Как чай, трубка и табакерка Наттера дожидались его в малой гостиной Мельниц и как прошла та ночь в доме у кладбища

Жен двух злейших врагов, каких только можно было отыскать в Чейплизоде и окрестностях, – миссис Наттер и миссис Стерк – противопоставила друг другу сама природа; они избегали встреч, и каждая смотрела на соперницу в настороженном замешательстве, испытывая ужас, поскольку полагала, что видит жену худшего из живущих на земле негодяев. В ту ночь, однако, обеих дам мучили одинаковые страхи и горести.

На Мельницы и реку спустилась тьма; она была еще гуще в тени пышных деревьев, окружавших старый серый дом, где лежала в болезни злосчастная миссис Наттер. Могги внесла в маленький кабинет Наттера позвякивающий чайный поднос, зажгла свечи, положила на тарелку серебряные щипцы для снятия нагара; ей послышался звук шагов Наттера, и она поспешила на кухню, вскоре вернулась в кабинет с поющим чайником, а потом умчалась вновь – за блюдом, прикрытым фарфоровой крышкой, на котором лежали тоненькие, намазанные маслом тосты – такие любили наши предки.

Могги прислушалась и поняла, что ошиблась: это были шаги вдовы Макан; каждый вторник и пятницу она приносила с реки десять ведер воды и наполняла большую бочку в заднем дворе; за это ей полагался шиллинг в неделю и «чашка чаю с девушками на кухне».

Огарком свечи Могги разожгла камин, потому что ночь была довольно холодная, придвинула к огню круглый столик, приготовила трубку и табакерку хозяина, прислушалась и начала удивляться, почему он не идет.

Она вышла на морозный тихий воздух, встала на крыльце и снова прислушалась. Вскоре она уловила шаги вдовы Макан, которая возвращалась из сада, неся на голове последнее ведро воды; заметив Могги, вдова остановилась и опустила ведро на угол неуклюжей низенькой балюстрады у крыльца. Могги поделилась своим беспокойством и с еще большей тревогой узнала от миссис Макан, что «хозяина, Господи его благослови, в саду нет».

Вдова видела Наттера на берегу реки, когда спускалась за водой. Он стоял не шелохнувшись, на вдову не обращал внимания и смотрел вниз, на воду. Возвращаясь туда в третий или четвертый раз, вдова его не обнаружила.

– В саду смотреть без толку, – торжественно заверила миссис Макан, но все же по распоряжению Могги вернулась в сад и стала звать мистера Наттера – сначала почтительно и робко, а потом все громче и громче, ободренная тишиной и охваченная непривычным волнением; наконец она убедилась окончательно, что мистер Наттер не скрывается ни в саду, ни среди фруктовых деревьев, ни где‑нибудь еще поблизости от дома. Когда миссис Макан смолкла, тишина устрашила ее, тень деревьев сгустилась вокруг в сверхъестественную тьму, а река внизу, в конце тропинки, неясно бормотала, казалось, какую‑то страшную историю. Все время оглядываясь (сама не зная почему), миссис Макан поспешно заперла садовую калитку и с непривычной скоростью припустила вверх по сумрачной тропе к двери холла; там она рассказала все Могги и попросила разрешения внести ведро через холл.

Они вошли, Могги закрыла дверь и повернула в замке ключ. Испуг и возбуждение обеих женщин объяснялись, возможно, и тем, что они знали, в каком состоянии лежит наверху их бедная хозяйка. За ней присматривала Бетти; побывал Тул и, как я полагаю, дал больной опиум, поскольку она, раскрасневшись и посапывая, погрузилась в сон – путающую имитацию покоя. Однако прежде у нее были два припадка, а в промежутке она бессвязно бормотала и вскрикивала. Но, быть может, Могги и миссис Макан были напуганы не болезнью хозяйки, а визитом Мэри Мэтчуелл, оставившей столь ужасное свидетельство своего губительного могущества. Так или иначе, они предчувствовали, что отсутствие хозяина не сулит ничего доброго; о своих опасениях они не говорили вслух, но выдавали себя взглядами, а также тем, что подолгу прислушивались и молчали. Свет в кабинете Наттера привлек женщин, и они расположились там, принесли из кухни чайник, поставили его на полку в камин и начали прислушиваться к звукам из комнаты миссис Наттер, а также к шагам Наттера, пересекающего дворик; напрягая внимание, они только все больше волновались, а снаружи то и дело раздавалось постукивание по оконному стеклу. Я думаю, это был всего лишь побег розы, который вился по стене, цепляясь за колышки; от малейшего ветерка он раскачивался и стучал по стеклу, словно невидимые пальцы. Однако таким людям, как Могги и миссис Макан, при подобных обстоятельствах достаточно любого пустяка, чтобы затрястись как овечий хвост.

