Возвратные» еретики

Что касается нераскаявшихся еретиков, о них никогда не было двух мнений. Как только светские законодательные власти пришли к выводу, что ересь – это преступление, заслуживавшее смертной казни, упорное стремление к ней могло привести только к костру. Однако с «возвратными» еретиками, то есть теми, кто после воссоединения с Церковью возвращался к еретической практике («ut canes ad vomitum», как изящно выразился Папа Григорий XI), дело обстояло иначе. Церковные соборы в Таррагоне в 1242 году и в Безьере в 1246 году постановили, что если уж «возвратные» еретики «решили сделать покаяние своей профессией», то их стоит только сажать в темницу. Среди приговоров, вынесенных Бернаром из Ко, чье усердие в делах заслужило ему прозвище Молота еретиков, мы находим дела 60 «возвратных» еретиков, ни один из которых не был отправлен на костер. В записях каркассонской инквизиции есть описание допроса одного «возвратного» еретика, который «полюбил» альбигойского «идеального», а потому забыл о крестах, носить которые ему предписывало прежнее наказание. Его приговорили носить двойные кресты и объявить о покаянии во всех церквях города.

Как типичный пример инквизиторской процедуры этого раннего периода, мы можем назвать дело некоего Аламана де Роэ. Вероятно, он был наиболее активным членом семьи, имена членов которой с удивительным постоянством появлялись в записях инквизиторских трибуналов. Все они были богатыми и влиятельными еретиками и, похоже, со всей мощью взялись за проповедование альбигойской ереси и агитацию против Церкви.

Заподозренный в том, что его избрали еретическим епископом, Аламан в 1229 году был осужден папским легатом Романо; признав свои ошибки, он вернулся в лоно Церкви и в виде епитимьи был отправлен в паломничество на Святую землю. Он даже не сделал попытки совершить это паломничество. В 1237 году первый инквизитор Тулузы Гийом Арно и Этьен де Сент-Тибери во второй раз рассмотрели его дело. После допроса Аламан был обвинен в активной пропаганде ереси. Стало известно, что в его доме была устроена штаб-квартира еретиков, что он провоцировал нападения на католических священнослужителей и успешно исполнял церковные обряды. Инквизиция вынесла приговор в его отсутствие, и Аламан был объявлен вне закона. Однако когда в 1248 году он снова решил отречься от ереси и захотел вернуться в лоно истинной Церкви, Бернар из Ко не отправил его на костер, а приговорил к пожизненному заключению.

«Далее мы предписываем, – говорится в судебных документах, – чтобы он обеспечивал Понса, живущего с Раймоном Скриптором, едой и одеждой, пока названный Понс живет на свете, а также выплачивал ему ежегодно пятьдесят солиди. Потом он должен вернуть больнице святого Иоанна то, что украл у нее, а также возместить ущерб всем, кого проклял или ранил».[134]

1258 год, по мнению мсье де Козона, ознаменовал конец относительно терпимого отношения к «возвратным» еретикам. До этого времени, как нам известно, не было ни единого случая смертной казни путем сожжения на костре по отношению к «возвратным» еретикам, зато после 1258 года такая казнь для них стала общераспространенной. Мы уже обращали внимание читателя на тот факт, что из 42 лиц, переданных Бернаром Гуи в руки светского правосудия, 33 были «возвратными» еретиками. Святой Фома Аквинский сказал, что к «возвратным» и нераскаявшимся еретикам следует относиться с равной суровостью, как и к остальным грешникам. В одном позиция нераскаявшихся еретиков была даже более безнадежной, чем положение «возвратных» еретиков: как только принималось решение о передаче их в руки светского правосудия, их судьба была предрешена. Они не могли избежать смерти, покаявшись в последнее мгновение; их единственной привилегией оставалось лишь получить Святые Дары перед сожжением, если они высказывали желание.

Таким образом, позиция «возвратных» еретиков интересна своей уникальностью. Для них инквизитор был не судьей, а перспективным отцом-исповедником; для инквизитора «возвратный» еретик был не преступником, а перспективным кающимся грешником. Разве он добровольно не отверг наказание матери-Церкви и не погряз в ереси? Разве его первое воссоединение с Церковью не было обманным и не оскорбило снисходительность Церкви? Это было почти святотатством – доказательством нежелания каяться. Больше того, дело доходило до абсурда: с теми, кто пользовался снисходительностью инквизиции и насмехался над ее властью, следовало обращаться так же, кто, пусть и запоздало, искренне раскаивался в ереси. Тот факт, что Святая палата обладала властью назначать епитимью в виде пожизненного наказания, логически указывал на то, чтобы возврат к ереси можно было карать смертной казнью.