясь прямо ко мне.

– У меня для тебя сюрприз,- говорим мы одновременно.

Я смеюсь.

– Мой первый.

- Мой важнее,- говорит Гейб.

- Хорошо, мой запланированный, - отвечаю я. – Мы должны быть втроем в два часа. Пойдем.

Мы доезжаем на метро до Бостонской Публичной Библиотеки.

Архитектурный тур, сопровождающийся гидом-волонтером длится всего лишь час. Это стоит каждой минуты волнения, отражающейся на лице Гейба. Главный тройной арочный вход в здание его любимый.

– Посмотри на эти фонарики,- говорит он. Он пускает слюни по лестнице и двору. Здесь еще пара джентльменов, очевидно, такие же помешанные, как и Гейб. Оказывается, один из них работает в архитектурной фирме, и когда тур подходит к концу, Гейб рвется поболтать с ним.

Когда мы заканчиваем, то направляемся к сюрпризу от Гейба для меня, это прогулка через городской сад, чтобы посмотреть на фигуристов в «Лягушачем» пруду. Я знаю, мы не можем тут покататься, у нас нет с собой коньков, да и даже если мы будем кататься инкогнито, все равно привлечем слишком много внимания с первых шагов, но это красиво. Пара маленьких детишек ковыляет вместе среди толпы фигуристов. Гейб смеется.

– Где твоя шпионская тетрадка, Мэд? Здесь возможно наши конкуренты.

Он тянется к моей руке. И не отпускает. Мы упакованы в зимние куртки, в капюшоны, скрывающие волосы и в солнечные очки, закрывающие наши лица, но мы проходимся по оставшейся части парка, как пара. Это крошечный детский шажок, и я не уверена, продвигает ли он нас, но, в конце концов, Гейб пытается уже взяться за это.

***

Наши маленькие экскурсии успокоили мою тошноту на сегодня, но это только временно. К этому времени наши родители регистрируются на короткую программу, мои нервы просыпаются, как бабочки, ломающие свои коконы.

Мы появляемся первые в списке. В конце концов, все закончится быстрее. Пока я жду, когда объявят наши имена, я подпрыгиваю. Трибуны полностью заполнены. Я ищу родителей, мама с папой держатся за руки в зале, но это не успокаивает меня. И потом я вижу камеры.

Я. буду. На. Национальном. Телевидении.

Забудьте про бабочек, у меня такое чувство в желудке, будто я птичку проглотила. Я бросаю взгляд на Гейба.

– Мы собираемся…,- я останавливаюсь. Гейб накручивает свою кофту на голову, как тюрбан. – Что ты делаешь?

Он смеется.

– Прячу свои волосы от тебя, Далила. Я уже позволил тебе один раз их обрезать, и видел, чем это закончилось.

Я смеюсь в ответ, и птичка в моем желудке взлетает.

Наше исполнение «Самсона и Далилы» заставляет толпу встать. В «целуемся и плачем», я сжимаю чучела животных, которые мне кинул восторженный поклонник по окончании выступления, даже не видя. Что это такое. Я тянусь к руке Гейба вместо этого, но камеры повсюду и Игорь сидит между нами. Я пытаюсь сфокусироваться на словах Игоря, когда он хвалит части нашей программы, но не могу. Меня не волнует, что он говорит, только мнения судей сейчас имеют значение.

- И сейчас,- объявляет диктор,- будет небольшая задержка, а когда…

Небольшая задержка, мои коньки. Я сопротивляюсь желанию, оттолкнуть комок меха - чучела, но потом вспоминаю свои манеры. Это, все же, чей-то подарок мне. Я смотрю на бирку, висящую на шее плюшевого золотого лабрадора, потом переключаюсь на камеру.

– Спасибо, Джен!

В итоге…

- Баллы нашей первой команде, Мэделин Спаэр и Габриель Нильсен из клуба Ривэвью. Балл за технические элементы 32.07. За компоненты программы 35.82. Вычетов нет, общий балл 67.89.

