Глава 1. В том, что они попали в Мир Абсурда, Такэда убедился в первые же минуты путешествия по Гашшарве

В том, что они попали в Мир Абсурда, Такэда убедился в первые же минуты путешествия по Гашшарве.

Из кокона отдыха с земным ландшафтом они вышли в сине-фиолетовое марево без определенных ориентиров, с плывущими светящимися дымами, неясными темными громадами, с низкой туманной пеленой вместо неба и скользящими между громад голубыми, просвечивающими, как кисея, призраками. Призраки иногда проносились целыми вереницами и долго светились сквозь туман причудливыми пятнами, постепенно тускнея. Они были изменчивы и неуловимы, бесшумны и неустойчивы, как и дымы, и темные утесы, похожие на горы тяжелого дыма, и лишь твердь под ногами не обманывала зрение – брусчатка!

Сила тяжести в этом мире была близка к земной.

Маги посоветовались о чем-то, перейдя на пси-связь, и двинулись к одному из «утесов», который оказался провалом, входом в другое пространство, резко отличающееся по условиям от сине-фиолетового.

Путники оказались на вершине холма с крутыми склонами. Холм имел бело-серебристую морщинистую поверхность, поросшую странной травой: длинные гибкие хлысты коричневого цвета, полупрозрачные вблизи, то расслаивались на сотни тонких нитей, превращаясь в пушистые елочки, то сжимались; казалось, трава эта дышит. Десятки других таких же холмов – почти идеальных полусфер – были разбросаны по мрачной коричнево-зеленой равнине с миллионами кочек и белесых пузырей. Равнина не имела горизонта, уходя краями в бесконечность, и освещалась крупными звездами, глядящими с угольно-черного небосвода.

– И-и-й-я-а-а! – раздался от подножия холма чей-то протяжный выкрик.

Послышался скрип, хруст, резкие щелчки, похожие на удары кнута, почва под ногами затряслась, из-за крутого бока холма показались ярко-желтые рога, а за ними уродливая морда какого-то животного. Такэда оглянулся на спутников, но те стояли спокойно. Зверь выполз на холм весь, так что замершие люди могли рассмотреть его целиком.

Он очень походил на трицератопса, гигантского травоядного динозавра, обитавшего в конце мелового периода на Земле, но выявились и отличия: оранжевая пупырчатая шкура у него походила на акулью, глаз было три, как и лап, а ног не было совсем, словно он ползал по земле на брюхе, как улитка. На людей и их спутника зверь, ростом достигавший Сухову до плеч, не обратил внимания. Методично наклоняясь к стеблям травы, он облизывал каждый длинным красным языком, так что стебель завивался в спираль, и полз дальше. За ним показался еще один и еще, пока не выбралось все стадо в двадцать с лишним особей. Последним показался пастух – гигант в косматой шкуре, похожий на ограненный кусок скалы коричнево-красного цвета, с головой лягушки или тритона, но с одним щелевидным глазом. В правой лапе чудовище держало толстый, с руку человека, кнут, а в левой изящный аппарат со множеством шкал, окошек, индикаторов и клавиш, напоминающий земной магнитофон.

Заметив группу пришельцев, он остановился и пригнулся, пристально разглядывая необычных существ, потом оскалил желтые зубы, рыкнул басом: «Уррум-бре!» – и поднял кнут. Раздался свист и резкий удар – конец кнута достал Такэду, отбросив его метров на пять, хотя между пастухом и людьми было не меньше сотни метров. Инженер уцелел только благодаря диморфанту.

– Хороший щелчок, – хладнокровно сказал он. – Можно, я тоже его… щелкну?

Пастух снова поднял свой исполинский кнут. Свист, удар, порыв ветра, но Сухов, в которого на сей раз воткнулось колючее охвостье кнута, остался недвижим. За меч он, однако, браться не спешил. Сказал негромко:

– Иди своей дорогой, служитель рока, мы тебе не враги и не соперники.

Чудовище снова оскалилось в пародии на улыбку, закинуло кнут за плечи и пошагало вслед за своим стадом, уже начавшим спускаться с холма. Сопение, хруст и топот стихли.

– Кто это был? – осведомился Такэда.

– Его имя невозможно выговорить, – ответил с запинкой Никита. – Но его земной аналог – Ананке, божество необходимости, неизбежности. Здесь он пасет случайность, неопределенность. Давай-ка спустимся за ним, сейчас оно проснется.

– Кто – «оно»?

