В которой снова полным-полно кобольдов

Мысли о Кальцифере не покидали Чармейн и на следующее утро. Когда она вышла из ванной, то увидела Питера, усердно стелющего свежую простынь на кровать двоюродного дедушки Уильяма, старую же он забросил в мешок с грязным бельём. Чармейн вздохнула — ещё больше вещей для стирки.

— Впрочем, — заметила она, ставя на пол миску для Бродяжки, — уборка спальни займёт и осчастливит его на то время, пока я буду искать Кальцифера. Пойдёшь со мной, Бродяжка?

Собачка, как всегда, готова была следовать за девочкой хоть на край света. После завтрака она потрусила следом за Чармейн в гостиную комнату и к парадной двери. Однако им оказалось не суждено добраться до скал. Едва девочка взялась за ручку, как Бродяжка пулей вылетела откуда-то сзади и с разбега распахнула дверь. По ту сторону на ступеньках стоял Ролло, протягивающий лапку к кувшину с молоком. Собачка зарычала своим тонким голоском и бросилась на кобольда, повалив наземь и щёлкая челюстями у его шеи.

— Питер! — закричала Чармейн, ступая в лужицу разлитого молока. — Скорей сюда! Неси мешок!

Девочка прижала Ролло ногой и продолжала реветь на весь дом: «Мешок! Мешок!». Ролло бешено брыкался, пинался и пытался выскользнуть из-под придавившей его ноги, в то время как Бродяжка угрожающе рычала на него. Дополняя общий шум, кобольд принялся истошно вопить:

— На помощь! Убийство! Насилие!

К чести Питера, он стрелой прилетел на крики Чармейн. Глянув на сцену, разыгравшуюся у порога, он мигом схватил мешок с вышивкой миссис Бейкер и принялся запихивать в него бушующего и сопротивляющегося Ролло. В следующий миг кобольд уже целиком находился в мокром от молока мешке. Юноша поднял его и потянулся к своему карману, однако пленник отчаянно ёрзал, бился, трепыхался, чем изрядно мешал ему.

— Отличная работа! — сказал Питер. — Помоги достать резинку из кармана, а то ведь сбежит.

Чармейн повиновалась и неуклюже извлекла на свет фиолетовую резинку. Пока она завязывала брыкающийся мешок, парень добавил:

— Ты успела позавтракать? Отлично. Затяни потуже. А теперь держи его покрепче. Я приготовлюсь — и отправимся прямиком в пещеру.

— Эй, жлаупк хтиплтели! — раздалось из мешка, когда Питер вручил его девочке.

— Заткнись, — рявкнула на него Чармейн, крепко сжимая горло мешка обеими руками. Мешок вертелся и так, и сяк, пока Питер доставал из многочисленных карманов разноцветные резинки. Красную он надел на левый большой палец, зелёную — на правый. Затем фиолетовую, жёлтую и розовую — на три средних пальца правой руки, а чёрную, белую и синюю — на три средних пальца левой руки. Бродяжка стояла на ступеньках, приподняв одно лохматое ушко, и заинтересованно наблюдала за парнем.

— Ищешь конец радуги или что? — спросила Чармейн.

— Нет, просто с их помощью я запомнил дорогу к кобольдам, — пояснил Питер. — Порядок. Закрывай дверь и пошли.

— Притеслбнбн! — завопил мешок.

— И ты с нами, — произнёс юноша, шагая к кухонной двери. Бродяжка направилась следом, а за ней и Чармейн с беспокойной поклажей в руках.