Я кричу и обнимаю Гейба, зажав Игоря между нами. Это наш новый личный рекорд, так же впервые у нас за артистичность балл больше чем за технику. Игорь отклонятся с нашего пути, и Гейб быстро сжимает меня и возвращается, хоть и чмокнул меня в щеку. Когда очки исчезают, мы можем идти. Люди делают сумасшедшие вещи, когда у них хорошие баллы.

Катание первыми означает, что наши оценки такими и останутся, но так же мы можем посмотреть на выступление наших конкурентов. Я сижу с Гейбом на трибунах. Он проникает своей рукой под мой пледик, и берет мои пальцы в свои. Остальные пары из нашей разминки выглядят так, будто они показывают, как они достигли национального уровня для своего будущего судейского резюме. Никто из них даже не пробует тройные выбросы и прыжки. Следующая группа не намного лучше. Наши баллы держатся раз за разом.

Но из-за четверых последних пар я действительно волнуюсь. Я смотрю их разминку. Сюда приходят тройки. Я пристально смотрю на Эванс и Мартина, выполняющих их выброс, потому что я знаю слух, что…

- Святое дерьмо,- Гейб выдыхает рядом со мной, и я чувствую как что-то опадает в животе. Это не слух, Эванс и Мартин только что выбросили четверную подкрутку[91]. Я сжимаю руку Гейба под пледом.

Разминка заканчивается и последние четыре пары занимают лед. Лэнс Паркер заменяет двойные прыжки на тройные тулупы в комбинации, и эта команда уходит.

Три. Великолепный синхронный прыжок в волчок[92], три поддержки, и потом у Кристины Робинсон касание во время приземления из выброса. Должно быть, мы побили брата и сестру Робинсон.

Два. Джинг-Мей Пао очень поспешила на поддержке звезде и поцеловала бортик, на приземлении с прыжка. Пао и Давэй опускаются до четвертых.

Джессика Эванс и Грегори Мартин делают их синхронные прыжки. Я разочарованно смотрю на их парные вращения. Это должно быть будет оценено, как четвертый уровень, и они получат самые высокие оценки за выполнение. Я не хочу провала моих соперников, но своего выигрыша я хочу больше. Они выполняют подкрутку, я задерживаю дыхание. Я сейчас очень сильно сжимаю руку Гейба, что возможно останавливаю циркуляцию крови. Эванс парит в воздухе. Один, два, три… я выдыхаю, когда Мартин ловит ее. Только три.

Гейб шевелит пальцами, сжимая и разжимая руки. Глаза Гейба зафиксированы на табло.

– Все по-прежнему твердо, как камень, даже без четверок.

Эванс и Мартин делают поклон и уходят со льда. Я цепляюсь за край сидения, так сильно, что ломаю ноготь. В «целуемся и плачем», увеличенном на табло, Эванс и Мартин смеются, разговаривают друг с другом и посылают воздушные поцелуи на камеру. Я думаю, о чем Гейб не говорит, но вот, что я знаю, мы оба думаем об этом. Их программа была великолепна. Эта тройная подкрутка была не ошибкой, они специально понизили ее. Они не думают, что им надо выполнять четверку, чтобы побить нас. Я раздавлена на месте.

- И сейчас,- раздается диктор,- баллы за компоненты программы Джессики Эванс и Грегори Мартина, национальных чемпионов прошлого года, клуба по фигурному катанию «Четыре сезона».

Как будто мне нужно это напоминание. Я подношу пальцы ко рту и начинаю грызть сломанный ноготь.

- За технические элементы, 34.59.

На два балла больше, чем у нас. Я кусаю другой ноготь.

- За компоненты программы, 33.18.

На два балла меньше. Я втянула в себя такой глубокий вдох, что я думаю, вобрала в себя весь воздух арены.

- Вычетов нет.