Сухов не ответил, быстро направляясь вслед за прошедшим стадом.

Они спустились с холма на равнину, утонув в рыхлой почве по щиколотку. Пастух уже увел свое стадо к следующему холму, то и дело слышался его полукрик-полувой «И-и-и-й-я-а-а!» в сопровождении щелканья кнута. Несмотря на размеры и немалый вес, улиткообразные «трицератопсы» следов на равнине почти не оставляли, только слегка утрамбовывали почву.

По примеру Сухова Дадхикраван и Толя отошли от холма подальше и стали ждать. Такэда лишь теперь заметил, что над каждым холмом небо как бы размыто и выпячивается, «свисает» вниз туманно-фиолетовым клином. Видимо, это были пространственные воронки, связывающие «серые зоны» Гашшарвы с отличающимися природными условиями. Толя хотел обратить внимание Никиты на сей очевидный факт, но в этот момент холм, с которого они спустились, зашевелился.

Он закачался вправо и влево, приподнялся, показав бледно-серое пузо со множеством складок-ног, а из-под ближнего его края вынырнула отвратительная, усеянная костяными бляшками, клювастая голова. Холм оказался… колоссальных размеров черепахой!

– Хоррор, – сказал Дадхикраван. – Зона тортиллогенеза. Садок для черепах, предназначенных для предельно простых миров. В данном случае для миров, представляющих собой океан, по которому плавают черепахи, а на их панцирях, в свою очередь, стоят слоны, держащие плоские земли.

– Ага, – сказал Такэда меланхолически. – Значит, Веер реализовал и такие вселенные. Или вы шутите?

– Ни в коем разе, – проворчал Никита. – По сути, Шаданакар отразил физически в с е земные мифы. Например, есть хрон – колоссальное дерево размером с приличное скопление галактик, каждый листик которого – вход в «переулок» со своим пространством и временем. Кстати, это Эраншахр, мир Даймона. А есть хроны, условия которых невозможно передать словами. Да и тот, в который мы пробрались, – Гашшарва, Мир-оборотень, достаточно сложен, ибо живет по законам статистической физики. Сечешь, инженер?

Такэда «сек». Теоретически Вселенная, живущая по законам статистической физики, должна представлять собой Вселенную большого биллиарда. Траектории ее объектов изменчивы, быстро теряют устойчивость и не обладают памятью о начальных условиях движения. Теоретически. А на практике?

– Можно проверить? – спросил Толя и, не дожидаясь ответа, разрядил арбалет в голову черепахи.

Удар стрелы – свернутого пространства – был страшен. Она пробила голову навылет, прошла горообразное тело черепахи и умчалась вдаль, не снизив скорости. И тут же ландшафт стал изменяться, равнина с куполами спящих черепах превратилась в пустыню с разбросанными то там, то здесь группками удивительных скал, с крупным, как рис, перламутровым песком, с долинами пересохших рек. Лишь небо почти не изменилось, оставаясь бархатно-черным, с крупными звездами и крыльями туманностей.

– В следующий раз предупреждай, – буркнул Сухов. – Метаморфозы и переходы из зоны в зону здесь небезобидны.

Такэда поклонился, не сводя глаз с ближайших скал, вернее, с того предмета, который лежал за ними. С виду это был полузасыпанный песком скелет гиганта длиной чуть ли не в полкилометра.

– По-моему, мы попали на верную дорогу, – развеселился Дадхикраван. – Это Фаридун, земля турсов. Дворец Гиибели где-то рядом, за двумя-тремя переходами. Предлагаю поискать здесь помощников. Турсы в свое время выступили против демономагов, и Гиибель превратила их мир в своеобразную тюрьму, переступив невидимую границу которой они лишились разума и магических сил. Видите скелет? Это скелет Траэтаона.

– Э-э? – произнес Такэда. – Но ведь насколько я знаю, турсы – это тролли?

– Не только. Это исполины, предшествующие богам и людям. Святогор, как вы уже знаете, тоже был одним из них, вот почему его меч столь необычен, универсален и могуч. По преданию, турсы – потомки одного из nusquam est qui ubique est

… Вы неправильно называете его Богом данного мгновения. Но и я мало что знаю о нем и его племени. В памяти сохранились лишь намеки моего создателя на то, что они – из более сложных систем вселенных и могут быть очень жестокими. Они могут вмешаться в любую ситуацию и в любой момент, верша мгновенный суд. Не знаю только, справедливый или нет.

