Пуще неволи 3 page

Раздался одобрительный смех; возникшее было напряжение тут же улетучилось.

— И каков финал истории туннельного Ромео? — выкрикнул какой-то толстяк, вооруженный роскошным карабином с прикладом красного дерева.

— Увы, печальный! — со смехом развел руками Федор. — Когда мы с Викторией объявили о нашей свадьбе, Павел очень… расстроился. Наговорил нам обоим гадостей, даже пытался в драку лезть. Пришлось его слегка научить вежливости. От этого бедолага расстроился еще больше и дезертировал с родной станции. Ходили слухи, что обосновался в Полисе, а он, оказывается, в егерях… В принципе, не самый плохой выбор; Павлуша — славный мальчик, только немного горяч… Ну, да для охотника это не помеха, верно?

Собравшиеся зашумели, обсуждая историю. Кто-то даже издевательски-утешительно похлопал Зорина по плечу, посоветовав «не расстраиваться».

— И что мне теперь с ним делать, с таким горячим? — вопросительно поднял бровь Лукич. — Сегодня он на одного гостя накинулся из-за несчастной любви, завтра — на другого, из-за косого взгляда… Вотан!

— Да?

— Выдай своему Ромео расчет, и чтоб через двадцать четыре часа…

— Не стоит! — покачал головой Сомов. — Я же говорю, с нашей стороны — никаких претензий. Юность и влюбленность — еще не преступление, верно? Согласитесь: от моей красавицы любой нормальный мужчина может голову потерять, — он приобнял Ирину за талию; охотники одобрительно зашумели. Кто-то, не понятно с какого перепуга, даже заорал «Ура!» и выпалил дуплетом в потолок.

— Напротив, — продолжал Федор, — выдайте ему премиальные… скажем, пару рожков. Пусть выпьет как следует за наше здоровье, найдет себе симпатичную девочку, утешится… Хорошие егеря нам нужны, верно?

— Кстати о выпить! — подхватил кто-то из гостей. — Пора бы и того — обмыть завершение охоты?

— Безусловно! — закивал Сомов. — Мы угощаем, господа! Лукич, распорядись…

Через несколько минут на Пролетарской остались лишь изуродованные туши «дичи» и егеря.

Глава +3

ОСТОРОЖНО, ВСЕ ДВЕРИ ЗА…

Обводящий удар в висок.

Это просто томатный сок.

Боль накидывает лассо

И затягивает петлю —

Задыхаешься у межи

Горькой правды и сладкой лжи.

Очень сложно успеть дожить

До последнего «не люблю».

Очень просто и в плач, и вскачь.

Время — лекарь, тоска — палач.

Как себя ни переиначь,

Будешь также ломать дрова.

За ударом — еще один.

Не поднимется из руин

Твой песочный Ершалаим —

Неприкаянная Москва.

Осторожно, все двери за…

Перекрыты пути назад.

Что-то красное ест глаза,

Что-то черное жжет в груди.

Пусть ломается амулет,

Сберегавший тебя от бед.

Только раз и ударь в ответ —

Постарайся, не подведи!

Кирилл изменился. Лыков смотрел на него во все глаза и не мог понять причину перемен. С последней, совсем недавней встречи юноша запомнился Анатолию озлобленным, неуверенным в своих силах неудачником без цели в жизни, без готовности найти и покарать виновных в его злоключениях. Отчего же парень стал другим?

Они сидели в маленькой забегаловке на краю платформы, где виделись уже не раз, но если раньше инициатором был Лыков, то в этот раз Кирилл сам искал встречи.

Бывший партийный босс не уважал слабость в любых ее проявлениях. А Зорин-младший неприкрытой, безнадежной слабостью позорил своего отца, которого Анатолий, несмотря ни на что, уважал. Ненавидел, но уважал. Так бывает, когда встречаешь по-настоящему достойного противника. Ненависть помогает бороться с ним, уважение позволяет не терять головы и сохранять ясный ум. Берсерки в политике смешны: слишком нелепо выглядят эмоции там, где правят разум, расчет и хладнокровие.