Сердце стучит в груди, когда я пытаюсь сосчитать в голове. Ну, я всегда была хороша в математике, так что с прибавлением проблем не должно быть, но… о-боже-мой. Я смотрю на Гейба. Его улыбка готова взорваться.

– Суммарный балл 67.87, Эванс и Мартин на втором месте. И на этом короткая программа завершается. И вот так мы входим в произвольную программу: на первом месте с 67.89 баллами, Мэделин Спаэр и Габриель Нильсен…

Я кричу.

***

В ресторане на ужине этим вечером, мои щеки болят от улыбок. Мама и папа по-прежнему вместе, а мы с Гейбом? Мы с Гейбом. Номер. ОДИН. Папа обвивает руки вокруг меня за столом.

– Первичные результаты есть, и какая победа, две сотых балла! Я надеюсь во имя всего святого, что эти Эванс и Мартин, никогда не должны работать против вас в политике.

Первичные результаты. Я вспоминаю, что это только короткая программа. Нам еще катать произвольную на национальных соревнованиях. Официантка ставит мой салат передо мной, но я даже не могу поднять вилку и съесть.

Папа массажирует мои плечи и смотрит на меня и на Гейба. Его глаза влажные, и я никогда не видела, чтобы он так широко улыбался, даже на камеру.

– У этого поколения американцев рандеву с судьбой.

- Речь на выдвижении ФДР, 1936,- говорю я.

Боль в желудке расширяется, и я снова чувствую себя больной. Мы даже еще не на мировом. Сотая балла. Что побудило меня подумать, что мы сделали это?

На моей другой стороне, Гейб кладет свою руку на мое колено под столом. Он чуть-чуть ко мне наклоняется и шепчет:

- Мэд, время поесть.

Я даже не могу подвигать ртом, чтобы ответить ему.

Он хихикает.

– Добро пожаловать в мир соревновательных нервов, в котором мы, остальные, живем все время. А если серьезно, то… это долгое время до полудня субботы. Это только один шаг. Возьми свою вилку.

Он берет мою руку в свою, отрывает от моей коленки и смыкает мои пальцы вокруг вилки.

Я держу вилку в руках, но мое запястье все еще на столе.

- Ммм вкусно,- говорит Гейб очень медленно. Он сует пасту себе в рот. – Это так вкусно, Мэд, ты должна это попробовать.

И потом, я знаю, что происходит, моя вилка идет из моей руки в мой рот, вместе с пастой Гейба. Шок поражает меня, я жую, а за этим следует.

– Спасибо.

- Нет проблем.

***

Но у меня все еще проблема. Гейб уверяет меня, что с нервами все станет лучше со временем, но у нас всего лишь пара дней до произвольной программы и снежный ком у меня растет с каждой утекающей минутой. К субботе, этот гигантский шар льда. Наше первое место заканчивается в короткой программе, это означает на телевидении, что мы будем кататься в финальной группе, и я могу чувствовать, как нервозность ползет по мне, даже прежде, чем мы садимся в автобус до арены.

Группа визжащих фанатов ждет снаружи, а несколько девочек впереди держат плакаты «Женись на мне, Габриель Нильсен!». Девочки давят на нас, когда мы проходим, затем я слышу визг. Моя сумка с коньками должно быть проехала по ее пальцам, но я не сожалею.

Когда мы входим на эскалатор, чтобы спуститься в раздевалку, мой желудок кувыркается тройными тулупами, а мои мышцы такие твердые, что я с трудом иду. Двери открываются и я вываливаюсь.

Гейб выкидывает руки и ловит меня.

– С тобой все в порядке?

Я вскидываю голову.

– Я никогда так не нервничала. Я не знаю что делать, Гейб. Я не могу так кататься. Мы здесь, я вижу это и я в шоке, - я тру свои мышцы. – Я никогда не впадала в такой шок! Я никогда не была такой каменной!

