Глава XLVI

СЦЕНА В КОМНАТЕ, ГДЕ ИМЕЛСЯ КОВЕР, НО НЕ БЫЛО ПОЛОНИЯ^{119}

Когда Магнолия и майор ушли, каждый по своим делам, несчастная миссис Макнамара позвала Бидди, служанку, и взволнованно и хрипло зашептала ей в ухо (хотя была с ней наедине за закрытой дверью):

– Бидди, вот что… знаешь ли… та леди, которая приходила ко мне в конце июля… Помнишь?.. В черном атласе… Вспомнила?.. Она сегодня придет снова, и мы вместе поедем в ее карете к миссис Наттер, но это не важно. Как только она явится, приведи ее сюда, в эту комнату… хорошо?.. И сей же миг… Понимаешь?.. Отправляйся напротив, к доктору Тулу, и попроси его прислать мятные капли, которые он мне обещал.

После короткого допроса миссис Макнамара удостоверилась, что служанка все до конца поняла и накрепко запомнила; Бидди было обещано полкроны, если она выполнит это поручение так, как требовалось хозяйке, и будет свято хранить при себе все, что о нем знает. Накануне вечером миссис Мак предупредила Тула и теперь надеялась, что благодаря изобретательности доктора мучениям ее вскоре будет положен конец. Однако, когда приблизился решающий момент, нервы ее стали сдавать, что неудивительно: перед охотой на такого зверя, как Мэри Мэтчуелл, и более храброго человека, чем миссис Макнамара, охватил бы трепет.

Но почему же Мэри Мэтчуелл приспичило поволхвовать наедине не с кем‑нибудь, а именно с бедной маленькой миссис Наттер? Миссис Мак в этом случае всего лишь выполняла ее указания. Ей не пришлось долго убеждать миссис Наттер согласиться на встречу. Эта безобидная маленькая особа, любившая похихикать, была просто помешана на предсказаниях судьбы. Наттер был противником шарлатанства – иначе бы супруга попросила его согласия, чтобы отправиться в дом знаменитой сивиллы и там хоть одним глазком заглянуть в будущее; и вот выпадает случай принять волшебницу наедине, в своей уютной гостиной в Мельницах – и миссис Наттер охватило приятное волнение, восторг перед неведомым.

У миссис Мак, памятующей о собственном печальном опыте, было неспокойно на душе, когда она рекомендовала грозную пророчицу миссис Наттер. Но что оставалось делать? Отказаться она не осмелилась, только с беспокойством намекнула миссис Наттер, что не следует «говорить ей обо всем подряд: плохом, хорошем и прочем; нужно просто задавать вопросы какие вздумается, и больше ничего».

После этого разговора бедная миссис Мак не находила себе места; совесть мучила бы ее еще больше, но она надеялась, что спрятанный за ковром Полоний повергнет Аэндорскую волшебницу^{120} к ее стопам.

Внезапно миссис Мак услышала громыхание наемного экипажа; топот копыт смолк под окнами; сердце ее подпрыгнуло и куском свинца ухнуло вниз; знакомый голос сказал что‑то кучеру, а потом, в холле, – Бидди (так показалось миссис Макнамаре). Гостья вошла в комнату – как всегда в черном, высокая, тонкая, прямая; ее бледное лицо затенял черный капюшон, и, чудилось, с ней проникли в дом туман и ночной холод.

Большое облегчение испытала миссис Мак, когда увидела в окне, как Бидди спешит через улицу к дверям Тула; и она тут же воровато отвела глаза от быстроногой служанки.

– Прошу садиться, мадам, – произнесла смертельно бледная миссис Мак с низким поклоном.

Миссис Мэтчуелл в ответ слегка присела, молча опустилась на стул и пристально оглядела комнату.

– Рада, мадам, что в дороге вам легко дышалось: пыль прибило дождем.

Зловещая женщина в черном слегка откинула капюшон; показалось бледное тонкогубое лицо с черными навыкате глазами – внешность пугающая, наводящая трепет; это лицо настораживало, в нем чудилось что‑то необузданное – так и должна выглядеть женщина, чьи занятия имеют отношение к сфере сверхъестественного, и к тому же не чуждая злодейства.

Миссис Мак насторожила уши, чтобы не упустить приближения Тула; молчание затянулось, миссис Мак встала, налила стакан портвейна и почтительно поднесла гостье. Та взяла, кивнула и выпила; ее, казалось, занимала какая‑то тревожная мысль. Было ясно, что сегодня у нее на уме что‑то необычное. Тут миссис Мак послышался – она была почти уверена – шорох у дверей спальни, и она решила, что это спрятался в укрытии Тул.

Поставив на стол пустой стакан, миссис Мэтчуелл скользнула к окну; миссис Мак проследила ее взгляд, устремленный в сторону дома Тула, и, зная за собой вину, вздрогнула. Однако Мэри Мэтчуелл интересовал не дом, а карета; убедившись, что она на месте, таинственная посетительница сказала:

– Если вы не против, поговорим немного наедине – это нужно не мне, а вам, вы ведь знаете.

