Пакистан. Вторая мировая война значительно ускорила развитие событий

Вторая мировая война значительно ускорила развитие событий. Лишения и голод превысили даже ужасные масштабы Первой мировой. Очень скоро не осталось ни малейших сомнений в том, что при любом исходе войны Индия станет независимым государством и эта политическая независимость откроет новую страницу в истории страны. Все без исключения политические силы с нетерпением ожидали этого дня, надеясь, что именно они станут определять, как будут выглядеть институты нового общества. Лишь Ганди и гандисты в первую очередь думали не о том, как взять власть в свои руки, а о моральном уровне общества, которому предстоит жить при этой власти. Такая позиция казалась менее терпеливым политикам неправильной, и Ганди быстро утратил свое лидерство. Коммуналисты, возможно, несознательно поддержали некоторые маневры британского правительства (которое все надеялось сохранить свой контроль над Индией), создав опасное напряжение в обществе. Массы мусульман все глубже и глубже разделялись на меньшинство сторонников Индийского Национального Конгресса и подавляющее большинство, особенно в долине Ганга, прямо или косвенно поддерживающее все более резкие коммуналистские требования Мусульманской Лиги.

Политическим лидером Мусульманской Лиги в этот период был Мухаммад Али Джинна, умный и расчетливый политик, завоевавший сердца молодых образованных мусульман, которые называли его Каид‑э‑Азам («Великий учитель»). В конце 30‑х годов Джинну удалось превратить Мусульманскую Лигу в широкомасштабное общественное движение. С началом войны, в которой он поддержал британцев, только усилилось его политическое влияние. В итоге он довел доктрину «двух наций» до логического, в чем‑то гротескного завершения. Во время переговоров по вопросам предоставления самоуправления или независимости он заявил, что англичане должны вести переговоры не с группами, представляющими интересы всех, но с каждой нацией отдельно в лице одной, наиболее сильной организации, представляющей ее интересы. Он считал, что Индийский Национальный Конгресс представляет интересы индуистов, а Мусульманская Лига – интересы мусульманской Индии. Британцы согласились с этой концепцией и отказались вести переговоры с другими мусульманскими движениями, поскольку боялись потерять расположение Джинны. Таким образом, многочисленные мусульманские организации были полностью лишены права голоса, у них не оставалось иного выбора, кроме как присоединиться к Мусульманской Лиге. Индийский Национальный Конгресс вынужден был вести переговоры исключительно от имени индусов (и по умолчанию от имени мусульман, не разделявших коммуналистские взгляды), а Мусульманская Лига провозгласила себя представителем всех мусульман.

В течение некоторого времени многие политики думали, что, когда Индия обретет политическую независимость, те провинции, в которых проживало преимущественно мусульманское население, также станут независимыми государствами или по крайней мере получат статус автономии, чтобы освободиться от давления индуистского большинства. Примерно в 1937 году эта идея оформилась в понятие «Пакистан» – будущее независимое мусульманское государство в бассейне Инда. В 1940 году идея создания Пакистана была одобрена Мусульманской Лигой.