Арена над нами, толпа аплодирует, потом ахает. Я колеблюсь. Мы пришли так быстро. Если я потеряю это сегодня…

Гейб достает из сумки свою кофту на разминку.

– Не слушай это, Мэд, - он высовывает пустую руку из сумки, и опускает хватку на меня, поглаживая меня двумя руками. – Черт, ее нет.

Я чувствую, что упаду в обморок.

Гейб опять меня ловит.

– Окей, нет iPod. Время плана Б. Дыши.

Он легонько меня трясет.

– Согни колени.

- Я не могу!

Он берет мои руки в свои.

– Посмотри на меня, это нормальное чувство. Доверься мне, я постоянно в нем прибываю. У твоего тела инстинкт полета, потому что ты волнуешься о том, что случится. Но я понял, как с этим справляться, и ты можешь. Сейчас вдохни вместе со мной.

Я вдыхаю.

- Еще.

Он выразительно смотрит мне в глаза.

– Теперь медленнее. Что ты должна сделать этим вечером?

- Не лохануться.

Паническое чувство опять возникает.

- Нет. Ты знаешь, ты не должна думать о том, что ты не сможешь сделать. Скажи мне конкретно, что ты собираешься делать, от первого элемента до последнего.

Я перебираю наши элементы.

- Ты можешь сделать эти вещи?

- Да.

- Ты будешь делать их сегодня вечером?

- Да.

Я пытаюсь во имя всего святого звучать спокойно, но коленки у меня все еще зажаты.

Гейб оглядывается вокруг. Коридор все еще пустынный, но он толкает к тупиковому коридору к туалету уборщиков.

– Хорошо,- говорит он,- но мы не должны упускать наиболее важный пункт.

- Какой?

- Это не о судьях, не о публике, понимаешь? Игорь сказал, это о нас. Только о нас. Снаружи, мы не должны прятаться. Снаружи, я должен кричать всем этим девочкам, что я занят. И я для одной, и я должен сделать за четыре с половиной минуты все, чтобы показать, что я чувствую к тебе.

Его губы прижимаются к моим, и я поднимаю лицо к его. Он медленно углубляет поцелуй, как будто у нас есть все время в мире для этого, и я знаю, что у нас его нет, но сейчас, в этот момент, в этом поцелуе, я чувствую, что так и есть. Я расслабляюсь в его руках и целую его в ответ.

– Ладно.

Он выпускает меня и вытаскивает наши скакалки из сумок.

– Представь, что мы дома. Мы должны размяться, потом мы пойдем на лед, и будем наслаждаться друг другом, как мы делаем это всегда.

Это работает. С наших первых шагов на лед, программа одновременно гладкая и легкая, отчаянная и душевная, так же как и наши редкие совместные часы. Когда Гейб берет меня в свои руки, я с ним на диване дома. Когда он подбрасывает меня, я с ним на балете. Когда мы заканчиваем, я готова к Мллер Поинту. Программа приводит нас к первому месту.

Мы выходим на третью позицию в финальной группе, так что одна пара должна выйти на лед. И несмотря на оглушительные аплодисменты, Эванс и Мартин снова на высоте. В спортивной гостиной, я расхаживаю, наблюдая, как наши конкуренты выполняют элемент за элементом. Гейб кладет на меня руку, останавливая.

– Мэд, - шепчет он.

Я перестаю выхаживать, только после его руки. Затем на экране передо мной, я вижу это. Вращения, раз, два, три и четыре. Четверная подкрутка. Я могу слышать аплодисменты от толпы везде снаружи.

– Это все,- шепчу я, смаргивая слезы.

- Нет. У нас все еще свидание с судьбой.

- Рандеву,- поправляю я его, чувствуя, как у меня дрожат щеки.

- Неважно. Не в этом суть.

Гейб проводит кончиком пальца по уголку моего глаза, смахивая слезинку.

– Эванс и Мартин могут выкатывать круги вокруг нас сегодня вечером.