Так что же случилось? Куда подевался обиженный на весь мир мальчишка, издевательским пинком под зад выпихнутый из родного гнезда? Здесь сидел кто-то очень похожий на Ивана Зорина, лицо которого Лыков хорошо изучил за многие годы противостояния… Вот оно! Взгляд! Суровый, уверенный, ничего не знающий о компромиссах и обходных маневрах. Взгляд медведя. Зоринский взгляд.

Быстро же вчерашний птенчик превратился в злобного хозяина тайги… Лыков одернул себя. «Не спеши с выводами, Анатолий Тимофеевич. Гены генами, но Иванами Зориными не становятся за день, и даже за месяц. Мальчик изменился, это факт, однако до мудрого и сильного медведя ему еще расти и расти. Да, Кирилл уже не медвежонок, есть своя стать, первые задатки взрослости, но для зрелого хозяина леса в его глазах все еще слишком много дури и подростковой неуклюжей торопливости».

Было заметно, что Кирилл с трудом удерживает себя на месте, не знает, куда приложить кипучую энергию: он то хватал кружку с выжимкой из перебродивших грибов, механически отпивал глоток и отставлял, то барабанил костяшками пальцев по столу. Жажда действия — движение ради движения — подтачивала его изнутри, призывала… Куда, кстати? Вот это и надо выяснить в первую очередь.

— Здравствуй, Кирилл, — Лыков не протянул молодому человеку руки, но голову наклонил с достаточно почтительным видом. И тут же ругнул себя за то, что переигрывает. Ну, не может взрослый человек испытывать почтение к зеленой малолетке! — Рад тебя видеть, хотя ответной радости, понятное дело, не жду. У тебя что-то стряслось? Могу я помочь?

Зорин заерзал на стуле, пытаясь усесться удобнее.

— Вы говорили о мести, о наказании виновных. Так я готов. Хоть прямо сейчас!

Похоже, молодой Зорин не терпел долгих предисловий. Что ж, тем лучше. Умение переходить сразу к делу — далеко не худший дар.

— Прямо сейчас не надо, — Лыкову пришло в голову, что подобная двусмысленность может содержать в себе угрозу. «Почему бы не убить беззащитного старика Лыкова?» — кто знает, не появлялась ли такая мысль в черепной коробке Зорина. — Месть не терпит скоропалительных решений. Так кого ты хочешь наказать?

— Сомова! — ответ последовал незамедлительно, и в голосе Кирилла не было ни тени сомнения.

Анатолий надеялся услышать эту фамилию, он настойчиво подводил юного мстителя к данному шагу, однако все получилось настолько легко и просто, что вместо полагающейся радости возникло весьма устойчивое сомнение.

— Хм… и что же тебя, так скажем, сподвигло?

Кирилл ухмыльнулся:

— Мне соврать или лучше промолчать?

— Но…

— Анатолий Тимофеевич! — Зорин говорил с вызовом, в каждом слове его сквозило плохо скрываемое презрение. — А вам не насрать ли на мои причины? Я хочу поквитаться с Сомовым… нет, я хочу его убить. Вам этого мало?

От наглого натиска собеседника Лыков растерялся: не ожидал он ничего подобного от этого тихого скромника.

— Мне нужна ваша помощь, вернее, ваши связи, — Киря не стал дожидаться пока Анатолий Тимофеевич разберется со своими эмоциями, и в немногих словах обрисовал все, что произошло на полигоне. И — главное, — то, что случилось потом.

* * *

Стоя в центре Пролетарской, Кирилл тщетно пытался прийти в себя. Но алая пелена бешенства никак не желала выпускать мозг из своих обволакивающих объятий, а во рту прочно обосновался привкус тухлятины. Юноша чувствовал себя так, будто его с головой макнули в нечистоты. Глумливый смех по-прежнему стоял в ушах, перед глазами кривлялись толстые, самодовольные рожи охотников. И, перекрывая все, с презрением смотрели на него две пары глаз. Ирина и Федор. Федор и Ирина…

— Ну, Павлуха, ты дал копоти! — подошедший Сигурд хлопнул Зорина по плечу, возвращая юношу обратно в реальность. — Признаю, женка у Вольфа ладная, но надо ж понимать, кто они и кто мы!