На пороге они повернули вправо, и девочка хотела заметить, что этот путь ведёт в зал конференций, но ей и без того хватало забот. Она прекрасно помнила, с какой лёгкостью умеют исчезать кобольды, и как запросто Ролло тогда погрузился в луговые травы. Чармейн понимала, что побег Ролло — лишь вопрос времени, ведь ему ничего не стоит просочиться сквозь ткань. Она решила придерживать одной рукой днище мешка, но это казалось ей недостаточным. Не обращая внимания на капающее сквозь пальцы молоко, девочка попыталась сосредоточиться и удержать Ролло с помощью чар. Чармейн не знала точно, что нужно делать или говорить, поэтому решила действовать как в случае с прохудившейся трубой. «Оставайся внутри! Оставайся ВНУТРИ!» — мысленно приказывала она кобольду, массируя дно мешка. Каждое её движение сопровождалось приглушённым воплем, который давал знать, что Ролло пока не сбежал. Чармейн не старалась запомнить дорогу, просто слепо шла за Питером. Даже пещеру кобольдов она заметила лишь, когда они остановились.

Дети стояли на пороге просторной светлой пещеры с высокими сводами. Всюду сновали синие фигурки маленького народца, они что-то увлечённо мастерили. Чармейн не могла разобрать, над чем же они трудятся, так как б о льшую часть пещеры занимала непонятная штуковина. Она походила на большие сани, на которых жители Верхней Норландии ездили зимой, когда сугробы снега не позволяли пользоваться повозками и каретами. Вот только этим саням не хватало оглобли. Вместо неё сзади располагались загнутые резные ручки. Дюжина кобольдов суетилась вокруг загадочной конструкции. Одни обивали «сани» изнутри ватином и овчиной, другие стучали молоточками и занимались резьбой, третьи же малевали вьющиеся голубые цветы на золотистой обшивке. Непонятная вещь, чем бы она ни оказалась, обещала получиться поистине великолепной.

— Послушай, — произнёс Питер, — могу я доверить тебе переговоры? В этот раз ты сможешь вести себя вежливо и тактично?

— Зависит от ситуации, — ответила Чармейн. — Но могу попробовать.

— Тогда лучше я побеседую с ними, — сказал юноша. Он подошёл к ближайшему кобольду. — Прошу прощенья. Не могли бы вы подсказать, как нам найти Тимминза?

— Проходите вглубь пещеры, — промурлыкал кобольд, малярной кистью указывая направление. — Работает над часами с кукушкой. А зачем он вам?

— У нас для него важное известие, — проговорил Питер.

Его слова заинтересовали трудившихся кобольдов и привлекли внимание. Некоторые с опаской поглядывали на Бродяжку. Собачка тут же приняла свой самый милый, весёлый и застенчивый вид. Остальные кобольды разглядывали Чармейн и мешок в её руках.

— Кто у вас там? — спросил один из них.

— Ролло, — ответила девочка.

Кобольды понимающе закивали, никто не казался удивлённым.

— Что ж, можно ли нам отправиться повидать Тиммиза? — проговорил Питер. Кобольды снова закивали.

— Идите всё время прямо, — сказали они напоследок и вернулись к работе.

Чармейн ощутила, что сородичи не питают особой любви к Ролло. Ролло, похоже, тоже догадывался об этом, потому что прекратил шуметь и брыкаться, пока Чармейн и Питер огибали непонятный объект. Девочка то и дело поднимала мешок, чтобы не угодить им в свежую краску.

— Что вы мастерите? — спросила Чармейн у встречного кобольда.

— Заказ от эльфов, — произнёс он.

А другой кобольд добавил:

— Много заплатят.

А затем встрял ещё один:

— Эльфы всегда хорошо платят.

Чармейн поняла лишь, что кобольды и сами не знаю, что конструируют. Дети вошли в пещеру куда просторней предыдущей. То тут, то там сновали крохотные кобольды-малыши, гоняясь друг за другом среди занятых делом взрослых. Многие кобольдята, завидев Бродяжку, с криками уносились прочь. Взрослые же кобольды аккуратно отходили с дороги, не уделяя гостям особого внимания, и продолжали красить, шлифовать и вырезать. Питер и Чармейн проходили мимо лошадок-качалок, кукольных домиков, детских стульчиков, напольных часов, деревянных скамей и заводных клоунов. В конце концов, они добрались до часов с кукушкой. Такие гигантские часы ни с чем не перепутаешь. Их корпус был отделан деревом, а крыша сияла волшебными огнями. В стороне стоял громадный циферблат, занимающий собой почти всю стену. Кукушка же размерами превосходила Чармейн и Питера вместе взятых, десятка два кобольдов с довольным видом украшали её перьями. Девочке стало интересно, кому же понадобились такие большущие часы.