- Могут? Они?

- Это неважно, Мэд. Даже если они переплюнут нас, мы все еще будем серебряными медалистами.

Две пары. США может отправить две пары.

– Мы будем,- шепчу я.

Гейб вытирает другой глаз.

– Мы будем.

- Не так быстро, - раздается голос Игоря позади меня. Гейб отступает назад, я поворачиваюсь и вижу Игоря. – Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, да?

- Но, мы на втором месте,- говорит Гейб.

- Федерация решает, не соревнования.

Наши родители появляются за Игорем.

– Что происходит?- спрашивает папа.

Мистер Нильсен кладет руки на Гейба.

– Это еще не официально, кто будет делать команду на мировые.

Мама в смятении.

– Они могут не поехать?

- У Гейба и Мэдди нет международного опыта в уровне сеньоров,- мистер Нильсен объясняет ей. – Эванс и Мартин верная ставка на мировые с их победами на первый тур Мирового, но федерация может выбрать другую команду, лучше узнаваемую команду, для второго тура. Робинсоны на третьем месте, и они ездили на мировой в прошлом году.

- Нам нужно больше огласки,- говорит папа.

- Это не навредит,- говорит Игорь.

Папа вытаскивает телефон:

- Я в деле.

Гейб

На нас не детский зимний комбинезон на этот раз, но я все еще хожу варежка об варежку со своей партнершей. Слышны звуки затвора камеры, но нам больше не четыре и пять лет, и мы забыли эйфорию от первого раза на льду.

- Вы оба выглядите, как камни,- говорит Гарольд, какой-то публичный парень, которого позвал папа Мэд. – Попытайтесь расслабиться.

Расслабиться. Не потеть. Я уверен в себе.

Но несмотря на все уговоры, я уже чувствую, что мои подмышки и руки мокрые. А теперь я притворяюсь, будто я с Мэд?

Все испорчено.

Мы идем вдоль реки Чарльз[93]. Порывы ветра бьют меня по лицу, и я чувствую через варежки, как Мэд дрожит все это время. Я останавливаюсь, снимаю шапку и натягиваю ей на уши. Клик. Клик-клик.

- Так лучше,- говорит Гарольд. – Но улыбайся.

- Нам не достаточно снимков с детской больницей?- спрашиваю я.

Гарольд игнорирует меня и указывает направляться к лавочке.

– Остановимся здесь, попробуем несколько сидячих поз.

Я чувствую себя позирующей моделью. Я пытаюсь, но с обоими парами родителей, смотрящих на нас, все, о чем я могу думать, это слова сенатора нам прошлым вечером. Как сильно вы хотите выиграть?

Папа: Деньги не могут купить золотую медаль, но они могут чертовски приблизить к этому.

И мама: Это часть игры.

Это было слишком идти в детскую больницу сегодня утром.

Мэд и я всегда отдавали свои подарки с выступлений в детские приюты, но делать из этого публичный трюк? Сколько это все будет стоить для нас? Сколько мы готовы заплатить? Насколько далеко зайти? Я уже теряю облик реальности. И самое страшное это: После всей работы, которую я проделал, годы всяких планов, и, в конце концов, золотая медаль это то, чего я больше всего хочу?

Фотосессия на лавочке не лучше.

Мэд стучит зубами между улыбками. Я тяну ее к себе на колени и обвиваю руками.

- Это немного слишком,- говорит сенатор.

Это слишком? Если бы он узнал, что я делал с его дочерью, следующая сенсация в новостях было бы мое утопленное тело в Чарльзе.

Мэд сползает с моих колен.

– В-в-возможно мы попробуем в каком-то помещении?

- Хаб?- предполагает сенатор. – Я слышал, романтическое местечко.

Мама Мэд, единственная, кто не сказала ничего прошлым вечером, строго смотрит на него.