— Да все я понимаю… — буркнул Кирилл.

Егерь вновь держался подчеркнуто дружелюбно, однако забыть, как этот улыбчивый здоровяк совсем недавно обещал выбить ему мозги, никак не получалось.

— Дай-то бог, парень, дай-то бог…

Сигурд отправился командовать уборкой полигона, а к Зорину подошел Вотан.

— В порядке? — спросил он.

Кирилл кивнул.

— Врешь! — оскалился одноглазый. — Видел бы ты сейчас зенки свои бешеные… Ладно, что было — то прошло. Но на будущее — смотри, Ромео! Ты теперь не сам по себе, а член команды. В случае чего, всех нас подставишь. Усек?

— Усек…

— Вот и ладненько. Тогда держи свою премию, боец, и слушай мою команду: отдыхать — ать-два! Считай, что на два дня у тебя увольнительная. Оттянись как следует и все забудь.

— Так ведь уборка… — машинально засовывая ненавистную «премию» в карман, попытался возразить Кирилл, но егерь решительно махнул рукой:

— Найдется, кому прибраться! Уж не знаю, как там у вас с Вольфом на самом деле вышло, но совет он тебе хороший дал, вот и воспользуйся им. У тебя сегодня, как-никак, третий день рождения. Так что вали, счастливчик!..

Алкоголь с каждым разом помогал все меньше. Взгляд Кирилла снова и снова возвращался к вип-зоне, в которой шумно веселились охотники. Зорину казалось, что он отчетливо различает в шуме и гомоне то ядовитый смех Ирины, то звучный голос Сомова.

«Что делать? Что же делать? — стучали в голове невидимые молоточки. — Может, ворваться туда? Автомат-то не отобрали. Ворваться, и прямо с порога… Нет! Охрана теперь настороже. Зная Федора, можно ожидать, что он дополнительно проинструктировал своих псов. Да и Лукич своих — тоже. Наверняка следят. Положат еще на подходе… Но забыть? Простить? Не-ет!..»

Решение пришло неожиданно. Зорин вскочил с места и опрометью кинулся в егерьскую «спальню».

Рюкзак Павла был на месте, а во внутреннем кармане, — это Кирилл знал точно, — брат всегда держал чистую бумагу и карандаш. На всякий случай…

Не успел юноша закончить свое короткое послание, как в комнату вошел Сигурд.

— О, Павлуха, и ты здесь? А я думал, ты того… оттягиваешься…

— Еще не вечер… — пожал плечами Кирилл, с трудом изображая ответную улыбку.

— Тоже верно. Ну, пойду и я, пожалуй…

— Сигурд! У меня к тебе… просьба… — Зорин облизнул губы. «Спокойно, Киро! Только спокойно! Он должен тебе поверить…»

— Да ну? — егерь остановился у самой двери, вернулся обратно и присел на топчан напротив юноши. — Излагай, братуха.

— Это насчет Вольфа… — Кирилл изо всех сил старался выглядеть смущенным. — Понимаешь, я…

Взгляд Сигурда посуровел.

— Опять?!

— Да нет! То есть — наоборот… По-дурацки оно все вышло…

— Согласен. Но он же сказал — забыли и забили. Или нет?

— Да он-то сказал, а мне теперь… В общем, я извиниться хочу. И впрямь, чего я завелся? Еще вас всех чуть не подставил…

Сигурд оскалил зубы в одобрительной улыбке и ощутимо приложил собеседника ладонью промеж лопаток.

— О, никак, у нашего птенчика командный дух просыпается? Хвалю, Пабло! Так за чем дело стало? Или не знаешь, где они сидят? Сходи, хлопни с мужиком мировую. Он сейчас, наверное, как раз дошел до нужной кондиции…

Кирилл поморщился:

— Он-то, может, и дошел, а вохры его…

Егерь наморщил лоб:

— И то верно, брат. После того, что ты сегодня учудил, могут и в рыло засадить с порога.

