Шаткость аграрной власти в центре аридной зоны

Какой бы вес мы ни придавали относительно обширным и самостоятельным ресурсам коммерческого элемента жизни городов, они сами по себе не могли обеспечить ключевую роль, которую играли торговые сословия данного региона в культуре. На мой взгляд, их ресурсы могли иметь значение лишь потому, что землевладельцы в это же время находились в относительно шатком положении и не могли навязать свои собственные культурные нормы всему обществу.

Сословия, которые в тот момент контролировали земельные ресурсы, не всегда обладали (это уже ясно) самой большой или даже решающей властью. И города в большей части исламского мира не способны были не только установить свои нормы для помещиков, но и образовать независимые анклавы, где избежали бы их влияния. А аристократическая культурная традиция аграрного общества всегда процветала и располагала большим влиянием, чем любая другая. Слабость аграрного помещичьего сословия была относительной, и ее можно определить так: придворные и аграрные обычаи предписывали льстить и признавать верховное господство той культурной традиции, которая больше подходила рынку и городскому торговому сословию и которая в полном смысле преобладала лишь среди представителей последнего. Исламская высокая культура была не только городской (в большей степени, чем большинство культур аграрных городов), когда помещики были теснее связаны с землей, чем обычно в исламском мире; в этом она также обуславливалась городским популизмом, которому принадлежало монопольное право устанавливать культурные нормы.

Мы можем отследить как минимум три причины нестабильности аграрной власти: ее относительную рассредоточенность, особенно в сравнении с концентрацией торговых городов; нестабильность сельского хозяйства и слабый контроль над крестьянами; и, наконец, активизацию соперничества со стороны кочевников‑скотоводов. Влияние каждого из трех факторов со временем только усиливалось.

Невозможно точно вычислить, какая именно часть населения центра аридной зоны проживала в городах и было ли соотношение городского населения здесь выше, чем в различных областях Индии или Европы. Но представляется возможным, что в непосредственной близости от почти любого крупного города количество состоятельных граждан, живших за счет земли, не так сильно превышало среднее число таких граждан в менее засушливых регионах, как это было в случае с долей граждан, получавших свои доходы от торговли, включая и межрегиональную торговлю. В любом случае ресурсы аграрной власти, как правило, были рассредоточены, скопления пахотных земель часто отделялись одно от другого огромными участками пустоши; крупные крестьянские вооруженные формирования, к примеру, надо было собирать из разбросанных на значительные расстояния мест. Напротив, городское население и высшее сословие, сформированное из животноводов (зачастую действовавших заодно с городскими сословиями, посредством которых они торговали своими продуктами), располагали относительно большим количеством ресурсов, чем во многих других регионах. Между городами существовало более эффективное сообщение благодаря торговле друг с другом и постоянным переездам купцов, чем на других территориях: обычно дело не доходило до военного сотрудничества, но города оказывали друг другу моральную поддержку и предоставляли убежище жителям в случае опасности. (А предводители кочевников с их мобильностью могли довольно быстро собрать огромные армии скотоводов.) Конечно, эти города были привлекательны в культурном отношении для представителей привилегированных сословий как среди животноводов, так и среди аграриев; они, как правило, лишали деревню не только материальных ресурсов для высокой культуры, но и ее представителей – в большей степени, чем в Европе и Индии в тот же период. По мере развития межрегиональной торговли и распространения и совершенствования пасторализма аграрная власть продолжала слабеть.

^{Роберст Д. Во дворе мечети Хасана в Каире.}

В некоторых областях аридной зоны рассредоточенность сельскохозяйственных угодий сделала крестьян беспомощными, поскольку они не могли свободно переселяться, отчасти из‑за огромных расстояний и отсутствия плодородной почвы. Во многих районах Индии, орошаемой обильными муссонными дождями, для крестьян было обычным делом вырубать новые участки леса для культивации и забрасывать старые, когда те становились менее плодородными. Но крестьяне, жившие в маленьком изолированном оазисе, не имели такой возможности. Тем не менее в большей части центра аридной зоны крестьяне демонстрировали достаточную мобильность, поскольку находились другие поводы переезжать с места на место. Процесс зашел так далеко, что стал представлять собой второй фактор слабости аграрной власти.

Часто старые истощенные сельхозугодия забрасывали, когда начинали обрабатывать новые. Там, где использовалось орошение, происходило засоление почвы – слишком активная ирригация без адекватного дренажа приводила к тому, что вода засолялась и поднималась к поверхности, где мешала корням растений. После этого земледельцу приходилось переходить на новые угодья, где ирригационная система (зачастую построенная весьма небольшой группой крестьян) делала пригодным для земледелия участок пустыни. К тому же эффекту могла привести и попытка помещиков или правителей получить от крестьян слишком большое количество излишков. Как правило, земельные участки были ограничены по площади, поэтому их возделывание имело смысл только в случае, если налоги и оброк были низки. Уход со старого обремененного непомерным налогом участка мог окупить усилия, которые предстояло затратить на культивацию нового. Более того, как мы увидим далее, после голода или чумы даже в плодородных районах оставалась бесхозная земля. И в определенных обстоятельствах крестьяне могли становиться скотоводами, дабы избежать угнетения.

В подобной ситуации на большей части Плодородного полумесяца и на Иранском нагорье почти невозможно было ввести крепостное право. Крестьяне, какую бы сильную любовь ни испытывали они к своим домам, всегда могли переехать в другое место и чувствовать там себя комфортно. Это не значит, что некоторые крестьянские семьи не жили многими поколениями в одной и той же деревне и что крестьяне не испытывали жестокого угнетения, особенно вблизи городов. Иногда жизнь земледельца‑арендатора приносила свои маленькие радости. Так, если передача половины собранного урожая означала обработку вдвое большего участка земли, дополнительный надел был весьма полезен в качестве пастбища для домашнего скота или собственного прокорма. Но в случае крайнего недовольства или природного бедствия или в других подобных обстоятельствах крестьяне могли найти и часто находили способы заявить о своей независимости.

Следовательно, землевладельцы не только были разъединены по сравнению с торговым сословием городов, они как класс демонстрировали нестабильность, неспособность опереться на постоянный костяк крестьян или даже на постоянный объем земледелия. Таким образом, тенденция к доминированию городов над селом в культурном отношении укреплялась нестабильностью самого сельского сектора.

Date: 2015-06-05; view: 413; Нарушение авторских прав