Следующая точка – мы пробуем обедать в Хабе. Возвышающийся над городом, я даже не знаю насколько высоко, но чувствую, сколько мы поднимаемся. Секрет это нечто другое, чем ложь, говорил я Мэд. И теперь мне кажется, я лгал.

Я смотрю на крыши. Во всем Бостоне, даже с нашими маленькими экскурсиями, здесь единственное место, где я могу чувствовать себя безопасно, держась с Мэд, когда каждый смотрит на нас. Если мы собираемся идти куда-нибудь, нам нужно…

- …на льду.

Гарольд, наши родители, и команда съемщиков смотрят на меня.

– Что? У нас уже есть доступ для фотографий на льду,- говорит Гарольд.

На арене, но не в обычной обстановке.

- На катке, на улице в Саду.

Мэд подхватывает. Она смотрит на меня.

– Мы можем переделать это фото.

Мы арендуем Лягушачий пруд в полночь. Мерцание огней палуб, деревьев вокруг нас, свечение города позади. Мы с Мэд не катаемся варежка к варежке, но мы близки. Свои руки, я обвиваю вокруг нее, она обнимает меня, наклоняется ко мне.

В центре льда, я останавливаю нас.

– Мэд, я желаю…

Я желаю многих вещей. Я хочу, чтобы мы не арендовали этот пруд лично для нас. Я хочу, чтобы кто-то еще был здесь, катался вокруг нас. Я хочу, чтобы у меня всегда с ней были эти четыре с половиной минуты. Я поворачиваю лицо к ней, беру обе ее руки и тяну их к своей груди. Я наклоняюсь вперед, чтобы наши лбы встретились.

– Я…

Сверкает вспышка.

– Сделано,- объявляет Гарольд.

Следующее утро, четверка Эванс и Мартина – старая новость. Мэд показывает мне вырезки Гарольда из газет, его ссылки из интернета. Все заголовки. Со снимками до и после, наше благотворительно городское поведение, Мэд и я стали американскими влюбленными.

Телефонный звонок раздается днем.

Это мы. Мы с Мэд едем в Китай.

***

Возвращаясь домой в понедельник утром, родители разрешают нам пропустить школу для восстановления. Но нам нельзя пропустить тренировку. Игорь заставляет нас сразу же вернуться к работе. После двойного прогона программы, я глотаю воздух. Мэд задыхается рядом со мной. Мы направляемся к бортикам.

– Сначала два круга,- кричит Игорь.

Я стону, но разворачиваюсь. Мы с Мэд можем быть американскими влюбленными, но не возлюбленными Игоря. Мы заканчиваем наши круги и сворачиваем к бортикам. Я брызгаю воду себе на лицо. Боже, это так классно.

Игорь, смотря на меня, сужает глаза. Я закручиваю кружку обратно на бутылку.

Он изучает нас с Мэд, проводя большим и указательным пальцем по своему подбородку:

– Артистизм прекрасен, но…, - он останавливается, вскидывает голову. – Этого недостаточно. Нет уважения к американским парам, вы понимаете?

Я киваю

- Серебряная медаль это триумф для нас. Никого – это – не – волнует. Вы должны быть лучше. Нам нужно… - Эванс и Мартин вспыхивают у меня в голове. Один-два-три-четыре. И я знаю, что Игорь собирается сказать. – Четверка.

Мэд говорит на выдохе.

– Выброс в четверной Сальхов.

- Нет.

Я смотрю на Мэд, глядящую на меня в шоке. Потом перевожу взгляд, обратно на Игоря.

– Нет, это очень опасно.

Из всех парных элементов, выбросы наименее любимые. Я ненавижу ужасные падения Мэд каждый раз, когда мы разучиваем новый выброс. Это одно – видеть, когда она падает после прыжков, а другое, когда после выбросов. Когда я сам ее кидаю.

- Нет,- говорит она, смотря на меня, призывая к тому, чтобы я посмотрел на нее. – Гейб, последние разы, ты выкидывал меня очень высоко на тройном. Мне просто нужно немного туже сгруппироваться. Я могу это сделать. Мы можем это сделать. Мы уже так близки.