Внезапно из комнаты бедной миссис Наттер послышался душераздирающий вопль; обе женщины, побледнев, вскочили. Вдова Макан, которая как раз «прихлебывала» чай, застыла с чашкой в руке, а Могги, пораженная ужасом, забормотала молитву; до них доносились громкие крики, внезапные потоки слов и голос служанки, успокаивающей больную.

Бедная миссис Наттер неожиданно пробудилась от наркотического сна и своим отчаянным воплем напугала женщин внизу, в кабинете. Потом она вскрикнула:

– Где я? О! Ведьма… ведьма!

– О нет, дорогая мэм, – отозвалась Бетти, – тихонько, мэм, голубушка.

– Я схожу с ума.

– Нет, мэм, дорогая… будьте покойны… Это я, ваша бедная Бетти… Не бойтесь, мэм.

– О Бетти, держи меня… Не уходи… Я сошла с ума… Я ведь сошла с ума?

Затем, под утешающие речи Бетти, миссис Наттер разразилась потоком слез, и это, казалось, принесло ей некоторое облегчение. Бетти дала ей еще капель, она стала бормотать себе под нос и наконец заснула.

Прошло еще десять минут, и миссис Наттер снова с криком приподнялась.

– Это ее шаги… Ты где, Бетти? – громко спросила она, а когда Бетти подбежала к кровати, ухватилась за нее так крепко, что служанка едва не вскрикнула; миссис Наттер смотрела Бетти за спину. – Где Чарлз Наттер?.. Я видела, он говорил с тобой.

Потом бедная маленькая леди немного успокоилась; судя по ее обращенным вверх взглядам, стонам, по тому, как она заламывала руки, можно было предположить, что она молится; когда Бетти потихоньку открыла шкаф, чтобы достать свечу, ее несчастная госпожа вновь издала ужасный крик:

– Ты, ведьма! Ее голова не подходит… Тебе ее не спрятать. – И бедная женщина выпрыгнула из кровати, громко повторяя: – Чарлз, Чарлз, Чарлз!

Взволнованная и испуганная, Бетти завопила: «Могги!» – и попросила прибежавшую товарку посидеть ночью вместе с ней, потому что одной ей здесь не выдержать. И вот они несли ночное дежурство вдвоем, и чем дальше, тем больше сон миссис Наттер походил на естественный и тем реже она пробуждалась, а проснувшись, не впадала уже в такие пароксизмы ужаса. Но все же какое‑то страшное видение ее иногда будило, и крик ее вызывал тогда у служанок дрожь; после этого она долгое время, казалось, ничего не слышала и не видела и только твердила испуганным служанкам:

– Слушайте, там стук… о!.. И дыхание за дверью… Задвинь засов, Бетти… Молитесь, девушки… это он. – А иногда: – Это она.

Таким образом и прошла та тягостная ночь; ближе к ее исходу задул ветер и уши бдящих наполнились печальными непонятными звуками.

Тем временем бедная миссис Стерк сидела в гостиной Дома у Кладбища, прислушивалась, гадала и усердно работала спицами. Час, когда должен был вернуться ее Барни, минул, и, немного подождав, она послала в казармы, потом в клуб, а под конец в Королевский Дом – справиться о мистере Стерке у полковницы Страффорд. В первый раз расспросы оказались бесполезны, во второй, поздно вечером, когда все уже готовились ко сну, – тоже. В домах постепенно гасли огни, закрылись двери «Феникса», спали слуги миссис Стерк, и весь городок притих и задремал. А бедная миссис Стерк все сидела в гостиной, и с каждой минутой ее волнение и страх росли.