Некоторые мусульмане восприняли идею создания Пакистана как своего рода сделку с индусскими националистами, ведь эта идея разрушала коммуналистские надежды мусульман остальной Индии (которые являлись главной социальной базой Мусульманской Лиги), хотя и воплощала сходные ожидания мусульманских провинций (в которых Лига особой поддержкой не пользовалась). Тем не менее эта идея стремительно распространилась среди мусульман, которые поддерживали ее столь же эмоционально, как ранее движение в защиту Османского халифата. Утвердить статус ислама как государственной религии хотя бы на одной территории – ради этой идеи мусульмане Индии готовы были пожертвовать своими социальными амбициями и отказаться от статуса привилегированного сословия на тех территориях, которые останутся за пределами Пакистана. Улемы решительно выступили против этой идеи, но их мнение проигнорировали практически все классы общества. В сознании крестьянства идея создания независимого мусульманского государства была неразрывно связана с идеей возрождения ислама: если хоть где‑то будет восстановлено подлинно исламское государство, то рано или поздно это произойдет во всем мире. Улемы с самого начала выступали на стороне землевладельцев против социальных реформ, и, естественно, их позиция нисколько не изменилась. В среде образованной городской молодежи преобладали более светские настроения. Они верили, что после того, как культура урду получит политическую автономию хотя бы в части страны, она сможет возродиться по всей Индии. Здесь нашли свое отражение хилиастические идеи, затронувшие данные слои городского населения. Их ислам, разбавленный западным либерализмом, был больше основой для коммуналистских идей, чем вселенское, космическое учение. Тем не менее он оставался для них религией предков, поэтому они воспринимали возрождение политической власти на основе моголомусульманской культуры как свою святую задачу

Улавливая данные мистические настроения народа, Джинна сосредоточил свои усилия на создании Пакистана, сделав это требование основным и необсуждаемым, не настаивая на реализации принципов коммунализма во всей остальной Индии. Он намеренно избегал конкретики и спустя несколько лет потребовал, чтобы в состав Пакистана вошла не только северо‑западная, но и северо‑восточная часть Индии. Теперь речь шла о территориях, где мусульмане не составляли большинства, и было понятно, что если немусульмане будут иметь равное с мусульманами право голоса, исламские коммуналисты не смогут прийти к власти. Выдвигая нереальные требования и используя расплывчатые формулировки, Джинна и его сторонники стремились затянуть переговоры и отсрочить подписание соглашения, к которому были готовы англичане, и тем самым оттянуть предоставление независимости. Однако остановить этот процесс уже было невозможно. Затянувшаяся дискуссия по вопросам голосования на основе принципов коммунализма и многочисленные лишения военных лет резко обострили отношения между мусульманами и индуистами, которые балансировали на грани открытого насилия. Мусульмане мечтали о создании Пакистана, и если бы это требование было отклонено, в стране началась бы гражданская война. Независимо от их первоначальных намерений ситуация зашла так далеко, что англичанам, вне зависимости от того, желали они этого или нет, пришлось разделить Индию и покинуть ее.

Британское правительство приняло компромиссное решение: в состав Пакистана вошли не шесть больших провинций, а только те административные округа, в которых мусульмане составляли большинство населения. Таким образом, в новом исламском государстве мусульмане составляли 70 %, абсолютное большинство, хотя это и составляло всего три пятых мусульманского населения Индии. В августе 1947 года были окончательно определены границы, поделившие примерно пополам Бенгалию и Пенджаб, и вся политическая власть перешла в руки новых правительств Индии и Пакистана. В результате, ко всеобщему удивлению, сдерживаемая ярость, недоверие и накопленные страхи с обеих сторон вылились в самые большие этнические погромы в истории.

^{Мухаммад Али Джинна. Фото 40‑х гг. XX в.}

Насилие и жестокость царили повсеместно, но только в Пенджабе они привели к кардинальному изменению этнического состава территории. Здесь проживали мусульмане, индусы и сикхи. В западной части, которая отошла к Пакистану, большинство населения составляли мусульмане, в восточных районах – в основном сикхи и индусы, в центральной части, поделенной между Индией и Пакистаном, процентное соотношение мусульман и индусов было приблизительно одинаковым. Когда было объявлено о разделении и создании двух государств, вся Индия, и особенно Пенджаб, наполнились слухами. Мусульмане понимали, что для кастового сознания индуистов на волне национального возрождения они являются нечестивыми пришельцами. Мусульманская Лига сознательно разжигала эти настроения и внушала мусульманам, что независимость станет предлогом для установления индуистской тирании. Даже когда было объявлено о создании Пакистана, многие опасались, что после ухода англичан намного более крупная Индия попытается вернуть себе утраченные провинции. Индуисты и сикхи толковали поведение мусульман как попытки подавить все немусульманские элементы в Пакистане и использовать его как базу для захвата всей Северной Индии и восстановления там мусульманского правления (большинство служащих в индийской армии составляли мусульмане). Обе стороны не знали, как далеко может зайти вражда, и готовились к самому худшему.