Тимминз работал наверху, подкручивая что-то маленьким гаечным ключом.

— Вон он, — указал Питер, узнав главу кобольдов по неповторимо огромному носу. Парень прочистил горло и прокричал: — Прошу прощения. Хррм. Прошу прощения!

Тимминз развернулся на удерживающих его верёвках и хмуро посмотрел на них.

— Ах, это вы, — произнёс он и перевёл взгляд на мешок. — Теперь решили заняться похищением людей?

Ролло услышал голос Тимминза и почувствовал, что оказался среди друзей.

— Бесбпвледетлбл! Плбщение! — заревел мешок.

— Это же Ролло, — обвиняюще бросил глава кобольдов.

— Верно, — откликнулся Питер. — Мы принесли его, чтобы сделать признание. Лаббок с горных лугов подкупил его и приказал посеять вражду между вами и волшебником Норландом.

— Грязбнл лобзн! — кричал мешок.

Лицо Тимминза побледнело и сделалось серебряно-голубым.

— Тот самый лаббок? — проговорил он.

— Тот самый, — заверил Питер. — Мы видели вчера, как Ролло требовал у него оплату, и лаббок дал ему горшочек с золотом, найденный на конце радуги.

— Нелблпфло пфакобло! — отрицал мешок во весь голос. — Обмаблпфпфик!

— Мы оба видели, — сказал юноша.

— Выпустите его, — произнёс Тимминз. — Пусть сам скажет.

Питер кивнул девочке. Чармейн убрала руку с днища мешка и прекратила повторять слова, которые, как она надеялась, удерживали её чары. Ролло тут же плюхнулся на пол, отплёвываясь от молока, шерстяных ниток и крошек, и с гневом воззрился на Питера.

«У меня и правда получилось сотворить заклинние! Я удержала его внутри!» — улыбнулась про себя Чармейн.

— Ты видишь, видишь, какие они! — сердито протараторил Ролло. — Кинуть в мешок неповинное существо, заткнуть ему рот прокисшим молоком, чтобы оно не могло постоять за себя, когда его чернят наглой ложью!

— Теперь ты можешь постоять за себя, — заметил Тимминз. — Отвечай, ты получал горшок золота от лаббока за то, что посеял раздор между нами и волшебником?

— Как я мог! — добродетельным голосом увещевал Ролло. — Попался лаббоку на глаза — считай, что мертвец. Всякий это знает!

Вокруг них уже собралась приличная толпа, — старавшаяся держаться подальше от Бродяжки, — и Ролло использовал для них всё своё актерское мастерство.

— Будьте свидетелями! — заливался он. — Я невинная жертва отвратительной лжи!

— Проверьте его грот, — приказал Тимминз кобольдам, стоявшим поблизости.

Они послушно бросились выполнять поручение. Ролло подпрыгнул на месте.

— Я с вами! — завопил он. — Я докажу, что там ничего нет!

Ролло ступил три шага и повалился наземь, так как Бродяжка неожиданно схватила его за край жакета и сбила с ног. Она не отпускала край грубой ткани, чтобы кобольд не сбежал, и помахивала хвостиком Чармейн, всем видом говоря: «Ну разве я не молодец?»

— Отлично придумала, — похвалила её девочка. — Хорошая собака.

— Отзови своё животное! — прокричал Ролло. — Она повредила мне спину! Болит!

— Нет, — твёрдо ответил Чармейн. — Она тебя не отпустит до тех пор, пока кобольды, посланные проверять твой грот, не вернутся.