— Вот я и думаю… Я тут это… записку написал. Так, мол, и так, был не прав, больше не повторится, все дела… Отнесешь?..

* * *

Анатолий Лыков буквально заходился от бешенства. К многочисленным недостаткам юного Зорина прибавился еще один: непроходимая тупость! Лыков и раньше сомневался в наличии у Кирилла мозгов, но теперь все сомнения остались в прошлом. Он тупой! Самонадеянный, тупой псих! Беспросветный клинический идиот! Это же надо такое удумать — дуэль! Дуэлянт хренов! Пальцы бывшего начальника Сталинской самопроизвольно сжались в кулаки. Вот бы врезать по морде недоделанному боксеру!

Вызвать Сомова на кулачный бой — большей глупости представить нельзя. Этот красносельский громила уже доказал, на что способен, и в результате Петя расстался с жизнью. А зоринскому выродку до Пети, который трижды завоевывал чемпионский кубок по «рукопашке», как до Луны. И ладно бы наивный инфантил рисковал только своей дырявой башкой, так он и ему, Лыкову, всю картину мира изгаживал до полного непотребства!

— Ты вообще-то понимаешь, что жизнью рискуешь? — сказал Лыков, глядя в потолок, потому что боялся не справиться с собой. — Хотя какой там риск! Переть голой жопой супротив паровоза — это не риск, это самоубийство в извращенной форме!

— Вы мне главное помогите «варежки» эти достать, с шипами, а уж за остальное не волнуйтесь, то мое дело, — сказал Киря нахально.

Едва услышав просьбу, Анатолий взорвался, наорал на юношу, покрыл его таким отборным матом, что дело совсем чуть-чуть не дошло до хорошей драки. Может, и жаль, что не дошло — вдруг бы выбил из молодняка всю дурь и спесь… Эээх!.. Ну да что теперь сокрушаться, не выбил, а сейчас и подавно не выбить. Как бы там ни было, молокосос всерьез собрался мериться силой с Федькой. Какой редкостный мудак…

Сомов с огромным удовольствием вышибет своими огромными кулачищами из последнего Зорина дух, а у предпоследнего Лыкова отберет единственную надежду на триумфальное возвращение на трон. Как же трудно работать с неадекватами! Непредсказуемость и полное отсутствие логики — худшее подспорье в политических игрищах…

Лыков не выдержал и застонал в полный голос. Рядом никого не было, но собственное бессилие угнетало и приобретало вот такие дикие формы. Неконтролируемое проявление слабости и отчаяния унизительно само по себе. Такими темпами можно дойти до прилюдных истерик и соплей. «Зорин, сука, ненавижу!!!»

Способность мыслить правильно, то есть не опираясь на обманчивые чувства и лживые эмоции, сохраняя трезвость рассудка и абсолютное, невозмутимое спокойствие, казалось, оставила Анатолия. Приходил в себя он непозволительно долго, постоянно срываясь и поддаваясь на провокации возмущенного сердца. Кое-кого хотелось удавить собственными руками, не прибегая ни к какой дуэли. «Дебилов нужно давить, пока они маленькие. Что же ты, Иван Николаевич, вовремя в ребенке своем умственную слабость не разглядел?»

Достать перчатки серьезной проблемой не станет, особенно для того, кто знает, где искать. Сложнее с парализующей слюной из жвал мутантов. Вещь по нынешним временам дефицитная, от того непотребно дорогая. Экзотика — а за экзотику дерут в три шкуры. Рвачи, одно слово.

Пару бегунков можно отправить хоть сейчас, одного в Бандитский треугольник, — шипастые «варежки» изготавливаются именно там, другого… Лыков задумался. Слюну мутантов можно купить в двух местах, и в одном — значительно дешевле. Правда, туда не всякий посыльный сунется, а если даже и сунется, то за доставку такой гонорар стребует, что вся экономия прахом пойдет. Значит, особого выбора нет.