Доктор Тул имел уже достаточно времени, чтобы спрятаться в засаде. Пора. Волнующий миг настал. Бедная миссис Мак собиралась уже произнести краткую речь об окне на улицу, соседях напротив и уединенном положении спальни в задней части дома и предложить удалиться туда, но почувствовала себя плохо – вместе со смертельной слабостью ею овладела инстинктивная убежденность, что она уже проиграла, что в дьявольской игре с этой всевидящей чародейкой у нее нет надежды победить. До встречи с миссис Мэри она считала себя женщиной сильной духом. В присутствии Мэри Мэтчуелл миссис Макнамара сникала, кровь ее приливала к сердцу, покидая холодные, побледневшие, покрытые испариной члены; душа под взором пророчицы уходила в пятки.

Миссис Макнамара дважды откашлялась и начала лепетать заготовленные слова, но в испуге замолкла; в тот же миг в дверь просунулась голова Бидди.

– Доктор, мэм, в Лукане^{121}; за ним послали; раньше шести он не вернется, и мятных капель он для вас не оставил. С вашего позволения, я вам больше не нужна, мэм?

– Ступай вниз, Бидди, довольно, – ответила миссис Мак, бледнея, а затем ярко вспыхивая.

Запах погибели Мэри Мэтчуелл чуяла издалека; воздух всегда был окрашен этим зловещим ароматом – так ей казалось. Необычный взгляд, двусмысленное слово – и она вздрагивала, ощутив опасность. В подозрительности проявляет себя злобный инстинкт самосохранения, которым одаряет своих чад дьявол; подозрительность Мэри Мэтчуелл не дремала никогда.

– Что за доктор? – вопросила миссис Мэтчуелл, устремляя прямо в лицо миссис Мак свирепый взгляд своих широко открытых глаз.

– Доктор Тул, мэм.

Глядя в эти выпуклые черные глаза, миссис Мак не осмелилась сильно погрешить против истины.

– А почему вы послали за доктором Тулом, мэм?

– Я посылала не за доктором, – отвечала толстая леди, уставившись вниз, потому что не в силах была выдержать взгляд, способный, казалось, осветить все закоулки ее многострадальной души, отчего таящаяся там ложь предстанет во всей очевидности. – Я не за ним посылала, мэм, а за каплями, которые он мне обещал. Я была очень больна… я… я… я так несчастна.

Нижняя губа у бедной миссис Мак задрожала, из глаз брызнули слезы.

– Вы и святого выведете из себя, миссис Макнамара, – сказала женщина в черном безжалостно, но без раздражения. – Мне кажется, впрочем, что фортуна сейчас поворачивается к вам лицом. – Бессвязные горестные причитания миссис Мак зазвучали еще неистовей. – Вы не верите… ну хорошо… но к чему рыдать над своими мелкими затруднениями, как большой младенец, почему бы не сделать над собой усилие и не поблагодарить своего лучшего друга?

И обе дамы начали шептаться в дальнем углу комнаты; прислушиваясь, вы различили бы только неразборчивое воркование, всхлипывания доброй миссис Мак и суровое:

– И это все? Вы доставляете мне больше хлопот, чем полсотни разумных клиентов… Да вы шутите… Скажу откровенно, вам следует лучше справляться с делами, дорогая мадам, потому что этого, правду говоря, уж никак не достаточно.

Эти слова заключили деловую часть беседы, и Мэри Мэтчуелл выглянула в окно. Карета стояла у дверей; лошади, склоняясь друг к другу головами, терпеливо дремали; из пивной возвращался кучер с подбитым, заплывшим желтизной глазом и порезом на носу – и то и другое выглядело очень выразительно; он утирал рот манжетой.

– Будьте любезны, наденьте капюшон, мадам, и спустимся в карету; вы представите меня миссис Наттер. – Миссис Мэтчуелл длинными костлявыми пальцами постучала по стеклу, чтобы привлечь внимание кучера.

– Это лишнее, мадам. Я уже сказала ей все, что вы желали, а вчера вечером послала письмо; сейчас она ждет вас, а мне, ей‑богу, не хотелось бы ехать, если позволите.

– Ну это уж слишком – извольте делать, что я говорю, и отправляйтесь, – распорядилась миссис Мэтчуелл.

Подобно тому, как старуха из Беркли повиновалась, встала и спокойно вышла вместе с гостем^{122}, хотя ее увядшая плоть тряслась от страха, так и бедная миссис Макнамара нехотя, но без слов повиновалась.

– Э, да у вас вид как у приговоренного, который тащится на виселицу; что это с вами, мадам? Так нельзя. А ну‑ка, глотните. – Мэри Мэтчуелл ткнула прямо в лицо миссис Макнамаре, как дуло пистолета, небольшую бутылочку.

– Разрешите взять стакан, мадам, вот он на столе, – взмолилась миссис Мак.

– К… стакан, глотайте.

Горлышко оказалось у миссис Мак во рту, и, освежившись, она воспряла духом.