Ролло молча сел с видом оскорблённой невинности. Девочка повернулась к Тимминзу и спросила:

— Пока мы ждём, можно ли спросить, для кого эти гигантские часы?

Глава кобольдов окинул взглядом деревянный каркас.

— Для кронпринца Людовика, — отозвался он с мрачной гордостью. — Он заказал их для Замка Радости. — Гордость исчезла из его голоса, и осталась одно уныние: — Он ещё не заплатил за них ни пении. Настоящий жмот. Только подумать, насколько он богат…

Тимминза прервали вернувшиеся кобольды.

— Вот он, вот он! — кричали они хором. — Мы нашли его под кроватью!

Кобольд, бежавший самым первым, сжимал в руках глиняный горшок. На первый взгляд самый обыкновенный горшок, в котором можно разогревать суп в печи, вот только светящийся слабым радужным светом.

— Он самый, — кивнул Питер.

— Тогда куда же подевалось всё золото? — спросил один из прибежавших кобольдов.

— Что значит «куда же подевалось всё золото»? — немедленно встрял Ролло. — Горшочек до краёв был полон…

Тут Ролло замолчал и замер, сознавая, что сболтнул лишнего.

— А теперь нет. Сам посмотри, если нам не веришь, — упрямо произнёс другой кобольд и поставил глиняный горшок к ногам Ролло. — Таким мы его и нашли.

Ролло бросился к горшочку, заглянул внутрь и издал полный печали стон. Он опустил лапку — его пальцы схватили горсть сухих жёлтых листьев. Он принялся яростно разбрасывать листья, кучка за кучкой, пока, наконец, горшок не опустел. Ролло сидел среди мёртвых листьев и горестно выл:

— Исчезло! Превратилось в сухие листья! Лаббок обманул меня!

— То есть ты признаёшь, что лаббок заплатил тебе за нашу вражду с волшебником? — проговорил Тимминз.

Ролло кинул на него сердитый взгляд.

— Ничего я не признаю, за исключением того, что меня ограбили.

— Кхм, — откашлялся Питер. — Боюсь, лаббок обошёлся с ним куда хуже. Он отложил в теле Ролло яйца, когда тот повернулся к нему спиной.

Послышались вздохи, сотни испуганных кобольдов замерли на месте. Затем сотни бледно-синих мордочек обратились на Ролло, а затем на Питера.

— Я говорю правду. Мы оба видели, — твёрдо произнёс юноша.

— Всё правда, — кивнула Чармейн, когда кобольды посмотрели на неё.

— Ложь! — воскликнул Ролло. — Вы хотите провести меня!

— Нет, не хотим! — выпалила Чармейн. — Лаббок ткнул тебя в спину своим яйцеоткладывающим хоботком, когда ты начал погружаться в землю. Разве ты не жаловался совсем недавно, что у тебя болит спина?

Ролло выпучил на девочку свои глаза-бусинки. Он поверил ей. Он открыл рот, и Бродяжка бросилась прочь от его пронзительного крика. Ролло отбросил горшок и затопал ножками, поднимая вокруг себя вихрь сухих листьев. Он кричал до тех пор, пока лицо его не сделалось тёмно-синим.

— Я покойник! — рыдал он. — Ходячий труп! Во мне живёт и развивается какая-то гадость! На помощь! Прошу, кто-нибудь, помогите мне!

Но ему никто не помог. Кобольды отпрянули от него, глядя с нарастающим ужасом. Питер смотрел с отвращением. Одна кобольдиха сказала:

— Что за отвратительный спектакль!

Её слова показались Чармейн несправедливыми и жестокими, девочка испытывала к Ролло неподдельное сострадание.

— Эльфы смогут ему помочь, — обратилась она к Тимминзу.

— Что ты сказала? — Тимминз сделал лапкой резкий рассекающий жест. Вокруг мгновенно повисла тишина. Ролло всё ещё топал ножками и открывал рот, но его вопли никто не слышал.

— Что ты сказала? — повторил Тимминз.

— Эльфы, — произнесла Чармейн. — Они умеют извлекать яйца лаббока.