Теперь финансовый вопрос. На перчатку он худо-бедно наскребет, но за яд платить нечем, как и за услуги бегунков. Проблема, конечно, решаемая, остались у него кое-какие схроны с запасами на совсем уж черный день, но все они не здесь, не на Таганской. А в схрон бегунка не пошлешь, своими ногами шевелить придется.

О возникшем препятствии Лыков честно поведал Зорину, умолчав только о схронах:

— Так что, Кирюша, с ядом не получится, деритесь без изысков. Может, хоть жив останешься… Калекой, но…

— Нет, все должно быть справедливо. Я его вызвал, я и должен все обеспечить. Значит, и расходы — мои, — Зорин порылся в рюкзаке и достал два рожка. — Вот, держите.

— Кто ж тебя финансирует? — спросил Лыков, не скрывая удивления.

— Сомов и финансирует, — впервые за весь разговор Кирилл улыбнулся. — Это же его чертова «премия». Если не хватит, думаю, Вотан не откажется одолжить…

— Ах, вот оно как… Что ж, егеря — люди не бедные. Жаль только жизнь у них короткая… — Лыков был доволен, что тайна обеспеченности парня раскрылась столь незамысловато. — Ну а в секунданты тоже кого из новых знакомцев возьмешь?

— Нет, не хотелось бы посторонних впутывать.

— Это верно. Семейные дела лучше и решать семейно. Считай, что я согласился, хоть ты меня еще и не просил…

Кирилл наклонил голову и покивал, будто соглашаясь с кем-то, но благодарить не стал.

— Да, так вот. Патроны у меня есть. На перчатках вы не экономьте, две пары берите, правую и левую каждому. Скажите только, где умельца найти, что ядами торгует. Я сам схожу.

— Скажу, Кирилл, чего ж не сказать? Одного до сих пор понять не могу: неужели ты всерьез надеешься живым остаться?

— Вы хотели голову Сомова? Вы ее получите. А остальное…

«Не ваше дело», — мысленно закончил за нахала Лыков, и только руками всплеснул от неслыханного и беззастенчивого бахвальства щенка. Но адресом «умельца» все равно поделился, терять уже было совершенно нечего. Он хотел было посоветовать безумному мальчишке пару финтов, но, глядя в эти глаза, фанатично верящие в «справедливость», решил, что вопросами подстраховки займется лично…

* * *

Пока Зорин путешествовал, Лыков ни на миг не оставлял попыток хоть как-то поправить ужаснейшее положение, в котором он оказался благодаря юному обалдую. Некоторую надежду, совсем-совсем осторожную, Анатолий питал в отношении дочери. Оказывается, Ирина вызвалась быть секундантом своего муженька. Сможет ли она выступить на стороне отца, а заодно и Зорина, в самый ответственный момент? Небольшие шансы на это имелись, зерна сомнения в ее черную душонку посеять удалось. Ордер на арест мужа — серьезный аргумент покинуть тонущий корабль. Конечно, пробоина — целиком плод фантазии, а также ловких манипуляций с бланком, подписью доверенного лица Москвина и печатью, но Иринке все эти мелкие каверзные подробности неизвестны. Мучается ли она сомнениями? Наверняка!

Что еще… «В рукопашном бою двух неравных бойцов сила всегда на стороне пули». Мудрое изречение. Пистолет с собой надо прихватить обязательно. Это, конечно, нарушение всевозможных правил, кодексов чести и прочей лабуды, которой взрослый человек, борющийся за весьма серьезный приз, не будет озадачиваться даже в мыслях. У потомственного лузера Кирюшки шансов нет в принципе, зато товарищ Лыков, хорошо знающий жизнь, может изменить расстановку сил в изначально глупом и бесчестном мероприятии.