– Я слышал об этом, – кивнул Сухов. – Я еще не все понимаю из того, что приходит мне по каналу Вести, но о «мгновенном Боге» сведения действительно противоречивы. Ну, а турсы первыми начали обживать Шаданакар, Люцифер объявился позже. Игвы, раругги, хаббардианцы и прочее – почти современники людям Земли, ну, может, чуть постарше.

– Время, – напомнил Дадхикраван. – Идти нам далеко, а нюх у Гиибели на магов тоньше любого. Садитесь-ка, друзья, на меня, я ведь все-таки в некотором роде конь.

Такэда, сраженный тем, что услышал только что, замешкался, и Никита подтолкнул его в спину:

– Садись. Эта пустыня лежит не в трех измерениях, как тебе кажется, а в семи, поэтому своим ходом к Гиибели не попасть.

– Да я и не очень-то стремлюсь… – Такэда запнулся, увидев, как Дадхикраван из подобия человека превратился в огненную лошадь с гигантскими крыльями. Сухов молча подхватил инженера под мышки и легко усадил между крыльев, сам устроившись сзади.

– Держись за гриву. Кстати, обрати внимание на скалы.

– Уже обратил. Похожи на карликов… или гномов. Они живые или – причуда местной природы?

– Дадхикраван только что говорил о них. Это турсы, пытавшиеся переступить границу Гашшарвы. Они живы, но «рассыпаны» по другим измерениям, время для них течет иначе.

– «Рассыпаны» как… Ксения?

Сухов заметно вздрогнул, но ответил не сразу.

«Конь»-Дадхикраван рванулся вперед, набирая скорость, и вскоре воспарил на крыльях, превративших его в полуорла-полудракона.

– Ксения «рассыпана» по уровню гипер, – проговорил наконец Никита угрюмо. – И терапия ей необходима того же уровня.

Толя не стал спрашивать, что это такое, заметив, как сжалась рука Сухова на рукояти меча. Подумал только, что подобная терапия – если Никита имел в виду меч – полезна далеко не всем. Никита, который услышал его мысль, печально улыбнулся в ответ. Он и сам не был уверен, что сможет вернуть Ксению такой, какой она была.

Спустя час, если судить по субъективному восприятию времени Такэдой, пустынный ландшафт под крыльями Дадхикравана резко изменился. Толя удивленными глазами смотрел, как ветер гонит волны с барашками пены по морю без конца и края. Никакой границы или берега они не пролетали, внизу расстилалась пустыня с барханным узором – и вдруг сразу появилось море. Еще через несколько секунд в волнах показался остров, напоминающий гигантский черный каменный столб с плоской вершиной. Диаметр острова не превышал трех-четырех километров, но его пересекала река, словно обрубленная с двух концов, ограниченная размерами острова. Она спокойно вытекала из ничего, из воздуха, и точно так же исчезала в никуда. А на ее берегу расположилась группа из пяти всадников: пятеро черных коней в кольчужных накидках, пять высоких фигур в черных плащах с капюшонами, скрывающих руки и ноги.

У Такэды заныли зубы, так он их сжал. Было ясно, что отряд стоит здесь давно и ждет их.

– Плащи… – тронул Толя Сухова за руку. – Снова ЧК? Или все слуги Четырех носят такие плащи?

– Плащи – это реакция твоих органов чувств, – нехотя сказал Никита. – Наверное, у тебя зло и ненависть изначально ассоциируются с черными плащами. На самом деле одеты они иначе.

Между Суховым и Дадхикраваном произошел секундный пси-разговор, и летающий конь начал снижаться.

– Будем драться? – полуутвердительно спросил Такэда. – По всему видно, что эти всадники… Апокалипсиса ждут нас.

– Не вмешивайся, – тихо сказал Никита. – Это не игвы, а всего лишь Дактили, но лучше с ними договориться по-мирному.

– Хм… – Такэда призадумался. В земных мифах тоже встречались дактили – существа-воины, выросшие из отпечатков богини Реи, – пять мужчин и пять женщин, однако встретить живых мифологических героев Толя не предполагал. Хотя уже в который раз изумился совпадению мифа с реальным аналогом, существующим во плоти и крови.

Бывший темпорал приземлился на берегу реки, твердом, похожем на бугристо застывший бетон, ссадил наездников и сложил крылья, превращаясь в огненного псевдочеловека. Сухов подошел к нему, и оба они повернулись к недвижно стоящей в тридцати шагах группе черных всадников. Только теперь Такэда разглядел, что у ног черных коней лежит какой-то длинный тюк или мешок, перевязанный светящейся бечевой.