— Верно, — кивнул Питер. — Лаббок отложил яйца и в волшебнике Норланде. Поэтому-то эльфы забрали его и вылечили. Вчера к нам заходил эльф и принёс извлечённые из волшебника яйца.

— Эльфы берут высокую плату, — с волнением заметил кобольд, стоявший рядом с Чармейн.

— Я думаю, за волшебника заплатил король, — проговорила девочка.

— Тихо! — приказал Тимминз, его брови нахмурились и спустились почти к самому носу. Он вздохнул. — Полагаю, мы не возьмём с эльфов плату за парящие сани, если они вылечат Ролло. Проклятье! Второй заказ без оплаты! Кто-нибудь, уложите Ролло в постель, а я переговорю с эльфами. И предупреждаю вас всех ещё раз: ни шагу на тот луг.

— О, теперь уже не стоит беспокоиться, — бодрым тоном заметил Питер. — Лаббок мёртв. Огненный демон сжёг его.

— Что? — воскликнули одни кобольды.

— Мёртв? — зашумели другие.

— В самом деле? — поражались третьи. — Тот самый огненный демон, который гостит у короля? Он взаправду прикончил лаббока?

— Да, он убил лаббока, — выкрикнул Питер, стараясь заглушить общую суматоху, — и уничтожил яйца, которые принёс эльф.

— И, кажется, погубил сам себя, — добавила Чармейн. Она знала, что в общем гомоне её никто не услышал. Кобольды радовались, скакали, танцевали и подкидывали в воздух свои крохотные синие шапочки.

Когда шум немного стих, четверо крепких кобольдов унесли Ролло, безмолвно брыкающегося и кричащего.

— Этот лаббок держал нас в страхе многие годы, — серьёзным тоном обратился Тиммиз к Питеру, — он дал жизнь принцу Людовику и прочим отпрыскам королевской династии. Как вы думаете, чем мы сможем отблагодарить огненного демона?

— Вернуть краны на кухню волшебника Норланда, — немедленно отозвался Питер.

— Это само собой, — сказал Тимминз. — Их стащил Ролло. Я имею ввиду, что для огненного демона можем сделать мы, кобольды? Что такого, чего не в состоянии сделать он сам?

— Я знаю, — выпалила Чармейн. Кобольды почтительно замолчали, когда она сделала шаг вперёд. — Кальцифер и его… эм… семья пытаются выяснить, куда исчезает королевское золото. Вы можете помочь узнать?

Вокруг послышалось бормотание и хихиканье: «Как просто!» и «Всего-то!», — словно Чармейн спросила какую-то глупость. Тимминз перестал хмуриться, сердитые морщинки полностью разгладились, сделав его нос, да и всё лицо, вдвое длиннее.

— Нам не составит труда исполнить твою просьбу, — проговорил он, — по сути, она ничего не стоит.

Глава кобольдов уставился на противоположную стену, где висели шесть часов с кукушкой, их маятники мерно покачивались в шести различных ритмах.

— Если вы согласитесь сейчас последовать за мной, думаю, мы как раз успеем увидеть, как утекает королевское золото, — Тимминз задумчиво почесал свой нос. — Ты уверена, что огненный демон обрадуется полученному знанию?

— Совершенно точно, — кивнула Чармейн.

— Тогда прошу, следуйте за мной, — сказал Тимминз и направился в дальнюю часть пещеры.

Девочка не имела ни малейшего представления, куда они идут, а шли они очень долго. Вокруг сделалось довольно темно и, куда бы ни падал взгляд, всюду виднелись лишь очертания каменного тоннеля. Их путь, казалось, состоял из сплошных поворотов, ответвлений и острых углов. То и дело раздавался голос Тимминза, идущего впереди: «Три коротких шага и направо» или «Восемь человеческих шагов и налево, затем резко направо и потом снова налево». Они прошли уже порядочное расстояние, Бродяжка выбилась из сил, начала поскуливать и проситься на руки. Чармейн подняла её и несла всю оставшуюся часть пути, которая оказалась куда длиннее, чем предыдущая.

