И еще я мечтаю о настоящем доме, где был бы чердак, на котором можно хранить старые вещи и воспоминания. Но пока живу в общаге и в целом привыкла

Наша с мамой однушка в Петрозаводске, где я родилась, была замечательным местом. Помню выпуклые линии на обоях в комнате, истертую плитку на полу крохотной кухни и огромный куст черемухи под окном. Помню, как ухала, включаясь, газовая колонка и как седоусый газовщик наклеил на нее суровую картинку: «Стой! Проверь тягу!»

Когда мы оттуда уезжали, мне едва исполнилось тринадцать. Было очень грустно, страшно и безысходно, казалось, заканчивается жизнь. При этом показывать настоящие чувства я не могла – следовало радоваться, потому что мама нашла себе любовь по переписке. А я же не враг своей маме, она и так из-за меня столько лет одна! И мы переехали к дяде Коле в Липецк, но ненадолго.

Вы ненавидите переезды так же люто, как ненавижу их я? Мама искала себя, меняя города и работу, сходясь то с одним, то с другим «приличным мужчиной». В восьмой, девятый, десятый и одиннадцатый класс я шла всякий раз в новую школу.

Меня бросало из крайности в крайность: то я лезла со всеми дружить, то «включала лидера», то, наоборот, забивалась в тень, чтобы меня оставили в покое. Я просто не могла нормально и уверенно ладить с людьми, обижалась на пустяки, лезла в драки, устраивала демарши, и примерно к ноябрю учителя уже меня ненавидели, а ровесники моббили всем классом.К маю все чудесным образом налаживалось. Я начинала наконец нормально учиться и нормально жить, намечались какие-то симпатии и дружбы… Но летом мы переезжали, и все начиналось заново.

Окончив школу, я поклялась начать новую жизнь и в ознаменование этого решения одна приехала в Москву. На площади трех вокзалов, пока я вертела головой в поисках метро, из разрезанного бока моей черной дорожной сумки вытащили бумажник со всеми деньгами и паспортом, свежим аттестатом и результатами ЕГЭ, с рекомендательным письмом господину де Тревилю… Вру, рекомендательных писем у меня не водилось.