Вот и все приготовления. Негусто, если честно, но чем уж богаты… Лыков опять позволил себе легкую ностальгию о прошлом. Тогда его окружали десятки и даже сотни соратников, хорошо вооруженных, обученных, верных, вопрос о деньгах возникал лишь при утверждении бюджета, а от ближайших врагов отделяло несколько союзных красных станций и великое множество блокпостов. На его стороне была власть и сила, что обеспечивается этой властью.

«Благословенные времена… Как же я хочу вас вернуть!»

До возвращения Кирилла он предпринял еще одну попытку: подослал к Сомову пару соглядатаев, в чью задачу входило прощупать охрану новоявленного красного босса на предмет наличия брешей и слабых мест. Соглядатаи вернулись ни с чем, развели руками, что-то жалобно промямлили о «беспрецедентных мерах безопасности» и доложили, что если бы и согласились на выполнения задания, то все равно уже поздно — объект спешно выехал со станции в направлении Курской.

* * *

Команда Сомова вернулась на Таганскую так же неожиданно, как и покинула ее двумя днями ранее. Правда, прибытие было обставлено гораздо пышнее и эффектнее, нежели тайный и поспешный отъезд. Дрезина ворвалась на станцию с оглушительными «паровозными» гудками, подаваемыми как с боевой колесницы, а также с громогласным ором и пьяным хохотом.

Из семи пассажиров на ногах держалась лишь парочка телохранителей. Остальные, не исключая «возничего», неустанно продолжавшего подавать звуковые сигналы, что называется, лыка не вязали. Пьяные солдаты посыпались на платформу; кто-то тут же завалился на спину, со всей молодецкой дури приложившись головой, кто-то, не в силах удерживать вертикальное положение, уселся прямо на гранитный пол. Тоненькую фигурку Ирины Лыков разглядел издалека не сразу: дочка самостоятельно сойти на платформу не могла, и охранники, те, что еще подавали признаки жизни, взяв ее под руки, осторожно выводили наружу. Сам же Сомов, — оказалось, что он и был невменяемым возничим, — выходить категорически отказывался. Он то и дело отрубался на своем «предводительском» месте, заваливаясь на бок, отчего просыпался и, с неизменным криком «Стакан мне, быстро!», вновь забывался скоротечным сном.

— Свинья!

Нелицеприятный эпитет предназначался Федору. Пьяной же в дрова Ирине полагался ремень. В лучшие времена Анатолий точно бы всыпал ей по первое число; жаль, сейчас это не получится, выросла дочка. Полнейшей шлюхой и дрянью выросла!

От нечаянной злости Лыков заскрипел зубами. «Идиоты! Мало того что светятся на вражеской территории, так еще и позорят — не себя, с ними как раз все понятно, — ВСЕХ БОЛЬШЕВИКОВ!» В особенное бешенство приводил факт наглого транжирства народных денег!

Анатолий совершенно забыл, что разудалая парочка находилась на Ганзе под чужими именами, следовательно, позорить могла в лучшем случае Рейх да Краснопресненскую. И вообще, в прежнее время Лыков не замечал за собой столь болезненной реакции на пьяные выходки однопартийцев. Но сейчас бывший глава севера Красной ветки злился, и злился отчаянно, не думая больше ни о чем.

Чуть позже, когда эмоции немного улеглись и вернулась привычная трезвость мысли, Лыков, с присущей ему тщательностью и вниманием к деталям, оценил возможность покончить с Сомовым здесь и сейчас, пока враг пребывает в жалком, если не сказать скотском, состоянии. Взять и пристрелить ненавистного мерзавца. Пустить пулю в «башню», избавляя Сталинскую, а заодно и весь север ветки от властолюбивого гнуса. По всему выходило, что определенные шансы на дерзкую авантюру имелись, причем довольно неплохие: телохранители, на руках которых висела Ирина, явно не могли уследить за многолюдной платформой и той толпой, что собралась поглазеть на дебоширов. Половина дела, связанная непосредственно с ликвидацией, была, можно сказать, обречена на успех. А вот со второй частью, то есть с безнаказанным исчезновением, возникали проблемы. Стрелковыми талантами Лыков никогда не славился, да и крошечный его пистолетик, предназначенный, прежде всего, для скрытого ношения, на длинные дистанции рассчитан не был. Значит, стрелять придется с близкого расстояния… В этом-то вся и беда. Охранники, в какой бы кондиции они не находились, ответный удар нанести успеют. И от заманчивого на первый взгляд плана пришлось отказаться. Подставлять под пули собственную шкуру высокопоставленному коммунисту в отставке еще ни разу не приходилось, и эту славную традицию он на старости лет менять не собирался. Найти бы фанатика, подобного Прокопу, да где ж такого по-быстрому сыщешь?