— Должен заметить, что кобольды, живущие здесь, принадлежат к другому клану, — произнёс Тимминз, когда впереди, наконец-то, забрезжил тусклый бледно-зелёный свет. — Мне приятно сознавать, что мой клан куда более организованный и самостоятельный.

Прежде, чем Чармейн успела спросить, что он имеет в виду, кобольд резко свернул вправо, потом аккуратно обогнул выступ слева, затем сделал ещё несколько зигзагообразных поворотов, и подземный коридор закончился. Веяло холодом, а вокруг разливался зеленоватый солнечный свет. У самых ног начинались мраморные ступеньки, покрытые плесенью, которые поднимались вверх и терялись в кустах. Похоже, что тот, кто посадил эти кусты, надеялся, что они вырастут ровными рядками по бокам лестницы и будут украшать подъём, однако в скором времени забросил их, и растения разрослись так, что закрывали собой почти весь проход.

Бродяжка зловеще зарычала, как могла бы зарычать собака размерами вдвое больше.

— Тише! — прошептал Тимминз. — Больше ни единого звука.

Собачка тут же замолчала, но Чармейн чувствовала, как её маленькое горячее тельце всё ещё тряслось от сдерживаемого негодования. Девочка повернулась к Питеру, чтобы убедится, что и он понял слова Тимминза, но позади неё никого не оказалось. Юноша исчез.

Чармейн ни капли не сомневалась в том, что произошло. В какой-то момент их пути, когда Тимминз в очередной раз сказал: «Налево», — Питер свернул направо. Или наоборот. Девочка не знала точно, когда он свернул не в ту сторону, но головой могла поклясться, что именно так всё и случилось.

«Не страшно, — подумала про себя Чармейн. — У него на пальцах достаточно разноцветных резинок, чтобы найти дорогу до Ингарии и обратно. Скорее всего, он даже раньше меня доберётся до дома двоюродного дедушки Уильяма.» Она выкинула Питера из головы и сосредоточилась сначала на подъёме по скользким, плесневым ступеням, а затем на пути сквозь пышный кустарник. Девочка пробиралась очень аккуратно, стараясь не задеть ни единого листа.

Когда они высунулись из зарослей, на них обрушился яркий солнечный свет, в котором сочетались все оттенки зелёного. Земля впереди была устлана ухоженной зелёной травой, по которой вилась ослепительно белая садовая дорожка. Она пробегала среди деревьев, на которых красовались резные круги, конусы и углы, как на уроке геометрии, и упиралась в стены сказочного замка с маленькими точёными башенками и голубыми крышами. Чармейн узнала Замок Радости, в котором жил принц Людовик. Девочка с толикой стыда осознала, что всякий раз, читая книгу, где упоминались дворцы и замки, она представляла себе именно такой замок.

«Видимо у архитектора отказало воображение, — подумала Чармейн. — И к тому же… Нет.» Всякий раз, когда отец готовил песочное печенье для продажи на Майский Праздник, на коробки неизменно прилеплялись изображения Замка Радости. В конце концов, Замок Радости — гордость всей Верхней Норландии.

«Не удивительно, что мы добирались сюда так долго! — пронеслось у девочки в голове. — Мы, наверняка, прошли половину Долины Норландии! И, может, это банальность, но, по-моему, на всём свете нет прекрасней здания, чем Замок Радости!»

Послышались шуршащие шаги, и на белой гравиевой дорожке появился сам принц Людовик, облачённый в чудеснейшие бело-голубые шелка. Поравнявшись с кустами, в которых пряталась Чармейн, он остановился и, развернувшись, крикнул:

— Пошевеливайтесь уже! А ну быстрей, быстрей!

— Мы стараемся, Вашество! — откликнулся слабый голосок.