Видимо, Никита и Дадхикраван вступили в пси-контакт с Дактилями, потому что пауза затянулась, а потом без всяких видимых причин черные всадники ринулись на людей.

Кони их выросли в размерах, как и они сами, раз в пять, скачком преодолели расстояние, отделявшее всадников от людей. У Дактилей на груди сквозь плащи проросли не руки – гигантские топоры, а сами они изогнулись гигантскими запятыми, являясь как бы продолжением коней, словно вырастая из их боков. Такэда невольно схватился за арбалет, удар казался неминучим, но в этот миг с тихим шелестом пронзило воздух сияющее лезвие Финиста, Святогорова меча, и трое всадников покатились в реку. Оставшихся сшиб с седел Дадхикраван, превратившись в два огненных кулака.

Так же мгновенно, как и начиная атаку, черные монстры вскочили на коней и умчались вдоль реки на другой конец острова, где исчезли, растворились в воздухе подобно самой реке.

– Странно, – сказал им вслед Никита, бросая меч в ножны.

– Да уж, бойцы из них неважные, – согласился Такэда, скорее удивленный, чем обрадованный исходом боя. – Я думал, не зарубят, так затопчут.

– Они – порождение не злой, но равнодушной мысли. Кто же приказал им встретить нас в этом колодце?

– В каком кол… – Такэда не закончил. Пейзаж вокруг изменился. Только что они стояли на острове – и вот уже вокруг сомкнулись каменные стены. Поверхность острова стала дном огромного колодца с многокилометровыми стенами, и лишь река да черное звездное небо не изменились. Теперь было видно, что река вытекает из черного зева одной пещеры и с гулом скрывается в другой, исчезая в абсолютном мраке.

Вдруг брошенный Дактилями тюк зашевелился. Веревки, связывающие его, засветились сильней, но не лопнули.

– Не советую, – сказал Дадхикраван, поймав желание Никиты. – Все это неспроста. Нас хотят задержать до прибытия владыки хрона, это очевидно.

Вместо ответа Сухов достал меч, мягким и гибким движением крутанул его наискось, и зеленовато бликующее лезвие, удлинившись на тридцать шагов и достав тюк, с филигранной точностью перерезало светящийся шпагат.

Тюк стал раскручиваться, задымился, распался на сизо-синие струи, испарился, и перед взорами людей предстал трехметровый великан в каких-то ярких лохмотьях и остатках лат, безбородый, краснолицый, холодноглазый, с копной вьющихся красных волос.

– Гуррах! – прорычал он, пронзая взглядом спасителей.

Сухов засмеялся.

– Что он сказал? – осведомился Такэда, пожалев о давно пропавшем лингвере.

– Можешь считать это приветствием. – Никита взмахнул рукой. – Хайдуур меиз де рра боуодоро. Фа на?

– Де меиз хурракен Фаридун девиэр, – ответил великан, стукнув себя кулаком в грудь.

– Его зовут Фаридун, он борец с дэвами, то есть с демонами, – перевел Никита.

– Урр ффахана сентурре меиз дуггуришша! – добавил освобожденный, угрожающе оскалился. – Шешу ззу меиз брандха?

– Он спрашивает, почему мы не убили его обидчиков. – Никита погрустнел. – М-да… Ффе ддуоз беренхе?

– Брандха гуррах! – заревел борец с дэвами.

– Сам дурак, – перевел Такэда хладнокровно. – Так?

– Почти, – усмехнулся Сухов. – Если мы не дадим ему оружия, еды и питья, он сам убьет нас.

Толя тихо присвистнул.

– Силен дэвоборец! Есть пословицы: «Кто слишком долго борется с драконами, сам становится драконом». Или демоном. Этот, наверное, доборолся. Так ты дашь ему оружие?

Никита отрицательно качнул головой.

– Рыцарь-одиночка должен оружие добыть, а не просить. Дадхи, поехали дальше.

Бывший темпорал помедлил немного, ему тоже что-то не нравилось в ситуации, но время не ждало, и он снова превратился в коня, правда, теперь без крыльев. Сопровождаемые взглядом свирепого Фаридуна, славшего им вдогонку проклятия на своем языке, всадники проскакали вдоль реки до стены колодца, Дадхикраван прыгнул прямо в стену, отчего Такэда инстинктивно отпрянул, ожидая столкновения, но они пронизали «камень» без каких-либо эффектов и вынырнули уже в космосе: глубокая чернота со всех сторон, россыпи звезд и скоплений, чередование провалов и облаков света. И невесомость.