- Подкрутка,- говорю я. Лучше уж я поймаю ее вместо льда. – Почему мы не можем…

- Не подкрутка,- говорит Игорь. – Мы для этого не готовы.

- Но…

Он поднимает руку, чтобы успокоить меня.

– Завтра. Мы начнем завтра, когда вы станете свежеете.

***

После нашего урока, Игорь отправляет нас на тренировку поддержек.

– Это слишком рискованно, - говорю я Мэд, пока мы едем подсечкой[94] по кругу, готовясь. Я беру ее руки в захват и поднимаю ее над головой, переношу руки на ее бедра, когда она переворачивается на живот и потом на бок. Мои ноги переходят в Моухок[95] подо мной. Я переворачиваю ее для спуска.

Она ударяется ногами, выходя из колеса, и мы скользим обратно вместе, ее одна рука позади меня, а другая напротив плеча.

– Ты не один, кто может упасть,- указывает она.

Я отворачиваюсь от нее, когда мы шагаем вперед. Я уже падаю. Не на лед, но я чувствую, как ускользаю, моя хватка слабнет каждый раз, когда мы с Мэд вместе. Я не знаю, когда это точно случилось, возможно, в момент абсурдного претворения, когда нужно было притворяться, что мы притворяемся, возможно и до этого. Но могу ли я упасть, не причинив ей боль?

- У нас нет времени, - говорю я, пока моя спина все еще прижата к ее. Мировой чемпионат в марте, всего лишь два месяца. – Если ты навредишь себе…

Если я наврежу тебе.

– Это будет конец для нас обоих.

Я уезжаю, она едет за мной, следуя хореографии программы.

– Почему ты так боишься?

Она всегда была бесстрашна на счет себя, как на льду так и сейчас, на счет наших отношений.

– Помнишь дерево, Мэд? Иногда ты можем упасть очень далеко. Иногда это не очень хорошо быть настолько бесстрашной.

Мы синхронно разворачиваемся, и я меняю ногу позади нее.

Она не смотрит назад.

– Иногда ты недостаточно бесстрашен. Этой цели мы не добьемся, держа спину.

Она шагает вперед, к моему лицу, готовая к нашей последовательности спиралей.

– Ты должен отпустить,- шепчет она. – Бороться с падением, только вредить себе. Просто отпусти.

Но я не могу. Я все еще не могу громко сказать, что я чувствую к ней, не могу позволить себе свободно упасть. Чувство сгущающегося страха в моем животе, это то же самое, что и в тот день, когда Мэд очень высоко залезла на дерево. На льду или нет, мы катимся к огромной катастрофе.

Мэдди

Я вытираю снег с лезвий, когда у меня появляется этот идиотский зуд сзади шее. Я смотрю поверх плеч. Никого. И Гейб уже прошел через двери вестибюля, направляясь к раздевалкам. Я оглядываюсь по кругу, ища свою защиту, и бутылку воды и чувствую дыхание на шее. Это должно быть…

- Крис! Ты гавнюк! - Я кружусь, пытаясь его увидеть. – Перестань!

Игорь стоит прямо позади меня. Я, должно быть, отошла назад, когда хватала вещи. Если бы он не поднял руку, я бы врезалась прямо в него. У меня вспыхивают щеки.

– Простите.

- Пожалуйста, на пару слов в мой кабинет, Мэделин.

О чем он хочет поговорить? Я пытаюсь прочитать все по его лицу, но я не могу идентифицировать его эмоции. Игорь выглядит холодным и спокойным, в прочем как Гейб и называет его – КГБ. Как всегда. Я следую за ним по южному коридору. У него в кабинете, я сажусь на противоположенный стол, перед ним.

Игорь тянет свой стул к столу, царапая по полу. Он держит руки на рабочем стол