Неудача расстроила Анатолия: судьба вроде благоволила ему, подкидывая на стол козырные карты, а только распорядиться ими все не получалось. Хватку, что ли, растерял? Да нет, ерунда! Выбирались же из передряг и похлеще этой. Хорошие шансы жаль упускать, вот что плохо. Фортуна — девка капризная, за мотовство может и отомстить…

Вместо привычных активных действий пришлось залечь на дно, что в переводе с дипломатического на русский означало вновь вырядиться бомжом и неустанно шпионить за перемещениями сомовской бригады. Перемещения эти, к счастью, не отличались разнообразием маршрутов. Буйная шобла завалилась все в те же вип-хоромы и, выставив единственного «охранителя пьяного спокойствия», на долгие часы затихла в алкогольном бреду.

На своем наблюдательном посту Лыков и встретил Кирилла, вернувшегося из непродолжительного вояжа. Выглядел Зорин как пионер — усталым, но довольным.

«Чему радуешься, дурачок? Смерть же свою несешь. Глядишь, без яда на кулачках помахались бы, да разошлись. Сомов — на Красную ветку, ты — на полгода в госпиталь, но все лучше, чем на кладбище. — Анатолий с раздражением отметил, что жалеет молодого идиота. — С чего бы это? Вдруг, и правда, расклеился к старости?.. Глупости! До Альцгеймера еще дожить надо!»

— Анатолий Тимофеевич, за кем это вы шпионите? — Кирилл и не подумал тратить время на приветствия, только ухмыльнулся криво.

— А ты как думаешь? — Лыков не сдержался от ответной подколки. — Пока ты по другим станциям прохлаждаешься, у нас здесь Сомовы обосновались.

Анатолий обругал себя за невольно сорвавшихся с языка «Сомовых» — даже на словах стоило дистанцировать Ирину от Федора. По крайней мере, в глазах Зорина. «Черт побери, точно сдаю! Устал от жизни этой собачьей: ни помыться по-человечески, ни пожрать нормально. Даже бабу ладную не приголубить — какие уж тут женщины для безденежного бродяги?..»

— Анатолий Тимофеич, что с вами? — Кирилл искренне подивился застывшему на несколько секунд собеседнику. Вроде бы раньше подобной задумчивости за стариком не водилось.

— А? Что? — Лыков не сразу вернулся к реальности. — Ничего… ничего… Хотя ты знаешь, Кирюша, вообще-то не такое оно и «ничего». — Анатолий посмотрел на Зорина с непонятной грустью, тяжело вздохнул и негромко продолжил: — В последнее время я постоянно вспоминаю прошлое. Счастливые дни, когда был жив Петя, любимая Сталинская казалась незыблемой, а самым страшным врагом после Ганзы значился по-своему порядочный человек. Твоего отца имею в виду. Он боролся с авторитарным Лыковым, Лыков — с фанатичным Зориным, и все были довольны. Сейчас я вижу, что нам незачем было убивать друг друга: высокая политика, конечно, требует жертв, но не таких. Проигравшему полагалось уйти на почетную пенсию, а победителю — либо сохранить и укрепить свою власть, в моем случае, либо значительно расширить имеющуюся, это уже про Зорина-старшего. И незачем было устраивать дуэли смертоубийственные, хоронить детей и отцов… Кирилл, я не могу простить себе, что допустил ту несчастную дуэль, позволил сыну… — голос Анатолия дрогнул, и он замолчал.

— Хотите отговорить меня от боя?