Желудок инженера прыгнул прямо к горлу, мышцы сжались, как при падении в бездну, и ему пришлось некоторое время бороться с организмом, убеждать его, что они никуда не падают. На Сухова внезапная невесомость не произвела впечатления, как и на Дадхикравана. Оба продолжали переговариваться в пси-диапазоне, советовались, искали какие-то ориентиры, и отсутствие воздуха и силы тяжести их не беспокоило. Они нашли верную дорогу в тот момент, когда Толя едва справился с тошнотой и пытался осмотреться.

Дадхикраван прыгнул «вверх» – судя по приливу крови к ногам, и спустя несколько мгновений все трое вывалились на поляну в диком, высохшем великаньем лесу. Исполинские деревья необыкновенных, омерзительно живых форм застыли вокруг, словно застигнутое мгновенным жаром сгоревшее и высохшее войско. Стволы их нельзя было не только обхватить, но и окинуть взглядом, в каждом из них могло уместиться такое сооружение, как храм Василия Блаженного.

– Парк Гиибели, – сказал Никита. – Еще один прыжок, и мы у цели. Готовься, Оямович, будет жарко, и держись за нашими спинами.

Такэда, который во все глаза смотрел на десятиметровый холм неподалеку, с трудом признав в нем гигантский муравейник, не услышал его.

– Вот это муравьи! Они же ростом с меня!

– Это не муравьи, – сказал Никита, мельком взглянув на фиолетово-черные создания, суетящиеся на муравейнике. – Равно как и деревья вокруг – не деревья, а пространственные пузыри с локальным ходом времени и разными наборами констант.

Один из древесных гигантов вдруг растрескался, как сухая глина, и осыпался грудой обломков, которая начала расплываться, таять, пока не превратилась в желто-коричневую лужу, часто взбулькивающую пузырями. Пузыри не лопались, а ныряли в жидкость, как живые, чтобы вынырнуть вновь. Некоторые из них напоминали выпуклые фасетчатые глаза, пристально всматривающиеся в людей. А потом лужа медленно потекла, вернее, поползла прочь, выбрасывая вперед ручейки-псевдоподии и обтекая препятствия – валуны, пни и деревья. Исчезла за пригорком с деревом, миллионы высохших ветвей которого создавали впечатление застывшего взрыва.

– Вот именно, – сказал Никита, прочитав мысли друга. – Не отвлекайся, Наблюдатель. Поехали дальше.

Последний прыжок Дадхикравана сквозь узлы иномерных пространственных структур вынес их на гладкую, металлически отблескивающую равнину, уходившую в бесконечность, на которой на фоне бледно-зеленого, в тусклых серебристых пятнах неба высилась самая странная из башен, когда-либо виданных Такэдой.

Она представляла собой нечто напоминающее бесконечной высоты сталактит, опирающийся на игольчатое острие, полупрозрачный, белый с голубым и желтым наплывами и прозрачными «слезами», вспыхивающий редкими изумрудными и рубиновыми искрами, и в то же время было видно, что «сталактит» – сложнейшее техническое сооружение, а также красивейшее архитектурное творение, вызывающее благоговейный восторг и впечатление гармонии и завершенности.

– Эхурсагкуркурра, – произнес Никита с угрюмой торжественностью. – Дворец Гиибели. Ось ее мира, соединяющая континуумы экспериментальных вселенных… Кстати, Оямович, как ты оцениваешь расстояние до замка-дворца?

– Километров двадцать, – прикинул Такэда.

– Около трехсот тысяч! Примерно столько же, сколько от Земли до Луны.

– Не может быть!

– Может. А кроме замка ты ничего не видишь?

– Где? – Такэда огляделся. – Ничего, пусто.

– Рядом с замком.

Толя напряг зрение.

– Точка какая-то… мушка… или песчинка.

– Это жругр.

У Такэды перехватило дыхание.

– Значит, Гиибель дома… и знает, что мы тоже здесь.

– Не уверен, я почему-то ее не чувствую прямо… хотя не могу избавиться от ощущения, что она каким-то образом наблюдает за нами. Но не извне, а изнутри… не могу объяснить.

– Не пугай меня, Посланник.

– Я сам боюсь. Дадхи, нас заметили.