Девочка увидела семенящую цепочку кобольдов, нагруженных толстыми мешками. Кожа крохотных существ отдавала серо-зелёным цветом, а сами они выглядели бесконечно несчастными. Возможно, отчасти выглядели они так из-за солнечного света, — ведь кобольды любят тьму своих пещер, — но Чармейн полагала, что дело всё же в истощённых силах и болезненности. Они устало шаркали ногами. Один или двое заходились в кашле. А самый последний в веренице оказался настолько плох, что бессильно рухнул на землю, выронив мешок. На белой дорожке засверкала россыпь золотых монет.

Появился бесцветный джентльмен. Он подошёл к лежащему кобольду и принялся пинать его. Не сильно и без злобы, а механически и монотонно, будто пытался заставить работать сломавшийся прибор. Кобольд приподнялся, стал собирать разбросанные монеты и, когда подобрал все до единой, вновь взвалил мешок на плечи и шатаясь встал на ноги. Бесцветный джентльмен прекратил пинать его и подошёл к принцу Людовику.

— Золота в этот раз совсем немного, — доложил он принцу. — Скорее всего, последняя ходка. У них в сокровищнице больше нет денег, если только король не решится продать свою библиотеку.

— Он скорее умрёт, чем расстанется с ней, — во всё горло рассмеялся принц Людовик, — и меня, конечно же, очень устроит подобный вариант. Придётся теперь подумать, где бы нам ещё разжиться деньжатами. Замок Радости стремительно богатеет.

Он посмотрела на плетущихся кобольдов.

— Пошевеливайтесь там! — прикрикнул принц. — Я ещё должен поспеть к чаю в королевский дворец.

Бесцветный джентльмен кивнул и направился к кобольдам, готовый в любую минуту пнуть кого-нибудь из них. Кронпринц ждал.

— Попомни моё слово, — сказал он, — как только стану королём, в жизни больше не съем ни единой оладьи с маслом!

Кобольды, завидев идущего к ним бесцветного джентльмена, заторопились и заспешили пуще прежнего. Казалось, прошли годы прежде, чем процессия скрылась из виду, и затихли последние шуршащие шаги. Чармейн крепко сжимала кипящую от злости Бродяжку, готовую вот-вот вырваться и броситься следом за вереницей кобольдов. Девочка повернулась к Тимминзу и удивлённо спросила:

— Почему вы молчали об афёре принца? Почему не рассказали о ней хотя бы волшебнику Норланду?

— Нас никто не спрашивал, — уязвлено ответил кобольд.

«Естественно, никто не спрашивал! — размышляла Чармейн. — Теперь понятно, почему лаббок хотел посеять раздор между кобольдами и двоюродным дедушкой Уильямом! Он боялся, что однажды волшебник непременно спросит их. И двоюродный дедушка Уильям обязательно бы расспросил кобольдов, если бы не болезнь.» Девочка ещё раз с облегчением подумала о смерти лаббока. Если лаббок и правда приходился принцу Людовику родителем, как говорил Тимминз, то, скорее всего, он собирался убить принца, едва тот взойдёт на престол, чтобы единолично править всей Верхней Норландией. В тот раз, на лугу, лаббок сказал ей примерно то же самое. «В любом случае, лаббок мёртв, а вот принц Людовик здравствует и творит, что хочет, — проносилось в голове Чармейн. — Я просто обязана рассказать всё королю.»

— Похоже, туго приходится тем кобольдам, — заметила девочка.

— Верно, — кивнул Тимминз. — Но они до сих пор не попросили о помощи.

«И, конечно же, тебе в голову не придёт помочь им, пока они попросят, — мысленно ответила Чармейн. — Просто невозможно! Умываю руки, пусть сами разбираются!»

— Не мог бы ты показать мне дорогу домой? — обратилась она к Тимминзу.

Он немного поколебался, а затем проговорил:

— Думаешь, огненный демон обрадуется знанию, что королевское золото уходит в Замок Радости?

— Да, — кивнула Чармейн. — Или его семья обрадуется.

Глава пятнадцатая,