Лыков пожал плечами:

— Та дуэль стала фатальной. И для победителя, и для побежденного. Я, как ты знаешь, попытался доставить сына на Ганзу, только там его могли спасти, но было поздно… В результате я изгнан и похоронил Петю. Триумфатор Зорин тоже мертв, а его сын Кирилл… Впрочем, кому, как не, тебе быть в курсе, что случилось с его сыном. А плодами войны Лыкова с Зориным воспользовался Сомов. Он один собрал все трофеи: власть, богатство и даже дочкой сверженного диктатора разжился. Не за это мы с твоим батей бились. Не за это. Отговаривать тебя от боя в десятый раз не собираюсь, мою точку зрения ты и так прекрасно знаешь — это будет не бой, а бойня. На этот раз могучий Голиаф растопчет малыша Давида.

— Не понял, вы про кого?

Анатолий лишь в раздражении отмахнулся:

— Неважно. Ты мне никто. Даже меньше, чем никто — наследник злейшего врага и, наверное, сам по себе враг. И я не буду оплакивать твою смерть. Но хоронить тебя я не хочу. Честно. Мне скоро встречаться с твоим отцом, чувствую, что туберкулез не сегодня завтра добьет, так вот… Я бы хотел обломать твоего родителя: передать, что любимого Кирюшку ему ждать еще очень и очень долго.

— Что-то я вас сегодня не узнаю, — младший Зорин недоверчиво улыбнулся.

— Устал я, жутко устал. От того, видать, и подраскис, — Анатолий посмотрел на молодого собеседника. — Пожил бы ты еще годков хотя бы тридцать, фамилию достойную продолжил. Не спеши на тот свет, там, как знающие люди говорят, уже не протолкнуться, и рай, и ад переполнены.

— Спасибо, Анатолий Тимофеевич, — Кирилл задумчиво кивнул, лицо его стало серьезным. — Правда, спасибо.

* * *

Слова не помогли. Анатолий передал Зорину коробку, в которой погромыхивали доставленные «варежки», и поплелся на ужин, который, как уж повелось в последнее время, проходил в одном и том же питейном заведении «У Лександрыча».

Здесь их и застал один из телохранителей Сомова. Он недолго выискивал кого-то среди многочисленных посетителей и, заметив Кирилла, немедленно подошел к нему.

— Ты Зорин?

— А тебе зачем?

— Слышь, парень, мозг мне не компостируй, а? — набычился верзила; чувствовалось, что он едва сдерживается от того, чтобы получить интересующие его сведения более привычными средствами. Например, при помощи удара кулаком в нос или ногой — в область почек. — Ты Зорин? Да или нет?

— Ну, я, и чё? — сдался Кирилл.

— Через плечо! Телеграмма, ёпт! — «сомовец» скривил физиономию в презрительной ухмылке. — Получи и распишись… Умник, мля!

Он передал адресату запечатанный конверт без надписей и опознавательных знаков, но уходить не спешил.

— Чё вытаращился? Маляву прочитал, ответ дал, все просто…

— Так ты ответа ждешь… почтальон? — проговорил Кирилл, возвращая ухмылку. Он неторопливо вскрыл конверт, из которого выпал сложенный вчетверо листок серой бумаги. — Что тут у нас?

«Двухсотый метр. Таганско-Курский перегон. Сегодня, 3 часа ночи». Под неровными, прыгающими строчками крупные, но так же криво начертанные инициалы «Ф. С.».

— Вот оно что… — смысл написанного дошел до Зорина не сразу, но когда он наконец разобрался, то мгновенно изменился в лице.

Зорин передал записку напряженно ожидавшему Анатолию. Тот оказался догадливей, и выматерился практически сразу же:

— Шустрый, засранец! Когда только выследить успел…

— Так что передать… Вольфу? — эмоциональная реакция адресата и его спутника не произвела на телохранителя никакого впечатления. Он был явно не в курсе происходящего и не горел желанием во что-либо вникать.

Date: 2015-06-05; view: 384; Нарушение авторских прав