– Чую, – отозвался бывший темпорал.

В то же мгновение напротив путников возникла группа знакомых черно-чешуйчатых всадников, но на этот раз с откинутыми капюшонами. Конечно, это были не люди, но и не хаббардианцы – вытянутые крокодильи морды, пародирующие человеческие лица, шишковидные черепа, светящиеся узкие глаза – целых шесть, сходящиеся клином к переносице, костяные наросты вместо ушей. Дактили, дети-роботы Гиибели. Впрочем, роботами их назвал привыкший к строгим формулировкам Такэда. Додумать он не успел: где-то внутри него, а может быть, и на груди раздался вдруг взрыв, и Толя потерял сознание, не успев ничего понять и почувствовать.

Никита, стоявший рядом, не сразу понял, что произошло: Дактили не нападали и полями не баловались, – но потом стали заметны изменения внешнего вида инженера, то есть его скафандра-диморфанта, и выяснилось, что в кармане Такэды взорвалась хохха, пси-рация, настроенная на резонанс именно в том диапазоне, в котором «говорили» Дактили.

Диморфант спас своего хозяина и на этот раз, приняв энергоинформационный разряд на себя, однако он давно работал на пределе возможностей, и взрыв был последней каплей уходящей его жизни. Скафандр Такэды потерял блеск, покоробился, рассохся, превратился в пакет «капустных листьев», опавших на металл равнины кучей ломкого пепла.

Нельзя было терять ни секунды, и Никита сделал единственное, что мог в этих условиях: снял с себя своего диморфанта, внушив ему соответствующий приказ, и надел его на инженера. С этого момента он вынужден был защищаться на уровне паранормальной энергетики, растрачивая отнюдь не бесконечные резервы организма. Он едва успел защититься полем, придав ему видимость одежды, как Дактили бросились на них.

Первого вместе с конем сбил на землю Дадхикраван, второго – Сухов, удивляясь внезапной тяжести меча и его отказу от гипердействия. Потом вспомнились слова Дадхикравана о магическом равновесии Гашшарвы, и стало ясно, что теперь придется драться, используя лишь мастерство и воинские навыки да физическую силу.

– Садись! – крикнул Дадхикраван, превращаясь в коня, мысленно добавляя: «У них преимущество маневра и скорости, я дам вам и то и другое».

Никита вскочил на спину огненногривого скакуна, отбился от двух крокодилоголовых всадников и срубил третьего из немыслимого положения, когда длинная рука-топор монстра уже наносила удар в спину.

«Не жалей! – бросил Дадхикраван. – Бей на поражение, иначе будем кружить здесь долго. Эти ребята не боятся никого, кроме своей госпожи».

Никита отбил атаку четверых, все еще не решаясь на смертельный удар, но Дактили заставили его отнестись к бою серьезней. Двое из них начали метать в противника короткие копья, а оставшиеся дружно ударили с трех сторон, целя в коня. И Сухов, почувствовав боль Дадхикравана, ответил бешеной атакой, срубив головы троим всадникам в течение нескольких мгновений. Четвертый, заходящий с тыла, вдруг выпал из седла со стрелой в голове, а пятый, мгновенно развернувшись и проскакав с десяток метров, исчез. Сухов оглянулся.

Такэда, сидевший на металлической поверхности равнины на корточках, помахал ему арбалетом. Голос его был, как и прежде, спокоен, хотя в себя он окончательно еще не пришел:

– Ура, мы ломим, гнутся шведы!.. Старые знакомые? Что со мной было? Впечатление такое, будто во мне просверлили дырку и залили свинцом.

– Если бы не диморфант, царство ему небесное, от тебя остались бы только плавки. Взорвалась пси-рация.

– Хохха?! Почему?

– Не знаю. Может быть, кто-то передал запредельный сигнал, рассчитывая, что она у меня. Двигаться можешь?

– Вроде могу. А во что это ты одет? – Толя с интересом оглядел костюм друга, напоминавший трико из жидкого серебра или ртути, вот-вот готовой, казалось, пролиться лужицей на землю.

– Это аура магиполя. Твой диморфант загнулся, пришлось отдать тебе свой. Залезай на коня, поскачем к замку.

Земляне забрались на спину Дадхикравана.

– Давай, дружище!

И Дадхикраван «дал», перенеся всадников под стены Эхурсагкуркурры за несколько мгновений.

Date: 2015-06-05; view: 347; Нарушение авторских прав