Казалось, самые худшие ожидания оправдались. Старые обиды и новые подозрения вызвали массовые беспорядки еще до фактического разделения территорий. Когда уже в процессе передачи установилось безвластие и линии связи были нарушены, весь Пенджаб захлестнула волна слухов о вырезанных деревнях и массовых погромах в городах. По обе стороны от новой границы возмездие меньшинству было незамедлительным. Насилие, подогреваемое страхом вторжения противной стороны, нарастало, и людям казалось, что истребление меньшинства помешает ему стать пятой колонной захватчиков. Члены меньшинств устремились к спасительной границе, но их настигали и убивали. Прибывающие в Дели и Лахор поезда были заполнены трупами: обезумевшие люди нападали на составы и вырезали всех пассажиров до пересечения границы. На вокзале в Дели тех, кто пытался бежать в Пакистан, превратили в груду трупов. Когда одного сикха, занесшего меч над старой мусульманкой, спросили, зачем он это делает, он ответил: «Я не знаю, но я должен», – и раскроил ее череп.

Однако многие индуисты, рискуя своей жизнью, спасали мусульманские семьи и даже целые деревни, особенно в долине Ганга; аналогичные героические поступки имели место и в Пакистане. Лидеры Индийского Национального Конгресса разъезжали по всему Дели, пытаясь остановить убийства. Ганди заявил, что Индия должна признать свою вину, не дожидаясь ответной реакции Пакистана. Это помогло предотвратить назревавшую войну между двумя новыми государствами, и на большей части территории Индии воцарился мир. (Позднее Ганди был убит группой индусов‑экстремистов, которые отомстили ему за вмешательство на стороне мусульман.)

В Бенгалии также было огромное количество беженцев, но Пенджаб изменился до неузнаваемости. За считаные дни сотни тысяч людей погибли, миллионы стали беженцами. Крупные города Западного Пакистана и Северной Индии, и так достаточно бедные, наполнились бездомными и сломленными беженцами. В Западном Пенджабе, как и во всем Западном Пакистане, практически не осталось индуистов и сикхов (после того, как Белуджистан покинули остатки индийского населения, главным образом торговцы, в полностью мусульманских областях Синд и Белуджистан), а в восточном Пенджабе – мусульман. Незапланированное переселение народов завершилось. Таким образом, спустя несколько лет после концентрационных лагерей и атомных бомбардировок Второй мировой войны, подтвердивших все самые худшие опасения индусов в отношении природы материалистического современного Запада, индуисты и мусульмане современной Индии сами повторили подобные ужасы.

Когда идея Пакистана воплотилась в жизнь, создавшим его мусульманам пришлось пересмотреть свои прежние концепции. Мусульманская Лига должна была найти способ превратить в единый живой организм полученные куски провинций, одни из беднейших территорий Индии, чьи естественные экономические связи после разделения были разорваны. Но, что еще более важно, ей пришлось столкнуться с тем, что огромный эмоциональный подъем мусульман был не просто политическим маневром, но истинной религиозной страстью, которую нельзя было успокоить обычными политическими методами. Оставшимся в Индии сорока миллионам мусульман пришлось учиться среди индийского национализма и в гораздо менее выгодном положении, чем они были раньше, теперь они являлись намного более слабым меньшинством, на которое смотрели как на потециального агента враждебной и беспощадной иностранной державы. Насколько раньше они были увлечены исламским коммунализмом, настолько глубоко им предстояло погрузиться во вновь открытый для себя духовный смысл ислама либо закрыться в раковине безнадежного разочарования, как и поступили многие образованные мусульмане.