Ее пропавший без вести солдат не нашелся, и Леонора час за часом, не сходя с места, прислушивалась. Но под окном не раздавалось ни единого звука, который бы даровал ей хотя бы малейшую надежду: ни размеренного звона копыт и огненного ржания лихого скакуна, ни голоса призрачного всадника, напевающего: «Хо‑ло, хо‑ла… жизнь моя, любовь моя!»^{127}

Бедная миссис Стерк! Она на несколько дюймов приподняла оконную раму, чтобы издалека различить топот копыт. Она забыла, что у ее мужа сегодня не было лошади и он должен был возвращаться пешком. Однако, проникая через узкое отверстие, ночной ветер издавал отвратительные звуки: то волчий вой, то рыдания; доносились они слабо, словно бы издалека, и в них чудились одновременно и отчаяние и насмешка.

Чтобы ободрить себя, миссис Стерк то и дело произносила вслух: «Как шумит ветер». После этого она шире открывала окно. Но свеча начинала мигать, пламя бешено прыгало, и растерянная леди боялась, что оно потухнет. Тогда она совсем закрывала окно, потому что не в силах была дольше выносить эти зловещие завывания.

Пошел третий час ночи, и у миссис Стерк возникло новое опасение: как бы Барни не рассердился, если вернется и обнаружит, что она не ложилась и ждет.

Поэтому она легла в постель, но не успокоилась, а принялась терзаться еще больше; в ее уме проносились догадки и различные страшные картины, пока за окном не послышались кукареканье раннего петуха и крик галки, которая, едва занялось утро, начала кругами носиться у самого карниза, показывая, что новый день со своими заботами уже пришел; Барни, однако, не возвращался.

В начале восьмого утра доктор Тул, за которым по пятам следовали Юнона, Цезарь, Дидона и Стервец, нанес полудружеский‑полупрофессиональный визит в Мельницы.

Бедной маленькой миссис Наттер стало немного лучше – во всяком случае, не без помощи лекарств, она успокоилась. В меру своих возможностей ободрив больную, доктор побеседовал в холле с Могги: об исчезновении Наттера, о том, как миссис Макан видела его на берегу и с тех пор он вблизи дома не показывался. И тут Тулу пришла в голову мысль, которую он чуть было не высказал вслух, но сдержался и только спросил:

– Какая на нем была шляпа?

Могги ответила.

– А было на ней его имя или еще какая‑нибудь пометка?

– Две большие буквы – Че и Эн.

– Понятно; а есть ли еще приметы, по которым ее можно узнать?

– Ну да; недавно – в прошлом месяце – я подшивала подкладку красным шелком, тогда и буквы запомнила.

– Ага; а ты уверена, что он надел именно эту шляпу?

– А как же, остальные‑то вот, все на месте. – И Могги показала на шляпы, которые висели перед ними на крючках вешалки.

– Ну вот что, Могги, последи, чтобы хозяйка не унывала, подбадривай ее. Я сказал, что хозяин со вчерашнего вечера занимается делами с лордом Каслмэллардом, и ты ничего другого не говори, не беспокой ее и во всем потакай.

Тул быстрым шагом отправился обратно в город, зашел в казармы и спросил, нельзя ли повидать адъютанта, а также осмотреть шляпу, которую выловил у Кровавого моста капрал; и – клянусь Юпитером! – сердце у доктора подпрыгнуло и он почувствовал, что бледнеет: на шляпе обнаружились те самые буквы – ЧН – и неуклюжие стежки красными шелковыми нитками на подкладке.

Тул немедля удалился и нанял работника, чтобы тот в ближайший час обшарил дно реки.

Доктор Уолсингем, возвращаясь после утренней прогулки верхом к Островному мосту, застал этого искусника, вооружившегося канатами и большими баграми, на противоположном берегу за работой. Доктор – человек пытливого ума – никогда раньше не видел подобной процедуры и поэтому после недолгого размышления крикнул:

– Эй, любезный друг, что это вы там ловите?

– Управляющего имением, – ответствовал Айзек Уолтон.

– Управляющего имением? – не веря своим ушам, переспросил священник.

Мрачный удильщик не отозвался.

– Этот джентльмен здесь утонул? – не отступался доктор Уолсингем.

Человек на том берегу ограничился взглядом и кивком.

– Будьте любезны, а как его имя?

– Старый Наттер с Мельниц, – последовал ответ.

Священник издал горестное восклицание и уставился на равнодушного удильщика, который все время не вынимал изо рта трубки, почему и не был расположен к беседе. Доктору о многом еще хотелось спросить, но он воздержался, поскольку деревня была в двух шагах. При повороте на мост ему встретился Тул, который, прислонясь к его лошади, поведал всю печальную историю целиком.

Date: 2015-12-12; view: 346; Нарушение авторских прав